РАЗДЕЛ 6-й. ДЕВЯНОСТЫЕ.
Сегодня этот период называют «лихими девяностыми». Может быть для общей их оценки, это определение и подходит (Обобщенно), но для тех, кто их (это десятилетие ) прожил от начала до конца, вряд ли подойдет такое (броское) определение. Развал и, какая-то внешне восторженная массовая деградация людей, причем- на всех уровнях. Вроде бы и понимают, что все идет не так. Но неисповедимое наше стремление к мазохизму, самоистязанию ( по принципу --интересно-а как оно будет дальше?!)превалировало в те годы в сознании людей.
Казалось бы- видели, что плохо, понимали, что будет еще хуже, и все равно шли по этому пути, как кролики, по гипнозу удава….Как обычно- голова того «удава» находилась на самом верху, действующей в то время власти.
Это был настолько, извините, идиотский период, когда многие хотели перемен, но абсолютно не знали-какие это будут перемены- подъем в гору или падение в пропасть….Но так, как эти перемены генерировались властью, вроде бы как государством, то многие им верили, не подозревая, какими потрясениями обернутся те перемены и для государства, и для них лично.
Изо всех щелей повылезали разные «обиженные» и «ущемленные», добитые и недобитые, все чего-то требовали:-признания, возмещения и т.п.Из Верховного Совета Союза сделали балаганное посмешище, где одни клоуны сменяли на трибуне других…..
Государство, как и рыба, гниет с головы. Метастазы развала растекались по регионам, как вирус, разрушая то, что хоть как-то было слеплено до сих пор. Национальные окраины, быстро забыв про союзную (читай –российскую) кормушку, начали спешно (и как показала жизнь-безуспешно) отделяться, в первую очередь поднимая вопросы политической самостоятельности, но продолжая на полу-халявной основе, питаться подачками из «центра».
Все это было, весь этот хаос, подчеркиваю, никто и не пытался упорядочивать, наоборот верховные власти и полуживого Союза, и новые «суверены», только подпитывали все эти процессы и подтверждали различными нормативными правовыми актами.
Ну это там- Наверху. Можешь смеяться, уважаемый Читатель, но были в то время и нормальные прогосударственные люди, в разных отраслях народного хозяйства, которые вначале не замечали ненужной политической возни во властных структурах и просто делали свое дело.
Они, к сожалению, не понимали, что разрушение политического устройства, обязательно повлечет. за собой еще более разрушительные действия, не только во всех отраслях народного хозяйства, но и в повседневной жизни людей.
Наше, старейшее на Юго-Западе Союза Научно-Производственное Объединение «Днестр», куда входили – НИИ Овощеводства и Орошаемого земледелия, двенадцать семеноводческих совхозов в разных зонах Молдавии и Опытно-конструкторское бюро, достигло к этому периоду, наивысших за всю свою историю , научных и производственных показателей. Мы выдавали для нужд страны более 2500 тонн семян овощных культур, как элитных, так и высоких репродукций.
Нам нужна была перестройка качественной стороны семеноводства – очистки, шлифовки, инкрустации семян, а также –их упаковки и реализации. Товар у нас был-надо было только придать ему соответствующий рынку вид и обеспечить всю цепочку взаимосвязей –от поля –до рынка.
Мы искали партнеров и в Союзе , и за рубежом. Нашли солидную, тоже семеноводческую фирму в Германии, в Гамбурге. Установили хорошие рабочие котакты с руководством, взаимно познакомились с тем, что реально имеем мы, и что могут сделать для нас они. Несколько раз наносили рабочие визиты-мы-в Гамбург, они –в Тирасполь. (Смотри материал «Казаки на память» в этот разделе).
В принципе –все было готово к взаимовыгодному сотрудничеству, но развал Союза в первом году Девяностых –поставил крест на этом проекте.
Параллельно мы работали с крупной итальянской фирмой, по вопросам переработки овощной продукции и её консервирования. И тоже все было готово, даже проекты контрактов, но закончилось все также, как и с Германией. В конце декабря девяносто первого года, мы с генеральным директором, поехали в Москву на подписание контракта, но итальянцы вежливо отказались, заявив –вы вначале разберитесь, что творится у вас в стране-а потом посмотрим…(Дело было через две недели после «подписания соглашения» в Беловежской пуще о роспуске Советского Союза).
А жизнь подбрасывала все новые и новые проблемы.
Молдова уже год считала себя «суверенной», но по линии науки и семеноводства, мы (наш НИИ) по-прежнему фининсировался из Москвы, но, через Управление науки…в Кишиневе. В зиму начались обострения между Молдовой и Приднестровьем, вплоть до вооруженных конфликтов.
В ответ на прямые угрозы, в Тирасполе было образовано Черноморское казачье Войско, куда постепенно влились те, « в ком текла хоть капля казачьей крови». Меня на сходе избрали кошевым атаманом Войска (смотри материал «Как это было» в этом же разделе). Забот прибавилось .
Этот сумбурный первый год девяностых, вобрал в себя столько моментов, что вряд ли это вместилось бы в большую книгу, но мы пишем только вступление в 6-й раздел, поэтому не будем вдаваться в подробности этого года, так как нас ждут еще много лет этого же периода. Пойдем дальше.
Из радостных событий года, уместно отметить, что появился на свет и первый внук у нашего сына, Василия- назвали его Андреем.
Второй год девяностых для нашего региона, начался в словесных перепалках с соседней Молдовой, постепенно переросших в настоящую братоубийственную войну. Я, работая в сложных условиях по основной работе, после работы занимался вопросами возрождения казачества, непосредственно организовывал казачий округ в Слободзее, ездил с атаманом ЧКВ Кучером А.В. в Москву на Совет Атаманов Союза казаков России, не попал в поездку атаманов на Дальний Восток, хотя был в списке, подписанном Б.Н.Ельциным (Смотри материал «Как это было» в этом разделе).Выступал в печати, пропагандировал казачество, помогал чем мог в становлении Войска.
Во время молдо-приднестровской войны, по ночам, с куском арматуры в руках, дежурил по берегу Днестра с коллегами по работе, так как были возможны всякие провокации и диверсии.
Осенью 1992 года, в Приднестровье организовали Министерство сельского хозяйства. Первый министр, Митиш Н.Г., пригласил на работу меня в качестве заместителя министра по экономике. Жил он за городом Бендеры, в поселке Гыска, в т.н. «серой» зоне, где совсем недавно шли бои, поэтому приезжал на работу поздно и уезжал рано, в том районе действовал пропускной режим , усиленный в ночное время. Поэтому огранизация структуры нового министерства, осуществлялась мной, тем более, что жил я от здания министерства менее, чем в 100 метрах. За три года сменилось три министра, а так как я был всегда на месте –то соответственно многими текущими делами, мне и приходилось заниматься, короче говоря – быть постоянным исполняющим обязанности Министра.
Память подсказывает интересный момент из моей жизни в этом периоде. По многим причинам , не только из-за неурожайных лет, у нас в Приднестровье, пошли проблемы с зерном и, соответственно с хлебом.
Начали появляться с ночи очереди за хлебом, нарастало напряжение по всей Республике. Мне, как ответственному за агрокомплекс, поручили отправиться в Ростов-на Дону, вроде бы была договоренность по обмену нашего коньяка и вина на зерно. Кроме меня в рабочую группу, включили директора Бендерского элеватора с его заместителем. Решили ехать на машине, такой микроавтобус «РАФ».
Почему не поездом и не самолетом? Дело в том, что Руководство Республики в жесткой форме приказало привезти хотя бы 3-4 вагона зерна, так как положение было критически и надо было обеспечить хлебом, хотя бы спецпользователей(больницы, детсады, армия, и др.).Для этого выделили 60 тысяч долларов…наличными, чобы купить зерна, на сколько хватит денег. Показывать (декларировать) их было нельзя, поэтому поехали на автомобиле.
Не думал никто из нас, чем обернется нам эта наличность….Хотели купить зерно за наличные –комбинат «Донхлебопродкукт» не принимает наличными без таможенной декларации на границе, хотели сдать в банк или сберкассу –тоже требуют подтвеждение. Вобщем- нигде их не принимают и нам девать некуда. И где?! В Ростове –столице жулья Северного Кавказа. Весь город мгновенно узнал, что у нас есть деньги бумажные. Живем в гостинице «Ростов» , где любой дверной замок гвоздем можно открыть….Что хочешь-то и делай!.
Я три дня не мог пробиться к губернатору области. Был там долгое время такой важный «глава», с не менее важной фамилией –ТУЗ. Когда я к нему-таки попал, раскрыл свой дипломат, а там 12 бутылок нашего, лучшего по тем временам в Союзе, коньяка, разных лет выдержки –от 5-ти- до 40 и предложил обмен-мы им коньяк и ароматизированное вино –Букет Молдавии, а они нам –зерно; передал ему коньяк, а он позвал меня в смежную с его кабинетом комнату, где на большом, во всю стену многоярусном стеллаже, стояло масса бутылок вин и коньяков из разных стран –Французские, албанские, итальянские и т.д..
Он мне показал, а потом так, неприятно сказал: «На хрена мне твое питье! Его еще продавать надо, а мне дают за зерно любую валюту, сегодня, сейчас! Вон-очередь в приемной ежедневно, за любые деньги или за нужный нам дефицит…».
Он меня мурыжил дней 10, каждый раз придумывая новые отговорки. И, всегда заканчивал он беседу со мной словами: «Я-глава области, а Собес, где подают нищим, находится в этом же здании, но с противоположной стороны». В итоге –запретил меня впускать в здание обладминистрации. Пожаловаться в области на главу области- смешно…,а зерно-то нам крайне необходимо.
Надоели мы всем тогда и Ростову , и Москве, но зерно все-таки получили по распоряжению премьера Виктора Черномырдина. Я узнал об этом в комбинате хлебопродуктов и собирался уже отправляться домой, но при выходе из гостиницы, дежурная поставила меня в известность, что пришел какой-то парень, ищет министра селького хозяйства из Тирасполя. Вон ,мол, он присел в кресло и заснул.
Я подошел к тому человеку. Грязный, не бритый, вид такой недовольный. Спрашивает-: «Вы-министр из ПМР?». «На сегодня, да- отвечаю –а вы кто?». «А я из Рыбницы, из хлебоприемного пункта,привез сюда четыре вагона вина, к нам завезли его из Дубоссар, в Рыбнице погрузили ящики в вагоны. Четыре вагона вина четырехосных и один двухосный вагон для людей. У вас машина есть, а то я на такси приехал и мне надо срочно обратно к вагонам. Я договорился с охранником на элеваторе, чтобы присматривал за вагонами, и пообещал, что через пару часов вернусь. Дал ему бутылку вина, он и согласился пока подежурить. Пожалуйста, поедемьте туда. Я уже семь суток в дороге, ни помыться, ни горячего поесть, да и оставить нельзя, товар дефицитный. Я прошу вас –помогите! Просто не знаю, что мне делать!».
Мы с ним поехали а левый берег Дона, там, за зерновым элеватором, в голой степи, стояли четыре вагона…с вином.
Пока мы ехали, экспедитор из Рыбницы, рассказал, как они неделю ехали по Украине. Готовый сюжет для фонтастического фильма. Пять вагонов выехало из Рыбницы. В каждом вагоне с вином, по одному милиционеру с автоматом, пятый милиционер- находился в малом вагоне вместе с экспедитором. Пересекли границу Украины. На первой же узловой станции, Котовск, всех милиционеров задерхали «за незаконное хранение оружия», вагоны загнали в тупик. Пришлось дать ящик вина- отпустили милиционеров с оружием и подцепили вагоны к какому-то составу, направляющемуся на Восток Украины. Поехали дальше. И такие «контрольные остановки» были почти на всех узловых станциях. Их украинские железнодорожники «передавали» из рук в руки….
Довезли до Таганрога и-там бросили. Больше никто никуда везти не собирался….ЗА ящик вина (12 бутылок!), пригнали из Ростова какой-то тепловоз (специально для 5-ти вагонов) и он притянул их за 80 километров , в Ростов, подогнал поближе к элеватору и там оставил посреди степи….Все пятеро милиционеров, упаковали свои автоматы и сразу уехали домой, оставив экспедитора одного, посреди степи, с четырьмя вагонами, классного бутылочного вина. Такой сюжет этой драмы, но не конец….
Мобильных телефонов в то время у нас еще не было, зато исправно вещало «тряпичное» радио. На второй день, в Ростове, все, кому было надо, знали, что на левом берегу стоят четыре вагона с вином. Вскоре пришли первые «гости». Если бы кто-то из местных знал, что милиционеры с автоматами сразу уехали, то те «гости» пришли бы раньше. Но пришли пока четверо и попросили –вина….
Экспедитор закрылся в своем вагоне, сказал, что товар государственный и он перестреляет всех, кто на него (товар) позарится. Пришедшие вначале отступили, а потом собрали огромную кучу курая (перекати-поле), положили его под вагон экспедитора и просто сказали –или вино, или мы поджигаем бурьян и уходим….
Пришлось дать им по бутылке вина, хорошо что их на первый раз было только четверо. Я, сказал экспедитор, позвонил с элеватора В «Донхлебородукт», телефон дали еще в Рыбнице и узнал, что наш министр приехал, вызвали такси и слава Богу –нашел вас. Не знаю, что дальше делать. Эти местные бандиты, придут ночью и меня убьют и все разнесут….
Я договорился с директором находящегося рядом с теми вагонами, местного элеватора и он разрешил затянуть вагоны с вином на территорию элеватора. Согласовали вопрос с руководством комбината, что вино примет элеватор, зерно все равно для нас, пойдет через него. Директор элеватора согласился принять вино, однако поставил условие-только после …растаможки.
И тут снова понеслось! Уже я сам этим делом занимался. Случилась идиотская ситуация. В отгрузочных документах отписано вино-«Букет Молдавии», а на самих бутылках (на этикетках) написано «Утреняя роса». Сверху этикетки красуется название завода –«Букет Молдавии» мелкими буквами, а большими по этикетке «Утренняя роса».
Какой городская таможня подняла шум! Умышленная подделка документов, неправильные цены и т.д., до бесконечности!. Тогда я впервые познакомился с «работой» этой службы…Стрелять подряд-это очень мягко будет сказано (по тем временам). А сколько там всяких «подношений» разных, от расплодившихся еще тогда, всевозможных «фирм» и фирмочек. Какая там городская таможня, обычная организованная бандитская группировка, по государственной крышей!….
Я попробовал найти на них управу в Северо-кавказском региональном таможенном управлении, которое тоже находилось в Ростове. Начальником там была женщина, она приняла мою устную жалобу, а потом …посоветовала – да дайте вы им что-нибудь, иначе они от вас не отстанут!... Пришлось отвести той таможне пару ящиков государственного вина, подписать у них разрешительные бумаги и, наконец , «сплавить» те четыре вагона вина, комбинату хлебопродуктов, в счет будущих расчетов, а потом-убедиться, что первые вагоны с зерном пошли в Приднестровье.
Кстати, и те 60 тысяч долларов, наличными, тоже принял комбинат хлебопродуктов, в счет взаиморасчетов. Директор элеватора, который с нами работал по всем указанным направлениям, армянин по национальности, скорее всего, имел большие «полномочия» от своего областного руководства….
Ну а мы, главное, в итоге - получили несколько тысяч тонн зерна и вышли из труднейшего положения с хлебом, в том году.
Трудной для селького хозяйства Приднестровья, была середина девяностых годов прошлого века. Отработанная раньше система, не то что бы дала сбой, нет, и не остановилась. Она продолжала по инерции двигаться, но не ровно вперед, как раньше, а вперед –в пропасть.
Управление происходящими на земле процессами, опустилось на самый нижний уровень. Уже не руководители хозяйств, раньше отвечавшие за выполнение государственных планов, а руководители бригад сами распределяли продукцию, продолжая по инерции использовать все прежние змельные площади и практически никому в этом плане не подчиняясь. Причем, чем мощнее было хозяйство в советские времена, тем быстрее наступал в нем развал. Тащили все , кто мог это делать прикрываясь какими-то «фиговыми» документами.
В соседнюю Украину –перегоняли трактора, комбайны, различные машины, сельхозтехнику. Обращаться к кому-то за помощью –было себе дороже, так как абсолютно все уровни власти этим и жили, то есть способствовали вспучиванию этого хаоса. О государстве вспоминали только в СМИ и докладах, а делалось все только во вред государству и в Приднестровье, да и во всех постсоветских республиках, в первую очередь-России, где генерировались развальные действия и вирусными веерами расходились по бывшим окраинам.
В середине девяностых, мне пришлось неоднократно бывать в Москве, обивал пороги разных министерств и ведомств, стараясь привлечь внимание к нашей Респулике, предлагал различные варианты взаимовыгодного сотрудничества, даже выступил в 1995 году в центральной газете «Сельская жизнь» -со статьей «Вдали от России?!».
Да куда там! На меня везде смотрели, как на упавшего с неба…Какое там сотрудничество –читалось на всех чиновьичных московских лицах! Это что надо что-то сеять и выращивать! Да у нас в руках миллиарды живых денег на импорт! Быстро, без проблем (читай безконтрольно!) найдем и купим продукцию, да еще с наваром для себя!...(смотри материал «Веники из-за рубежа» в разделе-7-ом.). Кстати, такие же мысли, высказывал и мой кратковременный начальник, третий по счету для меня, -министр АПК в Приднестровье, который потом куда-то исчез и я его с тех пор больше не видел….
Всобщий развальный нервный психоз, постепенно охватил многих людей. Главной целью для них в тот период было –успеть, успеть как можно больше урвать для себя, пока есть что….
Дурной пример всегда заразителен. Принимаемые в России различные нормативные акты по земле и другим вопросам жизнедеятельности агропромышленного комплекса, в абсолютном большинстве своем работали против отечественного сельхозпроизводства и села как такового, а значит и против государства. Целенаправлено выбивали главные направления, чтобы загубить все от них производное. При мне было:-двое молодых людей из Сибири, выкупили под Москвой известный племенной птицесовхоз. Только оформили документы,к ним пришли представители властного жулья и сказали- вот вам полторы цены, но этот плем совхоз –через неделю должен быть уничтожен, в противном случае- вас не будет. ..И все.
А мы из того племсовхоза, получали племенное яйцо в Приднестровье и не только мы . На этой основе развивались все наши репродукционные птицекомплексы, и по яйцу , и по мясу.
Умышленно, под крышей власти, уничтожались узловые напраления - племенное дело, селекция и семеноводство, сельхозмашиностроение и сельхознаука. Было приказано (и проплачено!) все, что могло, если не уничтожить, то хотя бы отбросить наше сельское хозяйство в беспросветное прошлое, чтобы обосновывать необходимость импорта продовольствия из-за рубежа. И врагам нашего агрокомплекса это удавалось.
И введение частной собственности на землю, и эта грязная возня с распаеванием земли колхозов и совхозов, приведшая к их ликвидации, и появление мелких земельных наделов, вместо многогектарных полей, на которых можно использовать высокопроизводительную технику, тех полей, что создавались потом и кровью наших предков, прошедших через раскулачивания, тюрьмы и прочие лишения.
Все то,что было достигнуто полезного на селе– было перечеркнуто какой-то властной нетрезвой и бездумной рукой.
Мне довелось в тот период, да и позже, будучи депутатом Верховного Совета ПМР, неоднократно бывать в различных органах российской власти, в том числе и в Государственной Думе. Как председатель комитета по вопросам агропромышленного комплеса Верховного Совета, к большому сожалению, ни от депутатов Госдумы, ни от своих коллег в Приднестровье, я, в девяностые годы (да и позже), не слышал ни одного разумного слова озабоченности, положением дел в нашем АПК, тем более –НИ ОДНОГО РАЗУМНОГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ по поводу улучшения жизнедеятельности, этого, одного из наиважнейших направлений жизни государства, как Российского, так и Приднестровского. Если и были какие-то предложения, то только не в лучшую сторону….
Я нашел, обосновал, (а позже и защитил кандидатскую диссертацию по этой теме) -способ изменения ситуации в АПК не только у нас в Республике, но и на всем постсоветском пространстве, но вместо поддержки, получал только отрицание, у всех, кто к этому направлению был как-то причастен. Никто даже не пожелал, а может и не смог, вникнуть в то, что я предлагал.Просто не принимали- и все, а почему объяснить они не могли…. Поняв бессмысленность своих усилий – пошел в дупутаты Верховного Совета, надеясь там на что-то повлиять.
Поверь, уважаемый Читатель, те мои разработки актуальны и сегодня, через четверть века.
Вакуум развала был сильнее меня и таких же прогосударственников в других сферах…., тем более в составе Верховного Совета того созыва было много депутатов-руководителей из аграрного сектора.
Я много раз выступал в те годы в разных СМИ, по вопросам АПК, разъяснял, отвечал на вопросы, но наш поезд жизни уже набирал скорость …правда двигаясь не в ту сторону.
Интересно, что именно в этом Десятилетии, у меня началась творческая (художественная) деятельность. Если раньше, я много писал публицистики, по своей основной специальности, то Его Величество –Случай, подвиг меня заняться культурно-художественным творчеством.
Работая в Верховном Совете, я узнал из газет, что к нам в Приднестровье приезжает группа Геннадия Заволокина и будут они смотреть наши таланты, музыкально-художественные.
Зная положение дел во многих областях приднестровской жизни, вспомнил, что у нас пока не было полнокровных «приднестровских» песен. Было там несколько небольших, бардовских, а настоящих песен просто еще не сложилось.
Узнал я об этом 23 сентября 1998 года. За одну ночь, написал слова и музыку новой песни «Приднестровская земля». На следующий день –отвез песню в Слободзею, там наша старшая дочь Екатерина, руководила замечательным женским вокальным ансамблем «Лучия». Проигал им на баяне песню, дал каждому слова, она им понравилась и через день, мы представили песню на суд семьи Заволокиных в селе Чобручи.
Геннадию не понравился звук моего немецкого баяна, он дал мне свой инструмент и 20 минут на подготовку. А уже позже, когда записывали песню на видео, дал мне в помощники весь инструментальный ансамбль «Частушка».
Песня понравилась Геннадию, ее записали и она стала первой песней о Приднестровье, прозвучавшей на ОРТ ( центральное телевидение тогда), в передаче «Играй гармонь». Это была моя первая авторская песня на мои слова и музыку. С тех пор мною написано и озвучено около ста песен разного плана. Но именно в том десятилетии, появилась первая из них….
Насыщенным разноплановыми событиями стало дляя меня и нашей семьи десятилетие Девяностых. Отдельные знаковые моменты:
В 1993 году, как раз когда в Москве расстреливали здание Верховного Совета, мы с женой проходили лечение в санатории «Шаян», в Закарпатской области (смотри материал «Яблоки на снегу» в этом разделе);
С 1994 года и до конца Десятилетия-работал по совместительству на кафедре бухгалтерского учета и аудита Экономфака ПГУ им. Шевчено.
В 1995 году родился второй сын у нашего младшего сына Василия, тоже –Василий.
В том же 1995 году, к моему 55-летию, -получил медаль «За трудовую доблесть», уже Приднестровскую.
В 1995 году я прошел подготовку в Москве и получил Аттестат Аудитора. Надеялся заняться аудиторской деятельностью, но в Приднестровье тогда это направление было не в моде и, в первую очередь у тех, кому по долгу службы необходимо было заботиться об учете и контроле в молодой Республике. Но, видимо, не до этого было….
В 1996 году, мы, семьей, с внуком Андреем , с группой депутатов-коллег, отдыхали две недели в Ялте.
В 1997 году, мы с женой и внуком Андреем, после 16-летнего перерыва, посетили родное для нас село Ащелисай, в Казахстане. Я ездил в райцентр, виделся со многими знакомыми людьми, тогда еще бывшими в добром здравии.
В 1998 году, в составе группы приднестровцев, был делегатом 3-го Конгресса народов СССР. Встречался и знакомился со многими известными тогда людьми. Было понятно –большинство из них, особенно представителей бывших союзных Республик, больше волновали проблемы личные, а не государственные….
В 1999 году, весной, -я закончил юридический факультет ПГУ им. Т.Г.Шевченко и получил диплом юриста.
С 1994 года по 2000 год, ежегодно возглавлял (был Председателем ) Государственную аттестационную комиссию на Экономическом факультете ПГУ. Несколько раз возглавлял аттестационные комиссии в Планово-экономическо техникуме (п.Гыска) и в техникуме бытового обслуживания населения (г. Тирасполь).
В 1999 году, к 45-летию моей официальной трудовой деятельности, мне было присвоено почетное звание –«Заслуженный работник сельского хозяйства ПМР.
В 1999 году – появился на свет второй сын у нашей дочери, Марины, -Артем.
В конце 1999 года я подготовил первый в то время большой красочный календарь на 2000 год, с видами ярких мест Приднестровья и во весь - лист словами из моей песни «Приднестровская земля» и нотами. Руководство Республики дало Добро на публикацию календаря и пообещало оплатить его издание. На счете на его оплату, красовалась разрешительная виза Главы Республики. Издали 5000 экземпляров, распространили по всей республике, но счет так и не оплатили. Я тогда «влетел» в круглую сумму, перед типографией, как самый «богатый» из депутатов Верховного Совета. Это называется пропаганда и агитация за мой счет…. Такое было отношение к тем, кто шел не «в ногу».
В 2000 году-пришло время мне оформляться на пенсию, но я этого не заметил, скорее – не ощутил….
В 2000 году , в Тирасполе, вышла первая моя художественная книга –«Непотерянный век» -500 экземпляров.
В 2000 году, в кино-концертном зале «Тирасполь», прошел мой первый авторский вечер, продолжительностью 2,5 часа, с музыкальным сопровождением оркестра Главного штаба Министерства обороны ПМР Было много людей и довольно теплый прием. Тогда на сцену с моей песней «Говорят, что я крутой» , впервые вышел наш Четырехлетний внук –Василий.
В 2000 году, в Москве, в отделении спортивных и балетных травм, мне сделали операцию на плече, как последствие травмы, полученной еще в молодости.
Под занавес 2000-года, на последнем заседании Верховного Совета ПМР, 2-го созыва, был принят подготовленный мною и проинициированный к принятию нашим комитетом по вопросам АПК - Закон «О казачестве в Приднестровской Молдавской Республике», первый и пока единственный на постсоветском пространстве.
Как видишь, Уважаемый Читатель, нам хватало забот и в этом периоде –«Девяностые годы». И все это, как ты понимаешь, только небольшая частица того, что было сделано по линии нашей семьи ,за это десятилетие.
Ну, а мы с тобой пойдем дальше….
Закончился 2000год, двадцатый век и даже второе ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ, но Жизнь-то продолжалась!…. А пока- предлагаю посмотреть приложенные к этому разделу материалы и вспомнить…..:
ВЕНИКИ ИЗ-ЗА РУБЕЖА
В альбоме жизни, который мы перелистываем вместе с читателем, были представлены фотографии разные — грустные и веселые, добрые и не очень. Простите меня заранее, но жизнь есть жизнь, и настоящая быль, не разового, а такого пространного действия, на мой взгляд, самая мрачная из всех предыдущих былей, мрачнее даже были «Свидетель», хотя, казалось бы, что может быть еще мрачнее. Эта быль, как надпись на плите, под которой покоится наше село. Село в комплексе, куда входит и сельское хозяйство, и сельская инфраструктура, и те остатки сельских жителей, что еще мелькают по полуразрушенным или полностью уничтоженным селам на постсоветском пространстве. Абсолютно все, что будет приведено в этой были по факту, можно подтвердить документально, комментарии, выводы и предложения по всем вопросам — это всего лишь мое мнение.
Я не претендую на истину в первой инстанции, но обязан подчеркнуть, что около семидесяти лет моя жизнь связана с селом, из которых пятьдесят пять лет, уже отработано официально и именно в этой отрасли. Все процессы послевоенного возрождения, определенного взлета, затем ошибочного, а скорее всего умышленного уничтожения, затем нынешней агонии аграрного производства и вообще сель-ской жизни, происходили у меня на глазах. В отличие от «прикорм-ленных» кабинетных корифеев-аграрников, я подаю ситуацию, как говорится, из первых рук.
Ныне живущие, тем более будущие поколения, должны знать причины того, почему мы две трети продовольствия завозим из-за рубежа, почему в мясе, которого и так мало, тем более в колбасе, нету мяса, в молоке — молока, в лекарстве — действующих веществ, почему в наших селах остались одни старики, а кто помоложе — все спились. А ведь будущие конъюктурные историки обязательно напишут, что всему виной советская власть, суровые погодные условия, госсобственность на землю, сермяжный, православно-прощенческий, основанный на доброте, менталитет наших беспутных крестьян — лодырей, пьяниц, ожидающих халявной манны небесной.
