Мост

Светало. Первая алая полоска зари обещала ясное солнечное утро. И, когда впереди завиднелись темные клубы тумана, все с облегчением вздохнули – наконец-то впереди река. Там переправа, там «наш» пост, а значит длинная ночная дорога по неохраняемой степи подходит к концу.
Но, не доехав до моста метров сто, головная машина остановилась. Через несколько томительных минут стали слышны хлопки дверей – на свежевыпавшую росу, приминая начавшую «жухнуть» траву, спрыгивали водители полуторок. Щелкая затворами винтовок и напряженно осматриваясь по сторонам, все собрались возле стоящего впереди автомобиля. Залезший на крышу кабины молодой лейтенант – начальник колонны – медленно водил биноклем.
А повод для тревоги был. Левее въезда на мост виднелся раскуроченный взрывом окоп, возле которого валялся стволом вниз пулемет и виднелись тела часовых.
После короткого совещания высланные вперед «разведчики» - два односельчанина из-под Иркутска – сделав осмотр, доложили: живых нет, присутствия врага не обнаружено, следов минирования не видно. Последнее, конечно же, не являлось гарантией того, что мин на самом деле не было. Для тщательного осмотра требовались саперы и оборудование. И вообще, было странно, что вражеская пехота, уничтожив охрану, оставила не взорванным мост.
- Дык, у них взрывчатки с собой не сыскалось, - оптимистично предположил кто-то, - а могёт быть за ней враз и потопали. Ехать надо, чё ждать-то?
- Не-а, верняк, что заминировали, сволочи. Что от сапог не взорвались – не факт. Противутанковую поставить могли.
Дальше завязался спор вокруг этих двух версий. Стоявший неподалёку лейтенант нервно дымил папиросой, прислушиваясь к «бывалым» солдатам. Когда стало очевидно, что никакими средствами выяснить правоту чьей-либо стороны невозможно, он, взглянув на часы и прочистив горло сказал:
- Шабаш! Отставить разговоры. Вы все прекрасно знаете, что артиллерия ждет наши боеприпасы. Вброд не проехать, объезд неизвестен, а назад поворачивать нельзя. Значит – только вперед. Одна из машин пойдет первой, остальные ждут здесь. Если все будет благополучно – переправится остальная колонна. Все ясно?
Повисла тишина. Такое решение напрашивалось само собой, не ясно одно – кто будет тем «счастливчиком», что поедет первым.
- Слушай мою команду! Рядовой… - голос командира осекся, затем потеплел, - Гм…Значит, так,  Миша, придется ехать тебе. Ты за баранкой не первый год, да и неробкого десятка. Ты только разгонись посильней, и на скорости, на скорости! А чуть что – в воду. Лады? А коль проскочишь – медаль тебе, или даже орден. Лично хлопотать буду!
Все виновато уставились на землю. Каждый понимал, что если это самое «чуть что» случится – машина на мине, да еще и с артснарядами…
- Есть, товарищ лейтенант! – молодцевато ответил 21-летний невысокий паренек. Лицо его слегка побледнело, но губы были плотно сжаты.
Он легко и уверенно вскочил в кабину, гордо выпрямился, и заведя автомобиль, с минуту «газовал» вхолостую. Кто-то сжал кулаки, кто-то тихонько перекрестился. Лейтенант дрожащими руками раскуривал очередную папиросу.
Решившись, машина рванулась вперед и на полной скорости понеслась к мосту. Замерло все – люди, степь, легкий утренний ветерок; казалось, что даже вода в реке остановилась и зачарованно смотрит на этого безумного смельчака.
Вжав педаль до отказа, Михаил «сросся» с автомобилем. Он смотрел на мелькавшие перед ним доски и перекладины, но перед его взором представали почему-то его жена Нюра и первенец Пашка.
Машину тряхнуло и он вдруг понял, что несется уже не по деревянному мосту, а по обыкновенной степной дороге. Грудь захлестнула упругая волна радости, гордости за себя и еще какого-то непонятного, но распирающего чувства. В голове крутилась лишь одна фраза: «Это Аннушка меня спасла, это Аннушка!».
Наконец, догадавшись затормозить и остановиться, он выскочил на подножку кабины, сорвал с головы пилотку и яростно замахал ею.
Но на том берегу уже и без его знаков все расселись по кабинам и колонна тронулась. Миша залез в кабину, достал кисет и стал скручивать «козью ножку». Впервые мелькнула мысль: «А ну как и вправду наградят? Односельчане-то зауважают, а уж как засветятся глаза у Нюрушки…»
Взрыв прервал радостный ход мыслей. Нет, не взрыв даже, а череда грохочущих раскатов грома сорвала его с места: посреди моста зиял провал.  От подорвавшейся машины на мосту не осталось ничего; еще две пылали, разражаясь грохотом рвущихся снарядов. В мозгу в такт взрывам бились несвязные мысли: «Не может быть!.. Как же я?.. Почему они?.. Ведь я первый?.. А они как?.. Лейтенант же сказал!.. Не может быть!..».
…При подъезде к артполку часовые не узнали весельчака Мишку. Не добившись в течении нескольких минут от него пароля, но прекрасно зная, что это все тот же Мишка, но почему-то угрюмый и не разговорчивый, они пропустили машину.
Он единственный тогда доставил боеприпасы для своего полка, остальные (за исключением трех машин) добрались только через сутки, после возведения нового моста. Его в тот раз представили к награде, которая, как часто это бывает, затерялась где-то среди грозных событий последующих лет. Но орден и три медали украшали грудь старшины Белоусова, когда осенью 1945 он с замирающим сердцем постучал в калитку своего дома.

2004
(по мотивам военных воспоминаний моего деда Белоусова Михаила Павловича – ветерана Халхин-Гола (1939 г.) и Великой Отечественной войны (1941 – 1945 гг.)