От 12-ти до 13-ти или дневник Ваньки Акимова, ч. 1

29 августа 1990 года

Меня зовут Ваня Акимов, мне одиннадцать лет. Вернее, пока одиннадцать – через два дня исполнится двенадцать. С сегодняшнего дня я решил для себя, что обо всех интересных событиях, которые со мной происходят, я буду записывать в тетрадку. Это называется - вести дневник. Не знаю, что из этого всего получится. Вообще, мне кажется, это не совсем мальчишеское занятие – дневник вести. Обычно девчонки этим занимаются, записывают в тетрадках какие-то секретики свои, тексты услышанных по телеку песен или стихов, а потом шушукаются в сторонке, хихикают про себя. Что смешного они в этих песнях находят? Это же серьезные песни, а не какая-то смехотня. Странные они... Маме про дневник говорить не буду – еще засмеется или опять скажет «Ваня, у тебя ничего не выйдет». А вообще, я думаю, о таких вещах не стоит взрослым говорить, и вообще никому – иначе и взаправду ничего не выйдет, наверное. В общем, попробую.

30 августа 1990 года.

Сегодня дочитал книжку писателя Арсеньева «По Уссурийскому краю». Интересная книжка, про приключения одного известного путешественника Владимира Арсеньева по тайге. Интересная книга, хоть и не совсем обычная. Там и про приключения различные, и в то же время рассказывается про природу Уссурийского края, про животных, которые там водятся и про прочие особенности. Кажется поначалу скучным, а потом затягивает – читаешь и словно сам сидишь где-нибудь в тайге, под сосной, при свете костра, и маленьким карандашиком в блокноте описываешь все то, что с тобой сегодня произошло. Ну, вроде бы как тот же дневник. Я думаю, что благодаря этой книге я и решил сам дневник вести. Папа говорит, что ведение дневника очень дисциплинирует, ну, наподобие как родители приучают меня кровать за собой заправлять, чистить зубы, мусор вовремя выкидывать, то есть режим дня соблюдать. Да, наверное тут они правы.
А завтра мой день рождения. Даже не верится что уже двенадцать исполнится. Интересно, папа завтра с работы вовремя придет или опять к бабушке поедет? Почему-то каждый раз, когда он от бабушки приезжает, от него всегда неприятно пахнет алкоголем. И ведет он себя не так, как обычно, ну, говорит развязно как-то и в основном какие-то глупости. А потом они с мамой ругаются на кухне. От меня дверь всегда закрывают, чтобы я не слышал. Я наутро попытался с мамой поговорить, а она мне: «Ваня, ты маленький еще, не понимаешь ничего». Какой же я маленький? Мне двенадцать скоро. А в войну, между прочим, пионеры моего возраста наравне со взрослыми боролись с фашистами. И к ним как ко взрослым относились, не считали за маленьких. Вообще, почему меня за маленького считают? Может, потому, что привыкли видеть меня таким? По привычке? Наверное…
А все же интересно, что мне подарят? Ну, мама наверное опять ботинки какие-нибудь потащит покупать, в универмаг. Опять будет вздыхать, что нога у меня растет и из старой обуви я вырос. А я ботинки не люблю, тесно в них и неудобно, не то, что в кедах. Правда, в кедах в футбик играть неудобно, по мячу лупить больно ногам становится. Все равно… А мама только и говорит, что в кедах вредно ногам. Да у нас все мальчишки во дворе в кедах бегают – или им не вредно, так что ли? Какие родители непонятливые все-таки у меня…
А все-же интересно, что подарят? Может, все-таки подписку на собрание сочинений Майна Рида? Обещали ведь еще в прошлом году. Уже четвертый том вышел, я специально в книжный заходил. И повести там интересные, вернее, названия такие, что и повести наверняка интересные будут. Не бывает же так, что название хорошее, а повесть дрянная.  Первая называется «Оцеола, вождь семинолов» - это про индейцев, а вторая «Морской волчонок» - это про мальчишку одного, который на корабле путешествовал, мне дружок мой, Димка Антонов, рассказывал – правда, рассказывает он путано, с одного на другое перескакивает постоянно, но все равно интересно, наверное. Вот бы здорово было, если бы подписку подарили.
А вообще, главное, чтобы папа опять домой пришел не поздно, и чтобы они с мамой не ругались. Мне так страшно становится каждый раз, когда они ругаются. И иногда от страха даже плакать хочется. Только я не плачу, я ведь уже взрослый, а взрослым плакать нельзя, смеяться будут. А я больше всего на свете не люблю, когда надо мной смеются.
Уф, рука писать устала. Пойду ужинать, а то мама с папой заругают опять.

31 августа 1990 года.

Утро, одиннадцать часов.

Странно, когда твой день рождения выпадает на последний день августа. Ведь завтра уже в школу, нужно тетрадки купить, ручки, карандаши к школе, а еще обложки к учебникам, подставку под книги (старая сломалась еще в прошлом году). А еще в этом году черчение будет у нас в школе – а для этого мама говорит, что нужно готовальню купить. Что это такое я и сам пока не знаю. Ну, и форму конечно. Почему нельзя все купить заранее, а все на последний день переносить. Сами же говорили мне, что нельзя откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. А сами… А тут еще в день рождения.
Подняли меня сегодня рано, еще папа на работу не ушел. С днем варенья поздравили, папа за уши тянуть начал. Обычай такой, говорят, за уши тянуть по тому, сколько тебе лет исполняется.  Хорошо, что мне пока еще только двенадцать – а то к папиному и мамину возрасту у меня уши вытянутся как у зайца из «Ну, погоди». Жалко, что с подпиской на Майна Рида не вышло. Но зато мама с папой подарили мне толстенную книженцию «Сыновья Большой Медведицы», а книжку написала писательница со странным именем «Лизелотта Вельскопф Генрих». Блин, не запомню совершенно. Там в этой книжке три большие повести – про индейцев, ковбойцев и вообще, про всякие приключения. Здоровско наверное. Папа говорит, что по этой книжке фильм даже сняли, но я его точно не видел, а то бы запомнил.
Мама торопит меня завтракать - и в магазин, к школе поедем покупать все, что нужно. Побегу, а вечером может опять напишу что-нибудь. Если что интересное случится.

Вечер, пять часов.

Ух, только домой вернулись. Ноги гудят, как-будто на велике гонял три часа. А все мама… Ну вот почему нельзя все в одном магазине купить – и тетрадки, и ручки, и форму школьную. Нет, тетрадки и прочие, как это говорится, канцелярские товары, мы сразу купили. И еще готовальню. Готовальня, оказывается, это такой здоровский набор для черчения – там всякие циркули, большие и маленькие, линеечки, транспортир даже небольшой. И классные такие, блестящие, будто в масле. Здоровско. Теперь можно будет любой круг ровно-ровно нарисовать, класс. А может взять альбом и нарисовать модель солнечной системы – прямо как на плакате получится, что в коридоре висит, а потом фломастерами цветными раскрасить. Фломастеры мы тоже купили, и не на 6 цветов, а на целых двадцать четыре, прямо как у Лешки Самсонова. Цвета там всякие-всякие есть, даже белый. Интересно, а зачем белый фломастер нужен вообще – ведь бумага-то тоже белая. Может, чтобы закрашивать ошибки в тетрадках?
А потом мама все испортила. Сначала с ней форму школьную искали два часа. В один магазин поехали, в другой. В одном размеров нет нужных, в другом все есть, но штаны только с утепленной подкладкой, колючие то есть. Кто  вообще придумал эту форму? Вот почему в шортах нельзя в школу ходить? И прохладнее, и организм закаливается. Вот Серега Жуков рассказывал, что когда он в Севастополе жил с родителями, то там мальчишкам разрешали в шортах бегать в школу. А потом еще и ботинки искали часа три – эти ботинки ей не нравятся, те не нравятся, у тех цвет не тот, у этих каблук. Мам, говорю, мне все нравятся, давай уже возьмем и домой поедем. Магазинов десять объездили. В результате, вернулись в самый первый магазин, в котором были, и взяли там.
А на обратном пути на рынок зашли и там арбуз купили. Здоровый такой, размером с подушку. Только круглый. Еле дотащили до дома. А потом мама еще в магазин сбегала и купила торт – говорит, папа придет и все вместе чай пить будем. Ну, вроде как мой день рождения праздновать. А еще вечером будут первую серию фильма «Четыре танкиста и собака» показывать, по второй программе. Вот бы мама с папой разрешили позырить, а то опять какой-нибудь концерт глупый смотреть будут.
Главное, чтобы папа домой вовремя пришел.

Ночь. Без пятнадцати двенадцать.

Не хотел писать больше ничего сегодня, но, может, легче станет… Мама вроде спит в соседней комнате, так что не увидит наверное. Да вообще все равно, честно говоря, пусть и увидит даже.
Не знаю, по-дурацки как-то получается дневник вести. Сижу, пишу и слезы утираю, как малыш какой-то детсадовский. Но все равно я напишу, и пусть им будет стыдно. Может, когда-нибудь они найдут этот дневник и тогда им станет меня хоть чуточку жалко. Весь сегодня мой день рожденья, а они…
Мне кажется, меня родители просто ненавидят порой. И я им совсем не нужен. А если не нужен, то зачем меня тогда нужно было рожать.
Вообще, вечер не задался. Не знаю, как начать даже. Ну, короче, папа не пришел вечером домой. Мы с мамой поужинали, даже арбуз с ней попробовали. Только арбуз есть не хотелось почему-то. Нет, он вкусный, сладкий. Просто мама переживает сидит, все названивает по телефону кому-то. Ну, бабушке, наверное, кому же еще. Опять папа пьяный домой придет, а потом они с мамой орать друг на дружку будут и ругаться по всякому. Ну почему хотя бы один раз в году нельзя не ругаться ? Один раз, в мой день рожденья? Мама рассказывала много раз, что, когда она беременная мной была, то при родах какие-то сложности были, и что я мог не родиться совсем. А меня очень-очень сильно ждали. Страшно становится – сидеть и думать о том, что тебя вообще могло не быть на свете. Наверное, это то же самое, когда спишь и не понимаешь, что с тобой – есть ли ты вообще на свете или нет.
Даже «Четыре танкиста…» смотреть не хотелось. Достал с полки Конан Дойля, думал, про «Собаку Баскервилей» почитать, хоть и недавно совсем читал. А потом папа пришел. Пьяный и злой какой-то. На маму накричал и на меня заодно. Ну, что велик свой в коридоре оставил и он, ну, то есть папа, об него споткнулся и чуть не расшибся. А еще из-за листьев кленовых, что я для гербария на столе разложил. Я же просушиться их разложил. А он… Взял и выкинул в окошко. И наорал на меня, что я вообще рохля какой-то и еще всякими словами. И что вообще… Что его родной сын так бы никогда не…
А мама даже не сказала ничего. Просто молчит и все.
Может, я и правда приемный у них? И меня cовсем-совсем не любят? Но тогда зачем они меня называют своим сыном, а себя - мамой и папой? Ведь это неправда получается? И не нужно мне ваших подарков, книжек про индейцев, конструкторов и игр всяких. Забирайте.
Только не врите мне никогда.
Иногда думаю, что, наверное, лучше бы меня совсем не было на свете…
И вообще, дурацкие тетрадки делают. Что, нельзя бумагу сделать такой, чтобы не такой промокучей была ? Ну, или как там это называется? Чтобы не размазывались слезы, когда плачешь...
Мне в последнее время очень стыдно себя чувствовать, когда плачешь. Ну, вроде бы мальчики не плачут, тем более взрослые. Но вот именно сейчас мне даже не стыдно, ни капельки вот, ну вот ни чуточки. Просто обидно за маму и папу.
Что они вот такие у меня. Нечестные.
Они потом долго ругались о чем-то. А потом папа куда-то собрался и уехал, громко хлопнув дверью, прихватив с собой чемодан. А я все сидел у себя в комнате, сжавшись под одеялом, боясь, что он увидит, что я не сплю.
Наверное, надо идти спать, завтра ведь в школу.
А вообще, когда вырасту, я буду жить один, совсем.