Они нагородят за деньги, звания и должности, еще много всякой чуши, где таки будет доля правды, небольшая, но они раздуют эту долю на весь объем «исторической» правды. И в это поверят наши потомки, да, поверят. Всего одно поколение выросло на искаженной истории, а уже молодежь сомневается, что Германия напала на СССР в 1941 году, да еще через пару поколений такой жизни ,вся российская история будет перевернута с ног на голову. То же самое будет и с официальной историей нашего села.
В этом плане настоящая быль пусть станет попыткой застолбить перед потомками истину. Все в общих чертах, естественно, но как оно было на самом деле.
Приднестровский агропромышленный комплекс (АПК) до начала девяностых годов, представлял собой территорию высокоинтенсивного производства, с лучшей в Союзе культурой земледелия. Из 204 тысяч гектаров пашни, 112 тысяч (52%) га имели довольно приличную систему орошения. Ежегодно вводились по 8-10 тысяч гектаров орошаемых площадей. Регион имел самую высокую фондо- и энерговооруженность, на поле этой небольшой территории, выходило 6500 тракторов и масса другой сельскохозяйственной техники.
Не каждая даже российская область, не то, что отдельные национальные округа, во много раз превышающие Приднестровье по территории, смогли бы сравниться в плане производства, переработки и экономической эффективности аграрного сектора экономики с этим регионом. Более 500 тысяч тонн плодоовощной продукции в год и столько же зерна, более 40 тысяч тонн семян подсолнечника, 60 тысяч тонн мяса, 180 тысяч тонн молока. Кроме того, виноград, табак, яйца, шерсть, коконы, мед, картофель и др.
Восемь консервных заводов выпускали до миллиарда банок консервов. Работали винно-коньячные, ликероводочные и винкомбина-ты. Регион выращивал и перерабатывал четверть миллиона тонн сахарной свеклы, получая до 30 тысяч тонн сахара и значительное количество спирта-сырца. Интенсивная система земледелия предполагала выращивание, переработку и реализацию наиболее эффективных и высокотоварных культур — овощей, фруктов, винограда, сахарной свеклы. В каждом районе работали современные птицекомбинаты, крупные свинокомплексы и комплексы по выращиванию молодняка крупного рогатого скота на мясо и телок для воспроизводства стада. Абсолютное большинство колхозов, совхозов, межхозяйственных объединений и комплексов — были прибыльными и высокорентабельными.
Один только мой родной Слободзейский район, получал в год более 50 миллионов рублей чистой прибыли. Чтобы «пощупать» эту прибыль руками или визуально представить себе ее воочию, скажу следующее — за эти деньги в советские времена можно было купить 6000 мощных тракторов К-700 и выстроить их по линии от Кировского завода в Ленинграде, до Слободзеи, с интервалом в 300 метров между тракторами, это легко проверить (1800 км: 6000 штук). А если закупить, к примеру, популярные в то время грузовые автомобили ГАЗ-51, на ту же сумму вышло бы 50 тысяч «газиков» и выстроились бы они от г. Горького (Нижний Новгород) опять же до Слободзеи в линию, с интервалом между машинами всего в 40 метров! Теперь закройте глаза и представьте себе две эти предполагаемые, но вполне реальные и возможные линии. В АПК работало постоянно около 70 тысяч человек - 10% населения.
Вот так, уважаемый читатель, мы «плохо» работали в те пресловутые «застойные» годы, которые сегодня приводят в оправдание развала Союза и АПК «знающие» люди, для которых и Союз и его АПК, никакого значения не имели. На этой теме, на ее извращении, они просто имели имя и деньги.
С таким багажом Приднестровский АПК пришел к финалу союзного государства. Озадаченным, процветающим и с высокоразвитой социальной сельской инфраструктурой. Какие нашему региону нужны были реформы? Зачем? Да, была еще масса недоработок, но это можно было дошлифовывать по ходу дела. И если бы и сегодня сохранилось союзное государство, Приднестровье так бы и оставалось своеобразным огородом России, пусть не России, так какого-то региона, или ведомства, к примеру Газпрома, благо через нас проходит газопровод на Балканы.
Приходится признать, что развал Союза и последующие за этим различные действия, больнее всего ударили именно по Приднестровскому региону. В тех же Абхазии, Южной Осетии, Карабахе -даже близко не было такого уровня производства и интеграции с той же
Россией и Союзом вообще, как у Приднестровья. К примеру, на приднестровских животноводческих комплексах выращивалось мясо для южной группы войск, располагавшейся за пределами Союза И мы получали под это корма из союзных фондов. После того, как «почетный немец» и перво-последний президент со своим министром «иносранных» дел выбросили наши войска из насиженных мест в Европе в холодные палатки в степях и тайге, из России наше мясо больше не заказывали. И не потому, что российской армии мясо не было нужно или Россия сама стала больше мяса выращивать, а потому что для новых структур, включая государственные, гораздо привлекательнее было иметь дело с западными «партнерами». При этом выполнялись частные обещания, выданные другу «Биллу» или другу «Гельмуту» и др., а кроме того представлялась возможность непрозрачности закупок и негласных договорных цен, с целью ухода от налогов в России.
Сперва АПК Приднестровья получил сильнейший удар от союзных властей, лишивший нас основного госзаказчика, как продукции переработки, так и в свежем виде, а вторым ударом нас добила уже Россия, с первого дня допустившая переброску заказов на продовольствие того, что мы имели в избытке, на Запад, закрыв глаза на явную криминализацию этого процесса. По большому счету, это было ударом, даже по отношению к тем 300 тысячам русских приднестровцев и к абсолютному большинству населения региона, тяготеющему к России, независимо от национальности. В начале девяностых в России не нашлось ни одного разумного политика, которого озаботила бы ситуация в том же Приднестровье, где проживало в то время 730 тысяч населения и все (более 90%) на весь мир, тем более на всю Россию, кричали, что хотят жить вместе с Россией.
Будучи заместителем министра сельского хозяйства Приднестровья, имея определенный опыт и предполагая на перспективу развитие ситуации в АПК, я в октябре 1995 года выступил с большой статьей в одной из ведущих в то время газет «Сельская жизнь» со статьей «Вдали от России!?» В ней описывал положение дел в нашем АПК, предлагал взаимовыгодное сотрудничество хотя бы с отдельными регионами или отраслями. В то время у нас все еще шло по инерции, как при Союзе. И деньги ходили российские и таможенных проблем пока особых не было и мы могли сразу, без всякой раскачки, включиться в работу на договорной основе с любой российской структу-
рой. И не ели бы сегодня в той же Москве мыльное белковое заграничное мясо и каучуковые с никаким вкусом израильские и турецкие помидоры и консервы, напичканные чем угодно, «негниющие» яблоки и т.п. Ну куда там, абсолютно никто на наши предложения не откликнулся. Вспомнил я не раз поэта Николая Некрасова и его стихотворение «У парадного подъезда», мыкался по разным инстанциям в Москве. Нет, нигде не выгоняли: «О, с Приднестровья, да я, да мы, но...». Идешь, к примеру, к Лужкову, а у него проблем выше головы, идите, говорит, к Берикову (в те годы первый зам. мэра), тот посылает к Воробьеву (министр продовольствия), вроде уже по адресу, а он посылает к Матросову (министр промышленности).Спрашивается , зачем к промминистру, я же аграрник?А Матросов, говорят, курирует Украину и Молдову. Иду к нему, а он посылает еще дальше... И все улыбаются и рассыпаются в любви к Приднестровью...
Где-то на седьмой инстанции ,попался знакомый еще по советским временам ,молодой парень. Он уже без дифирамбов спросил: «Вася, что ты от нас хочешь?». Говорю: «Предлагаю совместное производство, обеспечим качество, ассортимент, сроки, дешевую себе-стоимость, только помогите с первичкой, даже не деньгами, а горючим, удобрениями, ядохимикатами, это всего 15% от всего объема затрат, остальные 85% мы сами обеспечим». «А у тебя сейчас что-то есть?» - спрашивает. «Да пока нету, год к концу идет, давай с нового урожая и начнем», - отвечаю. И тут он по-свойски, не стесняясь, говорит: «На хрена, Вася, ты мне нужен? С тобой свяжись — все будет учетно и прозрачно, таможни две с обоих сторон Украины, никакого никому навара. Зачем и мне, и всем нам здесь такое надо? Нужны нам, к примеру, апельсины, я звоню в Марокко, договариваюсь с фирмой на солидный объем, цена для Москвы полтора доллара за килограмм, к примеру, а для Рабата (столица Марокко) по доллару. С каждого кило навар полдоллара, мы их делим, половину поставщику, половину он на мой счет в банке положит, и без налогов и без свидетелей, и прозрачностей всяких. Понял? А что я от тебя буду иметь, одну головную боль - горючее закупай, перевози, жди, пока ты вырастишь, да кому это надо?!». Вот и весь интерес.
Государству на все наплевать, а выделенными деньгами распоряжаются «свои» люди. И так во всех направлениях, оборонзаказах и от «окорочков» -до помидоров. «Рынок» накрыл всю Россию, как говорят в Украине, «мокрым рядном», по-русски можно сказать, накрыл всю ее территорию мощной мелкоячеистой коррумпированной сетью, из которой выпутаться невозможно, только если разрубить эту паутину. Но нас волнует другое — эта криминализованная сеть закрывает нам доступ к российскому покупателю. Нам, в конце концов, россиянам, гражданам России, которых в Приднестровье уже более ста тысяч, а желающих принять российское гражданство еще минимум в три раза больше, некуда деваться — слева Молдова в одним гражданством, справа — Украина, тоже одно гражданство, в России ехать некуда, так надо же хоть как-то своих граждан защищать. А россиянам невыносимо трудно стало жить за рубежом, мало, что их морально и материально со всех сторон притесняют, их еще и просто убивают. Ведь абсолютное большинство погибших в 1992 году — были потенциальными россиянами, так как за год до этих событий, голосовали на референдуме за сохранение Союза, а Россия является официально его (Союза) правопреемником.
Но вернемся к «лихим» девяностым. Когда власти и аграрники Приднестровья поняли, что наш регион никому по большому счету не нужен, начали искать выходы. Почему не один выход, а «выходы», потому что началось то, что уже давно было в России и других республиках, но пока не было у нас Начался грабеж. Так всегда бывает, когда «наши» уже ушли, а «чужие» еще не пришли. Так как главное ограничение (план госзакупок) просто пропало, собственное государство образовавшийся вакуум госзакупок заполнить не могло по многим причинам, главная из которых — для кого и за что, главное, делать закупки, то оно, государство, просто отпустило вожжи. Со-хранившиеся на тот момент коллективные хозяйства ,очень быстро
сбросили производство высокозатратных, но высокоэффективных направлений, таких, как плодоовощеводство, овцеводство, все мелкие «водства» - шелководство, кролиководство, овцеводство, коневодство, рыбоводство, пчеловодство и т.п., а затем пошли все основные отрасли животноводства и птицеводства. Скот перерезали, продали и съели, а кто, куда и зачем — знали очень немногие. Ну понятно, надо было поддерживать сельские объекты соцкультбыта, они все были на балансах хозяйств, надо было кормить армию и все правоохранительные структуры, а под этот шумок красть самим. Но все это шло с таким определенным скрежетом, потому что оглядывались еще на недавнее советское прошлое с его хоть каким-то порядком, контролем и ответственностью. Бригадиры уже сеяли вроде на колхоз, а убирали для себя. Продукция пропадала, или вывозилась в Россию, Белоруссию, или продавалась на месте перекупщикам за валюту. Но все еще в основном было в наличии — фермы животноводческие, техника, система орошения, заводы и комплексы. Но так же не должно было быть! В России и других странах СНГ уже вовсю клубился плотный туманно-завесный хаос так называемых реформ в АПК, основным компонентом которых были: уничтожение коллективных хозяйств через распаевание коллективного имущества и государственной, но переданной в бессрочное и бесплатное пользование колхозам, земли, затем образование фермерских хозяйств и вторичное объединение бывших колхозников в КСП (коллективные сельхозпредприятия), но уже на совсем другой организационно-правовой основе. Эти привнесенные со стороны через проповедников перестройки реформы, являлись од-ним из стратегических секторов общего развала Союза и имели перед собой главную цель — ослабление, а лучше уничтожение отечественного агросектора любыми путями.
А внутри самой этой глобальной цели — главным было, как сказал один командующий армией в книге Ю.В. Бондарева «Горячий снег», «выбить танки», то есть любой ценой уничтожить крупные хозяйства, параллельно -перерабатывающие предприятия и животноводческие комплексы. Уничтожив производственную базу АПК, посеяв хаос распаеваний и вирус корысти в рассыпающихся колхозах и совхозах, можно было отбросить отечественный АПК навсегда, убрав его как конкурента, лишить ту же Россию продовольственной безопасности, ведь если ракеты можно еще год — два передержать, к
примеру, то кушать надо подавать ежедневно. Те, кто внедрял у нас на всем постсоветском пространстве (и чужие, и свои приспешники) те реформы, есть потенциальные преступники. Особенно это касается представителей власти и уж совсем особенно касается руководителей отраслевых министерств сельского хозяйства всех сельхозструктур сверху донизу, сельхозученых — организаторов, руководителей хозяйств и подразделений.
Для крупных промышленных и энергетических направлений была подготовлена своя стратегия — ввоз долларов, либерализация и появление валютных обменных пунктов, сперва выдача огромных кредитов своим людям по линии «Сбербанка» и обмен рублей на доллары, ваучеризация, девальвация рубля, искусственное банкротство нужных предприятий или без такового, создание финансовых пирамид и скупка ваучеров и, наконец, адресная приватизация пока самого важного, остальное никуда не денется; землю вначале не стали ваучеризировать, боялись крестьянских волнений.
Для аграрного сектора был другой подход — распаевание имущественное и земельное, затем, уже позже, скупка земельных паев, особенно у пенсионеров, удельный вес которых был по Союзу где-то в районе 50%. Дальше — скупка и ликвидация сельскохозяйственных производственных мощностей или их перепрофилирование. Главное — уничтожить отечественную сельхозбазу, а потом ввозить сюда всякую всячину, никуда не денутся, возьмут, раз своего не будет. В дальней перспективе — скупка земель сельхозназначения, возможно, на начальном этапе и через подставных лиц. В общем, делать все, чтобы было хуже в стране с продовольствием, чтобы АПК не смог поднять-ся вообще. Пока он поднимется и нарастит объемы, продукция его будет дорогой и мешать импорту не сможет. А помощь АПК свои люди во власти не пропустят.
Так вот, это уже было везде, кроме ПМР. Уже обрадованные «независимостью» депутаты всех стран СНГ в своих Конституциях вынесли на первое место частную собственность на землю, что тоже было одним из главных условий западных доброжелателей и спонсоров, а в Приднестровье все было как при Союзе - ни реформ, ни изменений в Конституции. И вот, наконец, в начале 1998 года, явно с чужой подачи, возможно, будущих потенциальных импортеров продовольствия, при горячей поддержке бывшего министерства сельско-го хозяйства ПМР, облепленного, как ржавеющий корабль ракушками, многими коммерческими структурами, Указом Президента ПМР было дано начало реформам в АПК, сперва в одном районе, потом во всех. Заказчики реформ и здесь сыграли на корыстных чувствах сперва тех, кто был у власти, председателей, директоров, бригадиров и заведующих фермами, а потом и части рядовых колхозников, измученных неопределенностью, пообещав им и долю, и дивиденды, и землю, которую можно будет продать и т.п.
Это был пир во время чумы. Очень быстро, в нарушение всего, чего можно было только нарушить, колхозы были преобразованы в кооперативы. Ни один из них не был легитимным, поверьте автору, как юристу. Их слепили как попало, люди ничего не поняли, но уже кооперативы, не имея ни одного договора с бывшими колхозниками, ныне пайщиками, брали кредиты, рассчитывались кооперативным имуществом без согласия пайщиков и т.д. Они получили карт-бланш на уничтожение. Это не возбранялось, скорее поощрялось заинтересованными людьми. Власти на местах вообще делали озабоченный вид и не вмешивались в процессы разграбления и уничтожения некогда цветущих приднестровских хозяйств. Начала исчезать техника, списывалась как старая, а уходила новая, а старую, что осталась вместо нее, оперативно разбирали. Никаких проблем — переехал лесополосу или дорогу, и ты уже в Украине, за границей. За 6 — 7 лет было уничтожено все, что можно уничтожить.
Я почему в начале сказал, что было это мрачнее оккупации, это правда. За три года Великой Отечественной войны, производство сельхозпродукции в Молдавии снизилось на 40%, немцы и румыны не разрушили, извините, ни одного туалета, не то что животноводческого комплекса, тем более перерабатывающего завода. Если кто-то посмел бы из них это сделать, то, уверяю вас, все телеграфные столбы от севера до юга Приднестровья были бы увешаны телами руководителей всех звеньев. За это же варварство сегодня никто (да, никто!) не получил даже выговор. Вот так мы относимся к народному добру. А почему? Да потому, что немцы при оккупации даже ,думали о завтрашнем дне, а наши варвары, иначе их не назовешь, вообще ни о чем не думают, кроме себя. Поезжайте в мой родной бывший колхоз им. XX Партсъезда. Посмотрите на руины на месте полевых бригад, на исковерканную наверняка атомной бомбой, молочную ферму. Вы знаете, я по натуре добрый человек, но и то считаю, что только за ферму председатель кооператива мог бы быть многократно наказан. А он еще зарплату получает, то забор продаст, то клуб, то еще чего-нибудь, не свое, а пайщиков, и зарплату себе получает, да он будет еще лет десять там сидеть. Это уже экономический и политический, извините, идиотизм, люди уже даже плеваться перестали.
Я показал пример из нашего села, а ведь такое творится во всех селах. Сегодня вся республика производит сельхозпродукции (без зерна) столько, как раньше производил один колхоз из села Парканы. Одних овощей производим сегодня в 100(!) раз меньше, чем в предразвальном 1990 году. А овощи и фрукты — основная наша выручка и прибыль. Сегодня в Приднестровье огурцы из Польши и Венгрии, помидоры из Турции и т.д. Веники и то из-за рубежа завозим, потому что не сеем ни просо, ни веничное сорго. Вот до чего дожились, вот к чему нас привели те чуждые нам реформы. Сегодня импорт положил республику на лопатки, естественно, в первую очередь село. Причина та же, что и в Москве — импортерам гораздо выгоднее иметь дело с зарубежными поставщиками, чем с местным производителем, где все будет более прозрачно. Тем более, что заинтересованный зарубежный поставщик поддерживается своим государством и с целью наиболее полного завоевания рынка может выдать товар и под реализацию (продашь — отдашь) и в порядке кредита, и по договорным, никому не известным ценам, и еще по десятку вариантов, лишь бы не упустить рынок. Импортер при этом, вывозит из республики валюту, но самое главное зло, которое он совершает против нашего государства (читай — народа) — он дает работу чужим зарубежным работникам, которые производят сельхозпродукцию, ту, которую с успехом можно производить в Приднестровье, обеспечивая наших сельчан работой, зарплатой, и на этой основе-решая и улучшая социальные нужды села. Тем более и качество закупаемой продукции на месте будет гораздо выше чужой, напичканной химикатами и выращенной на субстратах. Это уже политика, а не экономика, и не замечать этого власти не имеют права, ни исполнительные, ни представительные на всех уровнях.
А главная беспощадная правда не сельской, нет, а общегосударствен-ной экономики, состоит в том, что мы вроде бы сегодня засеваем все поля, убираем урожай и еще хвалимся этим, праздники всякие там организовываем по поводу и без повода. А везде, с каждым очередным сельскохозяйственным годом, мы уходим на 5 — 6 лет назад в прошлое и за десять лет «реформ» уже вышли на уровень 1929 — 1930 годов. И вот почему. Приднестровье с его довольно приличными почвами, наличием поливной воды, умеренно-теплым климатом, с малой территорией, но наивысшей в СНГ плотностью населения вообще и сельского в частности, просто обязано вести интенсивное земледелие с высокоэффективной отдачей. Например, сегодня основные площади пашни засеваются зерновыми культурами и частично подсолнечником Нет даже необходимости вдаваться в подробности обеднения и иссушения почвы при таком подходе, ведь мы перестали вносить органику и удобрения вообще. Это понятно. Также известно, что один гектар овощей в 10(!) раз больше дает прибыли, чем гектар зерновых, один гектар семенников овощных культур в 10 раз эффективнее в плане экономики, чем гектар овощей или в 100 раз эффективнее гектара зерновых! Это не я придумал, это реальная экономика В переводе на бытовой язык это означает, что один гектар зерновых только за 10 лет в идеале может сравниться по эффективности полученной от одного гектара овощей всего за год, а с гектаром семенников овощей за 100 лет! Впечатляет, не правда ли? Еще проще, если мы вместо овощей на поле высеваем зерно, то мы за год теряем 9-летний доход, а в сравнении с семенниками овощей теряем за год 99-летний доход. Понятно, что мы не засеваем все площади ово-
щами, а лишь 10 — 15% площади, значит, ежегодно теряем 1,5 — 2 года, то есть отступаем в прошлое, вместо того, чтобы двигаться вперед. Но, судя по нашим нынешним объемам производства и доходности, уровень которых же ниже показателей 80-летней давности, мы за год теряем позиции и уходим в никакое прошлое со скоростью 8 — 10 лет в год. Пройдет еще одно постреформаторское десятилетие, и мы выйдем на уровень сельской жизни времен отмены крепостного права в России, где-то на середину 19-го века.
Это не смех, это слезы наши, при улыбающихся и довольных импортерах продовольствия и их поставщиках. Наше низкокачественное приднестровское зерно никому не нужно, с таким содержанием клейковины оно пригодно только на корм, но кормить-то уже некого. Да и ждать, пока зерно пройдет через животных и превратится в доход, те, кто его сеют, не желают. Они взяли землю, теперь закупают мощную широкозахватную технику, сеют зерновые, все процессы при этом механизированы, работает мало людей, конно-ручных работ почти нет, и «зерноводы» далее могут иметь (и наверняка имеют, не светясь) прибыли. Они довольны. А с другой стороны, если раньше на тех же площадях работали тысячи людей, то сегодня максимум 50 — 60 чел даже в очень крупных хозяйствах, где раньше трудились по 3 — 4 тысячи колхозников. Используя сегодня всю земельную площадь села, извлекая определенную прибыль, которая вполне устраивает арендатора и то мизерное количество занятых у него людей, он, мало того, что ежегодно отбрасывает село назад, он лишает возможности других жителей села, а это может быть и 5, и 10 тысяч, у нас есть и такие села, работать и жить с присельской земли, территории, закрепленной за селом века назад.
Да, арендатор не обязан на всех работать , все население кормить и социально благоустраивать. Он же рыночник, взял землю в аренду, налог на землю платит, что же мы от него хотим? Он-то в принципе прав, это мы все неправы, особенно все уровни власти, абсолютно не задумывающиеся, а что же будет с селом дальше. Ведь раньше с этой земли все село жило. Все сельские блага, пока еще хоть как-то существующие, «выросли» из земли, водопроводы, газопроводы, дороги, линии электропередач и т.п. Они пришли еще с советских времен. Уже приходят в негодность, ведь никто ничего по ним не делает, да и делать не будет! Если сегодня не могут найти одну трубу в сельсовете, чтобы залатать прогнивший водопровод, то откуда возьмутся средства у местной власти на замену сотни километров труб и т.п. Если местные власти устраивает то, что они имеют от тех арендаторов, то такое использование общественной земли не может устраивать все сельское население, которое, согласившись на передачу в аренду площадей, выделенные десятки лет назад селу для решения всех вопросов выживания и процветания, не может согласиться, чтобы на их землях выращивалось никому не нужное зерно, дохода от которого хватает только арендатору, а селу — ничего не достается. Еще несколько лет такой аренды, и сел в Приднестровье просто не останется. А арендатор пришел по договору аж на 99 лет! Вот уж действительно такие условия можно было узаконить только, простите, с большого «бодуна», иначе эти «99 лет» по нормальному не объяснишь. Нельзя объяснить необъяснимое.
Мало того, по таким договорам аренды земли не предусмотрено никаких условий землепользования со стороны государства, как арендодателя. Есть только уровень платы земельного налога, кстати, копеечный. Конечно, если будет производиться нерентабельное зерно, да еще вполовину спрятанное от учета, то внешне тяжело платить даже тот небольшой налог. А как же заставить арендатора постепенно переходить на более выгодные направления, то же овощеводство, садоводство, виноградарство? А никак, нет у него таких обязательств по договору, ему те овощи сто лет не нужны, и село, которому выделялись земли для жизни — тоже. И чем раньше то, проблемное потенциально для него село, исчезнет, тем ему будет легче. А работников он найдет где-нибудь. Повторяю, ему дохода и с зерна хватает. И все устраивает. Он еще и другое знает, что если вдруг замахнется на производство того, что сегодня ввозится из-за рубежа, сразу возбухнут импортеры и все ими прикормленные службы, те, что контролируют все и вся - от налоговиков до экологов. И житья ему не будет. А зачем ему это, повторюсь, надо? Сеем себе зерно, никто нас не трогает, все уровни власти, включая народных избранников всех уровней, тоже пытаются заглядывать не в глаза или рот, а в карман импортеров, одно дело словоблудить о благоденствии людей, а другое дело («святое» дело) — заботиться о собственном благополучии.
Приднестровье за эти «реформаторские» годы и особенно за последние 7 — 8 лет настолько глубоко ушло в эту зловонную жижу всеобщего презрения к нашему селу, оставленному вообще без ничего, что самостоятельно выбраться сможет только тогда, когда какая-то разумная сила это корыто не опрокинет и не очистит. А ведь республика-то, по сути, аграрная, и всегда агросектор был у нас определяющим фактором жизни. Не хотим мы этого понять — если останемся без села, а дело к тому идет, то останемся без Республики. А зачем тогда все эти разговоры о государстве и т.п., когда в государстве нет места государство образующему во все времена в наших местах аграрному сектору и селу вообще? Проверяя свои суждения и взгляды на соответствие, к сожалению для себя должен признать, что все мои опубликованные и озвученные высказывания по поводу наших анти-сельских реформ за 10-15 лет,сбылись до мелочей, только в многократно увеличенных масштабах. Оно и понятно, не мог же человек с моим сознанием, предсказать такую бесчеловечную антиприродную жуть, сотво-ренную с нами - самими нами и на наших глазах.
Причем, это все сегодня видят, считают само собой разумеющимся и не шевелят ни пальцами, ни мозгами, чтобы что-то изменить. Дикость какая-то. Младшие и средние властные структуры (село — район) все свое время и способности убивают на поиск рубля на зарплату учителям и врачам, им не до решения глубинных проблем. Выбранные высшие органы власти считают, что им и так неплохо, зачем искать проблемы вообще, тем более с теми, кто их питает (идеями). Раз, думают они, и импортерам вообще не надо, ну, к примеру, возрождения отечественного АПК, так и мы постараемся не допустить этого, а то нам тогда места не будет. Кто же тогда будет нашим селом заниматься? А наверняка еще есть кто-то и что-то, как сказал великий Н.В. Гоголь в повести «Тарас Бульба»: «... и остались только мы, сирые, да как вдовица после крепкого мужа, сирая, как и мы, земля наша...». Безобразия все равно когда-нибудь заканчиваются, но конец этой истории, я так думаю, будет очень безрадостный для всех.
К сожалению, оказался автор прав не только в оценках, комментариях, но и предположениях по аграрной теме.
Повторяю, проверив на соответствие и ценность моих предположений еще пятнадпатилетней давности, я и сейчас убежден, что основой повышения экономической эффективности аграрного про-изводства есть, было и будет не только в Приднестровье, но и в других постсоветских республиках, той же России, например, - разумное государственное регулирование.
