Розыгрыш

    В фойе, на первом этаже районной больницы, царило непривычное в таком месте веселье. Шутливые реплики, пускаемые в адрес прижатого к стене мужичка, сопровождались взрывом хохота. Со стороны могло показаться, что со всех трех этажей здания повылазили больные и обсуждали странную парочку — мужичка лет пятидесяти и девушку диковинной внешности.

    Тимофей или Тимошка, как звали мужичка товарищи по несчастью и медперсонал, уже почти третью неделю лежал в глазном отделении — лечил глаз, который сам же по своей дурости чуть ли не выхлестнул бичом. Вид у него был самый что ни есть причудливый: он походил на ворона, немного взъерошенного, но вполне счастливого,— у него были короткие, черные с легкой проседь волосы, из-за низкого, покатого лба они почти доходили до густых и размашистых бровей, под которыми скрывались крохотные глазки,— левый глаз был закрыт повязкой; но необычность внешности Тимошки придавал большой с горбинкой нос, на переносице которого покоилась большая шишка. Он с благоговением смотрел на девушку одним своим глазом и долго не решался ничего сказать, только утирал мокрые губы платочком.

    От Тамары дух захватывало,— это та самая девушка, возле которой пускал пузыри Тимошка. Если бы кто-нибудь случайно вдруг встретил Тамару в коридоре больницы, то обязательно подумал бы: что делает в этом богом забытом месте Мадонна, американская певица? Но все же это была Тамара из травматологии. Она слегка прихрамывала и держалась за костыль. Девушка благосклонно улыбалась и щебетала невообразимую чушь, вплетая в свою речь чувственные вздохи, ломанный русский и что-то из английского лексикона. Тимофей мог бы часами слушать Тамару и столько же смотреть на ее влажные губки, которые раскрываясь, произносили звуки, смысл которых он едва ли понимал.

    Он вживую увидел ее только сейчас. Она была даже красивее, чем на фотографии, которую больничные хохмачи, как бы, между прочим, подсунули ему в руки и, нервически похихикивая, обещали привезти американскую красотку в больницу. Она спустилась с травматологии в коротком халатике, небрежно запахнутом и, подпоясанном обыкновенной веревочкой. Здоровый глаз Тимошки задергался и прослезился. Мужские взгляды ласкающе прильнули к девушке.

— Ну, прив-ф-фет.— чирикнула Томочка.

    У Тимофея судорожно дернулась нижняя губа, рот открылся, и вместе с невнятным бормотанием на подбородок выкатилась слюна.

— Ты есть что-то сказать?— Томочка бесцеремонным взглядом оценила Тимошку и, словно настоящая актриса(девушка на радость толпе была безудержна на язык и с фантазией), изобразила на лице сладкую гримасу.— Я вся тебя слушать и хотеть…

    Не прошло и минуты, как возле странной парочки собралась толпа зевак. В больнице так мало было развлечений, а стены были одинаково мрачные — что снаружи, что внутри,— что тоска и безысходность порой накатывали на ее обитателей. А тут почти настоящий театр!..

— Я приехать встретить тебя, Тимофей.— томно закатывая глаза, говорила девушка,— У меня к тебе есть любоф-ф. А ты меня любишь?

— Любит, любит.— весело ухмыльнулся Артем, один из тех хохмачей, что подсунули Тимофею карточку с Мадонной,— Уж помацайте друг дружку…

— Ой-ля-ля!— засмеялась Томочка и на всякий случай отодвинулась от Тимофея,— Дорогой, я живу в большой и хороший страна — Америка! У меня есть красивый вилла. Это, как твой дом, только очень большой. И бассейн! Ты плавать в бассейн?..

    В правом глазу Тимофея светился глубочайший восторг. И хотя он едва понимал невообразимую чушь, которую несла девушка, поддался обаянию ее голоса и подрагивающей оголенной коленки, на которую Томочка пыталась натянуть свой короткий халатик.

— Ой, да ладно тебе скромничать. Можно подумать, он голых коленок не видел.— Славик, любитель голых коленок и не только, стоял впереди всех, точно свадебный генерал, хотя в действительности был всего лишь капитаном милиции по особо важным делам,— и это мероприятие считал делом чрезвычайной важности — народ в больнице сильно заскучал,— Ну, хоть краешек оставь лобызнуть…

— О, нет, любимый! Мы не есть Америка…— девушка игриво улыбнулась, облизнула губы и продолжила:— Это мы делать в мой бассейн, и нас никто не видеть.

