Небо над ними

                Когда судьба по следу шла за нами,
                Как сумасшедший с бритвою в руке.
                Арсений Тарковский «Первые свидания»

    Купить кристалл было нетрудно. В любой лавке, где торгуют амулетами, зельями и прочей «магической» ерундой. За один золотой, подумать только! Но он купил. Дома, опустившись в глубокое продавленное кресло, зажег свечу и, как и требовалось, сжал прозрачный, искрящийся камень двумя пальцами – большим и указательным. Сначала надо было «показать себя» –какая глупость произносить все это, глядя на переливающуюся в свете свечи безделушку… Имя – Полл, возраст – 50, род занятий – учитель фехтования… Жены нет. Четверо взрослых детей. В глубине камня проступают и медленно проплывают буквы и складываются в слова, а слова во фразы...  Полл глубоко вздохнул. Он ищет женщину, и сам не знает, какую… Про мужчин, пользовавшихся «кристаллами любви», ходила масса пошлых шуток; а про женщин – еще больше.
    А душа, изгаженная, обожженная, пропитая – тяжело болела. Может быть, умирала. Но умирать не хотела. И кричала, кричала внутри него, особенно по ночам…
    Он долго подбирал слова – а выходило все равно неуклюже. «Добрую, ласковую, неглупую… Внешность не главное…» Ага, кто ж поверит.       
     Наконец, как и было ему сказано, кристалл потеплел. Он отодвинулся подальше и придал лицу правильное, как он считал, выражение. Кристалл, как маленькое зеркальце, отразил его: седина, морщины на лбу, резкие носогубные складки. Уголки рта опущены. Темные глаза смотрят угрюмо. Н-да… С таким и за один стол в таверне сесть не захочется. Не то что познакомиться… Ну, уж какой есть. Теперь внутри камня, сменяя друг друга, плыли женские лица. «Агнесса, 45, вдова…» Учительница, торговка, вышивальщица, служанка, благородная дворянка… Чтобы выбрать понравившуюся, надо было просто прикоснуться к камню в том месте, где появился очередной образ. Если он нравился кому-то, рядом с его изображением тоже появлялся портрет соответствующей дамы и высвечивалась надпись: «Ты понравился…» Аннет, Гертруда, Северина… Ткачиха, садовница, няня… И – ярко-розовые письмена: «Вы нравитесь друг другу!»
     Освоился он очень скоро. Вот и опять эта надпись… Гораздо труднее было потом. Но Полл уже знал, что может, что он способен заговорить с незнакомкой, для начала хотя бы через кристалл. «Майра, 50, целительница». Ее лицо было особенным. Конечно, все люди – особенные. Известно ведь, что красота в глазах смотрящего. Но эта Майра, судя по портрету, была умна, образованна и утончена. А еще – проницательна. Что-то эти глаза повидали…
    Теперь следующий шаг. «Здравствуй, Майра» - произнес он внезапно охрипшим голосом. «Майра здесь, приветствую тебя» - раздалось в ответ. Четко, уверенно. И, как он потом подумал, было что-то очень неимперское в этих интонациях. После обязательных «рад знакомству» и т.п. можно было попробовать договориться о свидании. Майра, когда он предоставил ей выбрать, где они встретятся, предложила сходить посмотреть картины известного художника с Запада, выставленные во Дворце искусств. Через пару дней, когда у нее будет меньше работы. Конечно, он согласился, хотя не слишком разбирался в живописи.
   И вот он стоял у входа во дворец, одетый, как он считал, вполне подходяще для такого случая: толстый серый суконный плащ, черный берет и тяжелые кавалерийские сапоги. Ледяной ветер гнал по улице последние осенние листья. Полл ждал и волновался. И сердился на себя за это. В девяти случаях из десяти такие встречи заканчивались ничем. То есть сдержанными благодарностями и извинениями. «Спасибо, что потратил свое время. Извини, но я не вижу нас вместе». Коротко и по-деловому. Ну да… Не дети ведь, мягко говоря, чтобы комедию ломать. Молодые женщины не интересовали его – так же, как он их. Женитьба? Дети? Увольте, пожалуйста; все это уже было…
    Не искал он и дешевых удовольствий. Мало кто поверит в такое, но мечтал Полл о тихой радости, о душевном покое и тепле. О долгих прогулках по парку и неспешных разговорах. Впрочем, что уж греха таить, грезились ему и страстные поцелуи, и объятия, и горячий шепот в ночной тишине. Наверное, как и любому мужчине.