Предложенная мной система госрегулирования базировалась — на: передаче земли в пользование, включая обычную аренду, постановке условий землепользования по видам производств, в виде минимально допустимого уровня производства, установления единого натурального налога, увязанного с минимальным уровнем производства, определения мер ответственности за нерациональное использование земли и совершенствование управления в системе АПК. По этой системе, не имеющей аналогов, я в свое время защитил кандидатскую диссертацию в Москве. Абсолютно убежден, если бы вместо тех ненужных нашему региону реформ была бы внедрена моя система, показатели, конечно, бы снизились, в силу не зависящих от аграрников причин, но основа материальной базы и производственная структура АПК были бы сохранена. Есть живые примеры в Приднестровье, где элементы моей системы были приняты, там сохранилась практически вся база, производство, а главное — люди. Система как раз и сильна разумной системой, и думаю, мы к этому обязательно вернемся, если не в ПМР, так в других местах. Лучшего пока никто не придумал, да на сегодня пока ничего другого и не надо.
Навязываемые селу с пеной у рта, перестройщиками-реформаторами фермерские хозяйства в условиях ПМР, да и в той же России — по большому счету бред сивой кобылы. Мы хорошо помним, как запускалась эта идея еще при агонии Союза. Она, кстати, тоже была частицей той же системы развала АПК. Мы помним, кто были те, первые, еще генсековские «фермеры» - бывшие военные, партработники, авантюристы и просто чистые аферисты. Им дали деньги в помощь, кредиты, технику, льготы, а куда они подевались? Растащили все и пропали, через них даже тех, кто хотел и был настоящим фермером, считали за жуликов и мешали всем, чем могли. Кто за 20 лет что-то полезное в этом сделал? Единицы, а шуму и денег потратили немало. На мой взгляд, пропагандисты фермерства тех времен были или очень недалекие люди или выполняли чей-то заказ, третьего не дано. Разве можно было рядом с умирающими деревнями, причем в лучших местах, строить особняки и мастерские и наполнять их современным оборудованием и машинами. Даже если тот герой-фермер был нормальный человек, да разве деревня дала бы ему жить. Его или спалят, или потравят, или самого отравят. Это же был политический идиотизм в угоду кому-то.
— Проповедники фермерства кивали на Америку, другие страны. Так надо же было вникнуть в суть той фермеризации, сплошной, кстати, когда впереди шли войска, очищая территории, за войсками шли власти, разбивали участки, за ними приходили фермеры, им выделялась земля. Не рядом с селом, а рядом с такими же фермерами. За ними шли дороги шоссейные и железные, банки, почта и телеграф, потом вся инфраструктура необходимая, торговля, сервис, правоохранительные органы, промпредприятия, готовившие сельхозтехнику, чтобы не возить ее из-за океана. Часть тех фермеров-переселенцев имела собственные средства, часть брала кредиты. Банки не беспокоились за возврат кредитов, заемщик никуда не денется, спереди глушь и ин-дейцы, сзади — океан. А землю он (фермер) с собой не унесет. Вот то была фермеризация настоящая. И хотя в настоящие времена те фермы значительно укрупнились за счет поглощения слабых более сильными, сама идея осталась.
Конечно, фермерство — это добровольное самоистязание, в какой-то мере рабство. И наш крестьянин, привыкший к какому-то определенному рабочему дню, выходным, праздникам, больничным, отпускам, включая декретные, учебные и т.п.,уже не очень-то хотел бы идти в фермеры, на 365 суток в году рабочих и без выходных и без всяких льгот, да еще за все ответственным, да еще в окружении озлобленной нищей толпы. А еще дети. Дети фермеров, даже в развитых странах, в силу специфики жизни и необходимости помогать старшим с детства, как правило, в большинстве своем, становятся людьми второго сорта Все это надо знать, прежде чем умиляться фермерской жизнью. Это жизнь на любителя и только в двух вариантах — или большими цельными группами, так денег на всех не хватит, или где-то в глуши подальше от людей. А мы лепим фермера в Приднестровье рядом с десятитысячным селом и еще придумываем ему льготы. А в честь чего? А чтобы внедрять фермерство как таковое. Фермерами в условиях развала становились те, кто сумел «увести» из колхозов технику, помещения и кое-что еще. Это бывшие председатели, инженеры и иже с ними. Это не фермеры, жуликами их назвать язык не поворачивается, они все-таки работают, но это не то, что нашему АПК надо. Их, фермеров, можно лепить там, где глухо и пусто. Но, разве вы не знаете наших людей? Вот давайте поедем, к примеру, в Ивановскую область. Места там есть пустующие, и никого там вроде бы нет. Попробуйте официально начать там какое-либо дело, ну, ферму построить или что-то еще в этом роде. Тут же появится масса ОЛО (опознанных летающих объектов) в виде всевозможных инспекторов-надзирателей, экспертов и т.п. И у всех такие длинные «клювы», как у фламинго, и все они ходят с раскрытыми ими. И попробуй туда ничего не положи. Заклюют. Вот ничего нет и их нет, появилось, и вся эта свора тут же, вот она,
И так везде в любом регионе. Вывод, если кто-то, в частности, в Приднестровье, вдруг заговорит о фермерстве, как о панацее в нашем АПК, присмотритесь к этому человеку или позвоните в больницу, может, кто-то недавно от них сбежал. Шучу, сквозь слезы...
Среди массы проблемных вопросов в АПК Приднестровья есть один очень немаловажный — вопрос о земле. Единственный клочок земли из всех бывших 22 миллионов квадратных километров союзной территории, где сохранилась государственная собственность на землю. Это единственное наше достижение за последние двадцать лет. В требованиях и рекомендациях зарубежных фондов вопрос о приватизации земли стал одним из главных в ряду тех, так называемых реформ. Крючок с наживкой «земля в собственности» сразу был проглочен в новых постсоветских государствах. А ведь это была «удочка» с мощной леской, за которую можно будет водить пойманный объект. И те, кто попался сразу, вспомните мои слова, еще не раз к этому вопросу вернутся и еще не раз пожалеют об этом.
Ничего не имею против тех, кто принял поправки в свои Конституции, вводя частную собственность на землю, это их право. Просто я всегда выступал против такого права в Приднестровье и доволен тем, что и моими усилиями тоже, в регионе пока такого не произошло. Тем более, я в душе считаю, что самое понятие «собственник земли» кощунственно уже по сути. Человек не может быть собственником земли по той простой причине, что выходит из земли и в нее уходит. Как дряхлый рабовладелец может быть собственником молодого раба и т.п. Собственником не земли, а территории может быть в лучшем случае государство и то временно, сколько было государств-собственников, а земля осталась.
До недавнего времени я надеялся, что и наше духовенство тоже стоит на позициях верховенства земли, как и я, а потом услышал, что церковные земли передаются им в собственность, и раз священнослужители застенчиво промолчали, т.е. согласились со всеми вытекающими последствиями, имеется в виду, что церковь посчитает, то и будет со своей собственностью и делать. А по-божески это или нет, это уже не наше дело. И я снял для себя этот вопрос публично, хотя в душе остался при своем мнении.
Зная ситуацию с приватизацией земли не понаслышке, скажу, что разрешив продажу-покупку земли в той же России, государство своими руками породило самую наглую, самую грязную и самую необоснованно наживающуюся земельную мафию на всех уровнях. И приднестровцам, где нет купли-продажи земли, довольно грустно и как-то даже неудобно смотреть, как главные лица великой страны публично с трудом решают проблемы приобретения земли для государственных нужд. Вот так, вчера даром отдали, а сегодня в миллион раз дороже выкупаем, ведь цену диктует продавец. Такое может быть только в России. В других странах тоже выкупают, но приобретенную кем-то ранее землю, а не полученную бесплатно или выгодно перекупленную. Но это только цветочки.
Сейчас в России пойдет продажа-покупка сельхозугодий. Как бы россияне не предохранялись от покупки земли иностранцами и т.п., земли правдами-неправдами через подставных лиц все равно скупят. Пойдет тот же процесс, что идет сегодня в городах и селах. Но если в населенных пунктах просто идет переливание денег из одного частного кармана в другой и немного попадает государству, то при продаже сельхозугодий все это тоже будет присутствовать, но появится другая опасность, влияющая на продовольственную безопасность государства, и чем больше будет крупных собственников, тем опасность будет возрастать. Похожее уже было у нас на Одессщине 150 лет назад, когда немцы-колонисты, привлеченные в Россию императрицей Екатериной II, урожай увозили в Германию и настолько распоясались, перестав практически подчиняться российским властям, которые терпели, терпели около 100 лет, а потом объявили колонистов шпионами и выгнали из России. Так вот возможный вариант уже в наше время. Какой-то крупный землевладелец, неважно настоящий или подставной, получив взятку или без таковой, просто ради идеи, землю не сеет и не пашет или просто траву для зайцев выращивает для охоты. А может, его импортеры попросили, тоже неважно, но он ничего не производит. Раньше что было, райком, позже госадминистрация — вызовут, сей, а то землю отберем! А сегодня он — собственник! Хочет — сеет, не хочет — бурьян растит. И ничего ты власть с ним не сделаешь, кончилось твое время. Он знает, где в Гааге находится суд по правам человека, а частная собственность — это святое в мире. И чует мое сердце, что придут времена и придется каким-то спепподразделениям «выковыривать» тех собственников, чтобы заставить работать на прилавок государства.
Но, если в России, где всего 12 % всей территории занимают сельхозугодия, их приватизация не может стать угрозой продовольственной и государственной безопасности, то в Приднестровье, где полезная площадь составляет почти 90 % всей территории республики, введение купли-продажи земли, чревато потерей самой государственности. Поэтому сверхнепонятно, почему вдруг приднестровские депутаты с таким энтузиазмом, достойным гораздо лучшего применения, выполняя, видимо, предвыборные обещания, прямо из кожи вон лезли, уговаривая электорат за введение частной собственности на землю в ПМР, какими только нелепыми аргументами не апеллируя, до потери стыда. Тем более, зная опасность для ПМР такого шага в условиях непризнанности! Да даже если бы кто-то предложил бы ввести частную собственность на землю, народные избранники должны были грудью,все, как один, выступить против, а вместо этого они ходят и агитируют за изменение Конституции. Да, ладно с этой собственностью, если бы это помогло спасти наше село и АПК. Куда там! Кому нужно наше село, производство, люди? Земля наша нужна, без людей, от них одни проблемы.
Я вроде бы в шутку предлагал очень неплохой вариант. Мы должны «Газпрому» России деньги за газ, приличную сумму. Долг, естественно, «завис» на Приднестровье в целом. Рассчитаться в обозримом, да и в необозримом будущем, мы не в состоянии. Я предлагал простой, эффектный и эффективный выход. «Газпром» предъявляет нам иск на сумму долга, нам - это ПМР, государству, ведь мы все, живущие здесь, должны понемногу. Государство, как нынешний собственник земли, слава Богу, так как долг-то общий, обращается к населению с предложением дать согласие рассчитаться с «Газпромом» всей нашей землей. Собираем референдум, люди согласны. Но «Газпрому» наша земля не нужна, и тогда государство российское платит «Газпрому» сумму нашего долга и забирает себе территорию ПМР. И пусть хоть все суды Галактики будут против, никто ничего не изменит, так как «Газпром» выставляет иск за свою собственность — газ, а мы возвращаем ему свою общенародную собственность — землю, больше общего ничего нет. Ничего личного, как говорится, никакой политики — просто бизнес. И все вопросы государственности, признания, возврашение АПК ПМР в статус российского «огорода» были бы решены.
Смешно? Мне нет. Ведь так же очень просто и неинтересно. А что скажут наши импортеры, а что скажут «на Западе»? «Да, пошли бы они все от нас подальше, - сказал бы приднестровский народ, — хватит нас мучить, все наши предки были российскими подданными десятки поколений, а теперь нами все ноги вытирают. Хватит». И будут правы.
И тогда и веники у нас свои появятся, стыдно нам их завозить из-за рубежа….
ЯБЛОКИ НА СНЕГУ
Яблоки на снегу, с точки зрения экономиста-аграрника, это, как говорят сегодня, "нонсенс". Причин такой, прямо скажем необычной ситуации может быть несколько. Или не успели убрать, или рано упал снег, или то и другое вместе, или что еще хуже, никому эти яблоки не нужны и их просто бросили и не стали убирать. Есть на земле благословенное место, с какой стороны не посмотри. Его, это место, Карпатские горы, такой огромной своей дугой-"челюстью" как бы выкусили из территории раньше Киевской Руси, а теперь из Украины. Место это так просто и прикладно называется "Закарпатье". Не будем вдаваться в исторические причины образования этого региона в нынешнем виде, скажем только одно — люди, живущие там веками, не пришли с Запада, нет, в абсолютном большинстве своем они пришли с Востока, а значит, это славяне, перевалившие когда-то Карпатский хребет и заселившие самую середину внутренней излучины Карпат.
Территория, сегодня она называется Закарпатской областью, во многом уникальна. Во-первых, она единственная на всем постсоветском пространстве граничит с четырьмя зарубежными государствами, Румынией, Венгрией, Словакией и Польшей, здесь, скорее всего, самый теплый и мягкий в Украине климат, так как Карпатский забор защищает от северо-восточных ветров, и было бы здесь море — был бы схож с южным берегом Крыма. И, что очень немаловажно, население Закарпатья не настолько ассимилировано западными соседями, в отличие от тех же прикарпатских областей Украины, расположенных по другую сторону Карпат в так называемых Подолии, Волыни, Галиции. Большинство жителей этого региона называют себя "русинами", заметьте не "мадьяринами", "романинами", "чехинами" и "словакинами" или "полякинами", даже не украинами, а именно русинами. Думаю, даже не надо комментировать и разъяснять, откуда, по их мнению, идут их корни.
Сохранению такого этноса, находясь в соседстве со странами с довольно агрессивной, в большинстве своем, и ассимилятивной внешней политикой, способствовало, на наш взгляд, несколько причин. Первая, то, что территория веками входила в состав Киевской Руси, а позже России. Кроме того русины были сплошным национальным анклавом, плохо "растворяемым" среди чужих, и в том, что путь, проходивший из Европы в Азию, был не "проходным" через центр Карпат, и все войны и походы, основные имеются в виду, шли выше и ниже Карпат, то есть в обход Закарпатья. В связи с этим прикарпатские области с восточной стороны Карпат были подвержены гораздо большей ассимиляции, со стороны особенно румын в Черновицкой области, поляков, чехов и мадьяр в других областях, где по большому счету мало чего осталось русско-украинского.
Русины же остались русинами. Да, есть на территории целые села, в большинстве своем состоящие из представителей других наций, на-пример, мадьярские, польские, но они не являются определяющими. В тоже время русины с ними долгие века по соседству уживались. У русинов свой, специфический язык, но генетически они тянутся к славянам, в тоже время легко говорят по-русски и, естественно, по-украински.
Живописна природа этого края. Карпаты вообще красивы с обеих сторон, но так как в Закарпатье теплее, чем в прикарпатских зонах Украины, то и природа там богаче и разнообразнее. Население довольно лояльно относится к русскоязычному населению вообще и к русским в частности. Есть в Закарпатье проблема, тоже пока неразрешимая. Красоты неописуемые, людей хватает, а работы мало. Поэтому, особенно в советские годы, многие тысячи закарпатцев в летний сезон выезжали на работу в Россию, Казахстан, другие республики. Летом зарабатывали деньги, везли их домой, за зиму приводил в порядок свои домашние дела, отдыхали и набирались сил, а с ранней весны отправлялись опять на заработки.
У многих бригад из Закарпатья были годами проторенные маршруты, многолетние договоры, я сам с ними не один год работал в Казахстане. Необходимо отметить, что закарпатцы были отличными мастерами, в первую очередь в работах по дереву, художественным изразцам и вообще по строительству и благоустройству. В основном, ребята верующие, они не пили, как наши местные строители, с перерывом на работу, а делали свои дела быстро, качественно и в срок, чем привлекали к себе внимание заказчиков.
С развалом Советского Союза выезд по старым адресам стал проблемным, и вектор ориентации закарпатских мастеров переместился на Запад, в страны Европы и Америки. Этот обратный разворот с выездом на работу в чужие, в принципе, места очень огорчил закарпатцев. Как общее синтезированное мнение об этом высказали мне лично рабочие Хустовской фетровой фабрики. Когда я посещал эту фабрику в 1993 году, мне главный технолог показывал образцы шляпной продукции, в том числе серую шляпу "а ля Горбачев", ее так и называли "горбачевка", вроде бы, ему дарили, и тому понравилась. Так вот, именно тогда, клянусь, это не мои слова, простые рабочие сказали вполне серьезно следующее: "Если бы мы знали, что он так поступит со всеми нами, мы бы ему не шляпу, мы бы ему непроницаемый фетровый мешок на голову сваляли со шнурком на шее!". Похожие высказывания я слышал еще от многих закарпатцев — простых людей разного пола и возраста, особенно от пожилых людей.
Развал Союза очень больно ударил по региону, и одно время там даже начали пробиваться сепаратистские настроения и высказывания о выходе из состава, независимости и т.п. Позже все эти разговоры утихли, независимость Закарпатья в таком алчном окружении просуществовала бы не больше месяца. Это всем стало понятно, даже неразумным реформаторам и провокаторам.Потом ситуация подуспокоилась, осталась только обида и на Москву - за то, что предали, и на Киев - за то, что до Карпат у них (властей) еще есть силы и желание добираться и заниматься, за Карпатами, как поется в популярной украинской песне, "нычого нэ выдно".
Читатель может подумать, с чего это автор к Закарпатью прицепился, хотя вроде бы для него это вообще чужой регион. Ну, во-первых, для меня, как гражданина России, нет "чужих" регионов на бывших российских землях. Во-вторых, все мои предки, в обозримых для меня семи поколениях и многих поколениях для меня не обозримых, были российскими подданными, т.е. имели самое прямое отношение к российским территориям и по их расширению, и по сохранению, и защите. В-третьих , мне довелось побывать там именно в 1993 году, поздней осенью, уже после того, как расстреляли Белый Дом в Москве, в тот период, когда приняли особую, новую конституцию России и выбирали новый состав парламента, более лояльный к властям того времени. Это был ноябрь-декабрь девяносто третьего. Именно в этот период нам с женой удалось побывать в одном из закарпатских санаториев под названием "Шаян", рядом с поселком с таким же названием. У Тираспольского завода "Литмаш", была своя доля в этом санатории еще с советских времен, поэтому путевку туда, тем более зимой, можно было взять без проблем. Санаторий "Шаян" в то время не был чтобы уж очень "супер", но нам был нужен не блеск, а лечение. Изумительное место, в лощине между гор, на берегу небольшой горной речки, а вокруг невысокие горы, сплошь покрытые лиственными лесами. А шаянская вода — это действительно чудо природы, буквально по всем основным параметрам, высоколечебная, вкусная и природного сильного газирования. Пить воду в бювете, подогретую, - это лишь полдела, а со скважины, через кран, откроешь — многометровый столб умеренно холодной газированной целебной воды. Что еще лучшего надо?
Целебные ванны, души, другие процедуры, чистейший воздух, тишина, отсутствие трускавецкого, моршинского или пятигорского шума и гама — это действительно лечение. По моему мнению, может быть, субъективному, шаянская минеральная вода по всем признакам в совокупности лучше любой лечебной воды на всем постсоветском пространстве. Возможно, когда-нибудь в тех чудесных местах появятся многие санатории комплексного лечения, Шаян того заслуживает. И вот что еще хотелось добавить. В районе Шаяна, рядом с румынской границей, в горах очень много садов, в основном яблони, груши, сливы. Лазая по горам и лесам, мы обнаруживали многие места "схронов" яблок, по несколько десятков тонн. Многие деревья в садах были увешаны крупными спелыми яблоками разных сортов, заметно было, что многие участки не убирались вовсе. А когда выпал первый снег, я, выросший в садовом краю, впервые в жизни видел, как на ослепительно белом снегу большими разноцветными пятнами (деревья все мощные, с широкой кроной) лежали прекрасные яблоки, и никто их не убирал.
Потрясенный, я, в то время заместитель министра сельского хозяйства Приднестровья, начал выяснять в чем причины такого варварского отношения к такому довольно ценному продукту, как яблоки, особенно к яблочному соку. Мне в колхозе объяснили, что заготовители, сговорившись между собой на фоне небывалого урожая, сперва платили за яблоки спиртом-сырцом, чем споили все население и колхозного и частного сектора, а когда после женских бунтов от спирта все отказались, они снизили закупочные цены до такого уровня, что выгоднее, чтобы яблоки пропадали, чем нести убытки по их уборке и реализации. Поэтому часть яблок собрали, ссыпали в расщелины и ямы, присыпали листьями впрок, а остальные не стали убирать. Люди плачут, жалко добра и труда своего, купленные власти молчат, переработчики не берут. Рынок! А я ходил, смотрел на эту дикую нелепую красоту яблок на снегу и думал: "А ведь эти ценные яблоки тоже как наши люди и сельские крестьяне, в первую очередь. Искусственно сделано так, как будто никому они не нужны, с целью доразрушить село полностью, а потом прибрать все в свои руки, производство, земли, да и людей. А куда они денутся!"
Горько было и стыдно смотреть и понимать все это. У нас тогда такого еще не было, но пришло все равно, только позже. Процесс-то ведь пошел "по всей великой стране!"
КАК ЭТО БЫЛО….
Черноморскому Казачьему Войску — уже 30, еще 30, пока 30… С какой стороны не подойти — приличный возраст и уже своя история. За эти годы много чего было— и действий и описаний тех действий. В предверии очередной годовщины, наверняка будет много воспоминаний, интервью, характеристик и исторических хроник, официальных и неофициальных. И все это будет объединено главной целью —показать, что наше Войско, было, есть и будет и все эти почти три десятка лет достойно представляло казачество на приднестровской земле. Что войско организационно сформировалось, в правовом плане поддержано властями Приднестровья, в любых направлениях и задачах (военно — патриотических, социально — молодежных, хозяйственных, спортивных и общевоспитательных и др.), четко действует как общественная организация с военизированным характером деятельности, под единым девизом: ” Все — для Родины, Приднестровской Молдавской Республики».
Пока все шло правильно, но жизнь не стоит на месте и пришло время казакам ставить перед собой новые, более совершенные и приемлемые для региона задачи, не отклоняясь от главного долга — служения народу Приднестровья и казачеству, в целом Великой России. Чтобы выработать что — то новое, необходимо внимательно проанализировать пройденный за 28 лет путь, выбрать из всего самое достойное и определиться, что и как можно и нужно сделать лучше, применительно к новым реалиям жизни.
О нашем казачестве довольно много говорилось, писалось, снималось. Поэтому, я решил довести до сведения казаков-слободзейцев, особенно молодого поколения, да и до всех, кто будет читать эти строки, отдельные, в принципе, почти неизвестные, моменты из периода возрождения ЧКВ, именно те, в которых сам принимал непосредственное участие, в силу сложившихся обстоятельств.
Родителей и предков не выбирают. Я родился в большом по любым меркам селе Слободзея (ныне город), еще до Великой Отечественной Войны (1941–1945 г.г.) и по линии отца и по линии матери (особенно), являюсь прямым потомком запорожских(черноморских) казаков.
Почему по линии матери «особенно». Дело в том, что мне повезло застать на земле трех из четырех моих прадедов и одного из двух дедов, при наличии отца,пусть израненного и дважды контуженного, и матери. В этом плане я был действительно «богатым» на родных людей, так как многие мои сверстники не застали в живых и, естественно, не помнили, даже своих отцов и дедов, не вернувшихся с той страшной войны, не то, что прадедов.
Самый старший из прадедов, Еремей Корфуненко, дедушка моей матери, всю войну меня нянчил, причем в его же доме, из которого его и всю семью,включая мою маму, выгнали как «кулака» еще в 1929 году. На базе хозяйства прадеда, самого мощного в тот период на русской части Слободзеи, был в том же году, образован колхоз им. Молотова. По причине преклонного возраста, в Сибирь деда не отправили, а выделили крохотное помещение, при его же доме, где раньше хранили хозяйственный инвентарь и там он жил до начала войны, т. е. до 1941 года. С началом войны, по 1944 год (пока не вернулись наши), няньчил меня в своем доме и рассказывал, как воевал с турками в Болгарии и Румынии, и как в этом же доме, почти сто лет назад, его самого, нянчил его прадед, бывший запорожскийказак, Семен (Сэмэн) Корфуненко, который по причине серьезного ранения, не смог переехать на Кубань, а женился, построил свой «куринь» (курень), он стоял еще и при мне, в нем была колхозная «комора» (кладовая), а в 1810 году (это подтверждают архивные данные) построил тот самый дом, который через 119 лет, советская власть отняла у его правнука (моего прадеда).
Я не просто так делаю такое длинное вступление. Я хочу этим сказать, что мы, слободзейские потомки казаков, появились не на пустом месте и делаю это не по причине обид, амбиций, моды и т. п. Вовсе нет. Я показал через эту прямую потомственную казачью линию —кровную связь — меня нянчил мой прадед, а его и в том самом доме, тоже воспитывал его прадед, из запорожских казаков, появившихся в поднестровье в конце 18 века.
Мне действительно повезло, да и прадеду тоже, что мы с ним не разошлись по времени — и я успел родиться, пока он еще здравствовал, да и он дождался меня. Прадед водил меня по нашей улице и все время что —то рассказывал и о себе и о своих товарищах, и о своем прадеде — няньке. Я немного помню из тех детских бесед с прадедом. Но то, что мы из казаков, то, что главной похвалой прадеда, которую он перенял у своего прадеда, было (по отношению к мужчинам, чтобы он хвалил женщин — я не слышал) — «О цэ добрый був казак! Оцэ казак!». И все —сказал, как наградил!
… «Не было бы счастья, да несчастье помогло».
Действительно так. Когда пришел 1990 год, когда все кто мог, расшатывали опоры не Союза, а, в принципе, России, начались брожения в головах (не умах) по любому поводу. Одни верещали о «суверенностях», понимая, что в посеяном хаосе разделения, проще будет что — то выхватить для себя. Начались процессы «реабилитации». Подогреваемые заинтересованными людьми, пошли прошения к властям от различных репрессированных и ущемленных (политзаключенных, дворян, казаков и т. п.). Все просили и требовали что — то вернуть, воздать, раздать, пересмотреть, узаконить…Даже я, собрав архивные и свидетельские показания, попросил колхоз вернуть мне дом прадеда. Сперва чуть не «вылетел» из партии, а потом прошло время и наш дом — корень, просто разрушился…Потом на той территории —была маслобойка.
Во всех этих хаосных процессах, к сожалению, больше было чьих — то личных устремлений _и корыстных интересов, а не заботы о стране, народе, власти, государстве. Начинался период болтовни и грабежа.
В июне 1990 года, в разгар парада «суверенитетов» произошло знаменательное событие в жизни российского казачества — на первом учредительном Круге был создан Союз Казаков России, завершивший большую подготовительную работу по возрождению казачества, проведенную в местах традиционного расселения казаков(Дон, Кубань, Терек, Запорожье и т. д.).
Конечно, мы, в Приднестровье, об этом тоже узнали, в некоторых местах(Дубоссары, Бендеры) начали создаваться первичные казачьи объединения, т. е.здесь именно инициатива шла «снизу», в отличие от многих нынешних политических партий, где инициатива, как правило, идет «сверху». Поэтому и партия вроде бы есть, да членов у неё раз, два и обчелся.
А у возрождающегося казачества, сама идея воссоздания шла от потомков казаков и сочувствующих. Я вначале сказал, что в какой — то мере «не было бы счастья…» В применению к возрождению казачества в Приднестровье, это означает, что если в традиционных «казачьих» регионах, шло восстановление разрушенного веками сложившегося казачьего образа жизни, причем внутри признанного государства, то нас подтолкнула к этому беда, беда, до которой в 1990 и 1991 годах,даже при существующем формально Союзе, уже никому не было дела.
Ситуацию подталкивала ошибочная «национальная кадровая политика»,культивируемая на территории Молдавской ССР в то время, прямое национальное давление на всех уровнях, неуважение к мнению сотен тысяч «некоренных» людей и обострение политической обстановки, особенно после принятия в августе 1991 гола парламентом Республики Молдова «Декларации о независимости». При еще существующем Союзе ССР!
К концу 1991 года националистические тенденции в Молдове на фоне распада Союза, чаще стали приобретать все более агрессивный характер.
Естественно, на левом берегу Днестра, в созданной 2 сентября 1990 года, Приднестровской Молдавской Республике, возникла жизненная необходимость найти противоядие стремительно надвигающейся не только политической, а и прямой военной угрозе. Найти опору и оперативную защиту. Многочисленные возникающие партии и движения, кроме пустой болтовни и решения каких — либо своих корыстных вопросов — другого ничего предложить не могут. Короче говоря, если бы в то время казачества не существовало (вообще), то его надо было придумать. На счастье, казачество было, движение за его возрождение мощными волнами шло по Союзу, да и в самом Приднестровье уже появились казачьи общины. Но надо было объединить эту работу в масштабах Республики.
