Клинкер Часть вторая Глава 8, 9, 10

Глава 8      «Прошу снизить мне зарплату»

       Как только мы вошли в кабинет Быкова, Владимир Петрович жалобным голосом пролепетал:
       - Николай Иванович, поверь мне, все, что затеял Хохлачев, это временная мера, и не надолго. Пиши в заявлении просьбу перевестись на конструкторскую работу, как я тебе сказал уже.
       - Хорошо, - я напишу так, как вы за меня решили, и буду выполнять только конструкторские работы, оставаясь в технологическом отделе, раз уж не у главного конструктора Подсвирова – сказал я, и тут же спросил: - А кто теперь будет мой работодатель? 
       - Все остается, как и прежде – ответил Быков, – только числиться будешь конструктором. Уверю тебя, это не на долго – продолжал он жалобно убеждать меня.
       И я прекрасно понимал его жалобный тон – в заделе столько плановых работ, которые, признаюсь, из существующего контингента инженеров предприятия не сделает никто, потому, что кто просто не справится, а кто,  может справиться, но не захочет браться за это дело, потому что «от добра – добра не ищут».
       Конечно, у меня был веский повод прощально хлопнуть дверью, выходя из кабинета Хохлачева, но я, на самом деле, воздерживал себя поступать с кондачка в данном  вопросе. К тому же, я прекрасно понимал свою моральную ответственность за серьезную работу, которая была у меня в заделе.
       Злопыхатель скажет: - ну и черт с ними, и с их работой; пусть, как хотят, так и выкручиваются. Но, я мнение злопыхателя не разделяю. Хотя, со мной поступили далеко не по человечески, откровеннее говоря – по хамски. Но это они, мои горе – руководители. Почему горе – руководители? – спросит читатель. Очень просто это объясняется – они поступали со мной сообразно отсутствия соответствующего морального сознания, и поступали, как могли, или как хотели.
               Но мне не свойственно чувство мщения. Хотя в тот период я не был еще верующим, но христианская заповедь не мстить, давно сидела и в моей подкорке…
       И так, придя на следующий день на работу, я продолжил работы, которые находились в заделе с целью успеть закончить их в случае моего увольнения – эта цель была движима моим самоуважением, и уважению к моей деятельности, моему сознанию. Но, об этом я никому не говорил, а просто делал свое дело добросовестно. А в заделе у меня на тот момент были два серьезных проекта, не считая третьего, а именно, роботизации пяти  литейных машин, выполнение чего от меня не зависело.
       Первый проект, это сложная ленточная технология локального золочения плоских контактов беспрерывным процессом. Второй же проект, это тоже локальное покрытие, но, серебром, уже цилиндрических контактов на автоматической линии серебрения, но не по ленточной технологии, а кассетами, цикличным способом смены  ванн.
       На линии локального золочения, расположенной в отдельном помещении покрытия контактов драгметаллами, зарешеченном со всех сторон толстой арматурой, и даже потолком, почти все было готово; пусконаладочные работы шли к завершению. На линии серебрения шли только монтажные работы.
       Внеплановые работы, возникающие в процессе производства в цехах, я отклонял, чтобы не отвлекаться от плановых, идущих к завершению проектов. Когда начальники цехов обращались к Быкову повлиять на меня, он им отвечал, что заставить меня он не может – обращайтесь сами к нему. Мне не сложно было бы помочь. Я уважал производственников, и раньше часто помогал им, если что то не шло. Но все решает  приоритет. К тому же, меня стала возмущать беспомощность технологов завода, которым я технологию сдал год назад, полгода еще курируя ее в производстве, а они, технологи завода, не в состоянии помочь цеху. Есть категория людей, которые не горят, а тлеют – так и у них велось
               Не на долго меня оставили в покое, чтобы я мог работать нормально. Однажды, на техническом совещании в кабинете Главного инженера завода, куда направил меня Быков, а сам ретировался от ответственности присутствовать на совещании,  поднялся вопрос о получении со склада завода золота, в виде кристаллов соли этого металла, для проведения локального покрытия опытной партии контактов. Начальник механического цеха, куда входила и гальваника, Фаина Георгиевна на отрез отказывалась получать эту соль под свою ответственность, утверждая, что предстоящая опытная партия, несущая в себе много неизвестного, проводится хотя и цехом, но под руководством ОКБ, и пусть ОКБ  получает его. Чернышев, посчитав отказ начальника механического цеха вполне оправданным, обратился ко мне:
       - Николай Иванович, Фаина Георгиевна права – так что тебе предстоит получить золото на опытную партию. Завтра же получи, и передай его в склад гальваники – сказал он.