1 сентября 1990 года

Как-то несправедливо получается – учиться в субботу, к тому же во вторую смену. Слышал, что  в некоторых школах уже сделали «пятидневку» - ну, это когда пять дней учишься, а суббота с воскресеньем – выходные. Врут, наверное?
Мама с утра на работу уехала. Оставила мне выглаженную форму с галстуком, борщ на плите, чтобы пообедал перед школой и рубль, чтобы на обратом пути хлеб с молоком купил. Ну и хорошо, что ее дома нет, после того, что случилось вчера, видеть ее не хотелось. И папу  тоже…
А в школе все же здорово. Соскучился даже по учебе. По учебникам. По «классной» нашей, Елене Сергеевне, по ребятам. Все так изменились за лето. Димка Антонов вернулся с моря черный, как негр. Лешка Петрецов, по-моему, еще больше располнел за лето – стал похож чем-то на Пончика из книжки про Незнайку. Все как-то выросли, только я, кажется, так и остался маленьким. Правда, Елена Сергеевна, с которой я буквально столкнулся у входа в школу, сказала, улыбаясь:
- Ваня, как ты вырос. Совсем взрослый стал.
Все взрослые врут, я думаю. И Елена Сергеевна тоже – просто не хочет обидеть меня, что я самый невысокий в классе.
Хотя нет, Ромка Матюхин еще ниже меня. И Славка Зайцев.
Но больше всего девчонки изменились. Особенно моя соседка по парте, Олька Ковалева, которую мы «метелкой» прозвали – из-за ее дурацких, торчащих во все стороны косичек. А теперь она совсем другой стала. Подросла, темные волосы подстригла и еще – смотрит она совсем по-другому будто, ну, словно стесняется что-ли. Наверное, и правда есть за что – я ведь совсем не поменялся, такой же «мелкий», как говорит староста класса, Валерка Круглов. Да и глаза у меня красные - видно, что плакал. Умыться нужно было как следует, сам виноват.
После школы сел за книжку про «Сыновья большой медведицы». Действительно, книжка интересная, и главный герой не дядька какой-нибудь, а мальчишка, мой ровесник. Индеец, к тому же. Эх, вот бы и мне туда, в прерию, к индейцам. Мы бы показали этим бледнолицым, особенно этому, Рыжему Джиму, охотнику за золотом.
И родителям бы легче без меня стало.

3 сентября 1990 года
Первый полноценный учебный день… Ну, обычный день. Ничего особенного.
Вечером папа приехал. О чем они с мамой там разговаривали, я не знаю. Потом позвали меня в комнату и сказали, что с мама с папой решили пожить по отдельности. Признаться, не расстроился совершенно. Даже как - будто обрадовался. Орать больше не будут друг на друга.
Только под вечер как-то жутко и страшно стало. Сам непойму, из-за чего. Может, из-за погоды? Говорят, дожди приближаются. А может из-за книжки – я как раз дошел до эпизода, когда вождя племени вместе с сыном изгоняют из племени.
Не знаю. Посмотрим.
Грустно отчего-то…

5 сентября 1990 года

Блин, день не задался опять. Вечером, во дворе, по время игры в футбик грохнулся и сильно рассадил обе коленки, до крови. Если бы был в штанах, то этого бы не случилось, а я в шортах был, жарко ведь, хоть и сентябрь уже. А мама не зря мне запрещала в шортах ходить, словно чувствовала.
Дома попало, конечно. Правда, не знаю, что хуже – когда тебя ругают или когда промывают рану и обрабатывают ее вонючей мазью Вишневского. Сам виноват, что уж говорить.
А вечером папа звонил. Спрашивал, как дела, как учеба. И еще просил прощения, за то, что накричал тогда. Честно, но не припомню за всю жизнь, чтобы папа передо мной просил прощения. И почему-то опять плакать захотелось от его слов. Может, не прав я тогда был?

15 сентября 1990 года

После школы с ребятами, Димкой Антоновым и Ромкой Матюхиным пошли в гости к Димке – Димкин папа купил домой такую штуку прикольную, называется видеомагнитофон. Ну, это вроде как обычный магнитофон, но на кассете записана не музыка, а кино.  Я о таких и раньше слышал, но своими глазами не видел ни разу. Димка поставил фильм смотреть «Остров дракона». Фильм класснейший, просто суперский. Главную роль там дядька играет один, по имени Брюс Ли, который владеет приемами карате и всех колотит этими приемчиками. Ну, не всех, конечно, а только врагов. И главный злодей в этом фильме – страшный дядька такой, у которого вместо одной руки металлический протез с когтями. Но главный герой все равно того злодея победил. Эх, здорово. Даже клевей, чем в Лев Дуров в «Не бойся, я с тобой». Маме рассказать надо будет. И папе, наверное… Если позвонит.
А потом еще один фильм смотрели – называется «Игра насмерть». Дурацкий фильм какой-то, хоть и тоже про карате. Димка говорит, что в фильме тоже Брюс Ли играет, а я ему говорю, что он просто похожий. Так спорили с Димкой, что чуть не подрались даже. А ведь мы с Димкой за всю жизнь ни разу не дрались, даже в детский сад когда ходили. Обиделись друг на дружку. Димкин папа нас помирил – говорит, что и правда актеры разные, нет – и того, и другого зовут Брюс, но фамилии разные – у одного фамилия «Ли», а у другого – «Ле». Смешно.
Хорошо бы нам домой тоже видеомагнитофон купить. Но деньжищ стоит бешеных. Да и телек получше нужен, наверное - у нас «Рекорд 311», а у Димки – «Рубин 266»
Димкин папа про моего папу все спрашивал, предлагал поехать всем вместе за город в воскресенье, на шашлыки. Они с моим папой дружили когда-то, давно очень. Я соврал, сказал, что папа в командировку уехал.
Противно врать все-таки.
Может, взрослые то же самое чувствуют, когда говорят неправду?


18 сентября 1990 года

Всю неделю дожди льют, как из ведра. Выхожу из дома только из-за школы. Еще и Димка заболел, простуда и все такое.
Дочитал «Сыновья большой медведицы». Все же потрясная книга. Жаль, конечно, вождя дакотов, погибшего от рук Джима. Нужно бы в выходной сходить в библиотеку, про индейцев что-нибудь взять еще – слышал, что такой писатель есть немецкий, Карл Май, тоже про индейцев пишет.
А Фенимора Купера не могу читать – скучно как-то и неинтересно. Фильм показывали на днях, «Следопыт», это по книжке Купера - вот фильм классный – а книжка так себе.

23 сентября 1990 года

Сегодня опять к Димке ходили, смотрели фильм «Возвращение дракона» - тоже с Брюсом Ли. Классный фильм, но «Остров дракона» лучше. И еще – перевод у фильма дурацкий, переводчик словно прищепку на нос нацепил, смешно так.
И еще, Димкин папа сказал, что Брюс Ли умер уже, еще в 1973 году, за пять лет до моего рождения. Всего тридцать два года ему было. Жалко, хороший дядька. И драться умел здоровско. Вот бы нам так научиться.

24 сентября 1990 года

По алгебре сегодня объявили, что у нас новый учитель будет. Маргарита Андреевна то ли уволилась, то ли еще что – не знаю. Зовут Павел Викторович, смешной пожилой дядька, чем-то похожий на профессора из «Собачьего сердца». Вроде нормальный, не злой, как Маргарита Андреевна.
Вечером папа заезжал. Опять от него несло алкоголем. О чем-то они с мамой говорили на кухне, не знаю.
Странный папа какой-то стал. Словно боится на меня взглянуть. Может, злится на себя, что наорал тогда на меня и назвал… Ну, этим, не своим родным.
Жалко его почему-то. Даже сам не знаю почему.
А мама все чаще и чаще на работе задерживается. Даже уроки мои не проверяет, времени не хватает. А я что, маленький, что ли, сам не могу за собой проверить?

01 октября 1990 года

Сегодня у нас контроха была по алгебре, по системам уравнений. 2 варианта, как обычно. И длиннющая контроха, пока решишь все задачки весь урок и пройдет. А Олька сидит рядом и не решает. Я спрашиваю, ну, ты чего, а она сидит, смотрит на меня, а в глазах слезы, того и гляди разревется. Говорит, что не понимает всех этих систем уравнений. А это же легкотня такая. Ну, я в  другой раз разозлился бы, конечно, а тут, сам не знаю, жалко ее стало. Дал ей тихонько свой вариант списать, думал, может, не заметит Павел Викторович?
Вроде успели. Олька сидит рядом и шепотом мне «Спасибо, Ваня», а у самой в глазах… Ну, непонятное что-то. Словно опять разревется сейчас. А слез не видно. А я сижу как дурак, пялюсь на нее, а лицо горит, словно температура у меня.
Странные они, эти девчонки.