Поэтому, как только в средствах массовой информации ПМР прозвучало обращение: «Всех, в ком есть хоть капля казачьей крови и кому не безразлична судьба Отечества — просим собраться…
17 декабря 1991 года», многие потомки казаков разных бывших Войск России и просто люди, неравнодушные к судьбе своей малой Родины, детей и внуков, собрались в зале заседаний Тираспольского горисполкома народных депутатов, на первый Сход потомков казаков. Это было начало официального возрождения казачества на земле Приднестровья. Сход принял решение: Возродить на земле Приднестровья Черноморское Казачье Войско. Когда — то казаки в этих местах уже образовывали Казачье Войско верных казаков, а кош (управление) того Войска находился в нашем селе Слободзея. Были приняты ряд решений по структуре и дальнейшей работе по возрождению ЧКВ на земле Приднестровья. На Сходе был избран организационный комитет в количестве 14 человек, в состав которого, был избран и я. Было так же принято решение, что временно, до проведения Большого Круга
ЧКВ, исполнять обязанности войскового Атамана ЧКВ , поручить полковнику Пащенко И.В., а в должности членов Войскового Правления, утвердить казаков: товарища Атамана— Полушина В.Л., походного Атамана полковника Кучера А.В., кошевого Атамана— Гурковского В.А., войскового писаря — полковника Демина Е.А.,войскового казначея — Гуравского В.А.
Первые дни после Схода, мы собирались ежедневно по вечерам, четких обязанностей никто особо не знал, делали все то, что надо было делать, сейчас. У нас не было ничего абсолютно, кроме нас самих и, поверьте, довольно страстного желания сформироваться, определиться и оправдать доверие Схода. Да и обстановка поджимала…
Собирали, где могли и что могли — от карандашей и бумаги — до стрелкового оружия. Мне лично было поручены сразу две задачи: провести работу по образованию казачьей общины в Слободзее, т. е. в историческом центре казачества в Поднестровье и подготовить несколько разделов к «Положению о казачестве вПМР».
Во время Схода в Тирасполе я встречался с земляками — слободзейцами, но каких — либо разговоров о будущем казачестве в Слободзее, речь не шла, потому, что встречались мы до начала Схода, что и как будет, не знали, а сразу после его проведения — отдельно собрался оргкомитет и больше в тот день мы не встречались.
Зная хорошо Слободзею и слободзейцев и, перебрав в памяти потенциально возможных организаторов возрождения казачества на слободзейщине, решил начать с главного, первого и надежного. Таким, по моему мнению, был Бондарь Александр Дмитриевич. У него во — первых такие же, как у меня, казацкие корни, во-вторых, жили мы с ним на соседних улицах, учились вместе в одном классе, в третьих он был солидным, крепким, надежным, верным и ответственным товарищем и, что немаловажно, уважаемым в Слободзее и районе. И, кроме того, раз он был на учредительном Сходе — значит казачья идея ему также дорога. В то время он возглавлял районное объединение «Агропромэнерго» — и с него я решил начать. Пригласив с собой сотрудника нашего НИИ, тоже члена оргкомитета, Мокрий Виктора Ивановича — отправился к Бондарю А.Д. Встретились, обговорили основные вопросы, прикинули по людям, кого можно приглашать сразу, кого — попозже. Бондарь А.Д. человек по натуре спокойный, внешне даже медлительный, но обстоятельный и понимающий. Он не бросился сразу рвать и метать, нет, он просто понял, почему я приехал именно к нему первому и оценил обстановку так, какой она была на самом деле. Он внутри себя сперва согласился, что так будет лучше, если он возглавит слободзейский казачий сектор, а потом озвучил свое согласие внешне, т. е. официально. Мы обговорили основные наши первичные действия, наметили серию контактных встреч: с руководством района, церковью, средствами массовой информации и, главное, с потенциальными казаками. С властью проблем не было с самого начала. Возглавлявший в то время район, Остапенко Николай Иванович, пусть земля ему будет пухом, встретился с нами и официально поддержал нашу работу по возрождению казачества в Слободзее, как составной части Черноморского Казачьего Войска. С представителями церкви проблемы были с первой встречи.
Первой проблемой было то, что на т. н. русской части Слободзеи, в то время, не было своей церкви. Раньше церковь у нас была, она осталась нетронутой после революции и во время войны и еще лет пятнадцать после неё. К нам ходили молиться люди не только со всей Слободзеи, но и из близлежащих сел, даже с правого берега Днестра. А уничтожили её (церковь) уже в самом конце пятидесятых,при Хрущеве Н.С. Те изверги или круглые идиоты, поднявшие руку на прекрасное, намоленое столетием место, скорее всего, были из присланных откуда — то, районных или республиканских начальников, желающих выслужиться. Как — бы то ни было, пришлось обращаться к священнику восстанавливаемой на месте бывшего Госбанка церкви, на молдавской части села. Священник там был молодой, присланный с правобережья, он не знал, что с нами делать —принимать участие в проведении и освящении первого организационного Схода в Слободзее или нет.
Всячески уклонялся и от встреч с нами, и от согласия. После пятого с ним серьезного разговора — согласился, скрепя сердце, но все прошло хорошо. В помещении церкви, где половину стен заменяла пленка, где было довольно холодно (середина января все — таки), людей собралось человек пятьдесят, не все из них были потомственными казаками, были и просто те, кому интересно было узнать что — то новое. Я поставил в известность И.О. членов ПравленияЧКВ в Тирасполе о том, что проведена подготовительная работа и можно в Слободзее официально проводить Сход.
17 января 1992 года первый Сход был проведен.От Правления ЧКВ в нем приняли участие Кучер А.В. и я, кроме того были представители казаков Тирасполя и Всевеликого Войска Донского и член оргкомитета ЧКВ - Мокрий В.И. На Сходе было принято решение образоватьСлободзейский казачий округ, как структурную единицу Черноморского Казачьего Войска. Было избрано временное Правление, в его состав кто — то предложил и меня, но И.О. походного Атамана ЧКВ, Кучер А.В., сказал, что этого делать не надо, т. к. я вхожу в состав временного Правления Войска.
Первым Атаманом Слободзейского казачьего округа избрали, как и предполагалось, Бондаря Александра Дмитриевича. У него сразу появились добрые помощники, казачьи активисты, часть из них вошла в состав временного Правления СКО — ВикторФатеев, Николай Бондарь, Николай Захаров, Иван Захарович Калошин, ПантелейЗвягинцев, Григорий Брусенский, Михаил Червоненко, Валерий Павленко и еще несколько ребят разных возрастов. Именно с них начинался Слободзейский округ.
Наряду с официальной программой, мы работали по разъяснению сути и целей возрождения казачества и в районе и в Приднестровье. Недели за две до проведения
Схода, мы с Мокрий В.И. пришли в редакцию районной газеты«Слободзейские вести», это было единственно в то время более менее работающее СМИ, хотя и не особо надежное. Итогом нашей многочасовой беседы явилась статья — интервью от18 января 1992 года с броским названием «В.Гурковский: Я — казак и Родина моя —Слободзея». Статья эта вызвала неоднозначную реакцию и в районе, и в Кишиневе.
Дело в том, что СССР официально разрушили в конце декабря 1991 года. Но жизнь продолжалась. Политика — политикой, а была ещё хозяйственно — экономическая и научно — исследовательская жизнь. Я тогда работал заместителем генерального директора НПО «Днестр» и одновременно заместителем директора НИИ овощеводства, по экономике. НПО «Днестр» было в то время одним из ведущих и крупнейших научно — производственных структур не только в Молдавии. В составеНПО — старейший на Юго — западе Союза НИИ, опытно — конструкторское бюро, опытно — производственное хозяйство и целый ряд семеноводческих совхозов в разных зонах Молдавии.
Как говорится, «война — войной», а жизнь — по расписанию. Мы, как НИИ, финансировались из Москвы, но через Управление по науке в Кишиневе. Год закончился, но вся система по инерции двигалась, надо было отчитаться за выделенные средства по каждому направлению научных исследований, надо было реализовывать выращенные элитные и репродуктивные семена, технические разработки и технологии, мало того, надо было не только думать,
но и работать в плане НИОКР по новому 1992 году, ведь за нами стояли тысячи людей, и ученых и производственников. Короче говоря, хочешь — ни хочешь, нам в этом плане надо было обращаться в Кишинев, в соответствующие управленческие и экономические органы, иначе на тот период, мы остались бы без заказов на новый год. Одни в Кишиневе в то время митинговали на чужие деньги, орали всякие там лозунги, кого
в Днестр, кого за Днестр, им было наплевать на все — и на науку и на производство, лишь бы платили и не загоняли в аудитории и классы, другие — что-то все — таки делали. К счастью, в то время текущую экономику еще не «накрыла» политика. Но. Вынуждено бывая в Кишиневе, я все чаще ощущал негативное к себе отношение, но не от непосредственных начальников, с которыми работал многие годы, а от«привходящих» болтунов — «политиков», которые кроме как «сепаратистами» нас не называли. Были телефонные угрозы, всякие «обещания», но дальше, слава Богу, дело не шло.
То же самое начало происходить и в районе, где меня все знали, но, как оказалось, я не всех знал…
Через некоторое время в той же газете «Слободзейские вести» появилась статья одного инженера колхоза «Я — молдаванин и Родина моя также Слободзея». Я хорошо знал того оппонента, как инженер он был посредственный, но национально видимо был сильно «ущемленный», поэтому и противопоставил слова — понятия -«казак и молдованин». Мне пришлось снова выступить в газете со статьей «Земляк— землякам», где в популярной доброжелательной форме еще раз разъяснил, что все мы, живущие в Слободзее и районе, независимо от национальности — есть земляки и обречены для совместного проживания и что среди казаков всегда были люди не только русские и украинцы, но и те же калмыки, молдаване, болгары и другие.
Мы пропагандировали казачество, как образ жизни, как путь к порядку, взаимопониманию, защите нуждающихся, в первую очередь стариков и детей. Клич наш был услышан и уже к апрелю 1992 года, в Слободзее было поверстано более 30казаков.
Так я выполнял порученную от Правления первую задачу — по организации
Слободзейского Казачьего Округа. Должен заметить, что спустя почти 28 лет, наш округ живет, развивается и достойно продолжает казачьи традиции, именно в Слободзее — «столице» в XVIII веке Войска Верных Казаков, в последствии, Черноморского казачества, являясь боеспособной единицей ЧКВ.
Второй основной моей задачей как было уже сказано, была подготовка учредительных документов ЧКВ.
За неделю до нового 1992 года, я поехал в Москву, по делам своей основной работы, перед этим доложив А.В. Кучеру, куда и зачем еду. Александр Васильевич попросил заехать в Правление Союза Казаков России, что — то
узнать, может чем— то разживиться, в плане документации или еще чего — нибудь. Дал адрес.
Интересное было время. Союз развалили, а люди этого еще не поняли, все шло по какой — то непонятной инерции, все чего-то ждали. После все выяснилось, кто, что, и сколько «ждал» и какие были цели у тех, кто под шумок проворачивал свои дела. Им абсолютно было наплевать и на Союз, и на Россию — главное для них было успеть…
И вот перед самым Новым Годом, мы с генеральным директором НПО, едем в Москву решать вопросы финансирования науки и еще у нас ряд встреч с германскими фирмами о совместном сотрудничестве в семеноводстве овощных культур и с итальянскими фирмами по совместной переработке овощной продукции.
Сейчас это воспринимается как какой — то анекдот. Никому ничего не нужно, с правого берега Днестра одна за другой вооруженные провокации, а мы думаем, как объединению жить в новом году.
В Москве, по указанному Кучером А.В. адресу, в районе Ясенево, я с трудом нашел просто частную квартиру, в пятиэтажной «хрущевке». Сидела там одна пожилая женщина и больше никого, ни казаков, ни Атаманов там не было. Женщина объяснила мне, что Союз Казаков просто зарегистрирован по этому адресу, а для
работы они арендуют зал заседаний в ЦДСА (Центральный Дом Советской Армии).Я знал это место, там, на площади, величественное здание Центрального Театра Советской Армии, а через дорогу — тот самый ЦДСА. Когда я зашел в зал заседаний, там было довольно много людей и в формах различных казачьих войск и в гражданском. В то время, в этом зале проходили мероприятия без названий. Приходили — уходили, когда кому было надо, выступали, между ними сновали вездесущие «дилеры», кто предлагал казачью атрибутику (погоны, пуговицы и т. п.),
кто различные брошюры в основном не представляющие ценности, кто просто искал контакты на будущее. Доминирующее положение занимали представители
Кубанской Казачьей Рады (Войска), так как, по словам их Атамана (Громова в то время) — «мы вэсь цэй Союз содержим!».
Я перезнакомился с представителями многих Войск, все хотел выпытать, какие у них есть учредительно — организационные документы, но потом понял, что они сами ничего не имеют, тоже ищут. Даже те, кто представлял регионы традиционного расселения казачества, ничего нового (в плане документации) не имели. Что —то старое (дореволюционное) по находили, но принимать один к одному для себя не могли, по разным причинам. Купил я у «дилеров» несколько сборников казачьих песен (под ротопринт) и три тома истории казачества, издания 1915 —16 г.г., да несколько пуговиц с орлами, вот и все, что смогтогда найти. Так как в зале заседаний в то время почти всегда кто — то был, я посещал это место все дни, пока был в командировке, с утра занимался по работе, а часов с трех дня, шел в ЦДСА. Один раз даже привел с собой нашего генерального директора Чичкина В.П., он как человек добросовестный и государственник, сам проникся идеей возрождения казачества и всегда шел навстречу мне, даже в то, сложное с любой точки зрения, время.
Общее, что я привез в Тирасполь из той первой поездки —убедился, что мы на правильном пути, что волна возрождения казачества на всем постсоветском пространстве пошла и ее уже не остановишь и что, слава Богу, что мы казаки!
Вернувшись в Тирасполь, сразу доложил Кучеру А.В. обо всем, что увидел и услышал, а после Нового года представил отдельные разделы Программы(Положения) о ЧКВ в ПМР. Отдельные разделы, подготовленные мною, затем вошли в регистрационные документы ЧКВ.
Два этих месяца, от Схода потомков казаков17.12.91 г., до первого Большого Круга ЧКВ 14.02.92 г., для меня, да и для всех членов организационного комитета, были действительно сложными и загруженными. Днем —на работе, там проблем - Сверх головы, а по ночам — встречали нелегально прибывающих казаков из разных регионов России, Украины, Белоруссии, отправляли по домам первых погибших казаков, проводили встречи и на местах с населением, потенциальными казаками, готовили материалы к Большому Кругу.
Особенно сложно было таким как я, занятым на работе, в конце года и начале нового. Я просто не был дома, спал по 2–4 часа. Но это все не ощущалось, хотелось сделать больше, но сразу такую глыбу, как казачество, в не казачьем сегодня, регионе, поднять было непросто.
За несколько дней до Круга, я подошел к Кучеру А.В., мы с ним хорошо понимали друг друга и прямо попросил подобрать в состав Правления ЧКВ больше военных. Их в то время в Тирасполе было довольно много, особенно среди офицерского состава. И у многих из них было довольно много свободного времени.
Среди них можно подобрать достойных, грамотных, тем более преданных людей для оказания помощи возрождающему казачеству. Дело даже не в том, что мне шел шестой десяток, просто так работать практически невозможно, тем более, что есть
из кого выбрать. А помогать я буду всем, чем смогу, но помогать, а не быть во многих местах сразу. Лучше - как лучше.
Кучер А.В. понимал все быстро и пообещал рассмотреть мой вопрос до Круга.
14 февраля 1992 года в Тирасполе прошел первый Большой Круг ЧКВ. Мы, члены временного Правления ЧКВ, сидели в Президиуме Круга, Когда по
предложению Пащенко А.В., Атаманом ЧКВ был избран Александр Васильевич Кучер. Он вышел для принятия Присяги Атамана.
«…Саша в рубашке, с распущенными рукавами я держу его за левую руку, Бондарь А.Д. — за правую руку, сзади кто — то из стариков ласково ” «хлещет» Атамана нагайкой…» — вот что навсегда врезалось в память о том первом Круге…Сразу после Круга. Кучер А.В. подошел ко мне и сказал: «Завтра мы с тобой едем в Москву, на Совет Атаманов Союза Казаков России». «А чего ты не возьмешь ребят из нового состава Правления?» — спросил я.» Они новые, а ты потомственный казак и уже по пояс в делах наших, поэтому — поедем с тобой, билеты — у меня -серьезно сказал А.В.Кучер.
15 февраля 1992 года, мы выехали из Тирасполя, 16 были в Москве, поселили нас в гостинице того же ЦДСА. Кучер А.В. записал нас, как «полковник» Кучер А.В.и « полковник» Гурковский В.А…из ЧКВ, Тирасполь.
На второй день, 17-го, в зале заседаний ЦДСА, начался Совет Атаманов Союза Казаков. Полный зал, представители почти всех казачьих регионов России, Казахстана, других республик. Выступление Атамана Союза Казаков, товарища Атамана, Атаманов отдельных Войск. Запомнились выступления Атамана из
Надтеречного района Чечни, казаков Уральских и Семиреченских, которые рассказали, в каких сложнейших условиях им приходится не только возрождать казачество, а и вообще жить. Ярким, насыщенным, аргументированным, было выступление нашего Кучера А.В. Он рассказало проделанной работе, сказал, что два дня назад Верховный Совет ПМР принял постановление о военных формированиях Черноморского Казачьего Войска, а также представил вариант Положения о ЧКВ,чем немало удивил всех присутствующих, особенно представителей традиционных мест расселения казачества. Ни у кого из представителей других Войск и отдельных казачьих формирований, в то время, организационных документов такого уровня и качества — не было. Надо отдать должное А.В. Кучеру — он был действительно толковый организатор, где —то может быть жестковатый и слишком прямой, но верный, преданный порученному Кругом делу. В то же время веселый, жизнерадостный и жизнелюбивый. Одним словом казак и еще — Атаман!
На Совете Атаманов ждали Президента РФ Ельцина Б.Н. Но вместо него пришел ,А. Руцкой. Он тогда уже входил в опалу и его, боевого летчика, назначили ответственным за сельское хозяйство… Руцкой поздравил атаманов, извинился за занятость Ельцина Б.Н., осветил ряд вопросов общероссийского и казачьего плана, а потом сказал: «Вот, смотрите, нас снимают «Вести», вечером посмотрите, они представят мое выступление наоборот…» И точно, вечером в репортаже «Вестей» о Совете Атаманов речи Руцкого не озвучивали, а просто на фоне заставки с его выступлением, диктор что — то говорил, далеко не то, что говорил вице —Президент. Руцкой еще объявил, что распоряжением Президента РФ, с целью пропаганды казачества в районах Дальнего Востока, т. е. в местах, благодаря стараниям именно казаков, присоединенных к России, будет откомандирована группа атаманов. Планируется посещение регионов Камчатки, Сахалина и Курильских островов. Группа полетит на военном самолете СУ — 24. Список группы подписал лично Ельцын Б.Н. В составе группы — двое от Приднестровья— Кучер А.В. и я.
Вечером того же дня Атаман Союза Казаков Мартынов А.Г. устроил прием для участников Совета Атаманов на руководимом им автотранспортном предприятии в г.
Москва. Машин в Союзе Казаков тогда не было, добирались к месту приема, каждый сам по себе. Мы ехали на троллейбусе вместе с Атаманами с Кавказа. Они были в форме, в черкессках, огромных длинных бурках с шашками и кинжалами, чем здорово удивили ехавших вместе с нами москвичей.
Посидели, пообщались и попели Атаманы от души. Старинные и современные казачьи и народные песни долго звучали над ночной Москвой. Наверняка Москва таких песнопений не слышала за все свои 850 лет. На другой день заседание продолжалось. Группа отъезжающих на Восток начала готовиться к отправке на подмосковный военный аэродром. И тут случилось то, что случилось — и о чем я сожалею и буду, наверняка, жалеть всю свою жизнь. В отличие от Кучера А.В., я поехал в Москву в командировку на 3 дня. Я честно сказал генеральному директору, что поеду на 2 дня в Москву, на заседание Совета Атаманов. Директор дал добро, нос «нагрузкой» — после Совета, на третий день, мне предписывалось быть в Госкомитете по науке и технике, для защиты наших договоров на 1992 год. «Раз ты все равно в Москву едешь, я договорюсь, чтобы наш институт по защите поставили на 19 февраля» — заявил директор, подписывая мне командировочное удостоверение. На другой день мы с Кучером А.В. уехали. Ну кто же знал, что будет такая поездка на Восток и моя фамилия будет в списке?!
Если бы все это было известно заранее, то мы что — то придумали еще вТирасполе. А так — поставили перед фактом. Или еду в почти уникальную бесплатную турпоездку, туда, где может быть, никогда в жизни не придется побывать, или иду на защиту наших договоров в ГКНТ.
На второй день Совет Атаманов закончился, мы с Александром Васильевичем поехали искать батюшку - отца Никодима —он приезжал к нам в Тирасполь на первый Сход. Мы где — то долго петляли по старому центру Москвы, в районе метро Пушкинская, с трудом нашли его квартиру. Там целая бригада молодых паломников с ним жила. Мне показалось, что там вообще что— то вроде заезжего дома, проходного такого, куда приезжают откуда — то люди, некоторое время живут и снова уезжают. Ну, прямо штаб или центр какой — то. Встретились с отцом Никодимом, побеседовали, попили чай. Он был мудрым и приветливым человеком, не знаю, жив ли сейчас. Я почему так подробно рассказываю о вечере второго дня. Завтра — вылет на восток. Что мне делать? Упустить такой шанс для меня, географа по призванию, по духу, увидеть что — то действительно новое?! А с другой стороны — работа, дело, судьбы сотен людей, которые ждут, что Москва что — то нам закажет по НИОКР.
Так как спали мы с Кучером А.В. в одной комнате, он часа в три встал и спрашивает:
” А ты чего не спишь? Давай отдыхай, в бомбардировщике не очень — то уснешь!»
А я не спал всю ночь, боролся с самим собой, хотя, что было бороться — надо делать порученное дело и не подводить ни людей, ни себя.
К утру — определился, для формы сходил к дежурному по гостинице, вернулся и сказал Атаману, что звонил в Тирасполь, директор меня в такое время на 10 дней отпустить не может, не имеет права, да и я сам такого права не имею.
Александр Васильевич, взрывной по натуре, заметил: ” Да ты в списке, подписанном Президентом! Да ты понимаешь!.. Да пошли ты всех подальше!..» ит. п.
Я сказал, извини, но я действительно не имею права все бросить и улететь. Люди за мной стоят, много людей и все надеются, и у всех — семьи.
Он успокоился, конечно, все правильно понял, мы посидели на дорожку, было у меня две бутылки коньячного спирта, я ему их отдал, потом троекратно расцеловались и отправились — он к автобусу на аэродром, я на метро - в ГКНТ.
Поездка на Восток затянулась по погодным причинам более 10 дней, Кучер А.В.по приезду восторженно рассказывал мне, где, что и как было, а я до сих пор жалею, что не получилось вместе с ним туда поехать. Дальше — все известно. С 1 марта 1992 года участились агрессивные вооруженные выпады с правого берега Днестра, конфликт не по нашей вине, набирал обороты, затем 9 мая, не стало и незабвенного А.В. Кучера. Он был по всем параметрам Атаманом и в первую очередь, по характеру, по природной сути. Жаль.
Войско живет и развивается уже без него, но в этом есть и его вклад…
На этом можно было бы поставить точку в моих воспоминаниях, о том, как оно было. Но все последующие 28 лет моя жизнь неразрывно связана с ЧКВ. Как советник Атамана по сельскому хозяйству, разработал земельную программу Войска, регулярно выступал в различных СМИ с пропагандой казачьего образа жизни, писал и исполнял казачьи песни, участвовал во многих мероприятиях, проводимых как на уровне Союза Казаков России, Войска, так и Слободзейского Казачьего Округа. Представлял ЧКВ в различных братских казачьих образованиях.
И тоже для истории, должен отметить, что главный наш регулирующий отношения казаков с властью документ «Закон о казачестве в ПМР», написан моей рукой, по согласованию с Атаманом ЧКВ . Никто больше к проекту этого документа отношения не имел, а если пытались иметь, то только мешали.
Все пять лет моей работы в Верховном Совете ПМР, я пытался обратить внимание депутатов на то, что нашему казачеству нужен свой, отдельный Закон. Возглавляемый мною комитет Палаты Законодателей выступил с законодательной инициативой и внес на рассмотрение проект такого Закона. Скажу прямо, Закон мог бы быть принят не в самую последнюю сессию 2 созыва, а еще на год — полтора раньше, но как это ни странно, этому всячески препятствовали наши ретивые молодые казачки — депутаты, которые сами ничего путного предложить не могли, а просто срывали голосование на Палате и неоднократно.
Но все равно Закон о ЧКВ принят. Причем в самой России, тем более в других суверенных государствах, где есть казачьи общины, аналогичных (по сути) законодательных актов нет. Черноморское Казачье Войско выгодно отличается от всех Войск Союза Казаков России, даже от тех, где казачество существовало веками, не только потому, что имеет свой Закон, который, естественно, можно подправлять и дорабатывать, с учетом меняющихся реалий, и не потому, что нас много, мы лучше организованы и т. д. Нет. Нас отличает главное на сегодня — это взаимоотношение с властью. Хочу обратить внимание всех казаков и не казаков, что согласно статьи 1 «Закона о казачестве в ПМР» — «Казачество в Приднестровской Молдавской Республике выступает в виде общественного объединения с военизированным характером деятельности». И еще, в статье 4 (там же) — «Единую политику по отношению к казачеству определяет Президент Приднестровской Молдавской Республики»…
На этих двух определяющих нормативных положениях и базируются взаимоотношения казачества и власти в ПМР. Понятно, что эти взаимоотношения в Приднестровье, в принципе «не казачьем» крае, еще далеки от совершенства, но они являются фундаментальной базой для их развития в будущем.
В России, где около 7миллионов человек считают себя казаками! А похожих взаимоотношений казаков с властью – и там не определено. Неужели опасаются этого самого понятия «военизированный характер деятельности». А ведь без такого «понятия», казаки, как общественное объединение, будут находиться где-то на уровне «обществ любителей пива или бабочек».
В ПМР есть у казаков свой Закон. За 30 лет наработаны определенные традиции в военной, хозяйственной, культурно — спортивной и других направлениях деятельности. Идет работа по воспитанию подрастающего поколения, по налаживанию связей с местными органами власти, а также по совершенствованию всей действующей по казачеству нормативной базы.
Черноморское Казачье Войско достойно смотрится на фоне других Войск Союза Казаков России.
То есть, слава Богу, наше Войско живет и развивается в правильном направлении и первые свои 30 лет, пору зрелости, встречает с оптимизмом и надеждами на будущее.
Я горжусь тем, что напрямую причастен и навсегда связан с этим прекрасным казачьим сообществом, каким является наше ЧКВ и его структурная единица — мой родной Слободзейский казачий округ. И слава Богу, что мы казаки! Любо!
КАЗАКИ НА ПАМЯТЬ
Девяностые годы двадцатого века. Идет парад суверенитетов на всей территории Советского Союза. Независимой (от самой себя что ли?) объявляет себя и Россия. Идет подготовка к объединению Германии. Идет разговор о выводе советских войск из стран Восточного блока. Наши тогдашние лидеры-перестройщики делают все, чтобы выгнать своих солдат и офицеров из обустроенных казарм и квартир куда-нибудь в тайгу или степь, в палатки и землянки, в бездорожье и практически в полную неизвестность.
Такой жестокой ценой оплачивали тогдашние лидеры свои почетные звания и имидж у зарубежных "друзей".
Не надо быть политиком, чтобы предположить, что если бы западным немцам было обещано объединение Германии и вывод войск с ее территории, они бы в обмен на это буквально на руках вынесли со своей территории каждого советского солдата, предварительно обустроив им место пребывания уже на территории той же России. Но для этого нашим лидерам тех лет надо было иметь разум, а не лезть из кожи вон, чтобы исполнить чьи-то пожелания.