       - Сергей Иванович – обратился я к Чернышеву – получать золото я не стану, потому что; во первых, я к золоту не имею никакого отношения, а имею отношение к новому технологическому процессу; а во вторых, если бы я и согласился его получить, то нет основания мне его выдавать – какое я имею отношение к драгметаллам, не имея ни Разрешения на получение, и, тем более, условия его хранения? Не носить же мне его с собой в кармане.
       - Завтра с утра будет тебе Приказ о выдаче тебе Разрешения - парировал Чернышев.
       - Для выдачи Разрешения нужен не только Приказ, а еще и мое заявление с просьбой выдать мне Разрешение, а я с такой просьбой не обращусь – ответил я.
       - Напишешь заявление, куда ты денешься. А нет – так и «разряд» можно снизить – пригрозил Чернышев. В это время в кабинет вошел Хохлачев:
       - Что за шум у вас стоит, о чем спор.? – спросил Хохлачев.
Ну, думаю, все. Это ж такая наживка для директора – тирана. Но, Чернышев, на удивление, ответил ему, по крайней мере при нас, что так, ни чего особенного. Директор, дав Чернышеву какие то указания на период его отсутствия завтра, удалился.

Глава 9       «Страсти по золоту»

       Когда захлопнулась дверь за Хохлачевым, Чернышев возобновил тему разговора о получении со склада золота:
       - Николай Иванович – произнес он, - давай не мудри, а завтра чтобы получил со склада соли золота на опытную партию локального золочения.
       - Сергей Иванович – ответил я, - попробуйте рассудить не с подачи Фаины Георгиевны, и не с моей подачи, а из логики действия в этом вопросе: - есть на заводе ответственные лица, и не только Фаина Георгиевна, за получение драгоценных металлов, их хранения, употребления в производстве и в отчетности за них. Вы же, из за разового применения условий ответственности, хотите подвергнуть меня всем этим обязанностям. Где логика? К тому же, Сергей Иванович, на пробные, пусконаладочные работы соли эти были получены механическим цехом, что вполне логично. Вот Вы угрожаете мне понижением в должности, а я Вам скажу больше – я готов уволиться вовсе, чем принимать на себя странные обязанности – заключил я свой взгляд на отказ получения золота.
       Чернышев на мое заключение ничего не ответил, и вскоре совещание было закрыто с открытым вопросом получения золота. Вернувшись с совещания к себе, я вскоре был вызван к главному инженеру ОКБ. Быков заявил мне: 
       - Ты почему отказался получить золото на опытную партию локального золочения? – спросил он, это наше мероприятие, и мы должны взять со склада соли золота.
       - Мы, это кто? ОКБ?
       - Да – ответил Быков.
       - Вот ты и получай эту соль, а я не буду – ответил я.
       - Не я веду работу по локальному покрытию, а ты, вот тебе и получать – резюмировал Быков.
       - А почему ты считаешь, что ОКБ должен получать эту злополучную соль? Какая ерунда, уму не постижимо - раздраженно ответил я. - Я уже сказал, что не буду на себя брать эту, не известно чем чреватую, ответственность, и мне это вовсе ни к чему. К тому же, Владимир Петрович, на пробные ванны на пуск и наладку цех уже брал соль со склада.