03 октября 1990 года

Не прокатило. Павел Викторович просек, что мы  за одной партой с Олькой сидим и вкатил на одну пятерку на двоих. Пополам – ей двойку и мне тоже, без половинок. Расплакалась Олька, конечно, расстроилась. Мы с ребятами сидели, успокаивали ее, как могли. Отец у нее какой-то там профессор, кажется, за двойку по алгебре по голове не погладит. Помочь как-то нужно. Подошел к Павлу Викторовичу и говорю, что, мол, это я у Ольки списал, не ставьте ей двойку, лучше ставьте мне. Думал, рассердится, ругать начнет. А он и говорит, что, мол, ладно, двойку он ставить нам обоим не будет, но контроху нужно после уроков переписать.
После уроков контроху с Олькой переписывали. Вроде нормально переписали, думаю, двойку точно не схлопочем.
После школы, уже прощаясь, Олька снова благодарить меня, мол спасибо и все такое. И глаза опять такие же странные, как тогда, на уроке, ну, словно заплачет сейчас. А я стою и чувствую, что снова лицо словно натерли горчицей, горит все. В общем, что-то пробурчал ей обидное, ну, мол, что она нянчится со мной как с маленьким и вообще, уроки надо учить вовремя и не филонить с домашкой. А она побледнела как-то, словно обиделась и, отвернувшись, домой поскакала.
А чего обижаться? Сама виновата, что урок не усвоила.

05 октября 1990 года

По четверке нам за контроху с Олькой поставили. Вернее – мне четверку, а ей четверку с минусом. Решили все верно, только я в первой задаче забыл «икс» вычесть из «двух иксов» и неверный ответ вышел. А Олька вообще неправильно последнюю задачку решила. А вообще – какая разница ведь «минус» не идет в журнал, ведь так?
Потом домой Ольку провожал – она, оказывается, совсем далеко живет, в новом микрорайоне, а туда на двух автобусах ехать надо, с пересадкой. А пешком еще дольше. Как ее папа с мамой одну пускают вообще? А бы не пустил, наверное… На остановке автобуса долго ждали. Так и не дождались. Пошли пешком. А ей по пути про книжку «Сыновья большой медведицы» все рассказывал.
Вообще, странная какая-то Олька – я ей про индейцев рассказываю, как там они выживали в суровых условиях, голодали, а она пялится во все глаза на меня и не говорит ни слова, только краснеет постоянно. Глаза у нее оказывается большие-большие, словно удивляется все время чему-то. Странные глаза. Ну, почти как у мамы, когда она не сердится, только другие.
А папа у Ольки вовсе и не профессор, оказывается, а геолог, полезные ископаемые ищет всякие. Здоровско…
По пути домой зашел в продуктовый за молоком – почти час стоял в очереди (очередюга длиннющая, до самого входа), а передо мной тетка какая-то последний пакет взяла. Ну, не обидно, а?
К завтрашнему дню нужно стихотворение выучить Пушкина про памятник. Пойду учить, что делать.

 
12 октября 1990 года

Валерка Круглов на переменке заявил сегодня, что его папа отвел в школу карате, где обучают особому какому-то стилю, причем учителем работает дядька, который учил Брюса Ли. Как же, как же… Так мы тебе и поверили…
Вообще, Валерка еще тот зазнайка.
После школы побежал по магазинам, нужно было купить молока и масло сливочного. Три магазина обегал, везде очереди дикие просто. И ни масла, ни молока. К тому же дождь полил. Промок, блин, совсем. Так ведь и заболеть недолго.
Вечером заезжал папа. На этот раз вроде бы не пьяный. Посидели на кухне, поглядели первую серию «Троих в лодке». Смешной фильм. Все ждали маму, а на так и не приехала. Мне все кажется, что папа не просто так приезжал. Может, помириться хотел?
Признаться, я на него совсем не сержусь. Может, зря я тогда так разозлился на него?
Так и уехал, в прихожей позабыв зонтик. Старый зонтик, с черной, смешно изогнутой ручкой. Всю жизнь мечтал, чтобы такой зонтик у меня был.
Мама так и не приехала в тот день. Позвонила ночью уже, сказала, что у подруги задержалась.
Все, пора спать ложиться. Страшно отчего-то. И одиноко.
Может, я правда в этой жизни никому не нужен? Ни маме, ни папе?
Ведь я сам хотел жить один. Может, все сбывается?
Как в том фильме, что смотрели недавно у Димки на кассете, про мальчика, который остался один дома на Рождество.
А плакать все-таки стыдно как-то…

13 октября 1990 года

Двенадцать часов дня.

Все так же льет дождь. С утра болит горло – я уже и чаю выпил теплого, а все равно. А в школу идти нужно – сегодня по истории контроха, нужно тройку исправлять.
Голова болит и пить все время хочется...
Ладно, буду собираться в школу…

Три часа дня.

Елена Сергеевна отправила меня домой. Как увидела меня – говорит, мол, что мой вид ей не нравится. Пощупала лоб мне и только головой покачала. Пошли в медкабинет с ней - там у меня температуру померили – оказалось 37 с половиной, это много. Поплелся домой, скипятил чаю, выпил две кружки. Жалко, что сахар закончился, а талоны только мама отоварить сможет.
А горло все равно болит. Вот пишу дневник, а голова кружится, будто на карусели катался. Хоть бы мама с работы позвонила. Или папа.


14 октября 1990 года

Утро, 10 часов.

Я, кажется, уснул вчера. Проснулся только, и не понял вообще, какой день. Включил радио, а там: «сегодня, 14 октября 1990 года рабочие Нефтекамского завода…», ну и так далее. Выходит, всю ночь продрых. А сегодня уже воскресенье.
Горло уже не болит, только слабость в теле. И холодно, прямо мороз. Врубил обогреватель, лег под одеяло, врубил телек. Фигню какую-то показывают. Опять митинги какие-то, Горбачев… Кричат что-то…
Мне кажется, они все врут. Красиво врут, и сами в это не верят, только вид делают.
А, толком все равно ни фига не понятно.
А мама так и не едет. Нужно ребятам позвонить, спросить что задали на понедельник.

Вечер, 19 часов.

Позвонил Димке, узнал, что задано. Ерунда, в общем – по алгебре задачки, да по истории параграф прочитать. Голова не болит совсем уже.
Днем папа позвонил. Узнал, что мамы нет и что я болел вчера – примчался, привез банку варенья из малины, молока и кило сахара. А потом от меня до вечера не отходил.
Может, он останется насовсем? Я так хотел в это верить. Я попросил его, чтобы остался. А он промолчал, только обнял меня, крепко-прекрепко. А я прижался к нему и расплакался почему-то, как какой-то малыш. Сам не понимаю, отчего.
Только бы он не уезжал, ну пожалуйста, думал я.
А потом приехала мама. Усталая и злая какая-то. От нее пахло какими-то духами еще чем-то неприятным, может, вином. Они с папой на кухне опять говорили о чем-то. Долго говорили.
А потом папа уехал, хлопнув дверью. Опять.
А еще я почему-то радовался в тот, самый первый день, когда папка уехал. Дурак… Сейчас вот допишу дневник, пойду задачки решать. А то пару вкатят и не посмотрят, что болел.

15 октября 1990 года

В школу меня мама не пустила сегодня. Хоть и чувствовал себя я уже нормально. Мама уехала около 10 утра на работу и я опять сижу один. По телеку муть показывают одну. Забастовки какие-то на площадях из-за задержки зарплат, а на каком-то Карабахе вообще война, стреляют даже. Даже не верится, что это все по-настоящему происходит. И где-то там люди погибают. Взрослые и совсем еще мальчишки, чуть постарше меня. Страшно…
Почему-то я подумал сегодня, что когда-нибудь я останусь один. Ну, то есть совсем-совсем. Жутко как-то стало. Ужасно просто. Ну, что ни мамы, ни папы не будет. И я никогда не смогу больше ни рассказать им о том, что было в школе, что я опять подрался в Колькой Варакиным из-за какой-то ерунды, что в школьном буфете продавали вкусные коржики по 15 копеек за штуку, что я пропылесосил старый палас в комнате родителей, и картошку почистил, как еще бабушка в деревне учила, и что по телеку сегодня после программы «Время» будет смешная комедия про «Итальянцев в России». Которую мы все очень любим...
Мам, пап, мне очень плохо без вас. Почему вы этого не понимаете? Вы же взрослые, должны же понимать...
Все, не могу писать больше…


17 октября 1990 года

В школе пару получил. Главное, за что - за контроху по литературе. По любимому предмету. А по литературе у меня даже тройки на разу не было, только четыре и пять всегда. Обидно. А все из-за Троекурова. Ну, в смысле, вопрос был по повести «Дубровский» - «Гаврила Петрович Троекуров как один из главных героев повести». А я так и написал в контрохе – ну, что Троекуров гад и вообще фашист настоящий – отца Дубровского погубил, родную дочь не пожалел и за старика замуж выдал, а сам довольный сидит да песни поет «Гром победы раздавайся». Судить его надо было. Неужели в то время не было никаких судов, ну, чтобы помещиков судить? Правдиво написал же. А мне двойку вкатили и подпись снизу «очень вульгарно и неприлично». Но я же честно написал. Да вы любого мальчишку или девчонку из нашего класса спросите, что они думают о Троекурове – все так ответят, как я. Ну, или подумают уж точно. А она – пару. Неправильно, вот…
Теперь дома сижу, маму жду с работы. Отругает, конечно – это же надо, двойка и по любимому предмету.


