Волки... волки

   Он был один. Всегда. Сколько был. Другим он себя не знал. Не то, чтобы был никому не нужен. Или ему — никто. Нет, всё было несколько иначе. Впрочем, давайте по порядку.

    Он вышел на собственную тропу войны в раннем детстве, когда обычные домашние дети ещё не знают и не хотят знать что это такое. Да, мальчишки играют в войнушку, в казаки-разбойники и разведчиков, но... это пока ещё игры и останутся таковыми на долгие годы. Для некоторых — навсегда.

      Он — нет. Он рано научился распознавать врага, изучать его повадки, долго выжидать в засаде, а потом по наитию нападать, когда тот менее всего ожидает этого. Запах победы и чувство превосходства стали для него самыми вожделенными в жизни. Он пьянился этими ощущениями и жил по принципу: только вперёд и только победа. И ему неплохо удавалось это, пока однажды в сумерках парка не повстречал её.

       Она шла лёгкой изящной походкой не спеша и словно не касаясь земли. Плыла-летела, не глядя по сторонам. Её грациозная, и вместе с тем, могучая стать поразила его какой-то особой хрупкостью вкупе со скрытой силой. Он почувствовал её превосходство сразу, как ощущается магия огня или мощь расцветающей весной природы — нутром. Сильно и беспощадно. Сразу понял, что эта встреча была неизбежна чтобы он осознал: есть иные силы и... другие враги. Да — он пытался, как умел ухаживать за ней и в то же время завоёвывал, старался подчинить своей воле, прогнуть под себя, склонить сдаться... Зачем? Чтобы снова победить, разумеется. И её тоже. Особенно её.

        Она была нежна и казалась податливой и вместе с тем непобеждаемой. Нет, конечно он мог взять её силой, сломить и сокрушить волю. Но так он не хотел. Он хотел иначе — именно подчинить себе, взять власть над разумом и чувствами, на какое-то время став с ней единым целым. Пусть и не навсегда. А она всё не поддавалась: смеялась над ним, будто играючи, то вот-вот, казалось, уже сдавалось, шла на уступки; то снова ускользала... Никогда не переходя какую-то, ею самой и установленную черту, словно самой себе не позволяя решиться на полное слияние и подчинение. Так было во сто крат интереснее. Он свирепел, вновь и вновь завоёвывая гордячку и когда уже казалось победа близка — она вдруг неожиданно уходила, растворялась и исчезала. Надолго. Ему казалось навсегда, и он терял голову от невозможности обладания. О, как он жаждал её победить! Никогда и никого ни до ни после. Что будет потом? Таким вопросом он не задавался. Она ему  нужна вот именно тут и немедленно.

        Однажды она пропала надолго. И он загрустил. Он вдруг понял, что ничего о ней не знает. Кто она? Где обитает? Как её отыскать, если сама не приходит больше. Почему не приходит — об этом он также не думал. Он не думал о ней, как о партнёрше или спутнице — только как о враге, которого необходимо, жизненно важно победить. Он сжимал зубы, расписываясь в собственном бессилии, то проклинал себя за мягкость в обращении с ней, то её за то, что так нужна ему. «Надо, надо было сразу сломить её, подавить, подчинить!» - твердил себе, как зомби... «Вот только приди, только явись попробуй!» Любил ли он или... На этот вопрос он и сам себе скорее всего не ответил бы.

         И она больше не пришла. Оставила его со всеми неразрешимыми сомнениями и не высказанными даже самому себе вопросами. Почувствовала ли, что дальше игра становится слишком непредсказуемой и опасной: или он, или она — по-другому никак. Иного между ними двоими быть не может. Может быть действительно просто играла, а может быть, и правда, не пожелала быть побеждённой, а после отвергнутой. Этого он так и не узнал.

         И он остался один на один со своей единственной непобедой. Он больше не хотел никого побеждать. Ему стала игра в войну скучна, ведь больше во всём мире не могло оказаться достойного —  равного одному непобеждённому врагу — противника. А всё остальное не стоит его внимания.

        Он был и навсегда остался волком-одиночкой.