       Следующим днем придя на работу, я занялся подготовкой изменения схемы установки ванн на линии серебрения согласно рекомендуемым НИИ изменения в проекте на монтируемую линию, отставив линию золочения до получения солеи золота. Но, едва приступив к работе составления циклограммы работы автоматической линии серебрения, как мне сообщили, что кристаллы соли золота со склада получены, и мне можно приступить к составлению и заполнению ванн линии локального золочения. Я немедленно отправился к ожидаемой меня линии. Опытный рабочий, работающий на вращающихся колокольных барабанах покрытия изделий драгоценным металлом, Приказом по заводу был закреплен за обслуживанием новой линии. Под моим руководством он растворил необходимые  компоненты для всех ванн линии и заполнил их соответствующими растворами. Бобины с  контактами, вырубленными на несущей ленте, уже заправлены в линию, все готово к пуску. На пусковой момент пришло начальство механического цеха, участка гальваники, а позже и главный инженер завода.
       Хотя этот пуск был не первым, его предварял пробный пуск при наладке, все же, волнение мое было велико. Но пуск оказался удачным и надежным, вопреки пословице « первый блин всегда комом». Успех вселил в меня уверенность «в завтрашнем дне», и я посчитал, что все передряги остались позади. Но я горько ошибся.
       Утром следующего дня, Быков, начиная планерку, обратился ко мне:
       - Николай Иванович, ты освобождаешься от планерки – сказал он. – Ступай в распоряжение к Чернышеву – он ждет тебя.
По какому вопросу идти к главному инженеру завода и с чем, Быков не ответил.
       Войдя в кабинет Главного, и застав его за бумагами, я спросил, зачем я понадобился, на что он ответил спокойно и мрачно:
       - Ты нужен на линии локального золочения для того, чтобы покрасить там стены и потолок – произнес Чернышев.- Зайди к Фаине Георгиевне и она обеспечит тебя всем необходимым.
От неожиданности я растерялся, и уточнил задание: - Это не шутка, Сергей Иванович?
       - Нет, это не шутка – ответил он. Я же возразил: - На это же есть строители. Или они вместо меня будут заниматься локальным покрытием? – съязвил я.
       - Так надо. Делай, что тебе говорят – хмуро, не глядя мне в глаза, ответил Чернышев. Я повернулся и вышел.
       Придя в кабинет начальника механического цеха, я обратился к ней:
       - Фаина Георгиевна, я в Вашем распоряжении – доложился я.
Она уже знала о моем направлении к ней, и о характере работы, и с удивлением спросила:
       - А почему не переоделись, Николай Иванович? Ведь работа весьма грязная.
       - А мне не во что переодеться – ответил я. – Я же шел на работу чистую, так что, одевайте меня, обувайте.
Озадаченная Фаина Георгиевна что то прикидывала в своем уме и наконец объявила:
       - Пойдемте на участок гальваники, и там, на складе что то найдем.
На складе участка гальваники начальник порылась в старых тряпках и обрадовано сообщила, что нашла, наконец то, одежду. Это был старый, огромного роста комбинезон, который я, примерив на себя, даже ее поразил огромным размером. - Другого ничего нет – сказала она.- придется в этом поработать.
       - А обувь? – спросил я. Она удивленно взглянув на меня, спросила:
               - А за чем обувь? Ботинок на складе нет, а сапоги только большого размера, так что аккуратно поработаете в своих туфлях.
       - Нет уж, Фаина Георгиевна, туфли у меня дорогие, югославские – ответил я. – Давайте уж я Ваши туфли одену, и аккуратно поработаю.
Фаина Георгиевна молча удалилась, а спустя минут десять, приносит и протягивает мне пару здоровенных резиновых сапог, объяснив, что эти сапоги самые маленькие.
       Когда я облачился в этот комбинезон, который ужасно выглядел на мне, и обул сапоги, которые мне были бы впору вместе с туфлями, но, к сожалению, ноги в туфлях  не прошли в голенища, я превратился в настоящее огородное чучело. Я вышел в коридор. Фаина Георгиевна, увидев меня, ужаснулась, но ничего не сказала, мрачно взглянув на меня. В ее взгляде я прочитал возмущение, которое, как я понял, не в мой адрес. Так же молча, она вошла снова в склад, и оттуда вернулась с краской и кистью, подав это мне.