— Ты это мне говоришь или ему?..— спросил Славик.

— Ой-ля-ля! Я тебя не любить, я его хотеть… Yes?!— Томочка фыркнула в сторону Славика и ласково глянула на Тимофея.

    Тимофей почти уже потек. Он придвинулся к «Мадонне» и выпятил свои губы вперед за поцелуем. В рядах зрителей прокатился гул одобрения.

— У меня есть свой машина.— вдохновленно щебетала Томочка,— Она красивая и вся белая. У тебя есть роллс-ройс?

— Какой там роллс-ройс?!— выкрикнул из толпы Артем,— Его Гнедко покруче будет…

— Это такая машина?!— едва не поперхнувшись смехом, воскликнула Томочка и одарила Тимошку чувственным взглядом,— Ой-ля-ля!.. Какой у него мощный рычаг!— рука девушки легла на костлявое колено мужичка и погладила,— Это я буду делать тебе каждый день.

    Тимофей радостно запыхтел и что-то совсем невнятное проговорил себе под нос. 
— А еще, милый, есть мой шофер.— неудержимо несла Томочка чушь несусветную,— Он весь такой сильный, как твой Гнедко, мускулистый и отзывчивый.

— Как его звать-то хоть?— полюбопытствовал Славик.

— Его зовут…— девушка ненадолго задумалась, а потом выпалила,— Его зовут Шварцнеггер!

    По лицу Тимофея скользнула тень. Какое-то время он переваривал Шварценеггера, наверное, пытаясь сопоставить своего Гнедка с личным шофером девушки. Когда у него это получилось, он недоверчиво глянул на Томочку и переспросил:

— Шварц… негер?

— Негер-негер.— утвердительно и весело закивала девушка, и рука ее соскользнула с коленки Тимошки, и сама она всякий случай отодвинулась от мужичка.

— Ишь ты, заревновал.— прокомментировал кто-то из толпы.

    В фойе стало тихо, только слышалось бормотание Тимошки:

— Негер, негер, негер…

    Неожиданно Томочка, как будто спохватилась:

— Ах, я сейчас забыла! Мне на гастроль ехать. Меня ждать люди. Америка!

    Тимофей с недоумением посмотрел на девушку. В глазах его была растерянность и нежелание отпускать. Но Томочка устала, она хотела сбежать, только любопытные взгляды зрителей не позволяли ей этого сделать. Тогда она театрально заломила руки и с упреком почему-то глянула на Славика.

— Я только на гастроль — туда и обратно! А потом я приехать к тебе…

— Останься.— по-детски упрямо пролепетал Тимошка,— Ты можешь переночевать со мной.

    Хохот сотряс фойе — кровать Тимошки стояла в коридоре.

— Ой, ля-ля!..— засмеялась девушка, но потом вдруг серьезно глянула на мужичка и на чистейшем русском заговорила: — На одной кровати тесно и к тому же мы еще не муж и жена. Но я к тебе скоро прилечу.

    Тимофей закивал головой, но отпускать девушку не собирался.

— Да не волнуйся ты так, прилетит к тебе твоя «Мадонна».— авторитетно заявил Артем,— Куда она от тебя денется.

— Конечно, прилетит.— поддержали в толпе.

— А пока пиши в Америку письма.— сказал вдруг расчувствовавшийся Славик.

— Как он напишет, если он ни читать, ни писать не умеет?— спросил чей-то голос из толпы.

— А мы на что? Мы и напишем, и прочитаем.— многообещающе ответил Славик и подмигнул Томочке,— А ты письма будешь ему писать?..

— Yes-yes!— с готовностью ответила Томочка.

— Вот и умница! А теперь поцелуйтесь.

    Такого поворота событий Томочка не ожидала,— на лице девушки выступила краска и показалась брезгливость. Она с недоумением глянула на Славика, потом на собравшихся в фойе зрителей.

— Целуйтесь-целуйтесь.— одобрил растроганный зритель,— Чтоб друг друга не забыли.

    Какое-то время Томочка не могла решиться, но Славик стоял в трех шагах и давил на нее своим непреклонным взглядом, и зритель, охочий зрелища, начинал нетерпеливо роптать. Тимошка выпятил вперед свои губы. Поцелуй был скорый, словно искра. Девушка покраснела. Тимошка, довольный, заулыбался. Представление кончилось.

    Вскоре фойе опустело. Только Тимофей одиноко сидел на скамейке и, о чем-то задумавшись, грустно смотрел своим единственным глазом на потолок.