21 октября 1990 года

Дома сломался телек. Как раз показывали «Неуловимых…», и в самом интересном месте, ну, где ребята на поезде едут и от белых отстреливаются, телек моргнул, щелкнул как-то странно и все, потух. Мама пригласила соседа с верхнего этажа, дядю Петю, тот поковырял что-то в телеке отверткой, почесал башню и, выпив на кухне две чашки крепкого чая, ушел домой, сказав, что телек на помойку выкидывать пора и вообще, он занят и все такое. Дурак он, по-моему…
Обидно, что «Неуловимых…» так и не досмотрел. А завтра вечером в программе «Щит и меч» показывать будут, первую серию. Жалко, что не посмотреть.
Час назад позвонил папа. Узнал про телек, обещал завтра заехать и посмотреть. Голос вроде не пьяный - значит, не пьет. Хорошо, может, и правда помирятся с мамой. Я с ней поговорил, ну, насчет папы, а она только рукой машет. А полчаса назад собралась куда-то, духами надушилась, сильно так, мочи нет прости нюхать эти запахи, и уехала в театр на какую-то «тоскУ» смотреть. Или «тОску», не понял… Сказала, что поздно будет.
Ладно, сейчас пойду параграф по географии повторю и буду контурные карты заполнять, возни там, караул просто…

22 октября 1990 года

Бегал в библиотеку после школы, взял две  книжки - Карла Мая «Сын охотника на медведей», про индейцев, это первая книжка, а вторая – тоже про индейцев, называется «Земля соленых скал», автор - Сат-Ок. Библиотекарь сказала, что книжка суперская просто, а написал ее настоящий индеец, вернее сын индейца и белой женщины. Мальчик родился и вырос среди индейцев, а когда стал взрослым, то написал книжку о своих приключениях в детстве. Интересно почитать будет.
Библиотекарь сказала, что есть продолжение «Земли соленых скал» - называется «Таинственные следы». Только сейчас она на руках, ну, взял ее кто-то. Пообещала отложить книжку для меня. Хорошая она все же тетка, добрая, чем-то бабушку мою напоминает.
Вечером папа заезжал, поковырялся в телеке, паяльником что-то там подпаял и телек заработал. Там оказывается какие-то проводки постоянно отваливаются – из-за того, что телек греется. Папа показал мне какие и как их паять – оказалось, просто все очень. Главное – перед тем, как паять, отключить телек от розетки, а то шарахнет током. Ну, это-то я знаю, на уроках труда нам трудовик, Валерий Андреевич, все рассказывал, ну, про технику безопасности и все такое.
Вот сейчас дневник допишу и пойду «Щит и меч» смотреть, все равно мамы еще нет. А потом может и почитать получится, не знаю. Главное, не проспать завтра…

27 октября 1990 года

Какие-то дни пошли нехорошие, ночью мороз, лужи ледяные все, а днем дождь. Быстрее бы уж зима. Даже в дневнике писать не о чем – все одно и то же.
Через неделю осенние каникулы, всего неделя, правда. Мама купила абонемент в кинотеатр, на всю неделю. Из всех фильмов больше всего хочу посмотреть «Хон Гиль Дон» - это про карате тоже, ну, навроде как фильмы с Брюсом Ли. Димка говорит, что он четыре раза смотрел его и еще пойдет.
А после школы с пацанами на рынок бегали, на новую машину-автомат по продаже пончиков зырить. В смысле, с Димкой Антоновым, Валеркой Кругловым, Лешкой Самсоновым и Генкой Карпухиным, Лешкиным соседом по квартире, он на год младше нас, в пятом учится еще. А еще Генка с Лешкой в редколлегии школьной числятся, все стенгазеты школьные оформляют, а еще к праздникам школу оформлять помогают.
Машина, которая пончики продает, классная такая – похожа на большую соковыжималку, с воронкой наверху и небольшой корзинкой внизу. Продавец кидает в воронку куски теста, а снизу, прямо в корзинку, готовые пончики сами собой выскакивают. Прямо как в детской книжке про волшебную мельницу, которая «блин да пирог, блин да пирог» - очень мне это сказка нравилась всегда. Стоит правда кило пончиков целый рубль. Дорого. Ну, мы с пацанами пошарили по карманам – у кого десять копеек, у кого тридцать, у кого сколько. Набрали восемьдесят копеек, не хватает до рубля чуточку совсем. Хорошо, что продавец, то-о-о-олстый дядька такой, добрый оказался – и целый килограм пончиков нам сделал, за восемьдесят копеек, а не за рубль. Кажется, что кило – это до фига и больше, а оказалось, что нет – каждому как раз по пончику досталось, даже лишнего не осталось. Вкусные пончики оказались, горячие, и в сахарной посыпке.
А потом Генка с Лешкой в школу побежали – они в три часа дня договорились со Светой, нашей школьной пионервожатой, стенгазету оформлять – к годовщине революции, 7-му ноября. Везет Лешке с Генкой – в художку ходят и рисовать хорошо умеют, вот их в редколлегию и выбрали. А вот я рисую – как курица лапой. Только вот циркулем и могу круги рисовать, да по линеечке отрезки. Да, надо бы модель солнечной системы дорисовать – а то сел месяц назад и забросил, все не дорисую никак. Папа говорит, что терпения у меня не хватает.
Домой пришел, переодеваться стал и заметил, что галстук пионерский весь в масле извазюканный – стирал-стирал потом, и с мылом, и с порошком, а пятно осталось. Еще и мама пришла с работы, отругала, и за галстук, и еще что хлеб не купил по дороге. Ну, забыл я, что злиться-то. А другой стороны, если бы вспомнил про хлеб – то и пончиков бы мы с пацанами и не поели.
Уроков задали кучу – особенно сложным по английскому стих учить про «Зе хауз зет Джек билт», то есть про дом, который построил Джек. Хорошо, что сегодня суббота и уроки сегодня  можно не учить. Завтра с утра засяду.


28 октября 1990 года

Вечер, 18 часов

Сегодня с утра выпал первый снег. И много так. Мы с пацанами на улицу выбежали, в снежки играть. Домой вернулся уже днем. От мамы попало за то, что перепачкался весь. После обеда за уроки сел. Алгебру и русский сделал быстро, а вот со стишком по Джека пришлось помучиться. А тут еще и Димка позвонил – оказывается, что в районе сквера, где раньше ремонт телеков был, теперь видеосалон открыли, фильмы крутят всякие – и про карате, и фантастику, и ужасы всякие. И стоит недорого билет, всего пятьдесят копеек. А мне этот Джек покоя не дает. Хорошо Димке – он немецкий учит, а училка по немецкому уже вторую неделю болеет и им не задают ничего.
Выучил с грехом пополам. Мама опять собралась куда-то, говорит, к подруге в гости, на новоселье, а будет только завтра, после работы. Часа два наряды всякие примеряла у зеркала. Что у нее, нарядов мало что-либо – платье любое одевай, все красивые. Нет, все что-то ей не так.
Мне кажется, она от меня скрывает что-то. Ну, врет то есть. Насчет подруги и все такое…
Выпросил у мамы рубль на кино. Может, после школы завтра сходим.
А полчаса назад позвонил Димка. Говорит, что с папой мимо того видеосалона шел, а там на афише значится фильм каратистский «Молодой мастер», а в главной роли там Джеки Чан. Димка говорит, что он  очень известный, как и Брюс Ли, и дерется клево. А сеанс как раз в 7 вечера, через час. Что еще делать, решили пойти, все равно по телеку фигня какая-то крутится. Сейчас вот допишу и собираться буду, еще мусор выкинуть нужно по пути.

Вечер, 22 часа

Сходили называется… Дурацкий все-таки видеосалон. Маленькая комнатка со стульями в несколько рядов, а в углу телек (большой, правда, заграничный какой-то) с видеомагнитофоном (не таким, как у Димки, а посовременнее, заграничный тоже, видать). Духота в комнате, воняет чем-то. К тому же места достались на галерке – не видно ни фига.
Фильм не понравился. Какая-то комедия с кривляньями, а дядька тот, который Джеки Чан, кривляется больше всех. Даже драться нормально не умеет, прыгает больше, сальто назад-вперед делает да на голове ходит. Как мартышка какая-то из зоопарка. И чего он так Димке нравится, непонятно.
Домой шли молча, Димка все про Джеки Чана рассказывал, какой он весь из себя, а я больше молчал. А то опять обидится на меня.
Домой пришел недавно. Есть охота, блин, а в холодильнике только суп с лапшой. Б-е-е-еее, ненавижу. Почему нельзя простой картофельный сварить? Залез в хлебницу, достал горбушку «Бородинского» и съел, запивая кефиром. Вкуснота. Жалко, что ряженка закончилась, ряженку обожаю больше всего, даже больше молока. Особенно когда с сахаром смешать или с вареньем яблочным. И почему мама так яблочное варенье не любит?
От нечего делать врубил телек. А там какая-то дурацкая слюнявая картина про любовь. Вырубил.
Папа позвонил, обещал завтра заехать и продуктов привести. Все про учебу спрашивал и про маму. По-моему расстроился, когда услышал, что до завтрашнего вечера ее не будет. По голосу же слышно все…
Когда же вы помиритесь, наконец-то… Я с папой поговорить пытался насчет мамы, а он все в сторону какую-то уводит, про учебу да про учебу все опять.
Все, надо про Джека стишок повторить и спать. Глаза слипаются уже.


31 октября 1990 года

Думал, вообще брошу дневник писать. Нет, не потому, что надоело, просто… Кажется, что мой дневник превращается в какую-то книгу жалоб – ну, навроде тех, что в магазинах на входе висят. Надоело жаловаться. Чувствую себя словно малыш маленький, у которого игрушку отняли.
Позавчера после школы пошли с Димкой в видеосалон. Идти не хотелось, но, с другой стороны, пятьдесят копеек еще в кармане оставались, да и фильм классный, по словам Димки. Называется «Коммандос», а в главной роли там дядька какой-то с непонятной фамилией – то ли Шварценейстер, то ли Шварценбергер. И с местами повезло – сидели в во втором ряду. Фильм классный – о том, как один американский военный спасал свою дочь от бандитов-террористов. А главный герой тоже клевый – нет, не такой, как Брюс Ли, а другой – качок здоровенный такой. И карате он не знает совсем, зато так дать кулаком по морде может, что ой-ой-ой, на пять метров отлетишь. И стреляет из всяких оружий метко очень, прямо как ковбойцы из моего любимого «Золота Маккены».
Спереди нас мужик какой-то сидел, толстенный, как бочка, и весь сеанс носом клевал, а потом он ушел и на его место сразу два пацана сели, лет по двенадцать-тринадцать. Сели и давай шушукаться, да прикалываться по ходу фильма. А там самое интересное началось – когда дядька тот с тетькой, которая ему помогала, прилетели на какой-то остров, где бандиты эти засели, и потом этот дядька сражаться с теми бандитами пошел. А пацаны те только мешают. Мы просили их, просили тише, а они только огрызаются. Козлы…
Вышли после фильма с Димкой – нагоняют нас эти двое. Повыше нас оба, и постарше, оказались, лет по тринадцати точно, один все время сплевывает в сторону, как будто семечки щелкает. И на нас сразу – это вы там в видеосалоне выкалывались? А чего они фильм глядеть мешали, мы же просили их. И ничего мы не выкалывались. Ну, слово за слово… Чувствуем, что пахнет жареным. А Димка в сторону, в сторону и как сбрызнет. Только пятки засверкали. А попытался за ним, а меня этот, который плюется, за куртку схватил и как вмажет. Прямо под глаз попал. Гадина. Больно. А сами гогочут. Гады. До слез обидно, блин.
Приперся домой, глянул в зеркало – фингал хороший. Ну, думаю, попадет. Настроение ни к черту. Гляжу – а на столе записка, папа приходил в мое отсутствие, принес картошки пять кило и яблок антоновских кило полтора. В любой другой день я бы обрадовался, антоновку я люблю больше всего. Если не считать «белый налив» и «шафран», что у нас в деревне растет. Сел за уроки, а затылком чувствую, что от мамы попадет.
Мама вечером пришла. Досталось мне, конечно – и за фингал под глазом, и за то, что суп в холодильник не убрал и он скис на плите. Вот все время так – как что случится со мной, так всегда я виноват. Хоть бы что. Мне кажется, если я по городу буду идти и мне на голову кирпич грохнется, то виноват будет не тот баран, что кирпич кинул, а я – потому что шел не по той улице и не там, где мама разрешила.
Не любит она меня, вот совсем не любит. Прикидывается только за красивыми словами. А может, все они такие? Ну, и девчонки тоже?
Нет, наверное, Олька Ковалева не такая. А какая она - я и сам пока не понимаю.
А снег и взаправду растаял к вечеру. Полежал и растаял. Жалко…