       - Я прошу Вас, Николай Иванович, в этом виде дальше гальваники не удаляйтесь – обратилась она ко мне с просьбой. -  Вас все знают на заводе – не хватало еще, что бы Вы встретили злопыхателя какого.
       - Спасибо, Фаина Георгиевна – выразил я признательность начальнику цеха за ее  заботу и участливость.
       Я приступил к покраске помещения, где установлена внедряемая мною линия локального золочения, определив, что начать надо с самого трудного – с потолка. Забравшись на верх потолка, высотою метра три, снаружи я, довольно быстро, нанес  краску на верхнюю часть часто уложенной арматуры решетки. Изнутри красить решетку потолка было уже сложнее, но я не унывал – знал, что так легче справиться с ненавистной работой. Я не дошел и до половины, как в помещение вошел мой сегодняшний "работодатель" -  главный инженер завода, к которому я был обращен спиной. Окликнув меня, он жестом руки пригласил меня к себе. Когда я слез с подмостков, и повернулся к нему, он в отчаянии скривил лицо ужасной гримасой, от которой и мне было не по себе.
       - Николай Иванович – обратился он ко мне, - что это за ужасный вид?
       -  А разве вы с Быковым не этого хотели от меня – съязвил я.
       - Немедленно сними с себя все это. И как ты только решился это надеть на себя? – возмутился он. Я даже не успел объяснить ему, что мне не во что переодеться, как он дал новое указание:
       - Надень свою одежду, и приступай к своей непосредственной обязанности.
Не стал я ни язвить по поводу нелепости относительно меня, ни выяснять причину недоразумения, понимая, что ему и без того не по себе подчиняться воле злого умысла самодура.
       Возвращаясь в отдел, я зашел в кабинет Быкова доложиться о своей «реабилитации». Для Быкова, что я ни как не ожидал, это было, оказывается, неожиданно.
       - А ты почему не на покраске в гальванике? – спросил он.
Не стал я ему ничего объяснять, а просто ответил, что меня Чернышев прогнал оттуда. - Пусть – подумал я про себя - он обо всем узнает от Чернышева , - и пошел к себе в отдел.
      Последующие дни я занимался с рабочим гальваники над продолжением освоения линии в производственном режиме, корректируя скорость покрытия с учетом расходования химической мощности реагентов ванн. Я радовался успеху по освоению локального золочения, а параллельно с этим имел возможность работать и с автоматической линией серебрения. Так же я мог заниматься организацией выполнения проекта  в отраслевом НИИ на монтаж и наладку автоматизации литейного производства. Подрядчики из ЮВМА, которых я отыскал в Невинномысске, предъявили мне условие, что работу они согласны выполнять по проекту Проектного института или Отраслевого НИИ.

Глава 10      "Не мытьем, так катаньем"

               Казалось бы, все недоразумения по поводу беспричинного давления на меня остались позади, и я уже, как бы, смирился с изменением моего статуса в штатном расписании, довольствуясь тем, что полюбившаяся мне работа осталась при мне. Я уже подумывал об отказе своего намерения увольняться.
       Но, не прошло и пол месяца после эксцесса директора завода относительно меня, как новое поползновение на мою персону; - Быков, как с цепи сорвался, без какой либо причины придирался ко мне. Я легко и свободно парировал его придирки, что его обескураживало и бесило. Я догадывался, что ему дано каверзное задание «раздавить» меня морально, а  он не в силах выполнить его. Но однажды, в период давления на меня, Быков, вооруженный Приказом по заводу, вошел ко мне в отдел и  тоскливо произнес:
       - Зайди ко мне - сказал он. Я поднялся, и прошел за ним в его кабинет.