Пока в стране в высших эшелонах власти шли такие "игры", мы, обычные и законопослушные люди, просто работали и не думали ни о предстоящем развале страны, ни о каких-либо почетных зарубежных званиях. Мы заботились о дальнейшем развитии своей организации и искали пути достижения этого и в Союзе и за рубежом
Работал я тогда в Научно-Производственном Объединении "Днестр", что в городе Тирасполе. В состав объединения входили — самый старый и известный на юго-западе Союза научно-исследовательский институт овощеводства и орошаемого земледелия и ряд совхозов в разных зонах Молдавии. В период, который сегодня называют "застоем", наше объединение находилось на довольно высоком уровне экономического и социального развития, нам нужна была качественная реструктуризация — и только. Производя до 2500 тонн семян овощных культур в год, мы нуждались в их шлифовке, калибровке, инкрустации, упаковке и современном маркетинге. Нашли коллег-партнеров в Германии, в городе Гамбурге. Он известен не только как крупный порт, но и многими другими отличиями, в том числе достижениями в семеноводстве. С двумя ведущими в этом направлении фирмами, мы и вели работу.
После неоднократных взаимных посещений руководителей и специалистов, мы почти оговорили все нюансы договора о совместной деятельности по комплексной программе — от выращивания семян до их реализации. Определились с возможными рынками сбыта, объемами и всеми сопутствующими экономическими вопросами. Можно с уверенностью сказать — если бы Союз не развалили, все бы у нас получилось. Но вот это "но" и поставило крест не только на нашем объединении и НИИ, но и на всей отрасли
селекции и семеноводства овощных культур — как в Приднестровье, так Молдавии и многих других регионах, где выращивали овощи селекции нашего института. Но при всей важности семеноводства и овощеводства, тема этой были из нашей жизни —совсем другая.
Во время одной из очередных рабочих поездок, в конце девяносто первого года, нашего генерального директора и меня, пригласил к себе домой на ужин хозяин фирмы. Уютный двухэтажный коттедж на окраине Гамбурга. В гостиной за столом пятеро — сам хозяин, его восьмидесятилетний отец, нас трое и девушка-переводчик. Разговор шел в основном о будущей совместной работе, но иногда выходил на отдельные частные вопросы. Хозяина особенно удивили мои рассказы о наличии в нашей стране больших полей — от 100 до 1000 и более гектаров. "Фантастика, фантастика", — только и повторял хозяин и откровенно сожалел, что у них в стране такое уже вряд ли будет возможно.
Девушка-переводчик, не имеющая экономического образования и опыта специального перевода, часто допускала неточности, и мне приходилось вмешиваться. Когда это повторилось несколько раз, хозяин спросил, откуда я знаю немецкий язык. Ответил, что учил его в школе, институте, сдавал кандидатский минимум, изучал язык и в прифлотской школе. Когда я произнес слово "субмарина", внешне вроде даже дремавший отец хозяина, не принимавший участия в разговоре, приоткрыл глаза, посмотрел на меня и снова прикрыл их.
И тут в разговор вступил наш генеральный директор. К сожалению, его уже давно нет в живых, но у всех, кто с ним работал и общался лично, о нем остались впечатления, как о грамотном, заботливом и ответственном руководителе. Звали его Валентин Петрович Чичкин. Ко всему прочему, он был прямым и часто бескомпромиссным. Так вот, когда речь зашла обо мне, он, по прямоте своей, добавил: "А Гурковский у нас еще и потомственный казак!".
На всех сидящих, эта фраза не произвела какого-либо впечатления, кроме отца хозяина. Он как-то обмяк, затем начал плавно валиться со стула. Пока мы опомнились, старик уже лежал на полу. Хозяин подскочил к отцу, позвал каких-то женщин, и все вместе они вынесли его из комнаты. Через время приехал доктор, и все успокоились.
Мы продолжили ужин-беседу, и хозяин рассказал следующее. В декабре 1941 года, его отец, тогда молодой офицер вермахта, командовал танковой ротой, под Москвой. После войны он рассказывал сыну, как в одну из морозных темных ночей на село, где квартировала его рота, налетела какая-то банда монстров верхом на лошадях. У некоторых сзади были огромные черные крылья (так отцу показалось). Они кричали и улюлюкали, метались по селу и за какие-то полчаса вырубили всю его роту. Ему самому удалось спастись лишь благодаря тому, что, выскочив во двор в одном нижнем белье, он провалился в снежный сугроб и пролежал там, пока "монстры" не покинули село. После этого у него многие
годы были проблемы с ногами, а слово-понятие "казак" навсегда вошло в его сознание как что-то невообразимо ужасное.
Нечаянное замечание нашего директора, видимо, напомнило старику его жуткую молодость, и воспоминание это чуть не стало роковым. Я, по правде говоря, чувствовал себя в тот вечер не совсем комфортно и был вынужден прокомментировать "казачий вопрос", чтобы как-то снять возникшее напряжение.
Я рассказал, что власти в нашей стране во все времена, когда было трудно, обращались к казакам, как своеобразному государственному человеческому стержню. А казаки - в ответ на внимание власти, всегда отвечали заботой об Отечестве, проявляя невиданный героизм и отвагу. Примером тому — казачьи рейды "с саблями на танки" в тяжелейшие для нашей страны декабрьские дни 1941 года.
Значит, помнят не только казаки — и о казаках тоже помнят... И еще долго будут помнить...
СВАТОВСТВО ПО СЛУЧАЮ
Среди многих видов человеческой деятельности, Сватовство, как занятие, появилось несколько позже основных элементарных человеческих действий. В первобытном обществе, никто не приглашал и не посылал сватов к избраннице, да и семьи в настоящем понятии - не было. Каждый находил себе подругу жизни сам - убеждал, отнимал, отбивал, ну, как у кого получалось. Даже с появлением семейных отношений – все, в начале, так же и продолжалось. Шел натуральный отбор, без постороннего вмешательства и помощи.
По мере развития человеческого общества, повышения его материального благосостояния и новых, более цивилизованных отношений между мужчиной и женщиной, постепенно возникла необходимость в этом самом Сватовстве, когда для определенного знакомства, более детальной информации и конкретных предложений по образованию новых семей, начали использовать отдельных людей, именно на этом направлении – специализирующихся. Причем -открыто и, в большинстве случаев- за вознаграждение.
Сватовство стало не службой или работой, а скорее- призванием, понятно, что не для всех людей подряд, а только обладающих необходимыми для этого качествами.
Сваты, а чаще всего –«свахи», и в наше просвещенное время, все так же живут среди нас, независимо - это город или малая деревня и так же занимаются своим делом, как и много веков назад. Меняются только обстоятельства, внешние декорации и возможности «соединяемых» супружеских пар, а сам принцип и действо, остаются прежними. По крайней мере, так было до сих пор, до «современных» легализованных кое-где, однополых браков. Пока не слышал, чтобы посылали сватов при таких «браках». Но мы доказали, что умеем делать сенсации (читай-деньги) и на таком деликатном вопросе, как сватовство. Так что все еще возможно и в этом направлении….
Сегодня наши телевизионные свахи, своей «осведомленностью», беспринципностью и своим жизненным примером, похоже - работают на то, чтобы человеку, посмотревшему их бесконечные передачи, независимо от пола и возраста, - навсегда расхотелось жениться или выходить замуж.
Ну- это сегодня, и лично меня все эти игры по «сватовству», не смущают и не трогают. Просто вспомнил отдельные моменты из своей жизни, где и мне пришлось выступать в роли Свата. Причем - не абстрактного, а самого что ни есть настоящего и решил поделиться с читателем этими воспоминаниями. Слава Богу, что у меня за прошедшее время, набралось только три таких случая, потому и назвал этот материал –Сватовство по случаю.
Сразу скажу – что я вовсе не «сват» уже по своей натуре, но жизнь непредсказуема и иногда приходится делать не только то, что не умеешь, но и то, что тебе абсолютно не нравится.
Не по своей воле, но сватом мне довелось стать впервые, еще в молодые годы, когда сам был еще неженатым.
Дело было в одном из поселков Казахстана. Появился у нас в МТС (машинно-тракторной станции), новый работник. Уже целинная волна прошла, группами к нам в поселок уже никого организованно не направляли, но люди продолжали прибывать из разных мест, уже как бы сами по себе. Как-то появился - молодой парень, прибыл из какого-то дальнего совхоза соседнего района и был принят на работу в нашу МТС. Как раз начинался ремонт техники и его определили работать на мойку деталей. Был такой специальный агрегат в углу мастерской, для мойки крупных деталей – блоков цилиндров двигателей, корпусов коробок перемены передач и т.п.. Неприятная, надо сказать, работа, особенно в зимнее время, сыро, грязно, но парень согласился. Благодаря, в том числе, и этому, ему выделили отдельную комнатку в доме, при конюшне МТС и он там жил. Был доволен, что не поселили в общежитии, где в комнатах - по 8-10 человек, -было всегда шумно, грязно и небезопасно, и - даже гордился своим местом проживания.
Познакомились мы с ним не только, как коллеги по работе. Как-то услышав его разговор с кем-то, я понял, что он - из Молдавии, специфический акцент молдаванина не спутаешь с другим. Он был очень доволен, когда мы перекинулись несколькими фразами по-молдавски. Я понимал довольно сносно этот язык, но не имел практики общения. С тех пор -он чаще всего обращался ко мне по-молдавски, наверное это было ему приятно, других земляков у него давно рядом не было, я в ответ говорил по-русски и оба друг друга понимали. Он был на несколько лет старше меня, но все время, сколько он жил в нашем поселке – все называли его так, как он представился в первый раз – Ваня. По другому его никто не знал, тем более по фамилии (Спыну), которую знал только кассир МТС, который выдавал нам зарплату. По характеру, Ваня был– необщителен, кроме меня, знакомых, тем более друзей, у него не было. После получения зарплаты - никогда не спешил в столовую обмыть ее (зарплату), да и вообще редко ходил туда обедать – готовил себе еду сам, по месту проживания, на маленькой электроплитке, не пил, не курил и экономил на всем; в мужских компаниях не участвовал и считался среди коллег, более, чем скупым.
Я не был, да и не мог быть ему другом, по сути. У меня были свои друзья-товарищи, как из местных ребят, так и приезжих, жил я и работал в МТС, уже несколько лет, все меня знали и это благоприятно сказывалось, пусть и косвенно, но - осязаемо, и на жизни Вани.. Именно я выпросил у заведующего мастерской, ему отдельную комнату, которая любому показалась бы раем, после жизни в нашем общежитии, в то время . Именно, благодаря мне, как земляку Вани, он был огражден от всех ненужных (вполне возможных) неприятностей, как на работе, так и вне её, ведь люди, особенно приезжие, тоже были разные, от первых добровольцев- целинников, до условно-досрочно освобожденных из мест, не столь отдаленных….
Как-то раз я встретил в магазине сторожа –казаха, работавшего на нашей (при МТС) конюшне, который поделился новостью, что недавно привез на санях из сельского магазина обновку для Вани – и помог тому занести её ему в комнату. Сторож так широко разве руки и с благоговением сказал : « Такой болшой ЖАЩИК (Ящик), в фанера, наверно -красивый!». «Жащик», как после выяснилось, оказался одной из последних моделей советских радиоприемников- радиол тех лет, о которой мечтала тогда любая семья и не только в деревне.
Через пару дней, Ваня позвал меня к себе домой, как я подумал -скорее всего, чтобы похвастаться столь дорогой покупкой. Да, в маленькой комнате, где стояла кровать, небольшой старинный стол и табуретка с электроплиткой, добавилась еще одна табуретка, с подставкой – обрезком доски, на которой гордо сверкал тот самый приемник. Ваня тут же продемонстрировал его возможности. По удобству управления, чистоте звука и общему внешнему виду, он, конечно, выгодно отличался от тех приемников, которые я видел до этого.
Я смотрел и думал –к чему эта показная роскошь в этой низенькой древней комнате, в доме при конюшне, но скоро все стало понятно. И стало понятно , зачем он меня пригласил к себе и даже выставил «чекушку» - бутылку в 250 граммов, обычной водки, вместе с двумя банками хороших консервов, тогда они были у нас в изобилии. Оказалось- Ваня намерен Жениться!.За трапезой –выяснилось,- он меня пригласил, чтобы я выступил в роли… свата! Мол, тебя все здесь знают и быстрее поверят в серьезность моих намерений. Добавил, что получил несколько писем из Молдавии. Там у них большая семья, в селе на берегу реки Прут, одних только сестер –четверо, в колхозе заработки низкие, молодежь –разъезжается. Из всего им наговоренного, я понял, что возвращаться домой он не собирается, по той причине, что там ему делать в настоящее время -нечего и никто его не ждет. А в конце - он признался, что решил жениться и пожить пока здесь, в нашем поселке, подзаработать денег, ну а там- как жизнь покажет.
Он даже назвал девушку, которая ему нравится, и он хотел бы сделать ей предложение. Только сам это сделать не может, не то, чтобы стесняется, а просто –не может и все. Боится, что не получится и что может все испортить. Поэтому он просит -меня помочь в этом деликатном деле.
Я знал эту девушку, она работала в нашей ремонтной мастерской, ежедневно видел её, знал, где она живет, ну и другие мелочи, достаточные для характеристики посторонней незамужней женщины. Но, когда Ваня попросил меня выступить в роли свата –вначале растерялся. Мне на самом деле тогда шел всего восемнадцатый год и просить руки за старшего парня, у старшей девушки, - для меня было необычно и не совсем удобно, с разных сторон….
Но -пришлось согласиться, земляк все-таки, кто ему поможет. Договорились мы с ним провести это мероприятие (сватовство), в ближайшую субботу. Я выяснил, что потенциальная невеста, живет в семейном общежитии, расположенном сразу за забором вокруг МТС, живет не одна, а еще с тремя подругами в одной комнате. Это нас устраивало, так, как ей тоже, наверное, хотелось бы покинуть стены общежития, хотя и семейного.
В намеченную субботу, готовились как на битву. Сходили в баню. Приоделись соответственно, Ваня взял бутылку водки, полкило шоколадных конфет, и мы отправились на договорные смотрины. Ночь выдалась холодная, снегу по дороге было мало, но сильный разносторонний ветер, с верховой снежной россыпью, обещал в ночь настоящий неуправляемый буран. Идти было не далеко, метров двести, по той же улице где жил Ваня, да и я –тоже.
Общежитие, куда мы пришли, стояло на краю села, имело пять самостоятельных помещений – с южного входа был тамбур, потом коридор и три больших комнаты по обеим сторонам, где жили по нескольку человек. Еще одна комната была приспособлена под общее пользование, там была кухня, места для стирки и глажки и разделочный стол. С северного входа –была автономная двухкомнатная квартира, в ней проживала семья какого-то инженера МТС. Нас интересовал южный вход. Зашли в коридор. Там -относительно тепло, по обеим сторонам –стоят две широких деревянных лавки. Я заранее выяснил, что наш «объект» внимания проживает во второй комнате, слева по ходу. Слава Богу, что в коридоре в этот момент никого не было. Подождав пока растает снег на куртке, я пошел к дверям нужной комнаты, попросив Ваню посидеть пока на лавке, а минут через 15-20, зайти за мной в ту комнату, куда я войду. Сверили время , и я отправился…исполнять принятые на себя обязанности Свата. Заранее мы ни с кем не договаривались, о том, что вечером придем в гости, побоялись, что заранее откажут, поэтому - решили поставить всех перед фактом.
Я постучал, вошел в комнату, поздоровался, снял шапку. В комнате - тепло, даже жарко. В холодных наших краях, в той же Сибири, северном Казахстане, это обычное дело: на улице лютый холод, а в домах чаще всего - очень тепло. Тем более - тепло сухое, приятное и быстро усваиваемое телом. Девчата – все в легкой открытой одежде, сидят за столом, играют в карты, два на два. Где-то с пару минут- немая сцена….Они гостей не ожидали, а если бы и ожидали, то кого угодно, только не меня, тем более в такое время и в такую погоду.
Под удивленным и выжидательным прицелом четырех пар женских глаз, мне было не до рассматривания обстановки в незнакомом для меня месте. Успел только увидеть и убедиться, что интересующий нас с Ваней объект,- та девушка, ради которой мы сюда пришли,( звали её Маша), сидит лицом ко мне по другую сторону стола. По эту сторону, спиной ко мне, сидела старшая из девушек, проживающих в комнате, звали её Лида. Когда я вошел, она вместе со стулом, развернулась ко мне и буквально впилась глазами в мое лицо, не в состоянии быстро понять причину моего появления. Никто не проронил ни слова. Затянувшуюся немую сцену, прервала та же старшая –Лида. Она встала со стула , распахнула свои пухлые руки, сделала шаг мне навстречу и нараспев, почти прошептала: «Боже! Вот это предновогодний подарок!, Василек, а ты , случайно, не перепутал наши общежития, А?!».
Дело в том, что я жил через дорогу от них, наискосок, в похожем семейном общежитии, причем наша квартира, была угловая и выходила в сторону их дома. Кроме того, я ежедневно и не один раз в день, ходил брать воду из скважины, находящейся сразу за их домом. Естественно, девчата знали обо мне все, что им было интересно. Знали, где работаю - летом и зимой, знали, что я баянист-гармонист и играю в клубе на танцах после демонстрации кино, знали девушку, с которой я дружу, знали и другие, связанные со мной, бытовые мелочи. То есть- ничего нового (для них), о себе, я не мог им сообщить, в принципе. Тогда- зачем я к ним пришел?!. Этот вопрос читался во всех девичьих глазах, но никто его не задавал.
В комнате – был один гласный хозяин – Лида. Девчата , между собой называли её -«Свекруха», наверное, были на то основания. Лида была небольшого роста, вся такая пухленькая, как детская резиновая игрушка, в меру накаченная, без излишеств. Была хорошим токарем, обладала быстрым аналитическим умом и острым языком. Её боялись не только женщины, но и многие мужчины, работающие в МТС. Всем было известно, что она отсидела несколько лет за то, что плеснула наглой сопернице в лицо, серной кислотой и от неё вполне возможно было ожидать всего, чего угодно. Была у неё еще одна физическая особенность, которая бросалась в глаза сразу при встрече. Причем эта «особенность», как правило, замечалась раньше всего основного –лица, фигуры и т.д.. У Лиды - была не то, что мощная, а -наимощнейшая Грудь, по размерам далеко превышающая трехлитровые банки, которая так, настойчиво, буквально просилась наружу, затмевая собой все остальные выступающие органы. Лида не стеснялась такого добра, пыталась как-то её прикрывать и прятать, но это было не так просто, особенно- в теплое время года. Грудь , как многократно усиленный магнит, притягивал не только завистливые взоры малоразмерных в этом плане женщин, но и руки многих мужчин, даже не любвеобильных ловеласов. И очень многие из них, попытавшиеся или дотронувшиеся до этого пышного образования, без согласия его хозяйки, были не только физически ею наказаны, но и публично опозорены.
Так вот, эта самая Лида, помогла мне снять куртку-«москвичку», пригласила сесть на её стул и спросила: «Чай будешь?», сняв этим обращением возникшее напряжение. Я с радостью – согласился. Тогда Лида села на кровать, бросив в сторону девчат: «Давайте почаевничаем, не каждый день у нас гости приходят!». Все три девушки встали и начали приготовления – кто чайник, электроплитку, кто кружки, кто заварку. На столе появилось домашнее сливочное масло, отливающий стеклянной голубизной, колотый кусками, сахар, большой заварочный чайник, самодельные сухарики и другие, уместные в таком случае мелочи, даже домашние сливки откуда-то достали….
Пока девчата суетились, Лида взяла стул и подсела поближе ко мне. «Так что тебя, Василек, все-таки привело к нам, не просто же ты почаевать зашел?»- начала она. Сказала так просто, по-домашнему, по-доброму, я даже не предполагал, что что-то подобное услышу от такой женщины, уже серьезно «провальцованной» жизнью. Мне как-то сразу стало так легко и просто, что я ей рассказал о цели моего прихода. Сказал, что пришел по просьбе земляка, сватать одну из живущих в этой комнате, девчат, а именно- Машу. Рассказал вкратце о Ване, моем земляке, конечно же -подчеркивая его положительные стороны. Лида задавала отдельные вопросы, на которые я старался дать наиболее понятные ответы. Она прекрасно знала моего земляка, так же, как знала и всех неженатых приезжих (и не только) мужчин, как работающих в МТС, но и вообще –живущих в нашем поселке. Выясняя отдельные моменты, она просто уточняла и сверяла мои сведения, с тем, что знала сама.
Когда девушки все приготовили к чаепитию и сели за стол, одной из них пришлось сидеть на табуретке, освободив её от электроплитки, Лида объяснила цель моего появления, но сразу не сказала, кого я пришел сватать , решив проверить всех троих девчат на отношение к варианту замужества, а потом –перейти к конкретным предложениям и по жениху, и по потенциальной невесте.
Мы довольно долго чаевали, говорили о разных вопросах текущей жизни в МТС и селе, потом постепенно разговор перешел о Ване, как о готовом реальном женихе, которому неплохо было бы подыскать пару. О возможной невесте разговор так и не шел, Лида специально не объявляла ничего об этом, ну, а я -тем более.
Мы просидели уже около часа, а Ваня -так и не появился в комнате, как мы с ним договорились. Обстановка уже сложилась так, что ему как раз было и в пору, и к месту - появиться. Девчата не знали, что он тоже пришел и что ждет в коридоре.
И тут Лида спросила: «Ну а сам жених-то где? Мы же не можем без него принять какое-то разумное решение!». Пришлось признаться, что Ваня ждет в коридоре, так мы с ним договорились, но он давно должен был зайти!
Все вместе, -не сговариваясь, встали и вышли в коридор. На широкой деревянной скамейке, полусидел-полулежал Ион Спыну, собственной персоной и довольно похрапывал. Из левого кармана его куртки, торчало, залитое сургучом, горлышко бутылки водки «Московской», а рядом на скамейке лежал бумажный пакет с конфетами. Девчата прыснули со смеху, а Лида вынула бутылку, чтоб не упала при его пробуждении, передала её Маше, добавила еще кулек с конфетами и сказала: «Отнеси это в комнату, а то кто-то из жильцов увидит, по всему поселку разговоры пойдут. Подумают, что Ваня пьяный пришел и заснул в чужом доме. Может быть, он тебе принес это угощение, Маша, ты случайно с ним не договаривалась?». Маша обиженно фыркнула, отнесла водку и конфеты в комнату и вернулась в коридор, к остальным. Лида начала потихоньку будить «жениха». Он не хотел просыпаться, тем более вставать. Придя в себя, никак не мог понять – где он и что с ним. Увидев меня –успокоился и спросил (по-молдавски)- «ну что там –все готово?». Лида попросила меня перевести его вопрос дословно, что я и сделал, куда было деваться в такой момент. Ваня поднялся, надеясь, что его теперь пригласят в комнату и даже направился в ту сторону, но на его пути уже стояла мощная защитная стенка из четырех девчат, с выдвинутой вперед «свекрухой»-Лидой, которая пошла на него своей грудью, приговаривая: «Иди, Ваня, иди! Нам женихи нужны, даже очень, но не такие спящие, в самый неподходящий момент! Ищи дальше, в поселке девчат много, может кому-то и такого хватит, но мы как-то обойдемся!. А ты, Вася, извини, что так вышло, да в будущем не соглашайся на такие спаривания. А, если будешь иметь кого-то, подходящего, -то милости просим, в любое время!».
Через минуту, мы с Ваней, были на пронизывающем северном ветру с мелким снегом. Распарившийся во время сна Ваня, зябко ежился, скорее всего, не осознавая полностью того, что произошло. Да и я себя чувствовал прескверно, поэтому не стал провожать его домой и, напротив нашего дома, который, как я уже сказал- был наискосок через дорогу, мы с ним расстались.
На другой день, Ваня подошел ко мне на работе и пожаловался, что, пока он спал вчера, в том коридоре, кто-то «прибрал» от него бутылку водки и конфеты. Нас-то он всех видел, без верхней одежды, поэтому подозрение в краже, ни на девчат, ни на меня, не распространялось. Тем более, что мы вместе шли домой и с пустыми руками. Надо сказать, что об этом инциденте, кроме девчат и нас с Ваней, так никто и никогда не узнал. Совсем другими были люди и их взаимоотношения.
После первой попытки сватовства, имея уже в памяти тот зимний вечер, мне не приходилось выступать в роли Свата, Думал, что – это -навсегда. Но зря думал, жизнь продолжалась и это неблагодарное (для меня) действо, снова нашло меня, в том же Казахстане, где-то лет через пятнадцать.
Работал я тогда главным бухгалтером колхоза, уступив свою прежнюю должность - главного экономиста, другому специалисту, прибывшего в колхоз по распределению из Алма-Ата. Мы с ним вместе работали, по-хорошему сдружились и потом –многие десятки лет, уже находясь далеко друг от друга, поддерживали хорошие, почти родственные отношения. У него появилась своя семья, причем обошлось без моих «сватовских» услуг, я его и семью, чем мог тогда –поддерживал и все шло своим чередом, без всяких неожиданностей и приключений.
Но, однажды мой коллега и друг, обратился ко мне с не совсем обычной просьбой. В соседнем с нами колхозе, появился новый специалист, тоже экономист. Мой друг знал его. Был он, то ли родственником, то ли учился с ним на разных курсах в сельхозинституте, неважно, но они хорошо знали друг друга. И вот у того знакомого, появилась мысль о женитьбе. Молодой, грамотный, симпатичный парень, казах, присмотрел себе девушку-казашку, в одном из совхозных сел нашего района. И все бы ничего, но обычаи есть обычаи, надо было хотя бы какой, но представить подарок(калым) родителям невесты. А где его взять?. Из родителей- одна мать, живут скромно, в колхозном доме; он всего второй год работает, ну и так далее. А упускать такую невесту- не то что неохота, а просто -нельзя ( по его мнению). Думал-думал- и решил её (девушку) - украсть. Да, именно - украсть….Таких случаев в те времена было сколько угодно. Полюбятся, договорятся, уведут невесту, на какое-то время спрячут где-нибудь подальше, ну а потом – объявятся, упадут на колени перед родителями невесты, те их простят (куда деваться!) и объявят официально об их женитьбе. Это так, в общих чертах, но, в принципе, близко к действительности. Главное – для жениха –гораздо дешевле и, как говорится –на законных основаниях, без ненужных правовых проблем и их последствий….
Вот и решился тот молодой парень на такое мало приглядное действие, как «воровство». Одно дело -сказать, даже решиться на такое действо, другое дело- как его осуществить….Девушка –это тебе не кошелек, который можно втихую вытащить из кармана, не велосипед и даже –не автомобиль. Это живой человек. А еще отец у неё, я его хорошо знал, - ведущий специалист совхоза, довольно нелюдимый человек, под сто с лишним килограммов весом и пудовыми кулаками….Вообще –и очень хочется и очень колется. Но любовь взяла все-таки верх, и он решил обратиться уже к нашему экономисту, своему старшему коллеге, за помощью. Советы ему давать было уже бесполезно, ему была нужна практическая помощь.
Так как у коллеги- соседа, не было больше к кому обратиться, кроме как к нашему экономисту, моему другу, то он и начал агитировать его, убеждая, что ничего необычного здесь нет, что девушка его любит и согласна покинуть дом таким образом, независимо от любых противоречий и, что ему надо помочь чисто технически, то есть доставить её, куда он скажет. Все остальное – это их с девушкой - заботы и действия. Как после выяснилось, парень здорово лукавил по поводу полного согласия девушки и отсутствия любых препятствий, при проведении этого мероприятия, которое, в принципе, из согласованной шутки, очень легко могло быть переквалифицировано в уголовное преступление
Мой друг, хотя и - казах, но, как человек, не так давно появившийся в районе, тоже не имел пока близких людей своей национальности, которым можно было бы доверить такое дело, поэтому –обратился ко мне и попросил поучаствовать в этом мероприятии, чисто в качестве перевозчика (читай -соучастника). Вначале, я нашел какой-то серьезный повод отказаться и надеялся, что инцидент исчерпан, но оказалось, что сосед-экономист, практически ежедневно терзал моего друга по телефону и при встречах, и все время- просил, просил и просил. Даже, как после выяснилось- несколько раз предупреждал, что может сделать с собой , что угодно, если ему не помогут и если ему (другу моему) его не жалко- то пусть все то, что может случиться – останется на его совести. Друг мне все эти просьбы-напоминания не доводил, но когда терпение и у него закончилось- обратился ко мне с той же просьбой. Мне в этой истории выпадала роль обычного «водилы» -сообщника вора. Все просто- заехать, вместе с моим другом (в данном случае-«свидетелем») за 20 километров в соседнее село, забрать «жениха», потом отправиться еще за 25 километров в село, где жила девушка, обреченная быть «украденной», притаиться где-то в оговоренном месте, подождать, пока жених и свидетель её приведут к машине, затем - отвезти её еще в одно село, уже в соседней, российской, Оренбургской области и там оставить. Завезти обратно домой жениха, и вернуться самим домой. Где-то рейс на 150 километров и его необходимо сделать пока темно, естественно, чтобы никто и ничего не видел.
