Чтобы всё было честно

Полина вошла на кухню с расцарапанной щекой и наткнулась на мамин грозный взгляд. Этот взгляд говорил, что вот, опять ее девочка подралась. А девочки не дерутся. Во всяком случае, все, кроме нее. И почему Полина у мамы такая странная? Папа ничего своим взглядом не говорил, потому что был занят ужином. Он очень любил мамины вкусные сырники со сметаной.
– Ты скажешь дочери что-нибудь? – спросила папу мама.
Папа Михаил поперхнулся.
– М-м-м, – промычал он. – Наверное, ее хотели обидеть. Да, Полиночка?
Девочка мрачно молчала.
– Оля, – примирительно попросил папа, – пусть ребенок вначале поест.
Мама Оля вздохнула и положила дочери в тарелку сырников. Полине они казались круглыми горами, покрытыми снегом-сметаной. Не хотелось нарушать красоту. Вот бы уйти в горы и заблудиться там, чтобы они все спохватились. Но кто тогда будет спасать собачек? Она собралась с силами и начала есть.
Родители ушли в комнату, чтобы поговорить, как всегда, о воспитании дочери.
– Не понимаю, – озабоченно сказал мама. – До так называемого трудно возраста ей вроде еще далеко. Одиннадцать – это не подросток, а ребенок. Вот скажи мне, Сыроежкин! – Оля, когда нервничала, называла мужа по фамилии. – В кого наша дочь такая поборница справедливости? А? Что-то я у тебя такой тяги не замечала.
– Это у вас с мамой надо спросить, – слабо парировал Михаил. – Насчет наследственности.
– Во-первых, не увиливай. Во-вторых, не трогай маму!
Однако муж, к ее удивлению, не сдался.
– Тебе как хотелось бы? Чтобы у нашего ребенка чувство справедливости было нормальным, человеческим? Или чтобы его вообще не было? Сама подумай.
Ольга честно пыталась вспомнить, какой была в детстве она сама. Во всяком случае, учительница не намекала родителям, что у нее обостренное чувство справедливости, что она конфликтует со всем классом. Нет, Оля была нормальная. Как все.
После ужина Поля все-таки поделилась с родителями, чем она так расстроена. Она очень любит собачек, и всегда горевала, что не может попросить маму с папой завести щенка: у папы аллергия на шерсть. Но она давно нашла выход из положения – ведь на улицах и во дворах полным-полно бездомных собак. Вначале Полина с ними просто дружила. Она начинала играть с замеченной собакой в их большом дворе, со всех сторон  окруженном высокими домами. И вскоре поняла, что бездомные животные нуждаются не только в ласке, а и в более практических вещах – например, в еде, воде, лечении. Как правильная девочка, она сначала почитала книги о собаках. Узнала, что для них вода иногда даже важнее еды. Завела специальную миску, выносила собакам попить.
Она пыталась заинтересовать одноклассников, создать такую «группу поддержки кошек и собак», но им это было неинтересно. Они над Полиной смеялись. Она сама подбирала щенков, возилась с ними, относила в ветеринарную клинику. Там их не брали, конечно, тогда Полина устроила в углу двора, возле кирпичной стены, за толстым стволом старой яблони рукотворный «щенячий питомник». Туда она сносила ушастых и хвостатых, и ухаживала за ними.
Всё это родители знали. Находились такие соседи, которые делали им замечания: «Тут и так полно зверюг шастает, а ваша дочь их еще и разводит, они со всей округи к ней сбегаются, скоро страшно будет во двор выйти!» Отбивались как могли, разговаривали с Полей. Но послушная обычно девочка проявляла несвойственное ей упрямство. Ну как родители не понимают? Ведь это так здорово – погладить выпуклый горячий лоб, отмахнуться от ветра, создаваемого бешено виляющим хвостом. «А знаете, как они дружат? Никто не умеет так дружить!»
У Полины в ее четвертом классе друзей не было. Ее считали странной. Если при ней кого-то обижали, она бросалась защищать, не раздумывая. Не выносила несправедливости. А уж если видела, что обижают кошечку, собачку или птичку – вообще превращалась в маленький термоядерный взрыв. Вначале над ней подшучивали, потом перестали: неохота с ненормальной связываться.
А сегодня она увидела, что разломан ее «питомник», разбросаны картонные коробки, разбежались собаки. Это мальчишки, живущие в соседнем подъезде. Они давно подбирались, но не смели, знали, что Полина дерется, как разъяренная кошка. А тут выбрали время, когда ее не было. Но она застала одного, не успевшего удрать, потому что он зацепился штаниной за проволоку. Ну, и подралась с ним. Вот откуда расцарапанная щека.
– Полинка, – изо всех сил набираясь терпения, спросила мама. – Ну почему тебе так нравится заниматься всеми этими блохастыми животными? Все дети как дети, интересуются компьютерными играми или велосипедами. Хочешь велосипед?
– Я хочу, чтобы всё было честно и правильно.
– Это как? – удивилась Ольга.