1 ноября 1990 года

Синяк почти прошел уже. Только слегка виден. А в первый день ребята смеялись в школе. Только Димка не смеялся. Даже не смотрел на меня. Будто я во всем виноват. Сам же сбрызнул от тех парней, а на меня же теперь и дуется.
А все равно я на него не сержусь. Нормальный он парень, просто боится всего – зато бегает клево, быстро.
После урока подошел ко мне, предложил пойти к нему – ему кассету принесли с фильмом «Кулак ярости» с Брюсом Ли. Ладно, говорю, пойдем, только не бегай больше, а то мне тебя не догнать совсем. Посмеялись с ним оба.
Фильм ничего так, прикольный, правда, досмотреть не получилось – мама моя позвонила по Димкиному номеру, говорит, чтобы домой бежал – оказывается, из деревни моя бабушка сегодня приезжает, да не одна, а с дядей Мишей, маминым братом. Сейчас они на вокзале, нам домой из таксофона как раз позвонили, а маме по магазинам пробежаться нужно, дома-то у нас шаром покати почти что. Вдруг – приедут, а дома никого. Что делать – побежал домой.
Прибежал – я бабушка с дядей Мишей уже под дверями топчутся. Бабушка меня целовать полезла, противно – я что, теленок, что ли? А дядя Миша так руку сжал, что блин, болит до сих пор.
Хороший он, дядя Миша, даже когда выпьет, то не злой совсем, все какие-то смехочухи рассказывает, даже живот надорвать можно.
А потом мама пришла. Купила картошки и лука на рынке, а в магазине минтай взяла, почти два кило. Говорю, зачем картошку взяла, папа ведь привез недавно. Забыла, говорит. Ну да, как же… Это она все показушничает, чтобы бабушка с дядей Мишей видели, какая она хозяйка хорошая. А сама с пылесосом даже обращаться не умеет, не женское дело, говорит.
Вечером ужинали. Бабушка сготовила картошку по-деревенски, с луком и салом, в большой «гусятнице». Дядя Миша из деревни сала привез кусок, большущий такой, с прослойками мяса. Вкусное, с чесночком – просто обожаю. А с картошкой жареной еще больше. Ужинали молча – может, меня стеснялись. Дядя Миша бутылку достал с какой-то мутноватой жидкостью – говорит, что «для аппетиту» самое что ни на есть хорошее средство. Только для взрослого «аппетиту». Бабушка пить не стала, говорит, для печени плохо и вредно. Мама чуть отпила, поморщилась и отодвинула в сторонку. Зато дядя Миша пил залпом, я даже испугался, что запьянеет и под стол свалится – как его потом до комнаты тащить будем? Ели пили, дядя Миша все Горбачева ругал, гласность эту непонятную, демократию и все такое.
Бабушка только руками на него махала, чуть ли не плакала, говорит, мол, Миша, замолчи, а то нас всех тут посадят, а ребенка, ну то есть меня, в детский дом направят. А он все: «Мама, не те времена пришли, все по-другому теперь». Меня спросил даже:
- Вот, Ванек, скажи, вот демократия – это что за зверь такой?
Если бы я знал, что это такое, блин? Вообще, думаю, что никто толком ничего не знает, что это и зачем она нужна, зато все «за». Я так и сказал, говорю:
- Мне кажется, что нас они все обманывают. А когда обманывают и не объясняют ничего, то значит, что хорошего от этого не жди. В школе нам если задачку задают, то сначала на уроке объясняют, как решать, ну или в учебнике подсказывают, где про это прочитать. А тут все не так – все непонятно, а значит и неправильно это все. Не по-советски, значит.
- Во, молодец, верно говоришь, - гогочет дядя Миша
А бабушка опять за сердце хвататься:
- Миша, да чему ты ребенка учишь?
А зачем меня чему-то учить? У меня и так башка на плечах есть, и соображалка работает. А то, что пока ни финты не понятно, так разберусь – постарше стану и разберусь.
Ладно, надо уроки учить – завтра по истории у нас контроха. Да и по русскому тоже правила причастий повторить. Может, и до Сат Ока руки, наконец, дойдут.



3 ноября 1990 года

Сегодня за четверть оценки выставляли. По черчению трояк один-единственный. Ну, вот не идет у меня черчение, хоть ты тресни. Зато по остальным четыре и пять.
Вчера допоздна читал Сат Ока. Классная книжка – «Земля соленых скал». Главный герой книжки – мальчишка по имени Сат Ок, выросший в семье индейца и белой женщины. Сат Ок означает «Длинное перо» на индейском языке. Мальчишка вырос совсем не похожим на остальных индейцев – волосы у  него белые, как у матери. Наверное, совсем как у меня, только еще более белобрысые. Из-за этих волос, а также из-за того, что он не чистокровный индеец, а полукровка, его в племени невзлюбили – и мальчик тот вынужден был сам доказывать другим, что он не слабак какой-то там. И еще друг у него был – мальчишка-индеец по имени «Прыгающая Сова». Хороший друг, настоящий, не трусишка какой. Наверное, от тех хулиганов он бы не сбрызнул, как Димка. Как-то нехорошо стало мне от таких мыслей. Но ведь в конце-концов Димка нормальный парень – когда я в том году болел бронхитом, то но каждый день ко мне приходил, после школы. С уроками помогал. А потом мы вместе с ним пару заработали по алгебре – когда сделали не те упражнения по домашке, что надо было. Обидно было, конечно.
А в позапрошлом году мы с Димкой достали с нашей антресоли банку малинового варенья, полуторалитровую и съели в один присест. Все равно стоит там уже второй год, никому не нужная. Может, мама и не заметит даже. А через пару дней папа приболел, ноги промочил на улице под дождем. Мама за вареньем полезла – а там только яблочное, которое она не любит, да компот вишневый. А малинового варенья нет – как нет. Попало мне…
Завтра каникулы начинаются. А в следующую среду бабушку с дядей Мишей провожать поедем – они к родственникам нашим едут каким-то дальним, куда-то в Ленинградскую область. Хорошо бы с ними поехать. Только вот я там ни разу не был и родственников тех не видел ни фига. Зачем я им там нужен?
А папа не звонит даже. И телефон не берет. Маме сказал, а она и говорит, сердито так, что, мол, опять в запой свой ушел. Ну ее…
Надо закругляться. Мама спать зовет уже, двенадцатый час ночи, а я не сплю еще. Видит ведь из коридора, как из-под двери свет настольной лампы пробивается. Пойду на боковую.

8 ноября 1990 года

Долго не писал ничего, потому что и писать не о чем. Скучно как-то. И каникулы коту под хвост все… Короче, 5-го  числа бабушка затеяла блины испечь, настоящие, на дрожжах. Послала меня за молоком в магазин. Ну, она думает, что молоко в Москве как и в деревне – пошел, корову подоил и все. А фигу с маслицем не хотите? На улице дождь, ветер поднялся и холод собачий просто. Я в один магаз, другой… Пока молоко нашел сто магазов обегал. Продрог как суслик. А бабушка все, мол, одеваться потеплее нужно. Она издевается, да ? Самой нужны эти блины – сама пусть и готовит. А я больше сырники люблю.
Короче, к вечеру температура поднялась, голова будто по ней колотили рельсой. Мама приехала с работы, молока дала с маслом теплого, а все равно. Утром как квашня был, голова кружится, горло болит, словно наждачкой его терли. И температура, как мама говорит, не сбивается. Обозвав меня горем луковым мама велела ложиться в постель, а сама вызвала врача. Врач приехал, осмотрел и прописал до конца недели постельный режим. Вот тебе и абонемент в кино.
Три дня лежал, только телек зырил – ладно, хоть фильмы детские хорошие показывают – про Электроника, «Гостью из будущего», Васечкина с Петечкиным, а еще - по вечерам «Семнадцать мгновений весны». Правда, бабушка и тут вмешалась – нужно ей по вечерам, видите ли, зырить многосерийный фильм про «Рабыню Изауру». Дурацкий и слезливо-сопливый фильм про любовь, снятый для бабушек, к тому же и на непонятном языке песни в нем поют – не русский, не английский, вообще, тарабарский какой-то. Какой-то «ази-гун-гарун-герин-гази-гунга». Что это за фигня – непонятно. Правда, девушка та, которая Изауру играет, ну, вообще-то, красивая. А глазами чем-то на Ольку похожа, так же удивленно смотрит всегда. Очень похожа, даже удивительно.
Вчера папа заезжал, ненадолго. Они с бабушкой не очень-любят друг друга, да тут еще и дядя Миша, который все «выпить» предлагал – пофиг «за что и с кем». Короче, папа посидел со мной чуточку, поболтали с ним, как всегда, об учебе, о книжках и так далее. Ну, и он ушел.
В среду бабушка с дядей Мишей уехали – мама проводила их на такси, а сама на работу. Опять допоздна там сидит. И чем она таким занята, непонятно… Спросил ее – говорит, что какой-то баланс делает. Что за баланс такой и почему его нельзя вовремя делать, а не тянуть резину, не понимаю. Сами говорят постоянно мне, Ваня, делай уроки, Ваня, не затягивай с домашкой, отложи свои книжки, а сами-то ?
«Землю соленых скал» я прочитал за два дня, а потом и перечел еще раз. Классная книжка, даже отдавать в библиотеку жалко. Нужно обязательно продолжение почитать. А «Сын охотника на медведей» Карла Мая не понравилась – очень скучно и муторно. Как выздоровею, то сразу в библиотеку побегу.
Сегодня утром мама померила температуру – оказалось, что нормально уже. Да и горло не болит. Я у нее выпросился в кино, абонемент же пропадает, к тому же «Хон Гиль Дон» посмотреть охота. Не разрешает – говорит, что нужно долечиться. Блин-блинский, прямо терпения уже нет.
Димка забегал вчера. Говорит, что видеосалон тот, в который с ним ходили, закрыли, нашли там какие-то, как он говорит, нарушения. Какие нарушения не сказал, сам не знает. Наверное, что-то незаконное, фиг  знает. Ну и ладно, все равно дурацкий видеосалон. А еще Димка по секрету сообщил, что пацаны ему рассказывали, что в соседнем районе, в здании бывшего дома культуры открывается широкоформатный видеосалон – там видео не по телеку показывают, а с помощью проектора, на большом экране – как в кино почти. Может, врет? Хотелось бы, чтоб не врал, а по правде чтоб.
Ладно, пойду посуду мыть и обед разогрею, а то через десять минут «капитана Немо» показывать будут, вторую серию. Ничего так фильмец, да все равно зырить нечего, не рабыню Изауру же.