Все просто и понятно в нормальных условиях. И для меня, как водителя –тоже. Но сразу же появляются вопросы, которых во много раз больше, чем возможных ответов. Первый из них- на чем ехать?. Ноябрь месяц, легкий, но уже мороз, ехать долго, дороги полевые и , после осенних дождей, не в лучшем состоянии. Обязательно - нужна легковая машина, в грузовой - четырех не повезешь. Личных машин у нас нет ни у кого. В колхозе – легковых машин -раз-два и обчелся. Не возьму же я без спроса ночью машину председателя, тем более на такое дело….Машину главного агронома – в зиму поставили на ремонт, главный инженер - держит свой вездеход- дома. Пришлось остановиться на машине парторга, Москвич-427, с удлиненным кузовом, благо в то время он был в отпуске где-то на Украине. Это я так прикинул на всякий случай. Дело-то серьезное – зима, люди, ночь и все сопутствующее….
Согласия пока не давал, но видел по состоянию своего друга-экономиста, что он уже согласен был на все, лишь бы отцепиться от своего знакомого коллеги. По его словам –совершение акта «похищения» приближалось, молодые ждали, когда отец поедет в командировку в город Актюбинск, на несколько дней и обстановка в доме будет благоприятствовать задуманному.
Пришел, наконец тот день, позвонил сосед-экономист нашему; они обговорили все нюансы, где, когда и что делать, наш –сообщил все это мне. Была объявлена готовность номер один….
Я попросил колхозного завгара, проверить тот парторговский Москвич, заправить и подготовить на меня путевку, мол, вызывают в райцентр нас с экономистом. После обеда вдвоем выехали, но не в сторону райцентра, а заехали на железнодорожную станцию, в семи километрах, позвонили «жениху», дали понять, что выехали и, чтобы он ждал нас в таком-то месте. После дождливого октября, дорогу подтянуло морозом и, где-то через полчаса, сосед-жених уже находился рядом с нами в салоне. Перекинулись парой фраз, уточнили дальнейшие действия и двинулись по темноте в совхозный поселок. Светиться мне на колхозной машине не стоило, поэтому –я высадил пассажиров, не доезжая села метров двести. Оба «похитителя» пошли в село, а я съехал с дороги, благо ни грязи, ни снега не было, притаился в небольшой балке и стал ждать….Сидел и думал о жизни, как таковой. Вокруг- чернильная темнота, небо затянуто тучами, какое-то неприятное ощущение во всем теле, хотел вначале выйти из машины, но не стал демаскировать стоянку - откроешь дверь- свет в салоне загорится.
Вспомнил, как наш с нынешней моей женой, брак, регистрировал когда-то председатель сельсовета. Выписал он нам свидетельство о браке, я ему налил полный (250 г) стакан водки, он выпил, понюхал корочку хлеба, а когда я налил ему второй стакан- он поставил его на подоконник, прикрыл той корочкой хлеба и произнес: «Цэ – потом». На том торжественная часть была закончена. И -ничего, живем уже шестнадцатый год, даст Бог и еще будем жить. В этом благородном сочетании –дело вовсе не в пышностях, а в самой жизни.
Ожидая, я конечно же не спал, не дергался напрасно и не волновался. Тут уже- как будет –так и будет. Ждать пришлось минут сорок, что-то там, видимо, шло не совсем так, как планировалось. Но -потом вдалеке послышались голоса, я включил на мгновения свет фар, обозначив место стоянки и стал вглядываться в ту сторону, откуда должны были появиться пассажиры.
Начал переживать- вышла ли к ним невеста, как они встретились и нет ли за ними «хвоста». Все прошло нормально и через пару минут, мы тронулись на северо-восток. Меня удивило, что у «невесты» с собой не было никаких узелков с одеждой , да и вообще- ни у кого и ничего в руках не было. Ну, подумал я тогда, может так и договаривались, все будет там, на месте. Ехали нормально, молодые –на заднем сидении, мой друг- впереди за штурмана. Он, оказывается, уже был в том селе, куда мы должны были доставить девушку, то есть, в отличии от меня, знал дорогу и указывал направление движения.
Село, куда мы направлялись, находилось уже за пределами Казахстана, в соседней, Оренбургской области. Вначале ехали молча, я объяснял себе это тем, что все, особенно молодые, сильно переволновались и теперь, когда самое неприятное было позади, -просто отдыхали. Но все оказалось совсем иначе. Между молодыми слово, за слово -началась настоящая перепалка. Причем начал её как раз «жених». Он что-то пытался втолковать девушке, но, видимо, безрезультатно. Та начала вначале огрызаться, а потом они распалялись все громче и громче. Разговор шел по-казахски, я практически ничего не понимал, но по их довольно резким репликам, в адрес друг друга, -понял, что здесь что-то не так и, скорее всего- здорово не так.
После уже выяснилось, что, когда девушка начала дома собирать отдельные вещи, её за этим занятием застала мама и потребовала объяснений. Семья была солидная, с длинным шлейфом родовых связей, поэтому мама быстро «расколола» дочку и та ей во всем призналась. Хорошо, что отца в тот день дома не было, а то мы бы имели неплохой материал для семейного сериала, с погонями, скандалами и, возможно, даже с драками и судебными разбирательствами. Мама девушки поступила мудро, не стала портить молодым встречу в этот день, мало ли что еще может быть (а может уже и было!) по жизни, но вещи взять с собой не разрешила и, наверное, поставила дочке какие-то условия, о которых мы не знаем. Скорее всего, она приказала ей сообщить «жениху», что мама все знает, что дочка ей сама в этом призналась, и что мама тут же по телефону, примет меры даже через областные правоохранительные органы, где у неё работают родственники.
В это время мы уже пересекли казахстанско-российскую границу, проехали несколько километров по трассе в сторону города Орска и свернули на проселочную дорогу, ведущую в пункт нашего назначения. Наши молодые снова начали оживленно спорить между собой и тут «жених» не выдержал . Он попросил меня остановить машину, обошел её вокруг, открыл дверь возле меня и попросил выйти из машины.
Я вышел, закрыл дверь, а парень взволнованно взял меня за руки и так отрешенно сказал: «Дядя Вася! Простите меня за все! Она (он показал в салон) призналась во всем матери! Ну а та- обязательно сообщит отцу и другим влиятельным людям, если она сегодня не вернется . Я боюсь! Они меня просто в порошок сотрут! Может - не будем её никуда вести, а отвезем домой?! Как вы считаете?». «Где ж ты раньше был!»-огрызнулся я в душе своей, и ничего ему не ответил. Зато сказал ему многое, мой друг, тоже вышедший из кабины, причем -тоже по-казахски , наверно, «поблагодарил» коллегу за такой торжественный вечер. Потом мы сели в машину, друг мой , уже по-русски сказал в сторону молодых, не оборачиваясь: «Хорошо, что вы во время поняли друг друга» и ко мне: «Поехали домой, Василий Андреевич, хорошая поездка получилась!».
Мы завезли домой несостоявшуюся невесту, а «жениха» домой завозить не стали- большой круг пришлось бы сделать, он ночевал у своего коллеги, а я поставил машину в гараж –просто –«приехав из райцентра».
Шел домой из гаража и даже не ругал себя, а просто благодарил Бога, что так все обошлось. ПЛОХО – но ХОРОШО. А ведь знал же, что сват из меня никакой еще по первому моему «Сватовству», но утешало то, что просто «клиенты» у меня попадались неудачные….
Не знал я тогда, что это еще не конец моих сватаний по случаю. И что интересно –все мои приключения в этом направлении, всегда были связаны прямо или косвенно -с Казахстаном. Даже в те времена, когда я там давно уже не проживал.
В третий, и надеюсь в последний раз, мне пришлось выступать в роли потенциального « свата», в конце восьмидесятых годов. Здесь можно смеяться, но, при всем моем отрицательном отношении к сватовству, как таковому, после описанных ранее осечек в этом направлении, признаюсь публично, что в этот раз инициатором этого действия, явился я сам. Добровольно и сознательно.
Так как жена моя и все дети, родились в Казахстане, то, естественно, в той республике, остались у нас и некоторые родственники. У жены было четверо сестер-братьев, потом пошли племянники, их дети, да еще двоюродные -троюродные родственники, то есть имелись таковые и сегодня еще имеются.
Мы жили семьей в Тирасполе, несколько семей родственников и их друзей, земляков -казахстанцев, проживали в Слободзее, моем родном селе. К ним часто приезжали уже их родственники и близкие. Так сложилось, что когда приезжали те гости, то обязательным условием считалось посещение нашей семьи, как определенного «первопоселенца» и, когда мы еще жили в Слободзее, и когда переехали в Тирасполь. Причем , к нам в гости , каждый раз, приходили не только приехавшие на сегодня земляки-родственники, а прибывала вся казахстанская диаспора, проживающая в Слободзее на тот момент. Особенно в первые годы, после того, как я из Казахстана, вернулся с семьей в Слободзею, у нас были, сплошные, с небольшими перерывами, солидные «торжественные приемы», со всеми вытекающими последствиями….Это считалось в порядке вещей, никто и никаких разрешений не спрашивал – просто приходили- и все, наверное считая, что у нас все падает с неба. Мы, конечно же старались, ну как же –не понравится , -поедут домой, ославят на весь район и т.д.. А каким боком это нам выходило –никто не знал, да и не хотел знать.
Так вот , в те времена, приехал в гости из Казахстана, один из племянников моей жены. Уже взрослый парень, далеко за двадцать. Приехал не именно к нам, а в Слободзею, где уже несколько лет проживала его старшая сестра, с семьей, ну и традиционно, посетили нас, в Тирасполе. Потом прибывшие гости уехали домой, а племянник остался погостить у нас какое-то время.
Парень был очень хороший. Работящий, дисциплинированный, здоровый и порядочный. Была у него одна беда:- как-то патологически он боялся женщин, даже не самих женщин, как таковых, а именно общения с ними. Добрый и снисходительный по характеру, он был немногословен, а в отношениях с женщинами, особенно посторонними – вообще –молчун. Ни с кем из девчат не дружил и не собирался выбирать кого-то из них для себя, как спутницу жизни. Как ни старались его родители в этом направлении, им очень нужна была помощница в доме, а он был старшим сыном в семье, так у них ничего и не получилось.
Много раз и мы, родственники, пытались выяснить у него причину такого негативного отношения к женскому полу – он и сам не мог это объяснить. «Не могу. Не хочу. Не желаю» – вот все, что он отвечал на задаваемые вопросы и предлагаемую помощь.
И- надо же было мне тоже включиться в эту неблагодарную работу, по «оказанию помощи» родному племяннику, в деле пересмотра его отношения в женскому полу! После горького опыта моих прежних «сватаний по случаю», я же зарекся вникать в подобные вопросы. Но –тут такой случай. Я понимал, что если он так и уедет от нас, каким прибыл, то таким и останется, скорее всего -навсегда. В далеком степном селе, все окружающие, давно привыкли к нему, такому как он есть и никому там не будет до него дела, тем более по этому, пустяковому для других вопросу. Но я же –Добрый! Надо что-то придумать, чтобы помочь парню, хорошему парню, тем более –родственнику! И что вы думаете- Придумал!....
Работал я тогда заместителем генерального директора Научно-производственного объединения (НПО) «Днестр», что в Тирасполе. Базовым хозяйством НПО, был Научно-Исследовательский институт орошаемого Земледелия и Овощеводства, первый НИИ на Юго-Западе СССР, где я параллельно был заместителем директора. В структуре института находилась солидная лаборатория экономики, обслуживаемая специальной машинно-счетной станцией. Станция в те времена, работала на массивных перфорационных машинах с бумажными картами, занимала несколько комнат, её обслуживало около двадцати операторов, все молодые девушки и все, кроме начальницы станции,- незамужние.
Станция обслуживала нужды НПО, находилась в одном здании с управлением Объединения и по статусу, - ответственность за её работу, в итоге, входила в мою компетенцию, как заместителя директора по экономике. Естественно, я общался по работе с начальником станции и ежедневно видел многих девчат-операторов.
У меня была запланирована встреча с коллективом станции по текущим вопросам, но появления гостя-племянника, внесло изменения, не только в предполагаемые к обсуждению вопросы, но и в сроки её проведения. Племянник находился у нас дома. И я решил познакомить его с девушками –операторами , работающими на станции. Это было гораздо удобнее других вариантов поиска невесты для него – девчат –много, собирать их специально не надо, они и так все в одном месте находятся….
Можно было бы просто привести гостя на станцию, пройти по кабинетам и посмотреть всех «кандидаток» , но при работающих перфораторах и такой массе людей, -такие вопросы не решаются, поэтому, я договорился с начальником, чтобы она составила мне список операторов и, сегодня, начиная с такого-то времени, посылала девушек ко мне в кабинет, строго по одной, по второму экземпляру списка, по принципу- одна выходит –вторая заходит. Я буду с ними беседовать по несколько минут, чисто по работе, а –потом, в другое время, мы соберемся уже всех вместе, как договаривались ранее.
После обеденного перерыва, я сижу в кабинете, рядом, несколько в стороне, сидит гость-племянник, с листком бумаги в руках, для солидности,– и начинается прием операторов машинно-счетной станции. Девушки по одной заходят, представляются, садятся и отвечают на мой единственный вопрос –есть ли у них желание учиться дальше совершенствованию машинной обработки учетных данных, или их интересуют другие направления, но именно учебы, и где –конкретно. Всем было обещано содействие в поступлении на учебу и помощь в процессе её прохождения. Девушки охотно отвечали, я помечал себе их пожелания и отпускал. В течении чуть больше часа, мы побеседовали со всеми операторами, бывшими на работе в тот день. Должен сказать, что я сдержал обещание; нескольким из пожелавших учиться дальше уже в этом учебном году, была оказана практическая помощь в поступлении на учебу в ряд техникумов. До этого, у большинства из них были лишь курсы операторов.
Но это все –было вторично для того дня! Главное – наш племянник, потенциальный жених, увидел целый огромный букет кандидаток в невесты. За эти несколько минут (простите меня женщины!) бесед с каждой отдельной девушкой, тот, кто за этим пришел, мог бы заметить очень многое – из внешних данных, в том числе -лицо, фигуру, осанку, руки, ноги, глаза. Услышать речь, даже почувствовать что-то из интеллекта, да и многое другое, сопутствующее….Но это только тот, кто за этим и пришел….
Когда «смотрины» закончились, я спросил у племянника: «Ну как тебе наши девчата показались?!». Он ответил, что еще не видел так много хороших девушек и в одном месте. Но вот одна была, он запомнил имя-фамилию, - самая лучшая, по моему мнению.
Этим ответом, он очень обрадовал и обнадежил меня. Может быть, все-таки не зря я решился на эти смотрины. Может быть , все же сломает себя наш племянник в плане отношения к женскому полу, да и девушка тоже будет счастлива, рядом с таким надежным человеком. Мне тоже понравился его выбор. Я хорошо знал ту девушку, одну из двойняшек, живущих в соседнем с нами доме. Знал её родителей, хорошие были люди.
Договорились с племянником, что завтра, я пораньше приеду в Слободзею, привезу его сюда, к нам, ну и начнем действовать, чтобы все, что задумали вместе с ним – достойно было исполнено. Сообщим сестре, в Слободзею, позвоним его родителям, ну и так далее. Племянник согласился, я отвез его к автобусной остановке, и он отправился в Слободзею. Вечером, я порадовал новостью жену, его родную тетю и даже возгордился в душе, что хотя и с третьего раза, но мое своеобразное «сватовство», хоть пока и не свершилось, но, предпосылки к нему уже имеются, надо только доработать детали. Уговорили жениха, постараемся уговорить и невесту, тем более в такое неопределенное время, как конец восьмидесятых….
На другой день –пораньше выехал в Слободзею, чтобы привезти племянника до начала рабочего дня. Еду- на ходу - строю планы на день. И тут- первый неожиданный удар –племянница говорит, что брат, как только от вас приехал вчера, сразу собрал свои вещи, а рано утром- первым автобусом - поехал в Тирасполь, вроде бы на поезд.
Я не понял, я - почувствовал, что он просто сбежал. К нам он не поехал, во первых –зачем в такую рань. Поезд на Москву идет в середине дня, но не будет же он сидеть полдня на вокзале, зная, что я могу его искать. Значит -будет бежать дальше. Так и случилось. Я приехал на вокзал за полчаса до прибытия поезда на Москву, осмотрел все закоулки, при посадке несколько раз прошелся вдоль вагонов –племянника -не было. Видимо уехал утром пригородным поездом до узловой станции Раздельная, а там - в сторону Москвы, поездов – много….
Через месяц пришло письмо от сестры, матери того племянника. Благодарили за прием сына, передавали приветы, а о каких-либо девушках или невестах –ни слова….Стоило огород городить….
Из всех описанных событий, да и других, Похожих, я сделал по жизни главный вывод: Людям, таким, как я, обреченным творить Добро, надо более сдержанно относиться к его «творению». Добро надо отпускать (дарить) дозировано -малюсенькими чайными ложечками, а не котловыми черпаками, потому что перекормленные добром - часто начинают им давиться и оплевывать своего дарителя. Помните об этом, люди, а прочитав этот невыдуманный материал, не пытайтесь сватать того, кого не надо, тем более - для того, кому это не надо , и все у вас будет нормально. Но мы же ведь на ошибках, своих и чужих, -не учимся, а -чаще - совершаем -новые!….
СЕРИАЛЫ
Как сказал когда-то наш политический классик — «из всех искусств, для нас важнейшим является кино». И если в его время это было неопровержимо, то с развитием телевидения значение последнего в человеческом обществе возросло неизмеримо. Ежедневная направленная видеопропаганда чего-либо — красивой и легкой жизни, колготок или прокладок, насилия или «разумного» секса, помимо нашей воли втягивает нас в этот «познавательный» процесс. Причем, без различия пола и возраста, убеждений и вероисповедования.
Расхожая демократическая версия: «Пусть смотрят все, что угодно, а потом выбирают то, что им нравится» — нам не совсем подходит. Если в семье мать болеет, а отец не имеет работы, детям не в чем и не с чем идти в школу, а по телевизору показывают их сверстников, раскатывающих на
машинах и ежедневно меняющих наряды, то можно с абсолютной точностью предсказать, что ждет этих и им подобных (наших) детей в будущем.
Как бы то ни было, телевидение сегодня играет главную роль в средствах массовой информации по степени влияния на сознание людей. В какую сторону — это уже не важно, для данного рассказа, в частности.
В конце прошлого (XX) века и в наших программах появились многосерийные телевизионные фильмы, так называемые сериалы. Раньше как было? Одна-две, максимум, четыре серии, и все ясно. А теперь сотни серий, но полной ясности для зрителя так и нет. Причем, не дожидаясь окончания одного сериала, телеканал начинает показ другого или нескольких, вакуумно втягивая нас в очередную сеть примитивных сюжетов. И так — бесконечно.
Сегодня процентов 40-50 телевизионного времени занимают сериалы. Ну, это общеизвестно, и никуда от этого не денешься.
Моя задача — не комментарий нужности или ненужности сериалов, а отношение к ним нас, зрителей. На мой взгляд, главными особенностями сериалов являются их продолжительность и «право». Причем никто не принимал никакого решения по узакониванию этого права — ни власти, ни муж там или жена, в семье.
Это право появилось само, как бы упало с неба и обсуждению не подлежало. С появлением у нас в девяностых годах западных (мексиканских, бразильских и т. п.) сериалов, большинство из которых абсолютно пусты по сюжетному, тем более идейному наполнению, появилось и право.
Если бы какая-то хозяйка в течение нескольких сот дней в одно и то же время смотрела разные фильмы, то муж или кто-то старший, обязательно сделал ей замечание-внушение: «Что ж ты ужин не приготовила (не достирала, не доубирала, не домыла детей, не подоила корову и т. п.), а сидишь, кино смотришь!» А вот сегодня - она бросает все и смотрит годами сериал. Никто даже и не думает делать ей (или ему) замечание! Вот наш менталитет!
Как только появились сериалы — доярки начали оставлять коров, трактористы прекращали пахать. Все бежали к телевизору. Вот что такое — его величество «право». Как всегда, часто все это доходило до абсурда, но отказаться от этого права не хотел никто, скорее всего потому, что перед ним все были равны, богатые и бедные, сельские и городские. Случались как комичные, так и грустные истории, связанные с просмотром этих самых сериалов.
Расскажу для иллюстрации несколько случаев из моей жизни, связанных с этой правовой «болезнью». В девяносто третьем году довелось мне отдыхать в санатории «Шаян» в Закарпатье. Тираспольский завод «Литмаш» имел там свою долю, и купить туда путевку, тем более зимой, не было проблем.
Мне назначили массаж шейной области позвоночника. Массажист — молодая девушка. Один сеанс в то время стоил — 5000 украинских купонов. Я сидел на стуле, положив руки на его спинку. Девушка, стоя позади меня, массажировала шею. Так было по технологии. Но вмешалось одно обстоятельство — сеанс массажа совпал с началом какого-то очень уж лирического сериала. На столе, у которого я сидел, стоял небольшой телевизор «Электроника». Показывал он неважно, это вынуждало напрягать зрение и слух. Видимо, поэтому девушка-массажистка, вся поглощенная сериалом, нет-нет, да и обнимала меня за шею и просто обвисала на мне. Потом спохватывалась, снова работала пальцами, затем снова обнимала.
Не могу сказать, что это было мне неприятно, но я все-таки ходил на массаж, а в коридоре ждала своей очереди, правда, к парню-массажисту, жена... Это продолжалось дня четыре. Но так как для меня не было ни массажа, ни продолжения, пришлось прекратить эту процедуру. А память осталась. О сериале, естественно. …
Второй случай был еще раньше и более прозаичный. Стояли у меня в подвале два новых молочных бидона. Решил помыть и приготовить под муку на зимний период. Поставил у гаража сушить на солнце. И тут жена вспомнила, что в полдень сериал начинается. Кажется, то была «Рабыня Изаура», ее у нас днем показывали. «Давай быстрее, идем, пообедаем, отдохнем, а потом продолжим работу в подвале». Я знал, что ей надо сериал смотреть, но поплелся домой. Через 50 минут, подойдя к гаражу, увидел, что бидонов нет.
«Черт меня дернул через столько лет мыть их именно сегодня», — грустно подумал я, но промолчал. Видно, не все на нашей обособленной территории смотрели сериалы.
Ну да что там бидоны! В одном из совхозов НПО «Днестр», где я раньше работал, в те же годы случилось гораздо худшее. Приезжаю вечером в виноградарскую бригаду. Смотрю, у плантации сидит человек, как после выяснилось, тракторист, и плачет.
Я думал, какое-то семейное горе. А он перестал плакать, зло засмеялся и говорит: «Та кино там жинка хвалыла дуже, многосерийне про любов, чи шо. Так я трактор с лодкой, нагруженый выноградом оставыв, як раз вин заглох на пидьеми, а в мэнэ пускач нэ робэ. Думаю, поиду на лисапети до дому, тут пять минут. Визьму нову свичу, заодно и поим. А там ще то чортовэ кино. В общим, прыихав, нэма ны трактора, ны вынограда. Даже часа не пройшло. Хтось завив с буксиру наверно. Вот так. А до граныци з Украиною пивкиломэтра. И ныхто ничого нэ бачив и нэ знае».
Такие вот истории — и веселые, и грустные. А сериалы плодятся в геометрической прогрессии. Пошли уже и «наши» российские, не менее примитивные, чем зарубежные. Так что, будьте бдительны, люди. Не всегда эфирное время работает с пользой. Не только его смотреть, но и за ним смотреть надо!.
НЕ МОЖЕШЬ - НЕ БЕРИСЬ
За миллионы лет становления жизни на земле живые организмы прошли различные эволюционные этапы. И хотя ученые продолжают спорить, кто от кого произошел, к примеру: человек от обезьяны или наоборот, что было первичным: курица или яйцо, что-то все равно было вначале, а все, что мы сегодня видим, — уже продукты той же длительной эволюции, которая продолжается и будет продолжаться, с учетом меняющихся условий и обстоятельств.
В отличие от всех других представителей животного мира, человек, как наиболее удачный продукт той самой эволюции, давно научился влиять на ее ход, искусственно ускоряя происходящие процессы, путем селекции и других методов. Дикие животные, птицы, рыбы проходили этапы эволюционного развития многие тысячи лет, совершенствуясь и сохраняясь. Домашних же животных человек приручал и «подправлял» под свои потребности. И, надо сказать, у него это получалось. На выведение новых пород уходило уже во много раз меньше времени, чем на естественное развитие. Появилось искусственное осеменение, клонирование и т. п. Потренировавшись на животных, человек начал переносить те же подходы на самое себя. Недалеко то время, когда, используя клетки какого-то кумира, спортсмена или артиста, а может, бандита или диктатора, поклонники будут заказывать его клоновые копии.
Наука в этом деле здорово преуспела. Но это где-то, не у нас Мы же, наоборот, до такой степени запустили работу по воспроизводству, что скоро по улицам наших сел будут ходить не коровы, а какие-то другие разновидности крупного рогатого скота, типа «яков» или еще чего-то другого, более неприглядного. Известно, что яки для своей зоны (горный Тибет) — незаменимые и универсальные животные, от которых живущие там люди получают молоко, мясо и шерсть, а также используют для транспортных и других работ. Этих животных создала сама природа, приспособив к суровым горным условиям.
Они довольно неприглядны на вид — голова быка, хвост лошадиный, туловище под овцу и т. д. Но так как у нас в настоящее вре-
мя идет эволюция наоборот, то есть абсолютно отсутствует селекционная и осталась без внимания племенная работа, то естественным следствием всего этого хозяйственного безобразия очень быстро станет вырождение нашего (теперь уже, в основном, частного) стада и появление животных более безобразных, чем те же яки.
Раньше, когда система племенного воспроизводства была централизована и отлажена, управлялась и контролировалась, когда закупался, производился и применялся лучший семенной материал, совсем другими были как животные, так и показатели производства и качества продукции. Естественно, во всех этих процессах работали подготовленные специалисты. Те же техники по искусственному осеменению, с которых в первые годы применения этого новшества всем селом смеялись, намекая на то, что все телята в стаде будут на них похожи, постепенно заняли свою нишу и заявили о себе более чем достойно, через стопроцентный приплод, сохранение породности и т. п.
Конечно, люди есть люди, одни работают по призванию, другие по необходимости. Мне в свое время доводилось встречаться с такой категорией людей в процессе работы. И иногда, когда видел, как они обращаются с животными, трудно было понять, кто с кем больше, извините, по-скотски обращается.
О, если бы коровы умели говорить, они бы многое нам, людям, поведали. И о тех, кто их кормит, кто осеменяет, да и доит.
Никому и в голову не приходит мысль о том, почему премии получают осеменаторы и доярки, а не сами коровы..? Ведь не доярки молоко производят. За что же их, собственно говоря, поощрять?
Да, наверное, это просто норма нашей жизни такая: кто доит, тот и живет, а кого доят, тому всегда плохо, и он всегда виноват. Это так, кстати.
Честно говоря, я никогда не читал ничего о «человеческой» составляющей в различных отраслях, отдельных действиях, тем более, о применении метода искусственного осеменения. И, скорее всего, вряд ли когда обратился бы к этой теме, если бы не недавний случай, о котором чуть позже.
А первое мое поверхностное знакомство с методом осеменения произошло случайно и при необычных обстоятельствах.
Декабрь шестьдесят третьего года. Ночь. Мы, замполит нашей войсковой части майор Истомин, замполит одной из наших рот старший лейтенант Рыбаков и я, освобожденный комсорг, едем из Житомира в Коростень, в расположение своей части. Едем с заседания партийной комиссии кустового политотдела, где нам «влепили» по строгому выговору «за низкий уровень идейно-воспитательной работы». Один солдат толкнул другого, тот не удержался, ударился головой о койку, потом лег и... ушел из жизни. Ну, ЧП на всю армию! Наши фамилии мелькали из доклада в доклад месяца три, пока очередное происшествие,в другом месте, не заслонило нас и не отодвинуло на другой план. Партийная комиссия тогда была последней «разборочной» инстанцией, после ее решения внимание к нам терялось. Мы, естественно, «обмыли» завершение наших мытарств в центральном ресторане Житомира и облегченные, поехали домой. Машина была типа «скорой помощи» на шасси ГАЗ-51. Замполит сидел в кабине, мы с Рыбаковым — в будке «скорой». Был у нас еще и попутчик, старшина той же роты, где служил Рыбаков. Ездил он по своим личным делам в Житомир, ну, и на обратном пути присоединился.