       - Вот Приказ по заводу – сказал он, протягивая его мне.- Прочти и распишись на обратной стороне, что ознакомлен. Теперь, уж, тебе не отвертеться - злорадно произнес он.
Я прочитал Приказ по заводу «Каскад» о назначении работников завода для направления их в командировку на строительные работы Родильного дома в городе Черкесск, сроком на один месяц. В списке «назначенцев» я увидел и свою фамилию, которая замыкала этот список. На обратной стороне приказа от руки написано: «Ознакомлен», где командируемые своею рукой вносят свою фамилию, расписываются и ставят дату. Ознакомившись с Приказом, я положил его перед Быковым, сказав:
       - Зря меня вписали в этот Приказ. Это мероприятие вовсе не для меня.
       - Что значит не для тебя? – поинтересовался Быков
       - Во первых, Приказ по заводу – ответил я, - а я работаю в ОКБ, а во вторых – не успел я ответить, как меня перебил Быков:
       - Ни каких первых, ни каких вторых – подписывай, что ознакомлен, иначе попадешь под статью – пригрозил Быков.
       - Это мне было понятно еще в кабинете Хохлачева, что вы способны на все – огрызнулся я, - а тем более, когда ты отрекся от дачи тобою мне задания, услуживая Хохлачеву, - «… я ему задания не давал, это Ивлев самовольно занялся штампом». Так что, Владимир Петрович, не надо меня пугать статьей. Ты же знаешь, что не так уж просто уволить меня по статье - заключил я.
       Быков вопросительно и с удивлением глянул на меня, как бы говоря – с чего это не просто.
       - Да, не смотри на меня так, будто сам не знаешь, что по статье уволить меня сейчас не возможно – ответил я Быкову. - Представляешь, сколько следов в мою пользу – сколько приказов на вознаграждения меня надо менять задним числом, не говоря уже о «ветеранском» награждении – удостоверение я же не уступлю. А сколько надо стряпать новых Приказов с компроматами задним числом. Не буду я подписывать сейчас – я не готов.
       Последней фразе мне предваряла мелькнувшая мысль оставить след моему возможному увольнению, и я сказал Быкову, что с горяча не принимаю никаких мер – завтра я вернусь к этому вопросу.
       - С женой посоветоваться надо? – сострил он.
       - Нет – еще острее ответил я, - с любовницей.
На этом диалог наш закончился. Выйдя от Быкова, я зашел в свой отдел и сел за составление заявления об увольнении. Составив его, я поспешил в приемную директора, где содержится книга о подаче заявлений об уходе. Проследив за Быковым, который перед обедом обычно исчезает с завода на час, полтора, и убедившись, что он покинул проходную, я с заявлением подошел к Майе Георгиевне с просьбой зарегистрировать мое заявление. Она, прочтя его, огорченно произнесла:
       - Николай Иванович, а Быков не возражает против Вашего увольнения?
       - А как он может возражать, если он избавляется от меня, посылая на стройку роддома. Значит, я ему здесь не нужен.
       Майя Георгиевна умная женщина. Она все понимала, только говорить воздерживалась – она знала, у кого она работает секретарем. Молча, приняв мое заявление, она зарегистрировала его в книге, где я расписался, и на лицевой стороне Заявления пометила порядковый номер в книге, дату и поставила свою подпись. После обеда я зашел в Отдел кадров подать свое заявление об увольнении, но Нина Михайловна, начальник ОК, перед обедом уехала в какое то Управление, и до конца дня не вернется.
       Всю спешку с подачей заявления об уходе я объясняю тем, что от людей, которые по той или иной причине прессовали меня, и теперь продолжают прессовать, можно ожидать всякой подлости. Было ли это влияние Платонова на Хохлачева, - не знаю, но не исключаю, или  какая другая причина побуждала Хохлачева на этот эксцесс, тоже не знаю.
       Мне коллеги поведали свои догадки: - Хохлачев хочет на твое место своего зятя перевести из техотдела завода, поэтому ты числишься в конструкторском, а работу тащишь в технологическом отделе. Я им не возражал, и не называл предполагаемую мной истинную причину моей кадровой перестановки.
