лс169 Пушкин не был народным и не удержал народ у

Пушкин не был народным и
не удержал народ у книжного прилавка

По результатам одного из социологических опросов ВЦИОМа
(см. Берг  Михаил. О статусе литературы или  Н. Иванова. Триумфаторы, или Новые литературные связи в контексте нового времени //Звезда. 1995. N№ 4)
миф о «самом читающем народе мира и о так называемой новой общности = «советский народ» выяснилось следующее:

 -  34% россиян никогда не берут в руки книгу, причем в равных пропорциях и мужчины, и женщины
-  15% людей с высшим образованием никогда не берут в руки книгу
-  из читающих 66% населения 59% увлекают только легкие жанры (с высшим образованием — 41%)
- итог: литературные интересы подверглись девальвации, литература, оказавшись не в фокусе общественных запросов, перестала быть синонимом русской культуры (см.: “Коммерсантъ”, N4, 22.01.1999)
- самым популярным из произведений Пушкина стали … сказки.

А ведь Пушкин сотоварищи вытащили сочинителей со дна социума и высокую литературную репутацию сделали равной (если не выше) социальной.
Как же русский писатель поднялся на Олимп социума и низвергся потом оттуда в … ?

В Западной Европе поэт находился в одном ряду с другими деятелями искусств (Вольтер называл писателей “жалким племенем, пишущим для пропитания”, “подонками человечества”, “литературным отребьем”, а Руссо определял поэтическое творчество как “самое подлое из ремесел”). В русской культуре слово (или право на поэтическую манифестацию) было окружено магическим ореолом, роль властителя дум изначально принадлежала только представителям социальной элиты, в то время как живописец, музыкант, актер — профессии, попадающие в ряд между поваром и парикмахером, “низкие” занятия, приличествующие крепостному, вольноотпущеннику или иностранцу, да и само слово “художник” в языке XVIII века применяется только к ремесленнику, то есть к человеку, работающему руками. Человеку благородного происхождения быть художником стыдно.

По данным историка литературы Виктора Живова, среди литераторов, родившихся между 1750 и 1799 гг, наследственных дворян было 71,3%; литераторы в этом отношении отличаются от художников и актеров (здесь дворян 5,5%), ученых (среди них дворян 10,1%), медиков (6,4% дворян) , сближаясь с военной элитой, — в офицерском корпусе 78,0% дворян.

По данным историка литературы А. И. Рейблата “в первой половине XIX века число лиц, живущих на литературные доходы, не превышало 20—30 человек одновременно. Для дворян, располагавших широким спектром возможностей социального продвижения, роль профессионального литератора не была привлекательна”. А вот в среде разночинцев, для которых престиж литературной профессии значительно выше по причине отсутствия сословного и экономического капитала, легко преобразуемого в капитал социальный, процесс профессионализации литературы идет куда более интенсивно. В 1855 г в литературной печати выступает 300 авторов, а в 1880 г — уже 700.

Результатом отказа от стоимости духовного продукта стала не только слава, но и растущие гонорары.

По данным А.И. Рейблата, максимальные гонорарные ставки наиболее высокооплачиваемых авторов толстых журналов (в рублях за 1 печатный лист) были следующими: в конце 1850-х: 1) Тургенев И.С. — 400, 2) Гончаров И.А. — 200, Достоевский Ф.М. — 200; 1860-е годы: 1) Тургенев И.С. — 300, 2) Толстой Л.Н. — 300, 3) Писемский А.Ф. — 265; 1870-е: 1) Толстой Л.Н. — 600, 2) Тургенев И.С. — 600, 3) Хвощинская Н.Д. — 300; 1880-е: 1) Тургенев И. С. — 350, 2) Лесков Н.С. — 300, 3) Достоевский Ф.М. — 300; 1890-е: 1) Толстой Л.Н. — 1000, 2) Чехов А.П. — 500, 3) Лесков Н.С. — 500.
В последнее десятилетие жизни Толстой также первый в списке по числу цитирований и упоминаний рецензентами. 1860–61-е: 1) Тургенев — 26, 2) Пушкин — 25, 3) Гоголь — 23; 1880–1881-е: 1) Гоголь — 16, 2) Тургенев — 14, 3) Золя — 14; 1890–1901-е: 1) Толстой — 20, 2) Достоевский — 12, 3) Пушкин — 12. 