10 ноября 1990 года

Свобода попугаям !!! Наконец-то мне разрешили погулять выйти. Все равно уже второй день как горло не болит, да и температура тоже нормалек вроде бы. Погода на улице суперская – будто лето вернулось на денек, теплынь, солнышко светит. Куртку скинуть хочется, да опасно, вдруг опять заболею. Мама отпустила погулять «ненадолго», а сама опять куда-то засобиралась. Говорит – по работе какие-то дела. Наверное, опять баланс делать свой будет.
С пацанами поиграли в футбик, правда, недолго – пришли взрослые парни из студенческой общаги, что неподалеку от нашего дома, и разогнали нас. Видите-ли, им тоже очень нужно в футбик поиграть, а вместе с «малышней» играть им неинтересно. Интересно вообще, а как долго нас будут «малышней» дразнить - мне уже двенадцать, Димке Антонову в декабре тринадцать исполнится, близнецам Сашке и Володьке Панкратовым по одиннадцать с половиной. Обидно, блин.
Димка сказал, что, оказывается «Хон Гиль Дон» завтра еще показывать будут, на утреннем детском сеансе в 10 часов. Побежим зырить.
А полчаса назад Олька Ковалева позвонила. Спросила, как дела, поправляюсь ли я, ну и все такое. Узнала от кого-то, что я заболел. Интересно, кто ей рассказал? Может,  Димка?
Вообще странно, поговорил с Олькой – а лицо будто теркой терли, и стыдно как-то отчего-то, ну, словно ляпнул что-то не то в разговоре, а потом стыдно самому. Почему так, непонятно. Олька рассказала, что ее папе, геологу, какое-то новое назначение дают, в Адлер, и что перед самым Новым годом они всей семьей туда уедут жить. Почему-то жалко, сам не знаю почему. Ну, вроде бы мы с Олькой не такие уж друзья, чтоб прямо как с Димкой, а все равно. Хорошая она девчонка, не задавака и не дразнилка какая-нибудь. Правда, почему-то постоянно смущается со мной разговаривать, на уроке там или на переменке, говорит, а сама в пол пялится. Хотел я спросить как-то, ну, почему она так говорит со мной, а не просто в глаза, как обычно с ребятами говорим, а самому тоже почему-то стыдно.
Вообще, мне кажется, я такие глупости в своем дневнике порой пишу. Если увидит кто, то смеяться будут, наверное. А с другой стороны, а с кем еще делиться? Не с Димкой же. Он хоть и друг, а все равно. Я ему даже про дневник не говорил, засмеет еще. И не с мамой.
Ладно, закругляться пора, время уже половина одиннадцатого, спать охота, к тому же вставать завтра рано в кино. Главное – абонемент не забыть захватить завтра.

11 ноября 1990 года

Утро, девять часов.

Осень опять вернулась. С утра льет холодный дождик, ветер. Мама домой так и не приехала, позвонила утром (разбудила в восемь утра), сказала, что у нее подруга приболела и ей надо с ней побыть, поухаживать. Обещала вечером вернуться пораньше. Спросила, как я спал и что кушал (блин, почему нельзя нормально, по взрослому спросить, ну, «что ел», а она - «кушал», как маленькому). А что там есть – сырники вчерашние (обожаю холодные сырники, из  холодильника), много их вчера мама напекла, на сегодня даже остались. А на обед щи из кислой капусты еще есть.
Вроде в киноху собрались, а настроение паршивое какое-то. Может, из-за дождя настроение такое? Не знаю. Вообще, чувствую какое-то одиночество. Ну, словно совсем один на свете и никому не нужен, ни родителям, никому. В прошлом году мы всегда на выходные куда-то вместе ходили, с мамой и папой, с парк гулять или в музей какой-нибудь. А иногда просто садились в электричку и ехали далеко-далеко, куда глаза глядят. Или, если погода плохая была, садились и играли с папой и мамой в шашки или лото. Папа постоянно проигрывал, а я на него злился всегда, потому что думал, что он поддается мне. Было как-то хорошо и спокойно. А сейчас по-другому. Тревожно как-то. Словно случится что-то страшное, такое, что исправить будет уже нельзя никогда в жизни. А может, это уже случилось.
Ладно, побегу в киноху, еще за Димкой забежать надо. Вообще, он такой капуша, как его папа говорит, что просто удивительно, как он только в школу не опаздывает. Хорошо, что кинотеатр еще рядом с домом, всего две остановки на трамвае или троллейбусе.

  Вечер, десять часов.

Мама недавно приехала. Какая-то злая и сердитая, устала видно. На меня собак спустила, что посуду не помыл за собой и вообще – за то, что на столе не убрал учебники. И чего на нее нашло, сам не пойму. Сейчас на столе разбирал вот, а потом сел писать дневник.
Позырили фильмец про «Хон Гиль Дона» с Димкой. Ну, так прикольный фильм, но все равно «Остров дракона» лучший. У кинотеатра ребят встретили – Тольку Сосновского с сестренкой, соседского мальчишку, а еще одноклассника нашего с Димкой, Витальку Евтихова, с братом. Оказывается, Виталька фильм этот уже в одиннадцатый раз зырить пришел. И как ему только не надоест? У нас в классе мальчишка есть один, Костя Карпов, он прошлым летом на спор двадцать раз на цепочной карусели в луна-парке прокатился. Спорил на пачку мятной жевачки с Незнайкой на упаковке. Выиграл, рассказывает, но потом весь день у него живот болел, да и ходил он покачиваясь, как пьяный. Для чего это геройство нужно, ума не приложу. Теперь он на карусель вообще смотреть не может. Вот и кино также, думаю – хоть самый наиприкольнейший фильм посмотри сто раз, а все равно надоест потом.
В общем, позырили – клевый фильм, конечно. Больше всего понравился там дед один, на нашего соседа Михаила Кузьмича из четырнадцатой квартиры похожий. Дедок тот летал по воздуху и врагов при этом успевал колошматить.  Смешной… Мы с Виталькой потом заспорили, чуть ли не до ссоры дошло – он говорит, что для таких фокусов человека на веревках подымают, а я считаю, что это от постоянных тренировок. Вон, Валерка Круглов рассказывал, что книжку читал про одного мужика, который десять лет ходил с привязанными к ногам пятикилограммовыми грузами. А потом однажды, на спор, взял, отцепил грузы и ка-а-а-ак скакнет – аж до второго этажа допрыгнул. А еще в фильме ниндзя были – это такие наемные убийцы из Японии, которые ходят в черных костюмах. Димка рассказал, что ниндзей в Японии начинают учить еще с детства, обучают их всяким боевым искусствам, карате, боксу, кунг-фу, а еще драться со всякими оружиями – мечом, палкой-шестом и прочими. Ух, здоровско.
Вот бы хотя бы половиной тех боевых искусств овладеть – тогда любому хулигану можно было бы морду начистить. И ни один мальчишка или взрослый не прицепится ни к тебе, ни к кому-то и ребят во дворе. Даже подумал, что здоровско было бы самому этими искусствами научиться драться -  а потом защищать слабых и тех, кто младше. А еще девчонок. Ольку, например. Я даже представил, как Олька идет по улице, а из-за угла на нее выскакивают пятеро хулиганов. «Девочка, деньги давай», - кричат хулиганы и палками да кастетами помахивают. И тут я выскакиваю, в темном костюме, в маске ниндзя, достаю палку… Нет, лучше без палки, просто ногами их – кия, кия и все, бандиты повержены. Олька, конечно, расплачется, говорить будет, мол, мальчик, спасибо, ты такой храбрый. А я не гордый, мне для Ольки ничего не жалко. Хотя, не просто для Ольки, а вообще для ребят. Мне просто помогать им хочется, бескорыстно, чтобы бандитов на улицах меньше стало, и чтобы все мальчишки и девчонки не боялись на улицах играть. Да и взрослые тоже, особенно женщины, и старики тоже вот – им тоже безопаснее и легче жить станет. Может, тогда все люди станут немножко подобрее. Уверен, что так все. Да и милиции работы поменьше будет.
А Ольке я не откроюсь – пусть думает, что Ванька Акимов, этот простой двенадцатилетний мальчишка и тот, борец с преступниками - это все разные люди. Даже Димке на скажу ничего. И вообще никому. Пусть это будет моя тайна, самая сокровенная и важная в жизни.
Ух, опять мама зовет. Наверное, из-за непомытой после улицы обуви ругать станет. Пойду, не буду ее сердить, мама все же.