       На заводе я, достаточно наслышан о бесчеловечности директора в обращении с людьми, - он мог взъесться на иного человека вплоть за то, что нос его ему не понравился. Рассказали мне всем известный случай, который произошел до моего прихода на «Каскад», когда он в своем кабинете извел своим обращением не понравившегося ему командировочного посетителя – в итоге, из кабинета директора бедолагу вынесли санитары скорой помощи замертво… Не выдержало сердце. Поэтому, зная нравственную сторону моих руководителей, я решил подстраховаться заявлением об уходе, действуя на опережение. К тому же, месяц, который я определил себе, как испытательный срок определения изменения отношения ко мне в лучшую сторону, был уже на исходе. И похоже, не зря, так как на следующий день, после планерки у главного инженера ОКБ, Быков не попросил, а скомандовал мне задержаться.
       - Ну, что?  - спросил он. – Сегодня не будешь морочить мне голову?
       - Нет, не буду - ответил я. – Давай сюда твою бумажку, я поставлю свой автограф.
       - Одумался, значит – произнес он, протягивая мне Приказ.
       - Да - ответил я, - как же тут не одуматься, если нужный, полезный в производстве работник, в одночасье превращается в негодность.
       Взяв в руки Приказ, я не на обратной стороне, где обозначено «Ознакомился», а тут же, на лицевой, где напечатаны фамилии командируемых на стройку, против своей фамилии написал: «Я, Ивлев Николай Иванович, не могу командироваться на стройку по состоянию здоровья». Расписался тут же, и поставил дату.
       - Что это ты самовольничаешь? – разгневался Быков. Он, как я проследил, не смотрел, что и где я писал. – Ты испортил Приказ, да за это …
       - Успокойся, Владимир Петрович - спокойно ответил я. – Неужели ты рассчитывал, что я соглашусь с этими оскорблениями, которые вы с директором мне наносите? Вот ты - продолжил я уже в сердцах, - согласишься терпеть от Хохлачева, что угодно, потому что тебе до пенсии надо мирно дожить. И еще потому, что ты не я – заключил я, и подал ему мое заявление. Взглянув на заявление, он, возможно, подумал, что я подал завизировать его, и поторопился заявить мне:
       - А я возражаю против твоего увольнения, я не дам согласия.
       - Ты против моего увольнения потому, чтобы меня командировать на стройку? – спросил я его – Тогда напиши «Возражаю в виду производственной необходимости».
       Вообще то, чувствовалось, что Быков был настолько удручен моим «автографом» на Приказе, что и не заметил - мое заявление об уходе уже зарегистрировано, и написал свою резолюцию «Возражаю».
       - Владимир Петрович – обратился я к Быкову, - я заявление свое подал тебе не для согласования, а только для того, чтобы поставить руководство в известность о своем уходе.
       Чувствуется, Быков окончательно проникся ситуации, в которой он оказался, и заговорил совсем в другом духе:
       - Николай Иванович – взмолился он, - что ты наделал. Считай, что уничтожил меня. Мало того, что Приказ «испортил», за что Хохлачев не пощадит меня, что не направил тебя на стройку, а тут еще уволиться собрался. Ты, хоть, подумал, что станет с теми работами, которые у тебя в заделе? – спросил он.
       - Николай Михайлович Климовских доведет эти работы – ответил я. Быков на это ничего не сказал. Он прекрасно понимал, что бывший главный инженер завода не «пахарь». Командовать, руководить – это не «пахать».
       После беседы с Быковым я сразу же отправился в Отдел кадров сдать свое заявление, хотя Владимир Петрович просил не сдавать его пока в кадры.
       Перед обедом меня встретил во дворе у крыльца заводоуправления Климовских, и попросил меня после обеда не отлучаться из кабинета – Есть серьезный разговор – сказал он. После обеда он, открыв дверь в наш отдел, с порога попросил зайти к нему. Я, отложив свою работу, сразу же поднялся, и направился за главным технологом.