Итак, до конца 1850-х Пушкина почти не терзали .. чтецы и их гуру…

Картину читательских пристрастий иллюстрируют данные библиотеки при “Невском обществе устройства народных развлечений” за несколько лет в конце 1890-х годов. Количество требований разных книг за этот период дает представление о популярности различных писателей: Л. Толстой — 414, Майн Рид — 399, Жюль Верн — 381, С. Соловьев — 266, Вальтер Скотт — 290, И. Тургенев — 256, Н. Гоголь — 252, Н. Некрасов — 209, Ф. Достоевский — 208, А. Пушкин — 136, М. Лермонтов — 56, А. Дюма, М. Твен, Г. Андерсен — от 30 до 50, А. Чехов, Д. Дефо, братья Гримм — от 10 до 30, А. Грибоедов, Т. Шевченко, В. Шекспир — менее 10.

Меняется и роль литератора. В конце XVIII - начале XIX в. в дворянской среде (а именно из этой среды вышло подавляющее большинство литераторов того времени) доминировала установка на литературное творчество как на развлечение в часы отдыха, а не труд, за который можно получить денежную компенсацию. Но у разночинных литераторов уже в конце XVIII в. формируется иное отношение к литературному труду, среди них появляются авторы (переводчики и создатели низовой прозы), для которых продажа литературных произведений становится основным источником средств к жизни. Во второй четверти XIX в. эта традиция переходит и в высокую литературу. Преодолению здесь отрицательной установки на литературный труд способствовало распространение такой стабильной формы литературной коммуникации, как журнал. Первыми среди представителей высокой литературы стали получать гонорар редакторы. Так, за редактирование "Вестника Европы" Н.М. Карамзин получал 2 тыс. руб. асс. в год. Авторы же долгое время получали гонорар только эпизодически и, как правило, известные писатели (например, И.А. Крылов), в сбыте произведений которых издатели были уверены. Первые шаги к превращению гонорара из исключения в правило сделали в 1825 г. издатели "Полярной звезды" К.Ф. Рылеев и А.А. Бестужев, которые заплатили по 100 руб. ассигнациями за авторский лист всем "вкладчикам" альманаха. Окончательно укоренение авторского гонорара была завершена в журнале "Библиотека для чтения? (выходил с 1834 г.), где авторам платили по 100-300 руб. асс. за лист. С этого времени число проф. литераторов начинает постепенно увеличиваться. Начался период, который С.П. Шевырев назвал "торговым", а Белинский - "смирдинским". Перестройка форм литературного быта сопровождалась бурной литературной полемикой. Представители так называемой "литературной аристократии" резко выступили против новых форм организации литературной жизни, отстаивая старое отношение к творчеству. В отличие от противников гонорара, понимавших литературный труд как "служение", его защитники (Н.И. Греч, Ф.В. Булгарин, О.И. Сенковский) нередко сводили его к простой "службе" публике. Греч писал: "Есть люди, которые утверждают, что денежное возмездие унижает литератора. Почему? Этот доход точно такой, как от дома, от деревни, нажитых собственным трудом. Это жалование, получаемое за беспрерывные, тяжкие, честные труды и отнюдь не достаточное для вознаграждения человека за многие лишения, за беспрерывные досады, огорчения и даже обиды". К концу 1830-х гг. в журналах уже формируются стабильные ставки оплаты литературного труда.

Возникает группа профессиональных литераторов, совмещающих, как правило, литературный труд с изданием и редактированием периодических изданий (Н.А. и К.А. Полевые, Греч, Булгарин, Сенковский, А.Ф. Воейков и др.). Для большинства литераторов основным источником получения денег становится не поддержка мецената, а рынок. По справедливому замечанию У.М. Тодда, "во времена Пушкина, хотя императорская семья и продолжала жаловать писателей табакерками и прочими дарами, институт литературного покровительства сдал свои позиции во многих отношениях. Академия и знатные вельможи не играли больше такой значительной роли".