– А так. Вот у нас есть дом, еда. А у собачек нету.
Мама не нашла, что сказать, и свернула на другую тему. На два голоса родители в который уже раз пытались уговорить Полину заниматься чем угодно другим: ходить на танцы, на акробатику.
– Или попробуй заняться карате, – ввернул неожиданно папа. – Чтобы уметь за себя постоять в этом жестоком мире, и чтобы тебя боялись.
– Нет уж! – отрезала мама. – Сам будешь заниматься карате. И защищать свою дочь, причем всю жизнь!
Папа торопливо согласился защищать не только дочь, но и жену. Хотя в глубине души был уверен, что они и сами за себя постоят, если что. А мама заявила, что Полина должна забыть о животных.
Полина старалась не разговаривать с родителями, а в школе вообще молчала. Мама переживала, наблюдая за ней. Асоциальный какой-то ребенок растет, трудно ей придется! Но ведь девочка добрая и хочет, как лучше. Где она, эта золотая середина, какая-то количественная мера в этом самом чувстве справедливости, некая норма от и до – существует ли? Пусть бы дочь была для себя такой, какой хочет, а для всех старалась выглядеть обыкновенной. Но она не может: слишком честная. И упрямая. Вот, ушла во двор искать выброшенные коробки от бытовой техники, чтобы заново устроить приют для собак. Надо бы ее позвать, уже совсем стемнело.
Вдруг Поля вбежала в квартиру сама.
– Мама, папа, смотрите! – возбужденно закричала девочка.
В руках у нее была какая-то большая взъерошенная птица. Не успел никто ничего сказать, как дочь сама объяснила:
– Я там возилась, в углу, за яблоней, а в темноте вдруг кто-то как зашевелится! Я испугалась, а потом подошла посмотреть. Это попугай! Он же не шерстяной, правда, папа? Тебе от перьев не будет плохо?
– Нет, всё в порядке, – сказал папа.
– Но зачем ты его сюда притащила? – спросила мама.
– У него сломана лапка! – заявила девочка. – Посмотрите. Я бы тоже не заметила, но он был такой несчастный, так доверчиво пошел ко мне в руки! Он просит, чтобы ему помогли.
Она подняла птицу поближе к свету. Сломанная лапка действительно так беспомощно болталась, что у мамы защемило в груди.
– Постойте, – спохватился вдруг папа, – я же его знаю! Это вольерный королевский попугай Юрия Сергеевича, моего шефа! Да, точно, сомнений нет. Он ведь в нашем доме живет, в третьем подъезде.
– Кто живет, попугай? – спросила Поля.
– Начальник мой. Пойду, позвоню!
Папа схватил трубку и принялся звонить, потом вышел. А Полина попросила маму дать ей спички и бинт. Она так уверенно настроилась оказать попугаю первую помощь, что Ольга невольно подчинилась этой ее властной уверенности, и даже не побоялась подержать пернатого в руках, пока дочь что-то делала с его лапкой.
Пришли мужчины.
– Самсончик! – нежно проворковал папин шеф. – Вот ты где! А я так волновался и ругал себя, что забыл клетку вольера закрыть. Что это с ним?
Юрию Сергеевичу все рассказали. Он взял Самсона на руки, внимательно осмотрел.
– Странно, – сказал он Полине. – Самсонище у меня капризный, чуть что, может клювом долбануть. Тебя не трогал? Наверное, ты ему понравилась. Но как ты это так ловко сделала, откуда знаешь?
Лапка попугая была аккуратно обмотана бинтом, под марлей ее окружали спички – наподобие некоей шины. Самсон даже смог пользоваться поврежденной лапкой, он вцепился обеими в ладонь хозяина и постепенно приходил в себя. Несчастный вид куда-то улетучился, перед присутствующими предстала гордая птица.
– А я видела в ветеринарной клинике, как доктор это делал, – сказала Полина. – Ну и запомнила. Я туда щенков приносила.
Взрослые вышли в другую комнату и о чем-то там шептались. Полина думала: попугай, конечно, красивый, но собачки лучше. Они теплые, нежные, у них блестящие янтарные глаза и тяжелые лапы. И они – самые верные на свете существа.
– Слушай, – радостно сказал папа, когда все вернулись к Полине. – Юрий Сергеич считает, что ты будущий гениальный ветеринар. И предлагает тебе взять Самсона! Вместе с вольером. – Тут папа посмотрел на маму и поспешил добавить. – В школу отнесешь, в живой уголок. А то у вас там, я знаю, до сих пор живет один сонный, никому не интересный хомяк.
По лицу мамы Оли было заметно, что она не уверена в правильности выбора профессии для дочери. И вольер с попугаем, как хитрый прием, чтобы одноклассники Полину зауважали – тоже был сомнителен. Однако она посмотрела на дочь, увидела радостный блеск в ее глазах. И все родительские доводы, педагогические аргументы разом замолчали в маминой голове.
Да пусть, в конце концов, заведет себе хоть целый зоопарк из всех известных науке животных! Лишь бы была счастлива.