   И тут он неожиданно увидел Майру в нескольких шагах от себя. Его первым впечатлением было – какая же она маленькая! Ему чуть выше плеча. Ее русые волосы отливали медью. Майра сдержанно улыбалась, и от этого в уголках ее ярко-синих глаз появлялись морщинки. Полл улыбнулся в ответ… Точнее, он думал, что улыбнулся. Впоследствии Майра сказала – он изобразил на лице нечто среднее между страдальческой гримасой и злобным оскалом. Улыбаться он, сам того не зная, разучился и, видимо, давно.
    Однако скоро несколько наигранное «дружелюбие» и  тщательно демонстрируемый «взаимный интерес» переросли в нечто большее, в нечто неподдельное. Майра искренне смеялась над его не самыми замысловатыми шутками. Полл осмелился легко коснуться её руки… Они шли из зала в зал – и нельзя сказать, что картины их не интересовали.
   Потом наступило неизбежное: они сидели в маленькой уютной таверне, пили кофе и старались узнать друг друга ближе. Оба знали, что ложь опасна, губительна для любых честных отношений. Она засасывает, как болото – чем дальше, тем меньше шансов выбраться. Правда… Её принято превозносить. На словах. А на деле – правда, как нож. Чаще всего хватает одного удара. Если ложь губительна, то правда – смертоносна.
   От вопросов безобидных (например, об увлечениях) приходилось переходить к опасным: семьи, дети; ожидания и опасения. Припоминая строфу из старой песни – «Бывает узок шлях меж правдою и ложью и, обозлившись, я лечу по бездорожью…» , Полл мысленно поправил себя: не в том он возрасте, чтобы по бездорожью лететь. И выбрал еле заметную тропинку недомолвок и умолчаний. Как потом оказалось, зря. Напрасно он так поступил.
   Пунктиром обозначил биографию: родился здесь, в столице, в состоятельной и образованной семье, отучился в привилегированной школе, окончил Университет… Баловень судьбы, «золотой мальчик» с гарантированным светлым будущим. Но тут… империя рухнула. Зачем он пошел в армию, на тяжелую службу, за которую почти ничего не платили? А некуда было идти. Времена были настолько смутные, что мало кто был уверен в том, что завтра проснётся. Так и отслужил 28 лет… О звании и прочем умолчал – вроде как из скромности.
  А Майра? Она говорила без малейшего акцента, хотя родилась в Туманном крае. Надо же! В самой неимперской части империи, до невозможности похожей на королевства Запада. Маленький кусочек земли – пески, болота, озёра… И море с островами. Не самый приятный климат и тяжелая, кровавая история.  Над немногочисленным народом, населявшим суровый край, в империи было принято зубоскалить. Он и сам был не прочь посмеяться над их медлительностью, тугодумием и явной нелюбовью и к империи, и к Западу: «Ма-а-аленький, но кордый наротт…» Теперь ему было стыдно – за себя и за других. За дубовую имитацию характерного акцента, за нежелание ничего знать об этом народе. Её народе…
      Майра была полукровкой, ее мать была родом из империи. Она одинаково хорошо говорила на двух языках. Её родители разошлись, когда она была еще подростком. И оба не прожили долго. Она пробивалась сама и тащила младшую сестру. Магистерский титул – до сих пор немногие женщины могут  им похвастаться. Брак распался… Разводов в империи не было, но и общество, и государство, и даже церковь смотрели сквозь пальцы на то, что многие супруги живут раздельно, каждый своей жизнью, кто как может и умеет.  Лишь бы были урегулированы вопросы, касающиеся наследства. Череда войн и переворотов никак не способствовала улучшению нравов…
   А четыре года назад Майра овдовела. Детей нет. Разумеется, Полл не стал спрашивать, почему. Про своих сказал пару слов: взрослые сыновья, старшая дочь на выданье, младшая – тоже уже не ребёнок… Он не выдержал и вздохнул. На вопрос, почему расстался с их матерью, ответил крайне уклончиво.