22 ноября 1990 года

Думал, вообще дневник заброшу. Нет, не потому, что надоело, и не потому, что писать не о чем. Просто по учебе столько всего свалилось на голову, что, как в той книжке, ни в сказке сказать, ни пером описать. По алгебре начали степени проходить, это еще куда ни шло, вроде бы понятно все. А вот с геометрией прямо беда – начали походить треугольники и принципы их равенства. Никак в толк не возьму, что да как там. Позавчера на самостоялке по геометрии трояк получил, да и тот – с натяжкой. Павел Викторович говорит, чтобы поднажал. Да я поднажимаю, только прока никакого по-моему нет. Решили с Димкой и Олькой вместе заниматься по геометрии – да и то из-за Димкиной двойки по самостоялке. Попало Димке дома – папа его говорит, что двойки эти все из-за увлечения видиком, боевиками этими и комедиями всякими. Теперь его папа шнур от видика прячет куда-то, а выдает только по выходным, если уроки сделал, конечно, так что после школы видик уже не позыришь.
Папа вчера заезжал, все с мамой поговорить хотел, да мама опять на работе задержалась. Папа ждать ее не стал и уехал. Все же нехорошо как-то с маминой стороны – папа ее ждет, поговорить хочет. Наверное, у взрослых всегда есть о чем поговорить, что-то важное обсудить. Ведь не бывает так, я думаю, чтобы вот так вот, жили себе, не тужили, все хорошо – и тут, нате вам, дальше стали жить по отдельности. Я думаю, что если взрослые любят друг друга, ну, когда это не просто слова, а когда от самого сердца все – то это что-то значит для них. И по хорошему не дает им даже права забывать друг о дружке. А тут… непонятно все, может, я пока этого не понимаю ничего. Мама меня маленьким все считает, когда я с ней поговорить хочу о папе, да и папа тоже – не лучше. Я ведь тоже за них волнуюсь, и за нас вместе тоже. А они не понимают или просто делают вид, что не понимают. Вообще, взрослые мне кажутся порой такими глупыми и непонятливыми, как бабушка говорит. Они усложняют все то, что кажется совсем простым, постоянно говорят какими-то загадками. Почему нельзя просто все говорить, чтобы честно и без утайки? Может, и им тогда проще будет как-то жить на свете? И нам всем вместе тоже. Не понимаю их. Может, когда вырасту, то стану таким же, как они? Ну уж нетушки, лучше уж тогда всю жизнь прожить мальчишкой, чем взрослым. Я вот так думаю.
Во вторник после школы забегал в библиотеку книжки сдать. Думал, что «Таинственные следы» возьму, а оказалось, что взяли книжку уже – желающих много ее почитать, а ждать моего выздоровления никто не будет, понятное дело. Обидно, конечно. Все равно – взял две книжки писателя Джеймса Шульца про индейцев - «Синопа, маленький индеец» и «С индейцами в скалистых горах». Начал читать про Синопу – оказалось, что в книжке вырваны страницы с седьмой по четырнадцатую. Обидно, ужасно. Для чего было странички вырывать?  Ведь ни к селу, ни в городу это – куда теперь эти вырванные из середины книжки странички девать? А книжка испорчена. Может, у того мальчишки (а это наверняка мальчишка сделал, не будет же девчонка книжки про индейцев в библиотеке брать) брат или сестренка хулиганистые, вот и вырвали они странички те? Принялся читать вторую повесть - «С индейцами в скалистых горах». Хорошая книжка, немного «Землю соленых скал» напомнило. В книжке рассказывается про двух мальчишек – белого и индейца, которые остаются одни в Скалистых горах, без взрослых, и в одиночку пытаются выжить. Вот начал читать и думаю – а я бы, оказавшись на их месте, смог бы выжить вообще? Не знаю, не уверен. Вот то, что струсил бы - так это точно. Правда, если рядом был бы друг, такой как Димка, например, то тогда, наверное, не струсил бы. Ведь когда ты не один – то тогда и не так страшно ведь?
Все, побегу читать дальше.

24 ноября 1990 года

Утро, одиннадцать часов.

Сегодня ночью выпал снег. И так его много намело, что просто диву даешься. Еще вчера и намека на снег не было – весь день лил дождь, а под вечер подморозило. А ночью пошел снег. Недавно выносил мусорное ведро на помойку, иду – а снег скрипучий такой, хороший-хороший. И кажется совсем не холодным, как будто пух тополиный. Димка говорит, что если выпавший снег сильно скрипит под ногами, то этот снег уже ляжет надолго. А если не скрипит, то растает. Хорошо все же младшакам, которые в первую смену учатся. А нам весь день еще учиться. К тому же контроха сегодня по геометрии. Вот бы без ошибок написать, а то трояк не хочется совсем.
Ладно, пойду помогу маме с чисткой картошки, а потом в школу. Вечером еще напишу что-нибудь.

Вечер, девять часов.

Весь день снег шел, только под вечер стих. Сугробы – по колено и выше. Классно, скоро можно будем на горки ходить кататься, в парк.
Я как из школы вернулся, так сразу во двор побежал, даже не пообедал. Вот недавно с улицы вернулся. От мамы попало, конечно, - я ведь не сказал ей, что мы на соседний двор войдем. Она меня звала, звала из форточки, а я-то не слышал. А мы с ребятами в этой время в соседнем дворе крепость снежную строили. Вернее, сначала мы просто в снежки играли – на две команды разбились и давай. Все в снегу поперепачкались, а Витальке снежком в лоб кто-то залепил, причем так сильно, что Виталька аж грохнулся. А потом Димка и говорит, мол, давайте крепость строить, пока оттепель и все такое. А то если подморозит завтра , то с снег лепиться будет хуже. Начали строить, из снежных комьев.  Первый этаж возвели основательный, а Игорек Новиков притащил металлическую лопату из дома и сделал окошки. А потом все вместе сходили на свалку и притащили оттуда обломки досок, оставшихся от ремонта. Из них возвели потолок. Теперь думать надо - как бы второй этаж возвести, чтобы не рухнула крепость. Виталька говорит, что нужно подпорки сделать, а для этого еще досок притащить. Нужно со взрослыми посоветоваться – у Игорька отец как раз в институте работает, учит какому-то сопромату. Что это за сопромат такой не знаю, но слышал, что это что-то со строительством связано. Игорек с ним поговорит и расскажет.
Пришел домой – а мама уже меня искать собралась, оделась. Влетело мне, конечно. Она и говорит, мол, я тебе не разрешала в соседний двор бегать, ну и все такое. Мам, говорю, мне двенадцать уже, что ты со мной как с маленьким. Молчит, только руками машет. Ну да, как ругать, так пожалуйста, а как слушать, что ваш сын вам отвечает – так руками махать начинаете. Разве это справедливо?
Во дворе сегодня Димка признался, что его папа пообещал отвести его в школу карате. Предлагал на пару с ним вместе. Я с мамой поговорил, она опять руками махать. Никакого карате, говорит. Не хватало еще, говорит, чтобы ее единственного сына били как грушу какую-то. Я отвечаю, что бить меня никто не будет, ведь это же спорт. А она опять, мол, спорт - не спорт, а синяки да шишки на мне она видеть отказывается. Обиделся на нее. А если меня когда-нибудь побьют, а я не смогу сопротивления оказать врагам? Кто тогда виноват будет? Враги или мама, которая против карате оказалась?
Эх, а я еще мечтал стать как ниндзя из фильма, чтобы всех защищать. Вообще, ребята из класса говорили, что у метро на развалах продается какой-то самоучитель карате. Нужно денег подкопить и купить, а тренироваться буду пока мамы дома нету. Все, решено.

28 ноября 1990 года

На уроке геометрии в школе объявили оценки по контрохе. Мы с Олькой заработали по четверке, Димка – четверку с минусом. Ну что ж, неплохо. Во всяком случае Димкин папа больше не будет ругать Димку из-за видика, а может и провод вернет.
На уроке истории Надежда Васильевна, наша историчка, рассказывала о подвиге Жанны Д’Арк, о том, какая она храбрая была и как не боялась в одиночку сражаться с врагами-англичанами. Как же я ненавидел проклятых бургундцев, которые предали ее и, пленив, передали англичанам. Слушая историчку я все пытался представить – какая она была в действительности. Наверняка, очень сильная и смелая, ну это понятно. А внешне? Высокая, темноволосая, наверное. И, наверняка, чем-то похожа на Ольку Ковалеву. Я представил, как она ведет в бой французов, ведет в бой, зная, что этот бой может стать последним, но повернуть назад нельзя – ведь тогда это будет называться предательством, а предать тех, кто тебе верит нельзя, ни под каким соусом – я так думаю. Нет, я бы не бросив Ольку одну. Я сам схватил бы в руку меч и бросился бы на ее защиту, и пускай даже мне грозила бы смерть, я бы никогда ее не бросил. А этого королька французского, которому Жанна помогла занять трон и который не выручил ее из плена, я бы судил – нет, не тем судом, где сидят странные дядьки с длинных париках, а нашим, товарищеским, советским судом, самым честным и правильным. Я так вот думаю. И можете надо мной смеяться, сколько влезет.
Вечером Димка приглашал меня к себе – он новый фильм где-то достал с тем актером, который в «Коммандос» играл. Шварценбергером, кажется. Но я не могу – пообещал соседке, тете Тане, посидеть с дочкой, шестилетней Светкой – тетя Таня работает в ночную смену. Работа у тети Тани нужная, не то, что у моей мамы – она врачом работает в детской больнице, лечит детей. Светку и накормить нужно, и спать уложить, а в придачу еще и моя мама задерживается не пойми где. Но я не жалуюсь - Светка девчонка хорошая, даже жалею порой, что мы с ней не брат и сестра. Плачет только часто, оттого ее все в детском саду «плаксой-ваксой» зовут. Малышня глупая, что сказать тут можно.
Все, пойду – тетя Таня через полчаса примерно прийти должна, а мне еще картошки почистить и отварить нужно. А заодно и сосисок тоже отварить, с горчичкой уф, вкуснота. И почему мама не любит горчицу?

30 ноября 1990 года

Вчера на ночь читал Светке книжку «Незнайка в Солнечном городе». Смешная книжка, особенно понравилось про автомобиль с двигателем, работающем на газировке. Светка, правда, канючить стала и говорить, что книжка не девчоночья, а мальчишеская, и вообще – «Волшебник Изумрудного города» интереснее. Наверное, не знаю.
Уснула Светка быстро, а я разложил раскладушку рядышком и при свете лампы принялся за чтение «С индейцами в Скалистых горах», но спать так сильно хотелось, что книжку решил отложить до завтра. Вернее, уже до сегодня.
Мама так и не пришла вечером. Даже не позвонила.
Завтра у нас короткий день в школе, всего два урока. Елена Сергеевна, наша классная, должна в ГорОНО ехать на какое-то там совещание. Димка предлагает махнуть в тот ДК, где широкоформатный видеосалон. Ехать туда нужно на трамвае, примерно семь или восемь остановок, не помню. Нужно у мамы попросить немного мелочи на билет.

