Часть третья. Призыв

Первого мая 1961 года бабушка Хая внезапно заболела. Шесть дней ходила к ней медсестра, делала уколы. Все эти ночи мама не спала, дежурила возле неё. Под утро, на седьмое мая, мама задремала, сидя у её постели и сквозь сон услышала, как бабушка несколько раз сказала: «Роза, ротовен мех». (Роза, спаси меня). Мама поднялась, начала её будить, но бабушка больше не отзывалась.
Утром мы с Мусей сменили маму, которая пошла стирать на веранду. Мы сидели возле бабушки. Я смотрел на артерию у бабушки на шее, по которой пульсировала кровь с большими паузами. Я понимал, что скоро эта пульсация прекратится, и невольно ждал этого.
Было уже двенадцать часов дня. Вдруг бабушка резко открыла рот, артерия сделала несколько частых сокращений и замерла. Ещё несколько секунд я продолжал смотреть на артерию, она была неподвижна.
 - Подай зеркало,- попросил я Мусю. Мы поднесли его ко рту бабушки, зеркало не запотевало. В это время вошла мама. Мы кинулись к ней, но успокоить её было невозможно. Мама сокрушалась, кричала, мама падала в бессилии перед природой, ход которой изменить не дано никому.
Пришла медсестра делать бабушке укол, но сделала успокаивающий - маме. Начали сходиться соседи. Зашёл Андрей и позвал меня к себе в летнюю кухню. Методично он стал готовить своё любимое блюдо из мяса, рассказывая мне разные истории. Через окно его летней кухни я видел, как к нам в квартиру приходят знакомые.
Андрей поставил на стол два стакана. Откупорил бутылку водки, и по полному налил мне и себе. Мы выпили молча. В процессе разговора закончилась бутылка, и Андрей поставил на стол следующую. Я на минутку зашёл домой, чтобы посмотреть, что там происходит. Бабушка уже лежала в гробу. Вокруг гроба горели свечи. Сильно пахло парафином.
Всю ночь в квартире молились старые евреи, и всю ночь мы просидели с Андреем в летней кухне. Андрей много мог выпить. Я не помню, чтобы он когда – нибудь пьянел. А вот я ни до, ни после, такого количества не пил. Утром, не чувствуя опьянения, я поехал в цех взять трёхдневный отпуск на похороны.
Мы похоронили бабушку Хаю.

В начале ноября меня вызвали в военкомат и вручили справку на увольнение с предприятия. В этот же день я постригся наголо. И вечером этого же дня (!), я шёл боковой аллеей сквера, и вдруг рядом увидел идущую навстречу Лиду.  Она шла с подружкой, посмотрела на мою стриженую голову, а я почему-то проскользнул взглядом мимо неё. Мы разошлись.
Оставшиеся десять дней, чуть ли не каждый день, я подходил к торговой школе с надеждой встретить Лиду. Я уже не хотел знать той злополучной «правды». Я хотел одного – взять Лидин адрес и разрешение написать ей из армии письмо. Но Лиду я больше не встретил.
В день отъезда Муся вдруг вспомнила, что приходила Лида. Она принесла мою книжку и хотела передать её в мои руки, но меня не было дома. Тогда она спросила: «Что, Гаррий уходит в армию?» Покачала головой и ушла.

Это было ранним утром 27 ноября 1961 года. Все мои вещи уже были собраны, и вместе с мамой и Мусей мы пошли к военкомату, где находился пункт отправки. Подошли прямо к толпе, скопившейся у забора. За забором стояли в ряд машины «ГАЗ-63», крытые тентом, и ходили военные. Я смотрел в толпу, разыскивая знакомых. Встретились с одним товарищем – Сашей Злючим. Поставили рядом чемоданы. Наши родители охали и ахали, а я продолжал смотреть то в толпу, то на дорогу. Я ещё надеялся, каким-то чудом, увидеть Лиду.
Нас построили в предлинную колонну, отгоняя родителей, друзей, знакомых. Заиграл духовой оркестр, и первые ряды пошли к машинам. В это время мой товарищ вспомнил, что он что-то оставил дома (я не помню что). Незаметно для сержантов, которые нас построили, и для родителей, мы побежали к нему домой. Жил он рядом с военкоматом. Тем не менее, когда мы вернулись, машин уже не было. Чтобы не расстраивать своих родителей, мы, не показываясь толпе провожающих, которая почему-то не расходилась, побежали в обход к трамваю. Электричкой приехали в Днепропетровск и, выйдя из вокзала, увидели идущую нашу колону призывников. Тут же пристроились. Нашего отсутствия никто не заметил.
Четыре дня мы пробыли в Днепропетровске на сборочном пункте. Корпуса, в которых мы находились, были обнесены высоким забором. Мы могли только толпиться во дворе или валяться на кровати.
Как-то невольно, может быть, подсознательно, мысленно я подводил итог прожитого отрезка времени и почувствовал, что очень невесёлое для меня это занятие. Я размечтался о том, что может быть, Лида возьмёт адрес у мамы и напишет мне письмо.
От безделья я люблю  рассуждать в шутливой форме, с долей юмора или иронии.
 Странно, подумал я, в природе всё построено на круговых формах и только время идет… Идёт или течёт? Или оно не идёт и не течёт. Собственно, время – настолько абстрактное понятие, что к нему не применишь никакую форму существования. Можно сказать: время движется прямолинейно. Но что значит время движется? Это для меня, для живого, оно движется, потому что мои биологические часы фиксируют поэтапно события. Не будет жизни – не будет событий – не будет времени? Нет, время не движется. Это я существую и ощущаю это, якобы движение времени, через обмен веществ. Всё это условно. Времени как такового нет вообще. Беда лишь в том, что события, как и обмен веществ – необратимы. Вот этот бесконечно малый промежуток между событиями и есть время. Ну-ууу, – подумал я, тогда понятно, что время не воротишь.  А может, всё - таки оно может двигаться, как и всё в природе, по кругу? Нет время вообще не движется как бы рождается ежесекундно по мере протекания сабытий... Оно  Да, наверное, проще было бы не рвать записку, а хотя бы сначала прочитать.

Вся проблема в том, что всему приходит конец. И когда ты стоишь на пороге завершения твоего жизненного пути, – никакого значения не имеет, сколько времени ты до этого прожил: сто или сто тысяч лет. Всё это уже позади, и в счёт идёт только то, что осталось. Жизнь без остатка – желание жить вечно – очевидно, естественный ход мыслей каждого разумного существа. Наверное, эти мысли, вперемежку с желанием познать мир, натолкнули меня на создание гигантского, в масштабах земли, межпланетного корабля.
На меня напала такая тоска, что я поднялся с кровати и вышел во двор.
-Скорей бы уже ехать, - подумал я и закурил.

Шёл четвёртый день нашего пребывания, когда поступила команда выйти на построение. Открылись ворота, и наше, мало управляемое «войско» вывалило на шоссе, направляясь к вокзалу. И вдруг, среди провожающих, которые шли вместе с нами, я увидел маму. Наверное, я не удержался и как в детстве закричал:
- Мама!
Она взглядом искала меня среди призывников и, услышав мой голос – нашла меня.  Мама провожала меня, как на фронт. Глаза её не просыхали от слёз. А когда я уже садился в вагон, она достала из кармана свои последние рубли и сунула их мне. Каким же я был дураком, взяв их.
Вагон тронулся, и я видел взволнованное лицо моей мамы, её заплаканные глаза, и волосы, растрёпанные ветром уходящих вагонов.


12/1961г.