Многие литераторы начинают работать на рынок, и, что значимо, низовая литература входит в поле зрения элитных литературных слоев. Все это ведет к существенным переменам в проблематике и поэтике литературы. С конца 1820-х - начала 1830-х гг. ведущую роль в русской литературе начинает играть не поэзия, а проза (прежде всего роман). Как отмечал Б.М. Эйхенбаум, "переход Пушкина к журнальной прозе и, таким образом, самая эволюция его творчества в этот момент обусловлены общей проф. литературного труда в начале 30-х годов и новым значением журналистики как литературного факта. Связь эта, конечно, не причинная; это - использование новых литературно-бытовых условий, отсутствовавших прежде: расширение читательского слоя за пределы придворного и аристократического круга, появление рядом с книгопродавцами особых профессиональных издателей (как Смирдин), переход от альманахов, имевших "любительский" характер, к периодическим изданиям коммерческого типа ("Библиотека для чтения" Сенковского) и т.д." Период 1820-1830-х гг. чрезвычайно значим в истории русской литературы, поскольку предложенные тогда типы самоопределения писателя и отношения его к читателю в дальнейшем стали авторитетными и превратились в образцы для следования и подражания.
 
Ну, а что русский читатель?

Обследование мужского населения Саратовской губ. (1844 г.), охватившее крестьян, мещан и купцов, дало такие  итоги (в % грамотных ко всему населению): по всей выборке - 4%, в том числе купцы - 42,1%, мещане - 28,7%, гос. крестьяне - 2,7%, удельные крестьяне - 5,6%, помещичьи крестьяне - 1,2%, дворовые люди (в городах) - 34,4; в Костромской губ. среди сельского населения в 1867 г. были грамотны 8,6% (мужчин - 16,2%, женщин - 2,1%), в Московской (1869) соответственно - 7,5% (мужчин - 15, 3%, женщин - 1,8%). Можно предполагать, что в 1820-30-х гг. в России было грамотно примерно 5% населения, т.е. примерно 2,5 млн человек (численность населения - 50 млн человек). Конечно, обладая умением читать, не все пользовались этим умением. Ф.В. Булгарин писал в 1823 г.: "в России из числа 45 млн жителей можно сосчитать 1 млн читающих, включая дворянство, духовенство и женский пол". Однако это цифра потенциальных читателей, большая часть которых редко обращалась к этому занятию. По подсчетам А.Н. Севастьянова к концу 1790-х гг. в России было порядка 12-13 тыс. регулярных читателей. Мы полагаем, что к середине 1820-х гг. цифра эта заметно выросла и составила примерно 50 тыс. человек.

Но круг элитарных читателей, обращавшихся к журналам, высокой поэзии, книгам по истории и т.п. был существенно уже. Об этом можно судить по тиражам: у ж-а "Московский телеграф" в 1825 г. было 1200 подписчиков, у "Отечественных записок" в 1827 г. - более 1250, у "Галатеи" в 1829 г. - более 1200, у "Литературной газеты" в 1830 г. - 100, у журнала "Библиотека для чтения" в 1835 г. - 50 007. Да и у книг, если не принимать во внимание учебные пособия и низовые издания, тираж редко превышал 1200 экз.

Правда, в сословном обществе и грамотность, и приобщенность к чтению резко различались у разных сословий. В среде столичного и состоятельного провинциального дворянства чтение стало важным компонентом образа жизни еще в конце XVIII в. у небогатых помещиков, мелких и средних чиновников, офицеров, купцов, приказчиков оно широко входит в быт в 20-х гг. XIX в.
Kак удачно резюмировал Шевырев в России "при Ломоносове чтение было напряженным занятием; при Екатерине стало роскошью образованности, привилегию избранных; при Карамзине необходимым признаком просвещения; при Жуковском и Пушкине потребностию общества?' (конечно - дворянского).