   Такие разговоры – как ходьба по тонкому льду. Оно и понятно: изливать душу человеку, которого едва знаешь, но при этом хочешь произвести наилучшее впечатление, просто опасно.
   О чём умолчала Майра, он знать не мог. Сам же Полл умолчал о своём главном пороке: тяжком, гнетущем пьянстве в одиночку, за закрытыми дверями. Он мечтал избавиться от этого, думая, что встретив добрую, милую женщину, бросит пить раз и навсегда. Заблуждался ли он – вопрос риторический; но самообман – это ведь так по-человечески…
   Примерно через час оба почувствовали усталость. Может быть, не так много было сказано и услышано, но Поллу вспомнилась пословица жителей Срединного королевства: «Aller Anfang ist schwer»*.  Тем более начало, как принято говорить, «серьёзных отношений».
   Они понравились друг другу. И договорились о следующей встрече – Майра, как подумал Полл, смело и в то же время расчетливо предложила поплавать в крытой общественной купальне. Ничего фривольного в этом не было. Но он чувствовал себя грузным, располневшим. Купальный костюм Майры говорил о скромности, но  не скрывал женских прелестей: большой, высокой груди, округлых ягодиц, стройных ног. Полл стеснялся, но чувствовал не просто желание. Он испытывал настоящее волнение. Они плавали, купались… Если в прошлый раз они разговаривали при помощи слов, то теперь безмолвный, но красноречивый разговор вели их тела: движения, взгляды. Хотя, конечно, говорили они и вслух. Продолжения и на этот раз не последовало, но Полл знал: «правила третьего свидания» придерживаются очень многие. И не торопил события. Майра явно старалась поддерживать впечатление о себе: прекрасно образованная взрослая дама с прошлым и с будущим. Так он подумал, когда она предложила пойти в в один из лучших театров на нечто серьёзное. Как Полл опасался, смертельно скучное. Пьеса была тяжелая: о несправедливости, о людских страданиях. Актёры играли на двух языках: скандийском и еще одном, очень редком, о котором Полл раньше и не слышал. На нём говорили на самом севере Скандии. По-скандийски он понимал с пятого на десятое; примерно так же, как Майра понимала наречие северян. Впрочем, содержание пьесы было понятно и так. И скучно не было…
   В едва освещённом зале Майра прильнула к нему, и Полл нежно обнял её за плечи. Они взялись за руки… Это было обещание.
   Пьеса закончилась. Испытывая глубокое волнение, Полл взял женщину под руку. Они едва отошли за угол здания, в небольшой сквер. Он уже не мог сдерживаться. Повернув Майру лицом к себе, Полл обнял её и поцеловал. Она ответила на поцелуй. Крепко обнявшись, они целовались и целовались, не желая даже на миг оторваться друг от друга. «Какие у неё тёплые, нежные губы» - подумал Полл. А потом мысли исчезли. Эмоции захлёстывали его, как штормовые волны. Поцелуи могут быть настолько разными… В этих было настоящее чувство, были страсть и огонь. Он медленно согнул ногу, его колено оказалось между бёдрами женщины, и Майра приняла эту игру, сделав движение навстречу. Полл едва не застонал, чувствуя чуть заметную дрожь Майры. Её тоже охватило желание. Сколько длились эти ласки? Они потеряли счет времени… Но вот они чуть отстранились друг от друга, переводя дыхание. Полл пристально смотрел Майре в глаза, и она не отвела взгляда. Он предложил проводить её до дома, и она согласилась, предупредив, однако, что к себе его не пустит. Полл не настаивал – это было бы очень дурным тоном. «А ты хорошо целуешься…» - сказала она на прощание. Он отправился к себе, переполненный чувствами и помолодевший.