Рафаил Зиневич, так его звали, был из чешских евреев, переселившихся в Россию еще в годы больших «столыпинских» реформ. По специальности он был ветеринарным фельдшером и до прихода к нам в часть много лет работал в колхозах Коростеньского и других районов.
Среднего роста, довольно упитаный, любил поесть, выпить и особенно поговорить. Пока мы с Рыбаковым переваривали события последних месяцев и отходили от каверзных вопросов отставников — членов парткомиссии, Зиневич, не обремененный такими заботами, без умолку болтал, рассказывая различные эпизоды из своей ветеринарной жизни. Краем уха я слушал его истории о том, как он поставлял полудохлый скот в рестораны и на мясокомбинаты, как подменял мясо и живой скот, как занимался во многих местах искусственным осеменением и т. п.
Мы рассеянно слушали его рассказы, думая каждый о своем, но когда Зиневич затронул тему осеменения, интеллигента-москвича Рыбакова это оторвало от мыслей и заинтересовало.
«Слушай, Рафаил, — сказал он, — что это такое «искусственное осеменение»? Как вообще это делается?» «Та цэ плевое дило, — тут же выдал Зиневич. — Бэрэш симя (он показал, как он берет тремя пальцами правой руки это самое семя), ложиш його сюды (он сделал язык трубочкой и показал сложенными пальцами правой руки, куда именно в эту трубочку ложится семя), тыпэр хватаешь вивцю двумя рукамы за задни ногы, раздвыгаишь их (он показал это жестом) и робыш так: «ПлЮ» (ОН показал языком, как делается это «плю», наклонившись вперед). И всэ зроблено, плюй дали».
«Ты что! — захлебывающимся голосом буквально застонал ничего не подозревавший Рыбаков. — И что, каждой овце языком?!» Было видно, что ему сейчас станет плохо. Да и ресторан давал о себе знать.
«А ты як думав, — невозмутимо ответил Зиневич, — шо цилу отару одним плювком? Ни, цэ дило индивидуальнэ. Надо робыть кажду вивцю». Побелевший Рыбаков вскочил; «Да я такую работу... Остановите машину!» Он лихорадочно начал нажимать сигнальную кнопку связи с кабиной, одновременно распуская галстук на рубашке и буквально задыхаясь.
Через некоторое время машина остановилась. Рыбаков вывалился из будки в снег. Дальше все пошло по непонятному сценарию. Машина вдруг тронулась и поехала с еще большей скоростью, чем до этого. Несмотря на наши с Зиневичем звонки в кабину, крики и свист, машина остановилась лишь в расположении части, оставив Рыбакова в снежном ночном лесу за 30 километров от дома. Как оказалось, сигнальная кнопка не работала, а машина останавливалась, чтобы на узкой трассе пропустить встречную. Возвращаться было бесполезно, так как Рыбаков за это время много раз мог уехать на попутных, где его теперь искать. Ну, посмеялись, посетовали и на том забыли. Таким было мое первое «причащение» к этой необычной теме — осеменению.
Второй раз я вплотную столкнулся с ней и с людьми, которые этим делом занимаются, уже после армии, работая в колхозе.
Председатель колхоза Г.И. Каструбин все 365 дней в году начинал свой рабочий день в пять утра — с обхода или объезда колхозных ферм. Часть из них была на центральной усадьбе, в двух смежных селах — Григорьевке и Преображеновке, часть находилась за 12 километров, в Лушниковке, ну а овцы и табунные лошади — в трех аулах урочища Бугумбай, за 30 километров.
Каструбин, выезжая на отгонные точки, часто брал меня с собой в разные времена года.
Как-то поздней осенью вечером звонит: «Поедем утром, часов в шесть, в Лушниковку, посмотрим, как идет осеменение овец, да и молочную ферму заодно поглядим».
Хорошо перед рассветом в зимней степи! Удобные одноконные сани, крепкий испытанный жеребец в приличной сбруе, мороз под двадцать пять, легкая поземка, скрип снега под полозьями, ровная быстрая рысь коня, отрывочная беседа. Приезжаем на овцеферму. Семь часов утра, темно еще. Встречает нас у входа Петро Горобец, ветеринарный фельдшер, охранник по совместительству. Он вместе со своими сыновьями, как он их называл «слесарями-гинекологами», как раз и занимался в то время искусственным осеменением.
Здороваемся. От Горобца несет устойчивым спиртовым запахом, явно не вчерашним. Каструбин тут же спрашивает: «Дядько Петро (так его все звали), где вы уже успели заправиться, магазин не работает еще, запаса у вас в жизни не было, Николай Нода (главный вет-врач, тоже жил в Лушниковке) заранее спирт не дает, так где же вы в такую рань смогли похмелиться?»
«Ты як той пацан, Ионович, — заулыбался Горобец, — а ну иды сюды». Зашли в маленькую комнатку при кошаре. На старом обшарпанном столе стояла литровая банка, наполненная на одну треть какой-то жидкостью, в которой находились десятка полтора длинных стеклянных пипеток-трубочек. Как после выяснилось, трубки были инструментом для осеменения овец, а в банке — спиртовой раствор, в котором эти инструменты стерилизовались.
Пока мы несколько секунд осваивались в полутемной комнате, Горобец правой рукой приподнял над столом банку, левой рукой сгреб и вынул из нее все трубки и мгновенно влил в себя ее содержимое, успев при этом аппетитно крякнуть и выдохнуть: «О цэ так!»
Выскакивая, я чуть не столкнул стоящего в дверях председателя. Мы не стали ничего выяснять и спрашивать, а просто поехали на молочную ферму. Все было понятно без слов. С тех пор вера моя в эту категорию работников здорово пошатнулась, но больше близких контактов с ними не было, так, все больше по материальной части — что-то помочь, купить, достать и т. п. А ближе, детальнее — не приходилось.
Как-то далее подзабывать стал в последние годы о деталях и проблемах, связанных с тем же осеменением. Но жизнь опять напомнила, И скажу вам, самым неожиданным способом. Некоторое время назад я участвовал в предвыборной кампании. На сходе избирателей мне вдруг задали вопрос «А вы коров осеменять умеете?» Смотрю на женщину, задавшую вопрос, и в компьютерном темпе думаю: «Что это, провокация или невежество? Какая связь у представительного органа с искусственным осеменением?» В первый раз отшутился, заявив, что с людьми я еще кое-как могу разобраться, а вот с коровами — не приходилось, но если это надо, чтобы быть избранником народа — научусь.
Но когда мне снова и снова стали задавать подобные вопросы, я понял, что это не провокация и не невежество, а обычный материализованный конкретный интерес. Одна учительница прямо сказала: «А у нас есть кандидат, который может это делать, уже осеменяет, причем, обещает осеменять наших коров бесплатно».
Многое хотел я сказать той женщине, но посмотрел на нее и всех окружавших ее коллег и не сказал ничего. Я понял, что ни мой полувековой опыт работы, ни мой интеллект и менталитет, ни знание жизни, которому нельзя научить, не прожив ее, и ничто другое, что во мне было и есть полезное для всех, в том числе для этой женщины, сегодня не нужно. Все просто: тысяча коров, тысяча хозяек — минимум тысяча голосов в поддержку. Вот и вся пропаганда и агитация.
А что будет дальше — уже никого не интересует. Вот такими мы стали теперь прагматиками-однодневками. Говорю об этом с горечью, потому что знаю, о чем говорю. И дело не во мне, а в самом Деле.
Ну, да ладно, имеем тех, кто имеет, или получили то, что хотели. Много лет назад, еще при Союзе, в «Днестровской правде», на первое апреля, я опубликовал вот эти несколько строк. «Одно и то же выражение на трех языках звучит так:
— Едем дас зайне (по-немецки);
— Дурних учуть, а умних репресирують и мучуть (по-украински);
— Каждому свое (по-русски)».
Я тогда не знал, что скоро развалится СССР, и мы придем к нынешней «демократизированной» жизни, но и сейчас повторяю все это безо всякого сарказма. Как факт.
Такие вот мелкие истории из нашей эволюции, в том числе эволюции наоборот — от «симменталов» до яков и от людей — к их клонам-копиям.
И хотя естественное лучше искусственного, будущим кандидатам в различные выборные органы власти, в том числе высшие, не мешает поинтересоваться у каких-нибудь оракулов, какие специальности будут востребованы при формировании этих органов в будущем.
Тогда легче будет трансформировать выгодное искусственное в бесполезное естественное. И все же, как говорят на Руси: «Не можешь — не берись!»
ЗАХОЧЕШЬ - НАЙДЕШЬ
Если не бить в сторону футбольных ворот, никогда не будет гола. Искать иголку в стогу сена — очень проблемно, но возможно, так же, как и искать человека в многомиллионном городе, не зная адреса, тем более, не имея подробных характеризующих данных.
Вообще, тема поиска людей — очень обширна и многопланова, но над всем этим стоит то, что сказано в заглавии: «захочешь — найдешь». Приведу всего три небольших были из своей жизни на адресную тему, может бать, они напомнят читателю нечто похожее.
Конец шестидесятых годов прошлого века. Москва. Жил в столице один из моих троюродных братьев, звали его Петр. Лет за двадцать до описываемых событий его увезла с собой отдыхавшая у нас девушка-москвичка, они поженились и на моих глазах проходили обычную в те времена мучительную процедуру обзаведения собственным жилым углом.
Сперва одна комната на три семьи в общежитии — пять лет, потом та же комната уже на две семьи — семь лет, затем восемь лет «блаженства» — одни на целую комнату! И наконец — однокомнатная квартира на пятом этаже. Я потому так хорошо знал историю их житейских мытарств, что посещал их на всех стадиях: то служил в Москве, то учился или просто заезжал при транзитных проездах. Родных братьев-сестер у меня не было, поэтому поддерживал контакты с дальними родственниками. Бывает ведь и так, что с ближними меньше общаешься, чем с дальними — по разным причинам Так было и у нас с Петром. Наши матери были двоюродными сестрами, они активно общались, и мы, их дети, тоже.
Заезжая, я всегда что-то привозил в подарок, так было и в тот раз. Ехал я из Казахстана, где в то время жил и работал, — в отпуск в Молдавию. Приехав в Москву, оформил остановку на сутки и поехал к Петру. Все бы ничего, но был конец декабря, неприветливая вьюжная погода, около десяти вечера, и вдобавок чемодан с новогодними гостинцами килограммов на сорок.
В те времена ветки метро от Кольцевой в сторону Тушинской, еще не было, поэтому, чтобы попасть на улицу Фабрициуса (ныне район Митино), где жили брат с женой, необходимо было доехать на метро до станции Сокол, а затем по Волоколамскому шоссе, улице Свободы и т.д. долго ехать автобусом. Пока я проделал весь этот путь, втащил чемодан на 5-й этаж и с облегчением нажал кнопку звонка квартиры брата, было около полуночи. После пятого или шестого звонка дверь открылась... Лучше бы меня холодной водой окатили. В дверном проеме, искаженное недостаточным коридорным освещением, показалась злое, со всклокоченными волосами, лицо женщины средних лет; сзади нее и чуть выше угадывались глаза другого человека, возможно мужа. «Чего на-а-до!?», — выпалило лицо. Я попытался объяснить, что приехал к брату, назвал его фамилию и что-то там еще сказал. У меня в голове уже прокручивалась версия — опять чемодан, автобус, ночь, метро до часу и т.д. Женщина, окончательно проснувшись и поняв, в чем дело, сказала, что всего пару месяцев назад они переехали в эту квартиру из общежития. На вопрос, куда съехали прежние жильцы, она ответила, что точно не знает, так как они вселялись в уже пустую квартиру. Но раньше, мол, жена Петра упоминала, что они получили двухкомнатную квартиру в новом четырнадцатиэтажном доме в районе Сходни, и что брат мой заслужил улучшение жилья, работая более года на строительстве стадиона в столице Индонезии — Джакарте. Как со стройки вернулся — сразу квартиру и получили. А где это, что и как — ничего новая хозяйка не знала.
Я поблагодарил за информацию, дверь закрылась. Понял, что рано расслабился, дотащив чемодан до чужой уже теперь квартиры. Чувствовал, что новые хозяева наблюдают за мной в дверной глазок, и чуть было не поднял палец к звонку. Очень уже не хотелось выходить на морозную улицу, да еще в неопределенной ситуации. Если бы хо-зяева сами предложили остаться до утра, я бы, наверное, согласился. Но они не пригласили, тем более, одна комната, а может, еще у них кто-то есть — зачем им мои проблемы...
Опять — чемодан, опять автобус. Обратно к Соколу он шел уже не по улице Свободы, а другой дорогой, и через так называемый Сходненский тупик (ныне проезд Стратонавтов) выходил на Волоколамское шоссе.
Еду автобусом, один пассажир на весь дребезжащий и промерзший салон, и думаю, сумею ли попасть хотя бы в метро, чтобы несколько часов до утра побыть в тепле.
Автобус подъехал к железнодорожному переезду. Слева (это я потом узнал) в двухстах метрах — пригородная станция Тушинская, сегодня рядом с ней и станция метро с таким же названием. Проезжая освещенный железнодорожный переезд, я вдруг увидел на фоне зарева от фонарей проходящего рядом Волоколамского шоссе три незнакомых довольно высоких дома. В голове сразу — они получили квартиру в новом четырнадцатиэтажном доме в районе Сходни! Речка Сходня здесь рядом, домов этих пару лет назад не было, а вдруг это они? Рискнуть что ли?! А риск был. Автобус, скорее всего, последний. До Сокола довольно далеко. Машин даже на шоссе — очень мало.
Решил рискнуть. Что будет, то и будет. Попросил водителя ост-новиться возле новых домов. Он удивленно на меня посмотрел и выполнил просьбу. Я двинулся в сторону домов. Хотел сперва, пока буду дом искать, зарыть чемодан в снег, но быстро передумал — в чемодане ведь копченый окорок, колбасы домашние и другие деликатесы домашнего производства. На такой запах соберутся собаки всего района, попробуй тогда отними у них чемодан, да еще ночью.
Подошел к первому дому. Судя по разбросанным стройматериалам и темным окнам, дом был еще нежилой. Пошел ко второму, он стоял посредине, и в отдельных окнах горел свет. Жилой, значит. Дом одноподъездный, посчитал — да, 14-этажный. Вошел в подъезд — никаких замков тогда еще не ставили.
Стою и думаю: идти подряд из квартиры в квартиру легче будет сверху вниз, чем снизу вверх. Поднялся на последний этаж, вышел из лифта и почему-то сразу повернул налево. Прошел до конца коридора, подошел к крайней справа двери, прочитал почему-то номер — 96 и нажал кнопку звонка. Когда через некоторое время дверь открылась, на пороге стояла жена Петра — Саша...
Вторая «адресная» история случилась со мной в Ленинграде. В начале декабря 1981 года, группу пропагандистов партийной, комсо-мольской и экономической учебы, как лучших из лучших в нашем Слободзейском районе, наградили туристическими путевками в Ле-нинград. Все чин по чину, авиарейсом Кишинев-Ленинград-Кишинев. Жили 10 дней в городе Пушкин, в т.н. «китайской деревне» рядом с Екатерининским дворцом, а питались в столовой в самом дворце. Путевка была полезной особенно для тех, кто впервые посещал этот прекрасный город. К таким относился и я. Но не только дворцами, музеями и театрами запомнилась мне эта поездка.
Дело в том, что в Ленинграде жил мой уже двоюродный брат, Николай, сын младшего брата моего отца. Он так же, как и Петр в Москву, только лет на двадцать позже, уехал в Ленинград.
В пятидесятые, шестидесятые, семидесятые годы в Приднестровье отдыхали тысячи людей из северных районов Союза. Основными центрами летнего перемещения отдыхающих были Москва, Ленинград, Мурманск, ну и «транзитные» регионы вдоль основных трасс сезонной миграции. Так как за рубеж в те времена выезжали лишь избранные, то основную массу отдыхающих ,принимали южные районы Украины и Молдавии.
С братом Николаем, как уже было сказано, повторилась та же история, что и с Петром. Понравилась отпускница, и он уехал с нею в Ленинград, там женился, появился у них сын — обычная история. Все это я узнавал из писем родственников, так как Николай родился, вырос, да и уехал в мое отсутствие.
Правда, приезжая в отпуск, я пару раз видел этого подрастающего брата, а затем, когда вернулся из Казахстана в Молдавию за несколько лет до описываемых событий, видел его уже с женой и маленьким сыном. Потом прошел слух, что они плохо живут, потом вроде бы разошлись, и на этом следы их затерялись.
И вот я в Ленинграде. Время свободное есть, почему бы не найти единственного оставшегося двоюродного брата? Раньше не было компьютерных баз данных, да и кого и где искать в таком огромном городе?
Искать приезжего Николая — не хватит времени, да и мог он уже десять раз переехать — Союз большой, и проблем с внутренней миграцией особых не было. Решил искать Наташу, его жену, все-таки коренную ленинградку. По моим предположениям, они должны были официально зарегистрировать брак, иначе бы Николая в Ленинграде не прописали. Если даже они разошлись, то Наташа из-за сына вряд ли сменила фамилию.
Итак, допустим, что она — Гурковская Наташа. Отчество я ей придумал — Владимировна, год рождения поставил одинаковый с Николаем — 1956-й и заявил эти сборные данные женщине из справочного киоска на площади у Гостиного Двора, заплатив 2 рубля 50 копеек в обмен на квитанцию и обещание постараться найти искомую Наташу в течение двух дней.
Но через два дня справочная с сожалением мне сообщила, что такого адресата в Ленинграде нет. Была, мол, одна кандидатура, кое-что сходилось, но такой, как запросили, — нет. Я смотрел через окошко сверху вниз внутрь киоска, и пока женщина объясняла ситуацию и извинялась, держа указательный палец правой руки напротив записи в огромной книге со многими графами, успел разобрать данные, на которых остановился ее палец Да, Гурковская Наталья, но другое отчество, на два года старше моих данных, улица Народная, дом, квартира и ближайшее метро — станция Ломоносовская.
Сфотографировав в уме эти данные, быстро извинился перед справкой — и бегом в метро. На ходу записал в блокнот то, что увидел в адресной книге, и примерно через час был в квартире именно жены Николая. Риск оправдался. Желание осуществилось. Наташа поведала мне довольно грустную историю их супружеской жизни. Пока мать была жива, еще можно было как-то ладить с привезенным с периферии мужем, а как проводили ее в мир иной, Николай стал неуправляем. Пил, дрался, водил домой друзей-собутыльников. С ним никуда нельзя было выйти. На улице он задевал любого вдруг не понравившегося человека, толкал, вызывал на грубость, часто ночевал в милиции.
Было жалко мамину квартиру-двушку, но пришлось разменять ее на две однокомнатные. Николай нашел себе где-то на Московском проспекте комнату и ушел, а в обмененную комнату вселилась чужая семья — муж, жена, ребенок. Из уютной обжитой квартиры вышла коммуналка. Муж, въехавший, то ли студент, то ли аспирант, всю кухню забил книгами, плакатами, по ночам на кухню на зайдешь лишний раз. То же самое и с ванной, коридором. Вроде бы открытых скандалов не было пока, но все равно — приезжих больше, и они увереннее себя чувствуют при одинаковых официальных правах. Николай как ушел, так больше не появлялся, ни денег и ничего вообще. Раз позвонил, справку какую-то надо было, и все. Телефон его есть, но Наташа ему не звонит, лучше пусть как угодно трудно, но только чтобы не видеть его и не слышать.
После такого повествования, мне очень захотелось найти "брата Колю". Позвонил вечером по номеру, который дала Наташа. Неожи-данно ответили сразу. Тихий старческий голос миролюбиво спросил: "Кого надо?". Я поинтересовался, проживает ли у них Николай. Получив утвердительный ответ и выяснив адрес, в перерыве между экскурсиями поехал на встречу.
Нашему старшему группы сказал, что если не приду к автобусу в назначенное время, чтобы не ждали, сам доберусь.
Нашел я место пребывания Николая быстро. Дом большой, квартира трехкомнатная, три хозяина, две бабушки-блокадницы, как после выяснилось, и Николай — каждому по комнате и кухня на всех. Узнав, кто я, бабушки угостили меня чаем и, слово за слово, разговорились. Они значительно расширили характеристику, выданную Николаю Наташей, уже с учетом времени их совместного проживания. Пока трезвый - сосед — лучше не надо, но трезвым он почти не бывает. Как придет пьяный, начинает бабушек строить заставляет маршировать по квартире строевым шагом, кричит, толкает, ругается ужасными матами. Требует пива, и чтоб холодное было. Зимой хоть на балконе охладить можно, а летом приходилось нести пиво к соседке, просить поставить в холодильник. В общем, жизнь у бабушек — как у рядовых заключенных. Они Николая и кормят, и поят, комнату убирают, стирают, все боятся, что он куда-то обменяется квартирами и уйдет от них. Он для них изверг, но он же и их защитник. Зная, кто живет в этой квартире, не то, что воры, — соседи обходят ее стороной.
Бабушки показали мне свои комнаты и Николая. Если в их комнатах парила дореволюционно-довоенная идиллия, то в комнате Николая — чисто спартанская обстановка — ничего плюс койка-раскладушка и забранный у семьи при разделе, старый телевизор "Радуга". Ни постели, ни одежды, только эти два объекта .
Набитый доверху рассказами о похождениях соседа, я поблагодарил бабушек, зашел в комнату Николая, лег на раскладушку и просто стал ждать. Уйти, не повидав родственника, я уже не мог. Пролежал несколько часов, задремал даже. Очнулся от грохота распахиваемой двери и крика на весь подъезд: "Где мое пиво?". Слышу, одна из бабушек говорит: "В твоей комнате!" Я очень жалею, что в те времена не было видеокамер. Сегодня они есть везде и снимают на 90 процентов всякую чушь; а вот для таких моментов ох как нужна видеозапись с соответствующими комментариями.
Ввалившись в свою комнату и увидев меня, лежащего на спине к нему лицом, он остановился, как пораженный током. Широко раскрытые испуганные глаза, искаженное побелевшее лицо и застывший онемевший рот, секунду назад изрыгавший ругательства. Он так и стоял онемевший, пока я не встал, поздоровался и повел его, как куклу, на кухню. Впечатление, которое произвело на него мое неожиданное появление, скорее всего, объяснялось и тем, что все мои двоюродные-троюродные братья были значительно моложе меня.
И они, и потом племянники, почти все почему-то меня боялись. Не знаю почему, но очень боялись, причем не только те, кто жил рядом, а даже те, кто меня всего два-три раза в жизни видел. Может, их родители пугали мной в воспитательных целях, но так было, хотя я никогда никого из них пальцем не тронул.
Вот эта "слава" моя сыграла свою роль и при встрече с Николаем. В то мгновение, когда он увидел меня лежащим на его койке, он был настолько поражен, что принял меня за кару небесную.
Было уже поздно, тем более декабрь, поэтому мы посидели вчетвером на кухне, попили чаю, и я сказал Николаю в присутствии соседок: "Я теперь знаю адрес и телефон, будешь обижать бабушек, узнаю — приеду обязательно..."
Несколько раз я звонил, брала телефон бабушка Поля, у нее со слухом было получше, говорила, что Николая не узнать и т.д. Честно говоря, я не особо верил в его "исцеление", но перепроверять было некогда, а потом телефон перестал отвечать...
В завершение моих «адресных» похождений приведу быль как бы обратного действия, т.е. когда адрес был известен, но проблем от это-го не уменьшилось.
Случилось это уже в первые "перестроечные" годы. В стране шла ускоренная подготовка к развалу великой Советской державы, Москву уже начали сажать на диету, т.е. на искусственно урезанное про-овольственное снабжение. Меня вызвали на очередной Всесоюзный семинар по опять же очередным надуманным новшествам в аграрном секторе. Выезжая в Москву, я взял у знакомых новый адрес одного нашего земляка, более того, родственника моей жены, естественно, подготовил гостинцы, соответствующие ситуации.
Человека, семью которого я собирался посетить, звали Борис Филиппович, работал он тогда в Генеральном штабе Минобороны СССР. Был доктором военных и, отдельно, космических наук, а в жизни был — удивительной порядочности и честности человеком.
Мы долгие годы дружили семьями, ездили взаимно в гости, ну и в тот раз я решил в период командировки заехать именно к ним.
Раньше они жили и работали в Болшево, затем, с переходом на работу в Генштаб, им дали квартиру на Алтуфьевском шоссе. Во всех этих местах мы их посещали. Затем несколько лет я в Москве не был, а они переехали в новую квартиру на Ленинском проспекте.
Я приехал в Москву уже вечером. Середина июля, тепло, адрес в кармане, вроде бы все, как надо. Оставив чемодан в камере хранения, взял с собой два аккуратных, специально изготовленных подарочных ящика, килограммов по 25, и отправился в гости. В них было все, что можно было найти у нас, и чего уже не было в Москве, — вино, коньяк, фрукты, овощи, сборные консервы. Из общей схемы Москвы я знал только, что Ленинский проспект начинается от Октябрьской площади и, естественно, станции метро Октябрьская.
Доехав по Кольцевой до метро, я вышел и осмотрелся. Одиннадцать часов, ночь практически. Прошелся по периметру площади, нашел начало Ленинского проспекта. Слева номера домов нечетные, справа — четные.
Мне надо в дом № 99. Сперва я подошел к предстоящему пути чисто философски: 99 поделить на 2, значит, надо пройти где-то 49-50 домов. Подумаешь! Но я не учел, что это дома не тираспольские. На этом проспекте каждый дом — это квартал по 200-300 метров. Пройдя дома 3-4 и взглянув на часы, понял, что до рассвета мне нужного дома не найти. Пришлось перейти на противоположную сторону и подождать троллейбус. Машина шла в депо, салон пустой, а я до боли в глазах всматривался в мелькающие мимо номера домов. Ленинский проспект не только широк, но и достаточно озеленен. Номеров домов не было видно абсолютно, далеко, да и ночь все-таки.
Проехав на троллейбусе несколько остановок, я вышел, снова перешел на "свою" левую сторону, посмотрел на номер ближайшего дома, плюнул с досады (даже до середины не доехал — номер 45) и пошел дальше пешком. Проспект, кстати, все время идет вверх, и с каждым пройденным домом исходный вес моих ящиков увеличивался в непонятной для меня прогрессии. Дошло до того, что, отчаявшись вообще когда-то донести эти "чугунные" ящики, я хотел подойти к милиционерам, дежурившим у какого-то посольства (кажется США), и попросить разрешения оставить ящики у них до утра Не подошел, неудобно как-то стало, решил идти. Что будет, то и будет. На проспекте — никого. Редко какие-то подростки пробегают, на меня смотрят с удивлением, но бегут или идут дальше. Сегодня подобное исключено. Обязательно остановят и обязательно ограбят, даже убить могут. Время изменилось, люди изменились. Мы потеряли, может быть, главное — чувство безопасности, которое, что бы там ни говорили, а во всех нас присутствовало. И у хороших, и у плохих.
Это нельзя ввести законом, этим надо жить. Так мы с этим и жили. Потому я без всяких неприятностей (кроме как от своих ящиков) добрался до дома № 99.
Этот дом красивым двадцатиподъездным парусником стоит на пересечении Ленинского проспекта с улицей Удальцова. Нашел я подъезд, открыл кодовый замок, поднялся на нужный этаж и нажал кнопку дверного звонка. На часах — половина второго ночи. Звонок работает, коридор освещен, но двери не открываются.
Я позвонил раз двадцать — тишина. Ну, думаю, это не страшно, лето, в коридоре тепло, светло, скоро утро, кого-нибудь дождусь. Если наши куда-то уехали, может, на дачу, то оставлю ящики у соседей, не тащить же их обратно. А утром мне в 9.00 регистрироваться в управлении на ВДНХ.