Немецкий путешественник Г. Райнбек, который был в России в 1805 г. в книге своих путевых записок сообщал о том, что для русских дам чтение стало <...> потребностью, тогда как большинству мужчин оно разве что не так уж противно. Но чтение ограничивается, конечно, по большей части французскими романами, в особенности Вольтера, Руссо, Рейналя, Флориана, Мармонтеля, Лафонтена.
М.П. Погодин писал в 1827 г.: "Правда, что многие у нас читают только по середам и субботам (в эти дни выходили "Московские ведомости») и скорее узнают о привозе голстинских устриц и лимбургского сыра, нежели о появлении новой басни Крылова или баллады Жуковского; правда, что многие дамы наши ничего не хотят знать, кроме известий о модах и Элегий Ламартиновых, а Эмилии не говорят о литературе даже и за котильонами; правда, что большая часть провинциалов наших наслаждается только Брюсовым календарем и письмовником Курганова, а разговор ведет

О сенокосе, о вине,
О псарне, о своей родне.

В.Н. Погожев вспоминал, что в Москве во второй половине 1820-х гг. молодой человек, который хотел быть принятым в большом свете, должен был обладать рядом качеств (говорить по-французски, танцевать, играть в карты по большой, модно одеваться и т.д.) и в том числе "знать хотя по названиям сочинения новейших авторов, судить о их достоинстве <...> знать наизусть несколько стишков любимого дамами или модного современного поэта"

Следует отметить, что аристократия, состоятельные и образованные лица и в 1820-х гг. читали главным образом по-французски, русские книги и журналы редко входили в круг чтения представителей этих социальных категорий. Ф.В. Булгарин писал, что "наша публика, в особенности высший класс общества, весьма мало читает по-русски, а еще менее покупает русские книги <...>".

Ф.А. Кони отмечал, что "в Москве <...> высший круг читает по-французски или ничего не читает (по большей части) <...>". Н.А. Полевой утверждал: "Круг нашей читающей публики весьма ограничен. Поверят ли, что при великом множестве образованных людей у нас успех лучшей книги ограничивается тысячью или не более как полуторою тысячью читателей, разумея здесь одних покупателей книги" Это большею частию люди среднего состояния, молодое поколение, отличающееся непреодолимою жадностью к просвещению".

Мало читали в провинции. А.Д. Галахов вспоминал, что в конце 1810-х" начале 1820-х гг. у большинства помещиков "расход на книги никогда не входил в <...> бюджет <...> многие из них обходились даже без "Московских ведомостей" и "Календаря".

Для характеристики круга провинциального чтения можно указать на книжное собрание умершего в 1826 г. генерал-майора К.В. Баженова, проживавшего в деревне Корино Арзамасского уезда (жена его была неграмотна). Он владел всего 35 книгами, которые можно разделить на три основные группы: прикладные пособия ("Полное садоводство", "Конский лечебник", "Школа деревенской архитектуры", "О прививании коровьей оспы", "О действиях и силе шалфея" и др.); историко-политические книги ("Начертание российской истории", "Жизнь императрицы Екатерины Великой", "Театр нынешней войны", "Увенчанные победы графа Платова" и др.), а также переводные любовно-сентиментальные романы ("Мальчик у ручья, или Постоянная любовь" А. Коцебу, "Александр и Мария, или Любовь и честность в испытании" А. Лафонтена, "Горные духи, или Анетта и Фридерика X. Шписа и др.)

Фрейлина С.С Киселева рассказывала А.О. Смирновой-Россет в 1838 г. что ездит в Петергоф зимой на неделю:

"Император работает, а я ему читаю какой-нибудь роман или мемуары".

***

Ликбез лика:
Андреева О.В. КНИЖНОЕ ДЕЛО В РОССИИ В XIX - НАЧАЛЕ XX ВЕКА
Книжное дело в России во второй половине XIX —_1983
Тодд III Уильям Миллз. Литература и общество в эпох Пушкина_1996
Рейтблат А.И. Как Пушкин вышел в гении. Историко-социолог.очерки о книжной культуре Пушкинской эпохи
Берг  Михаил. О статусе литературы