   Через пару дней они договорились уехать ненадолго из города, чтобы без помех отдохнуть. Стать любовниками? Стать парой. Сделать приятный, волнующий, но очень серьёзный шаг.
   Шел снег. Первый снег… Возница болтал без умолку, а еще одна пара, парень и девушка, шептались и хихикали на сиденье напротив. Полл и Майра сидели молча, взявшись за руки, и смотрели на снег. Когда они приехали в крошечный городок, небо прояснилось. Теперь снег искрился, переливался на солнце. Чернела речка, над водой клубился пар, лёд ещё не встал, заснеженные ивы и ели казались сказочными, почти нереальными. Майра была права – они выпали из своего мира, из шумной, многолюдной столицы – и были вдвоём. Только он и она. На берегу речки они играли в снежки, дурачились, смеялись, как школьники после уроков.
   Проголодавшись, зашли в первое попавшееся заведение, где подавали пироги и горячие напитки – недорогое, но вполне уютное. Майра спросила открытый пирог с овощами. То, что она не ела ни мяса, ни рыбы, Полл считал милой причудой. Максимум - особенностью её профессии. Считалось, что целители работают с магическими энергиями на грани, а может, и за гранью материальности. Точно так же он относился к её явному недовольству по поводу его вересковой трубки. Ну, не нравится ей ароматный, по мнению Полла, дым. Ну, считает она курение пороком. Да просто не надо курить при Майре, раз её это так раздражает. А рот он будет тщательно полоскать травяным настоем. И всё! Как он ошибался, стало ему ясно далеко не сразу… Но это было потом.
   А сейчас они шли к маленькой гостинице, стоявшей на другом берегу реки; шли по гулкому деревянному мостику над непроглядно тёмной водой. Потом, расплатившись с хозяйкой, распаковали вещи. Майра попросила открыть бутылку ароматного рубинового вина. Странно, но Полл не придал этому особого значения, удивился только – им и так хорошо, а до ночи ещё далеко… Сидя за маленьким столиком, они оживлённо беседовали.
   Полл отвлёкся, как ему показалось, всего на мгновение – а платье Майры взметнулось вверх, сброшенное через голову, тонкая тёмно-красная винная струйка потекла по ложбинке между победно приподнятых грудей… Он смотрел, как завороженный, а Майра чуть наклонила бокал – и последнее, что он помнил отчётливо – терпкий вкус вина, той капли, которой он не дал сорваться с твердеющего под его губами соска…
   Нескончаемое, бесконечное… Уже в сумерках он любовался линией её скул, маленьким ушком, разметавшимися по подушке волосами цвета мёда и меди. Полл и Майра должны были устать – но не уставали, поднятые накатывающими волнами страсти к самому небу…И небо улыбалось им.
   Поздним вечером они отправились ужинать в таверну, которую им подсказала хозяйка гостиницы. Потом едва не заблудились. Было темно и очень тихо, звёзд почти не было видно, и только река отливала тусклым оловом.
   Полл и Майра не могли заснуть до утра. Тихие, нежные прикосновения вновь перерастали в бурные ласки… Уже в предрассветной мгле она спросила, свободно ли говорит Полл на языке Срединного королевства?
   “Ja, klar. Das kann ich”**  – произнёс он жёстко и отчётливо. Майра тихо вздохнула. Ей нравилась беспощадная красота этого наречия – так может завораживать блеск идеально отточенного клинка. А чуть позже он повторял за ней: «Maira on minu elukaaslane… linnud laulavad…»*** . Когда он старательно выговорил: «Sul on suured tissid»**** , она чуть слышно, но от всего сердца рассмеялась. Это был её язык. Он звучал дивной эльфийской музыкой, звал куда-то, и он стремился туда всей душой. Родной язык говорил о Майре не меньше, чем откинутая назад голова, изогнувшееся от наслаждения тело, маленькие, но крепкие руки, чуть видимая в неверном предутреннем свете белая полоска зубов между полураскрытых губ, её манящий и одновременно кристально чистый запах.