После серии безответных звонков я начал готовиться к ночлегу. У соседних дверей лежала картонная упаковка из-под большого холодильника. Я разложил ее вдоль стены, прокладки из пенопласта приспособил под подушку, примерился — все вроде бы должно быть сносно, и хотел уже укладываться. Но что-то подсказало: за дверью, куда я звонил, находятся люди, может, даже наблюдают за мной в глазок, но почему тогда не открывают? Или я ошибся адресом? Позвонил снова На удивление — сразу щелкнул замок, и дверь открылась...
Но пороге с каким-то непонятным и странным видом стояла вся семья. После немой минутной сцены, я внес ставшие ненавистными за этот вечер ящики и услышал следующее. Несколько месяцев назад к ним заезжал земляк — родственник из Казахстана и поведал им героическую историю о нашей "бывшей" семье. По его версии, моя жена лишилась почек и ушла из жизни, а я, вроде, хотел отдать ей почку, но при пересадке тоже ушел за женой.
И вот вдруг, через довольно долгое время, в половине второго ночи, я им звоню. Они спросонок на меня смотрят в глазок и не поймут, откуда я взялся, неужели "оттуда"? Поэтому и держали меня под дверью так долго. Но когда увидели, что я готовлюсь спать на картоне, то, придя в себя после сна, решились открыть дверь — что будет, то будет.
И такое в жизни бывало. Я вовсе не пытаюсь чем-то удивить читателя, а просто перелистываю альбом жизненных иллюстраций, чтобы лишний раз подтвердить простую жизненную истину: "Кто ищет — тот всегда найдет". Добавить здесь нечего.
ХАЛТУРА
Понятие «халтура», от греческого корня «халкос» (медная монета), означает — побочный и преимущественно легкий заработок сверх основного, обычного. Как действие, халтура подразумевает небрежную и недобросовестную работу, обычно без знания дела.
Ну, это в принципе, для всеобщего так: сказать пользования, мы же заострим внимание на одном из направлений такой деятельности, называвшейся в прежние годы музыкальной халтурой.
Это особый подвид халтуры вообще. Если выразить это действие обычным бытовым языком, то молено сказать, что оно стало в одно время разновидностью услуг населению при проведении каких-либо мероприятий — свадеб, юбилеев, проводов в армию и еще многих видов семейных, да и не семейных торжеств. Многие знающие люди могут сказать, что такой вид услуг существовал с незапамятных времен и поныне существует, но это не совсем так, если говорить именно о музыкальной «халтуре».
Где-то до шестидесятых годов прошлого века люди, имевшие возможность, нанимали музыкантов на подобные мероприятия, но это была не халтура. Это была работа. Тяжелая не только с физической точки зрения, хотя в этом и была главная трудность для наемных музыкантов — ведь вся музыка шла вживую, безо всяких усилителей, микрофонов, магнитофонов и т.п. Гармонь, баян, аккордеон, скрипка, бубен, реже — саксофон, труба, тромбон. Из этого набора у каждой музыкальной группы был свой выбор. В первой половине прошлого века популярными музыкантами в селах были гармонисты-парники, т.е. гармонь-бубен, реже — только гармонь. Баяны тогда в селах были редкостью, только в больших могло быть два-три баяниста на заказ, не более. В городах баянисты были более популярны, гораздо реже — аккордеонисты, и совсем редко, только где-нибудь по окраинам, работали платные гармонисты.
Как правило, такие музыканты были одаренными от природы, музыкального образования не имели, но работали на совесть, до семи потов отрабатывали договорную мизерную плату.
До пятидесятых годов можно было увидеть и услышать бродячие цыганские группы. Обычно это три человека: один с гармошкой, обязательно кто-то со скрипкой, и третий — с гитарой или бубном. Цыгане обычно предварительных заказов заранее не имели, просто ходили от села к селу, их приглашали любители экзотики, имевшие возможность заплатить уже по ходу их появления в районе или большом селе. Конечно, среди тех музыкантов-любителей были люди одаренные. Внутри этого небольшого «братства» существовали какие-то неписаные правила, кто, когда, кому и т.п. Лучших из них приглаша-ли и в другие села, даже на значительные расстояния — на то они и лучшие. Отношения между музыкантами такого уровня, независимо от известности, были доброжелательными и товарищескими. Ни зависти, ни подсидки или подляны. Часто они объединялись или пе-регруппировывались под обстоятельства, хорошо знали друг друга и мирно сосуществовали, по большому счету, ни один десяток лет. Среди музыкантов не было ханыг и проходимцев, больных и людей с отталкивающей внешностью. Это, в абсолютном большинстве, были веселые, жизнерадостные, здоровые и зажигательные ребята, одно появление которых в любом месте, в любой компании, поднимало на-строение и программировало всю дальнейшую тональность любого празднества. Ребята не только могли играть на разных инструментах, но и петь — как по заказу гостей, так и просто в контексте отмечаемого события.
До тех пор, пока не появились различные виды радио и звукозаписывающей аппаратуры, а после — усилители, микрофоны и все, что с этим связано, страна наша, по крайней мере, после войны, именно так отмечала различные события довольно долгие годы. Музыканты-любители натурально играли и пели, никто их не «раскручивал» и не выталкивал в «звезды», а реклама шла естественным путем — от человека к человеку, от мероприятия к мероприятию.
Перемены наступили сразу с разных сторон. Появились в городах и крупных селах, естественно, во всех районных центрах, музыкальные школы — наплыв туда в первые годы был ошеломляющим. И хотя хороших музыкантов от этого не добавилось, но уже в коллективах, работающих на заказ, нет-нет, да и стали появляться более подготовленные молодые люди. Параллельно с этим новшеством пошла примитивная оркестровая техника — электробаяны, электрогитары, позже клавишные и т.п. Это был пик подъема любительской музыки для бытовых нужд. В нашем селе Слободзея, в конце пятидесятых появилось музыкальное училище, одно — на всю левобережную Молдавию в то время.
За несколько лет работы оно не столько означило себя выпуском профессиональных музыкантов (это тоже было), сколько всколыхнуло весь наш регион. На конкурсных отборах абитуриентов жизнь показала, что наша республика, особенно наш рай-он, где проживало 120 тысяч населения, а географически внутри района был расположен еще и 150-тысячный город Тирасполь, да город Бендеры рядом, со всей этой плотнонаселенной территорией имеет столько талантов, певцов и музыкантов, что, наверняка, их хватило бы, чтобы «озвучить» какую-нибудь солидную европейскую державу. Мне довелось побывать в разных европейских странах, и могу сказать определенно — по насыщенности музыкальными талантами, при любом сравнении, мы богаче их всех, только возможностей у нас нет таких, как у них. Ну да ладно, не в этом суть данной были.
Короче говоря, появление более квалифицированной прослойки среди «лабухов» (так называли первых примитивных исполнителей-любителей, работавших на публику), не только повысило уровень исполнения, но и способствовало интенсивному появлению музыкаль-ных групп «а ля битлз» и т.п. Как часто бывает в жизни, — возросли не только предложение, но и спрос Как раз в наших приднестровских краях с середины шестидесятых и почти до конца восьмидесятых годов был бум экономического и связанного с этим социального подъема. Невиданными темпами росло производство, соответственно — зарплата и благополучие населения. Это где-то у кого-то был «застой», как часто стали хаять тот период всякие недоброжелатели, свои и чужие (свои даже стали хуже, чем чужие), а у нас, и не только в сельском хозяйстве и перерабатывающей промышленности, а буквально во всех отраслях народного хозяйства был подъем. Нам не надо было никаких реформ и перестроек, надо было только адапти-роваться под новые времена, и все. Так вот, именно в то время спрос на хорошую веселую музыку значительно возрос
У людей появились деньги, пусть не такие большие, но достаточные, чтобы заказать музыкантов на какое-либо торжество. Именно тогда и появилось среди музыкантов то, возможно, обидное определение — «халтура». Появилось вначале среди штатных музыкальных групп, которые вне своего рабочего времени, вроде как нелегально, а на самом деле шумно и с большой рекламной помпой, играли на
различных семейных торжествах. Сперва на инструментах, взятых с работы, а затем, обжившись и утвердившись, — уже на своих. Постепенно определились с уровневым статусом, кто, где и кого обслуживает — не все группы были одинаковы по мастерству и престижу, и по цене тоже.
Групп этих было не так много, но они, в общем, удовлетворяли спрос, брали за услуги практически копейки, но добросовестно отрабатывали полученные деньги. Группы были автономны, иногда внутри них шли ротация, обмен музыкантами и аренда на время. Была, конечно, и конкуренция. В их составах часто были талантливейшие ребята-универсалы, они по 2-3 и более раз в неделю, а то и чаще, ходили на ту самую халтуру, и там потихоньку пропадали. Дело в том, что пробиться куда-то вверх или за рубеж; могли лишь чьи-то дети и родственники, как правило, не стоившие, образно говоря, мизинца многих ребят, игравших по окрестностям на местном уровне. Те, «продвинутые» кем-то, не чувствовали своей никчемности, а талантливые музыканты, понимая свою невостребованность, искали утеше-ние в другом...
Они очень много играли-пели, и всегда много пили. Такая уж была их трудная доля. Чтобы ходить на халтуру, надо было не только уметь и иметь, на чем играть, не только уметь петь и вести все организаци-онные дела, надо было еще иметь и железное здоровье. В наших краях большая часть торжеств, особенно свадеб, проводилась на улице, под брезентовыми навесами, где, в идеальном случае, была слегка плюсовая температура, а музыканты всегда располагались с краю, на ветру и холоде. Без спиртного долго не выдержишь, а часто приходилось играть и петь почти до утра; на другой день — опять продолжение...
Да, непьющих музыкантов были единицы, они долго в группах не задерживались, даже если были мастерами. Все остальное — пили. Слабые долго не выдерживали, сходили с дистанции, оставались те, кто по своей конституции мог выпить, сколько угодно, всегда оставаясь «в строю».
В те застойные годы, по вечерам село гудело, в разных местах играла музыка, и процесс шел непрерывно до начала девяностых. Потом пошел развал страны, потеря сбережений в сберкассах, закрытие границ, появление разных валют и т.п. неприятности. Главным в жизни стали деньги, а не музыка, и не каждый уже мог позволить себе нанять музыкантов, тем более, хороших. С появлением дисковых но-
сителей и мощных усилителей, воцарилась уже действительно халтура. Группы уменьшались до 2-3 человек — включали новую аппаратуру, и почти перестали не только вживую петь, но и играть. Все пошло под «фанеру».
Главным лицом группы стал солист-ведущий, а классные музыкан-ты были в качестве сопровождающих — все исполнение шло под запись. И сейчас так поют, как настоящие халтурщики. Для разнообразия одну-две песни выдадут вживую, а все остальное — фанера. Деньги стали решать все, причем, на любом уровне.
Если бы на каждой «халтуре» кто-то записывал отдельные эпизоды событий, т.е. отмечаемых там уникальных торжеств, можно было бы собрать их на миллионосерийный фильм, причем не игровой, а натурально-документальный, как было на самом деле. Сколько различных случаев, историй самых неожиданных и необъяснимых могли поведать миру участники тех халтур! А так как мы продолжаем серию былей из нашей жизни, то я вам напомню одну из таких «халтур», случившуюся в начале девяностых годов прошлого века. Она — классическая по характеру и примерности исполнения.
Один из моих дальних родственников был как раз таким музыкантом, который обслуживал торжества по вызову. Виктор, так его звали, был потомственным баянистом, раньше играли на людях его старший и средний братья. Вообще, весь их род отличался музыкальными талантами, и до сих пор — не только на любительском, но и профес-сиональном уровне — выступают более молодые отпрыски этой семьи — дети, внуки и правнуки.
В отличие от старших братьев, Виктор был не только музыкантом и певцом высокого класса, но и обладал более спокойным и рассудительным характером, практически не пил «на работе», т.е., на гулянках, был бережлив и расчетлив. Работал, как правило, без сопровождения, что, в плане выпивки, являлось огромным преимуществом. В компании или группе практически невозможно не пить — сразу станешь «больным» или «сволочью», а вот если один — всегда заставлять затрудняются. Ну, примет вежливо стопку от хозяев — и на том все. Никто больше его не трогает. Мастерство и невысокие, по тем временам, расценки сделали, как сегодня говорят, рейтинг этого человека довольно высоким — слава о нем разошлась за сотни километров.
Как раз в зените его успехов, где-то в начале девяностых, к нему заехал очередной заказчик из райцентра соседней Одесской области.
Причем, не на какой-то там «Волге» или паршивой столетней иномарке, которые появились тогда у «крутых» ребят. Нет, он приехал на огромном новеньком «Урале», естественно, с одесскими номерами. Машина явно была военная, совсем недавно где-нибудь стояла на колодках в боксе, так что на вид — как будто с завода.
В те годы, кто мог, тот и растаскивал имущество перебазирован-ной из Восточной Европы в Молдавию Южной группы войск, в том числе ее ведущего структурного подразделения — 14-й армии. Граница с «самостийной» Украиной — рядом. Перейти ее — как сходить в магазин, поэтому шло откровенное ограбление армейских частей, особенно по части техники всех видов и имущества. Приехавший на «Урале» заказчик был прапорщиком уже украинской армии. Молодой парень, лет 25-ти, килограммов за сто весом, с лукообразным лицом лилового отлива, мутным тупым взглядом и волосатыми растопыренными пальцами. Ну, типичный «новый украинец» тех лет.
Он ввалился к Виктору в дом и с неописуемым апломбом, не предполагающим возражений, заявил, что через неделю у него свадьба, и он хочет, чтобы Виктор на ней играл.
Виктор посмотрел свои записи. Хотя программа очередной субботы у него еще не была точно оговорена, все-таки сказал, что занят, но можно договориться на более поздний срок.
«Ты шо, не поняв, шо я женюсь? — приблизил свои бычьи глаза, налитые кровью, заказчик. — Значит, так! Слухай до мэнэ — машину туда-сюда я дам. Знаю, ты бэрэш 60 долларив. Даю 90. И ще, запомны, добавляю пивсотни, но привэзы с собою якогось тромбониста, дуже люблю, як тромбон пырдыть!», — добавил прапорщик и раскатисто заржал.
Пока он выступал, Виктор слушал и быстро соображал: «Двойная оплата — раз, хотя расстояние более сотни километров; будет транспорт заказчика — два; тромбониста долларов за 20-25 можно найти — три; в принципе — выгодно».
И хотя рожа заказчика ему явно не нравилась, и можно было быстро поставить его на место и отшить, Виктор согласился — даже не из-за выгоды, а из-за нежелательного резонанса о своей персоне за «рубежом».
В субботу, как и было обещано, снова подкатил к дому Виктора тот самый «Урал», только за рулем сидел не прапорщик-жених, а дядя, брат его отца, целый старший прапорщик — плюгавенький мужичонка с бегающими глазками, но с теми же большими амбициями. Виктор погрузил аппаратуру, позвонил Петру — тромбонисту, с которым договорился заранее, что за ним по пути заедут, и «Урал» тронулся в сторону Одессы.
Тромбонист Петр поехал с удовольствием, так как его группа давно распалась, в последнее время подрабатывал в оркестре «Спецзеленстроя» на ритуальных выездах. Виктор пообещал Петру оплатить за каждый день свадьбы по 15 долларов, и тот с радостью согласился. Заработок, по тем временам, неплохой, да и еда-питье — на «халяву».
По дороге Виктор имел неосторожность спросить, зачем, мол, гнали такую большую машину, она же жигулевский бак бензина съедает за 100 километров. В ответ водитель самодовольно заржал, снисходительно похлопал Виктора по плечу и просто сказал, что он является не только начальником ПФС (продовольственно-фуражного склада), но и заведует военной автозаправкой. Больше никаких вопросов у пассажиров не возникало, все было понятно.
По дороге дядя жениха разоткровенничался и сказал, что «пыть будуть ны якый ся там чимиргэс (самогон), чи то поганэ вино, а чыстый спырт!». Добавил, что почти задаром достал 50 литров медицинского спирта, разбавил его дистиллированной водой и подарил племяннику на свадьбу около 100 литров, как он выразился, «чудо-пойла». «Мы им покажэм, як надо гулять свальбы», — закончил дядя-старший прапорщик, въезжая в свое село.
Виктор с Петром установили аппаратуру, все подключили, проверили и стали ждать ритуальных для данного события команд. Основным распорядителем на свадьбе был староста, он же — младший брат отца жениха, он же, как уже было сказано, — старший прапорщик, привезший музыкантов.
На дворе — ноябрь, снега не было, но мороз к ночи — 8-10 градусов. Под огромным, во всю длину двора, брезентовым навесом, с одним, хотя и мощным тепличным обогревателем, было не совсем комфортно, тем более музыкантам, традиционно примостившимся у открытого выхода. Но это было вначале свадьбы. После третьей-четвертой рюмки (читай — стакана) для гостей холода уже не существовало. Они пили-ели, гуляли, танцевали. Разбавленный спирт делал свое дело.
Начало свадьбы было назначено на три часа дня, но уже к двум часам все гости были в сборе и с трудом дождались молодых с регистрации. Для музыкантов такой распорядок дня был необычным, по крайней мере, для свадьбы. В наших краях и, особенно на сельских молдавских свадьбах, приглашали гостей к шести-восьми вечера, а они (гости) сходились к десяти. Потом еще ждали «нанашулов», т.е. посаженных отца и мать, без которых гуляния не разворачивались по установленным канонам. Некоторые из нанашулов, зная требования обычаев, специально тянули время, появляясь часам к одиннадцати — половине двенадцатого ночи. Как правило, это были богатые родственники, местные авторитеты или просто такие гадостные, простите, по натуре люди, желавшие лишний раз выпятить свое превосходство. Учитывая поздние начала, молдавские свадьбы в первый день продолжались практически до утра. На другой день — другой ритуал.
Здесь же, на Украине, такой временной роскоши не было, даже по той простой причине, что в те времена были частые и повсеместные «веерные» отключения электроэнергии. По данной зоне отключения по графику были с одиннадцати вечера до семи утра. Даже несмотря на суперавторитет участвующих в свадьбе прапорщиков и тот факт, что среди гостей был начальник местной подстанции, все вместе они сумели на свой страх и риск продлить световое время всего на один час, т.е. до двенадцати ночи. Понятно, что если нет света, то, считай, нет и гулянки, ведь если нет освещения, то молчит и музыка, страдает все сопутствующее.
Гости все это знали, поэтому не теряли времени зря, и уже часам к восьми вечера, свадьба поредела наполовину. Причем, сразу были «выбиты из строя» главные действующие лица. Первым унесли отца жениха, т.е. хозяина дома. Он что-то начал, протестуя, кричать, но был изолирован на месте. Вторым на ровном месте упал его брат-староста, которого тоже отнесли домой, благо, он жил напротив, через дорогу. Потом вдруг закачался жених, он, видимо, не один день готовился к этому событию. Ну, его вместе с невестой-женой как можно торжественнее проводили к каким-то родственникам, на первую брачную ночь.
Судя по располневшей фигуре невесты и ее заметно округлившемуся животу, было понятно, что первая ночь у этих молодоженов прошла не один месяц назад. Но обычай есть обычай, поэтому с молодыми соблюли все, как надо. «Обезглавленная», по сути, свадьба, предоставленные самим себе гости — стали более раскованнее и решительнее. Частые и обязательные тосты попросту прекратились. Гости сами наливали, закусывали, сами себе кричали «горько» и друг друга
сами целовали. Ситуация стремительно ускорялась, за столами уже никто ничего не мог понять, и тогда присутствующий на свадьбе главный сельский электрик куда-то позвонил, скорее всего на подстанцию.
Свет начал мигать, предупреждая о том, что скоро его не будет. Для гостей это не было неожиданным, так происходило ежедневно, поэтому они поняли это как сигнал к действию, быстро допили все, что было на столах и возле, а потом спешно разошлись по домам.
В «живых», т.е. на своих ногах и в здравом уме, остались четверо — хозяйка, мать жениха, музыканты Виктор и Петр, а также соседская девочка-подросток. Родители ее ушли домой, а она, наоборот, пришла к соседям, потому что знала — после такого перебора отец обязательно будет гонять маму по огородам, обзывая разными плохими словами, через час-два, наконец, ввалится в дом и где-нибудь в сенях заснет. Потом мама его разденет и затянет в хату. Так было всегда, так будет и сегодня. Поэтому она и пришла к соседке, может, чем-то помочь надо. Виктор попросил нагреть чаю, потому что, в отличие от перегревшихся спиртным и танцами гостей, сильно промерз, да и у Петра мундштук тромбона начал прилипать к губам.
Просьба согреть чай застала женщину врасплох. Ей было стыдно признаться, что в доме никто никогда чай не пил. Вино, рассол, иногда компот домашнего консервирования — его полный погреб. А тут чай! Чайник она так и не нашла, кипяток согрела в кастрюльке, чая для заварки, естественно, в доме тоже не было. Виктор пошел в сад, наломал вишневых веток, прироста текущего года, сложил их в кастрюлю, прокипятил. Чай из вишневых отростков — чудесный напиток! Куда до него всему этому зарубежному рекламируемому мусору! Что по цвету, что по запаху, что по вкусу!
В общем, почаевничали с хозяйкой музыканты, торт специально из Киева привезенный проводниками, разрезали — гости до него так и не дотронулись, не дошла, видно, очередь. Потом убрали все ценное со столов, занесли в погреб и пошли спать. Место музыкантам определили в летней кухне, т.е. в отдельном домике, наличие которого в каждом дворе просто считается обязательным. Конечно, кухня зимой не отапливалась, но хозяйка нанесла одеял — по нескольку штук на каждого, так что опасности замерзнуть — не было.
После шумного «бала» музыканты с трудом засыпали, буквально оглохнув от тишины. Главное было сделано; завтра еще часа три-четыре, больше гости не выдержат, да и на работу большинству в понедельник, так что вроде бы все идет нормально.
Так думал Виктор, да и, наверное, Петр, засыпая в чужом селе, в холодной летней кухне, после кошмарного по исполнению и организации первого дня свадьбы. Виктор не помнил, как забылся и заснул, зато на всю оставшуюся жизнь запомнил то, что было после.
Где-то часа в четыре утра, хлопнула дворовая калитка, кто-то вле-тел во двор с душераздирающим звериным воем и какими-то нечленораздельными возгласами.
Громкий стук в дверь. Слышно, как вышла хозяйка. Тихий разговор. Наконец, рев в два голоса, какие-то крики, разобрать нельзя ничего.
Минут через пять две полураздетые женщины буквально ввалились в летнюю кухню. В руках одной из них, как оказалось позлее, хозяйки, — горела свеча.
«Помогите!», — кричала хозяйка, «Караул!», — вторила ей обезумевшая соседка. Они сели перед музыкантами на лавку и, перебивая друг друга, что-то пытались сказать. Понять их было невозможно. Прошло еще минут десять, пока стало ясно, что «сгынув», т.е. ушел из жизни, староста, тот самый дядя жениха, он же старший прапорщик, он же человек, сидящий на военных харчах в складе.
Прибежавшей женщиной оказалась его жена-старостиха. Из нее хмель еще не вышел — она была взъерошенная, страшная и беспре-рывно кричала: «Ой, пропав, ой, вже холодний, ой, шо ж мы будэм робить тепэр?», ну и так далее. Идти домой боялась, вся тряслась, каталась по лавкам под навесом и по-волчьи выла, вперемешку с от-дельными выражениями.
Хозяйка попросила музыкантов сходить через дорогу во двор старосты, хоть положить его куда-нибудь по-человечески, а то, по словам соседки-невестки, «вын валяеца, як дровыняка на кухни».
Музыкантам пришлось собираться: что делать — свадьба резко перешла в похороны. «И зачем я согласился с тобой поехать? — завыл вдруг напарник Петр, — теперь нам за воскресенье не заплатят, пропали мои 15 долларов». «Заткнись ты с долларами, видишь, горе у людей», — прошипел Виктор, и они вышли во двор. Потом прошли через улицу в усадьбу старосты. Хозяйка с невесткой — за ними. Невестка показала, куда идти. Виктор взял свечку. Зашли в кухню. Детей у этой пары не было (может, и были где-то, но в тот момент в доме не жили). Если в обычном холодильнике температура — 10-14 градусов тепла, то в том доме (кстати, во многих домах газа и сегодня нет) температура была, если и не минусовая, то близкая к нулю.
Как там люди жили, одному Богу и жильцам известно, но, что было — то было. В узкой расщелине, между обычной сельской плитой и старинной койкой, лежал тот самый староста, что вчера утром привез их на «Урале». Тело его вытянулось, было холодно-несгибаемым. Пришлось даже отодвинуть койку, чтобы можно было подойти к нему.
Рядом стояла метра в три длиной старинная скамейка, на ней — оцинкованный бак с водой. На воде — легкая пленка льда. Бак пришлось убрать. Жена покойного постелила на скамью вязаный половик, и на него положили негнущееся тело старосты. Свечка стояла на плите. Все четверо молчали, не зная, что делать дальше. А часам к двенадцати дня, должны были собраться гости, чтобы опохмеляться...
В общем, страшно было подумать о том, что будет дальше. Присели. Кто-то начал вспоминать аналогичные случаи из жизни, потом начали успокаивать друг друга, что-то предлагать и т.п. Чудовищная нервная оторопь прошла, реальная дикая действительность заняла все мысли, даже посторонних, вроде бы, музыкантов.
И вдруг — грохот! Вроде как упали несколько поленьев и досок на металлический пол. От испуга свалилась со стула хозяйка дома, старостиха. После этого в доме разорвалась атомная бомба или что-то еще хуже — среди жуткой тишины скрипучий противный голос прокричал: «Манюня, твою мать, дай швыдче воды, де ты шляйся?»
Все резко повернулись в сторону лавки. Староста, этот мерзлый суповой набор, лежал на полу и негнущейся правой рукой пытался протереть глаза. Жена его — в обмороке, и слава Богу, а то бы пришлось ее укладывать на лавку.
«Одеяло, быстро одеяло! — безумно заорал Виктор Петру, — неси одеяло или два с нашей постели!». «А вы, — он обратился к пожилой хозяйке, — ставьте быстро кипяток, будем чай пить!».
Петр принес два одеяла. Запеленали слабо сопротивлявшегося старосту и перенесли в дом, где гуляли свадьбу — на всякий случай, а то очнется старостиха, увидит живого мужа, и точно один покойник будет.
Как бы там ни было, но оттерли, отогрели славного старосту. Старая хозяйка понесла чай невестке — отошла и та. Своим помутненным неопохмеленным сознанием она согласилась, что муж ее живой и тотчас пьет чай — это для нее тоже была новость, как и то, что она сама, ночью, пьет сладкий горячий чай, а он оказывается такой хороший и приятный.
Закончилась та торжественная ночь тем, что уже часов в семь утра, когда появился свет, за одним из свадебных столов, собрались-- хозяйка дома, староста с женой, два музыканта и примкнувший к ним, очухавшийся к этому времени, хозяин дома. Заключительным аккордом всего происходящего стал неожиданный вопрос старосты: «Слухай, Витек, а ты знаешь такую песню — «Как провожают пароходы»? Услышав это, все дружно рассмеялись. Живой, значит!
Все договорились — никому не говорить о случившемся. Дальше все пошло по инерции: пришли на похмелье гости, попели, попили, потанцевали и довольные разошлись. Но когда староста, который за день прочувствовал все, что с ним произошло, потому не пил и молчал, подъехал вечером на том же «Урале», чтобы вести музыкантов в Тирасполь, Виктор категорически от такой услуги отказался. У него перед глазами навсегда осталось его застывшее тело.
«Нет, лучше мы на автобусе доберемся», — заявил он. Хозяин все понял. Наняли какого-то сельского милиционера, тот и доставил музыкантов домой.
Эти сутки «командировки» на халтуру, Виктору врезалась в память на всю оставшуюся жизнь, он так и до сих пор не определился, что это было — смешное или страшное...
А халтура живет и процветает, но уже совсем в другом качестве, чаше всего действительно как халтура. А почему? Вроде бы качественно все изменилось к лучшему. Сегодня каждая песня — целый мини-спектакль, где сама песня — уже только фон, багет, а не картина. Причина, на мой взгляд, в том, что музыку и, в частности, песню, стали лапать грязными руками, покупать за деньги. Из песни вынули душу. А песня без души — как человек с искусственным сердцем. Только и того, что живет, да и то — недолго.
Книга книг. раздел 6-й, из 8-ми. девяностые
© Copyright: Василий Гурковский, 2022
Свидетельство о публикации №222050301107
Свидетельство о публикации №222050301107
Рецензии