Не было бы счастья, да несчастье помогло

НЕ БЫЛО БЫ СЧАСТЬЯ, ДА НЕСЧАСТЬЕ ПОМОГЛО

Лирический герой совершает прогулку по берегу Балтийского моря со своим другом детства. Сентябрь, ближе к вечеру, легкий ветерок, над морем тучи...

– Представляешь, у нас тут в театре очередное собрание было, где мы итоги прошлого и планы будущего года обсуждали.
– Ну…
– Ты не нукай, подожди, я тебе сейчас хохму расскажу. Думал я, что ходить на них больше никогда не буду, делать там нечего, все решения администрация без нас принимает. Но тут отдел кадров в приказном порядке нам сообщает, что «явка строго обязательна». При- шлось идти...
Короче, художественные планы мы обсудили за пол- часа, а после этого началось самое интересное. Слушай дальше: наш новоиспеченный худрук Карабас-Барабас, как его окрестил один из членов труппы, предложил всему коллективу театра коллективный договор пере- писать и внести туда пунктик небольшой. Пунктик этот заключался в следующем: если ты в течение сезона решишь уехать куда-нибудь из страны – ну мало ли, у тебя появилось свободное время, и ты решил съездить
 
куда-нибудь, подчеркиваю, в свое свободное время, ты же репертуар не составляешь, репетиционное время не расписываешь, на это есть люди с отдельной зарплатой – так вот теперь перед тем как уехать, ты должен на ковер к главрежу идти и разрешения у него спрашивать!
– Чтобы уехать?
– Да! Мало того, все эти дни они собираются у тебя еще с зарплаты списать. Представляешь? Минималку платят уже какое десятилетие, понедельники пе- ред премьерой отбирают, на репетициях задерживают до скольки захотят, так они еще на наши зарплаты лапу свою положить хотят.
(Пауза)
У нас же вентиляция уже двенадцать лет не работа- ет после ремонта! В гримерках дышать нечем, а в репетиционных залах запах пота неделями не выветривается! Так теперь нам еще и не уехать!
– А вы что?
– А что мы? Стали вопросы задавать. У нас, как на птичьем рынке, – все орут, ничего не разобрать, коллективный разум отсутствует сознательно.
Но слушай дальше. Выпускают они инженера по зданию, значит, чтобы тот ответ насчет вентиляции дал. Этот профессор в синем халате начинает рассказывать нам про какой-то проект о ста тысячах евро, что, дескать, такая сумма нам нужна, чтобы вентиляцию во всем здании отладить. Проект написан, говорит, но денег дали только тридцать, поэтому пока ничего не можем сделать. Тут ловкач какой-то из зала, не помню сейчас, кто именно, спрашивает у него: «А куда тридцать-то потратили?» Тут пауза повисла. Хорошая такая, крепкая. Все замерли. И тут гениальный жест. Лицо трудовика-инженера расплывается в гринчевской улыбке, указательный палец поднимается к потолку, и он произносит с легким эстонским акцентом: «На электричество». Тут он, конечно, сорвал аплодисменты.
Закончилось все диким хохотом, конечно. Все на шутку списали. Предложение руководства никто не поддержал. И ты знаешь, я впервые почувствовал в нас какую-то силу. Что-то вдруг объединило всех нас. Не знаю, что это. Может, это оттого, что терять нам больше нечего, хотя нет, до пенсии время есть еще. Черт его знает… Но с тех пор у меня появилось какое-то приятное ощущение. Ведь как на Руси говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло.
Друзья продолжают о чем-то радостно беседовать и уходят от нас вдоль моря в линию горизонта.