   Рассветало поздно, и они всё же проспали несколько часов. Неяркое зимнее солнце выглядывало из-за облаков, когда они, вновь перейдя деревянный мостик, отправились к озеру. На берегу свирепо задувал ледяной ветер, рвал с них тёплые плащи, трепал волосы. Её – медово-солнечные, и его – тёмные, с густой проседью. Прижавшись друг к другу, они смотрели, как бьются об острые камни тяжёлые коричневато-зелёные волны, как летит по воздуху лёгкая пена. «Холодновато» - заметил Полл. «Я искупаюсь сегодня» - звонко ответила Майра. Он изумлённо воззрился на её дерзко приподнятый нос, смешливые синие глаза… Он ожидал, что сейчас её губы, уже такие родные, тронет лёгкая улыбка, и осветит лицо. И Майра улыбнулась: «Не здесь. В реке».
   «Ты купаешься зимой?» - спросил Полл с таким удивлением, что она не выдержала и искренне рассмеялась. Позже она действительно искупалась в ледяной воде. Он не знал тогда, что и ему это со временем понравится.
          ***
А сейчас снова была зима. Рассветало. Он стоял на верхней площадке башни и вспоминал… Вспоминал лучший, наверное, день в своей жизни. Это была суббота в конце прошлого мая. Полл и Майра отправились в большой парк у реки. Погода была прекрасная, они искупались и теперь неспешно шли домой. Яблони цвели нежно-розовым, вовсю заливались птицы, шли последние дни весны… Вечером они пошли в собор – слушать музыку. Полл и Майра сидели на жёсткой деревянной скамье, но звуки органа и пение скрипок уносили их в небо… Ему казалось, он наконец нашёл то, что искал всю свою долгую, непутёвую жизнь…
   Полл очнулся. Всё прошло. Всё кончилось. Он сам отверг любовь Майры – последнюю любовь в своей жизни. Так же, как когда-то не смог оценить любовь жены, ответить ей настоящей взаимностью. Родители давно умерли. Дети выросли, у них теперь была своя жизнь, и он не хотел мешать им. Из-за его пороков его оставили немногие оставшиеся в живых друзья…
   С ним остались бутылка с забвением, вересковая трубка – и кредиторы. Можно и дальше напиваться; поразмахивать еще палашом, обучая отпрысков благородных семейств искусству фехтования. Можно и дальше платить проклятым ростовщикам… Бессмысленное, никчёмное существование. Он сам пустил всё по ветру. У него ничего не осталось. Он готов. Один шаг, и всё будет кончено – раз и навсегда. Ад? В аду он заживо уже несколько лет. И всё же страшно. Надо было достать из сундука пронафталиненный парадный мундир. А с самого дна – эту проклятую побрякушку, Большой имперский крест со всеми причиндалами. Нацепить на шею. Не забыть форменную шляпу с плюмажем, сапоги со шпорами, чёрный с серебряным шитьём и застёжкой-черепом плащ. Прицепить к широкому поясу парадный палаш. Дурость неимоверная. Жил грешно и умер смешно. И оставить о себе память: не выдержал очередного похмелья, чёртов пропойца. Но ему будет уже всё равно.
   Рассвет разгорался. Чистое и холодное, сияло над его головой зимнее небо. Оторвав взгляд от брусчатки – там, далеко внизу, – он посмотрел вверх. Небо было над ним – и над всеми, кто любил его когда-то. Холодные, как могила, камни тянули его вниз. А небо звало вверх. К солнцу, к свету. Так он и стоял; как слепой пытаясь вглядеться в это небо, стараясь расслышать и запомнить его голос.

*"Всякое начало трудно." (нем.)
**"Да, конечно. Это я умею."(нем.)
***"Майра моя подруга... Птицы поют". (эстонский).
**** "У тебя большие сиськи". (эстонский).
**