1 декабря 1990 года

Суббота наконец-то. С утра снега навалило по пояс. Договорились с Димкой в воскресенье рвануть на санках в парк. А сегодня после уроков ездили с ребятами в тот ДК. Вместе с нами ездил Лешка Самсонов. Хотел Генка Карпухин поехать, но его в последний момент задержали в редколлегии – что-то они там оформляют интересное. По слухам, четвероклассники собираются к Новому году поставить на школьной сцене спектакль «Снежная Королева» по сказке Андерсена, Генка обмолвился.
Доехали мы до того ДК. Да, действительно, Димка не соврал – фильмы там показывают через проектор, на большом экране. Конечно, не во всю ширину экрана, примерно в половину, но все равно – круче, чем по телеку смотреть. И билеты недорогие. Смотрели фильм под названием «Рэмбо 2», про какого-то лохматого мужика, спасающего американских военных из Вьетнама. Мужик здоровенный, почти как Шварценбергер, только дикий на вид какой-то, будто в лесу всю жизнь жил, а тут вылез – здрасьте, пожалуйста. Фильм вроде ничего, это поначалу, но после того, как показали наших советских солдат, которые убивали простых мирных людей, фильм смотреть расхотелось. Мамин троюродный брат, дядя Валера, воевал во Вьетнаме когда молодой был, и рассказывал, как там все было. И про американцев, которые детей убивали тоже, таких же вот мальчишек и девчонок, как я. Я не знаю, что там хотели показать режиссеры этого фильма, но я дяде Валере верю, а не какому-то там лохматому мужику с пулеметом. Еле досидел до конца, не бросать же ребят одних.
После кино трамвая ждали минут двадцать – так и не дождались. Поперлись пешком. Димка всю дорогу руками размахивал и рассказывал, какой там Рэмбо крутой и все такое. А я ему и сказало, что враки этот фильм и все, и Рэмбо твой тоже. И про дядю Валеру рассказал ему, как он воевал и что во Вьетнаме видел. А то, что наши солдаты там воевали вот против таких вот «Рэмбов», так они приказ выполняли, и не трусили, как некоторые. Димка язык и прикусил, даже не ответил ничего.
Честно говоря, выговорился – а самому стыдно стало. Димка хоть и дурачина, но все же друг мой.

2 декабря 1990 года

Димка утром позвонил. Сказал, что папа не пускает его гулять – заставил двойку исправлять по биологии. Врет, думаю – все из-за вчерашнего фильма. Ну и пускай дуется, на обиженных воду возят. Достал с антресолей лыжи, натер мазью и поехал в парк кататься. Конечно, на горках снега еще маловато, да и рыхлый он совсем, неукатанный. Но все равно прикольно.
На выходе из парка Лешку Самсонова встретил с родителями, он как раз в парк кататься шел с братишкой. Говорит, что в понедельник какая-то комиссия в школе будет, могут на уроки прийти – ему как раз Валерка Круглов звонил по этому поводу. Откуда он все знает – непонятно. Так что сейчас допишу дневник и буду литературу зубрить – к завтрашнему дню «Бородино» учить надо, большущий стих такой – а то вызовут еще.

5 декабря 1990 года

Позавчера в школе поспорили с пацанами – кто круче, Брюс Ли или этот, как его, Шварценбергер что-ли, никак не запомню. В общем, его пацаны Арнольдом зовут – Арнольд и Арнольд. В общем, поспорили, кто круче – Арнольд или Брюс Ли. Димка говорит, что Брюс круче всех, к тому же быстрее, а Валерка говорит, что Арнольд – пока там Брюс будет вокруг него прыгать Арнольд ему так кулаком приложит, что в нокаут запросто отправит. Поспорили даже.
А на физру вчера с лыжами пришли – правда, по территории школы не очень-то приятно на лыжах, лыжни нет совсем, а снег укатанный, словно лед, то ли дело – в парке. В парке, Валерка говорит, недавно лыжню сделали – причем нарезали с помощью какой-то техники вроде вездехода. И откуда Валерка все знает?
Сегодня с утра мама деньги оставила, сказала купить молока, кефира и хлеба. Несколько магазинов обежал – везде полки пустые, даже в булочной напротив, где и хлеб всегда свежий был, сегодня только вчерашний хлеб в продаже. Потрогал его пальцем – какое там вчерашний, твердый как камень, хоть гвозди забивай. А молока вообще ни в одном из магазинов нет свежего, только кислое. Хочешь блины делать – бери, не прогадаешь. И очередюги везде. За чем они все стоят, непонятно. Полки-то пустые все равно. Только в бакалее мука блинная хоть засыпься весь целиком. Бабки какие-то говорят в очереди, что какой-то конец света придет. Странные они.
А после школы сегодня к Димке бегали с ребятами, смотрели фильм «Терминатор». Там в главной роли тот самый Арнольд играет. А играет он не хорошего дядьку, а плохого, причем не человека даже, а робота, у которого снаружи человеческая кожа. Робот тот прилетел на машине времени из будущего, чтобы убить тетку одну, которая в будущем должна родить ребенка, который в том самом будущем должен возглавить армию людей в войне против этих самых роботов. Да уж, закрутили историю, с ума спрыгнуть можно. В общем, странный фильм, но клевый, зырить интересно. Хотя я никак не пойму – а если тетка та не родит ребенка? Или родит, но ребенок возьмет и не захочет воевать, например, пацифистом он станет? Что у них, в Америке этой, больше ни одного умного человека не найдется, который армию людей сможет возглавить? Глупости какие-то по-моему.
А Димка не меня больше не сердится, кажется. Ну и ладно. Только про Рэмбов этих смотреть не будем.
Час назад папа звонил – говорил, что на новогодние каникулы, с 4 по 6 января им на работе путевки дадут в один Подмосковный санаторий, и что там лыжная база есть на территории, и трасса лыжная тоже. Предлагал съездить и на лыжах покататься. Говорит, что с ним друг его поедет по работе, а у того друга сын есть, мальчишка примерно моего возраста. Поеду, что ж, не все же в Москве торчать.
Главное, чтобы папа там не пил свой алкоголь. Как он только не понимает, что это вредно для здоровья, в школе же нам талдычат постоянно, и в его возрасте тоже, думаю, рассказывали. Может, с мамой они потому и живут не вместе теперь? Кто их разберет? Взрослые…

11 декабря 1990 года

В выходные с мамой ходили в театр, смотрели спектакль «Молодая гвардия». Поставлен он по книге писателя Фадеева, которая тоже так называется и рассказывается в нем о группе ребят, которые в войну организовали подпольную организацию по борьбе с фашистами. Ребята те расклеивали листовки, призывающие бороться с фашистами, занимались разведкой, взрывали поезда и автомобили фашистские. И не боялись ничего, а храбро сражались за нашу Родину. А потом нашелся один предатель и всех их предал. Сволочь. Смотрел я на этих ребят, на сцене, и все думал – а смог бы я вот так, как они, взять в руки винтовку и сражаться с фашистами, не боясь, что меня убьют. Смог бы, думаю. Даже нет, не так – обязан был бы сделать все, чтобы защитить нашу Родину и всех людей, кто в ней живет. И не испугаться. А всех предателей – к стенке, по законам военного времени. Предательство - еще страшнее, чем смерть, я думаю. Лучше погибнуть вот так, с винтовкой в руках, с пионерским галстуком на груди, чем предать своих друзей, и товарищей, а потом с этим жить. Ведь не может честный человек вот так вот жить, зная, что он предал лучших друзей, тех, кто в него верит, я так думаю.
Нужно книжку почитать, у нас где-то есть собрание сочинений Фадеева. Правда, мама говорит, что это книжка для взрослых, и что я там много чего не пойму. А я думаю, что понять просто обязан. Разобраться и понять, что к чему, как папа говорит.
Завтра с классом пойдем на экскурсию в музей Востока, сразу после второго урока. О чем там рассказывать будут интересно? Хотя, как по мне, то лучше бы в музей вооруженных сил сходили, намного интереснее и познавательнее. Хотя девчонки носы кривить будут, я думаю, им про всякие красивости слушать интересней, чем про историю.
Мама сегодня выходная была, а вечером засобиралась куда-то. Говорит, что к одной тетеньке в гости.  А сама духами душится всякими. И еще говорит, что  будет скорее всего завтра, перед работой забежит.
Мне кажется, она врет. Врет и не краснеет.

12 декабря 1990 года

Уже два часа ночи, но мне не спится. Нужно было, наверное, написать тринадцатое декабря, ведь уже тринадцатое, а не двенадцатое.
В общем, ходили в музей. После второго урока, мы с Еленой Сергеевной, нашей «классной», сели в метро и поехали в музей. Находится он в центре Москвы, неподалеку от метро Арбатская. Пока ехал, то все думал – а про что там рассказывать будут? Может, про монахов Шаолинь расскажут, про ниндзей и про самураев всяких? Ну, про то, о чем мы по видику смотреть любим? Оказалось фигня. Музейчик маленький, в полуподвале находится, а выставлены там всякие гобелены, вазоны старинные, статуи каких-то богов многоруких и прочая ерундистика. Нам привели в какой-то зал, наподобие школьного актового зала, но поменьше, усадили на стулья и начали рассказывать про историю Востока, а заодно слайды показывать с картинками. Скучно и неинтересно, я чуть не уснул. Димка меня то и дело локтем толкал в бок.
А Олька в музей не пошла – они с родителями уже вещи собирают вовсю, через неделю уже уезжают.
А после музея пошли всем классом по новому Арбату гулять. Возле «дома Книги» задержались – Елене Сергеевне какие-то пособия купить надо было, а мы стоим, ждем себе. Магазин здоровенный, два этажа в нем, и книжек всевозможных до фига и больше продается. Может, Сат Ок даже есть или Джеймс Шульц. Или даже самоучитель по борьбе, тот самый, что я купить давно хотел. Я Димке и говорю, мол, пойдем книжки позырим, все равно Елену Сергеевну ждать еще. А он ни в какую. Иди сам, говорит. Ну, я ему и говорю, мол, я сбегаю, одним глазом гляну, туда и обратно. Пошел. Походил, побродил – в основном фигня какая-то в детском отделе. Вот в отделе подписных изданий много чего классного – и Майн Рид, полное собрание сочинений, и Конан Дойль, в десяти томах тоже. А еще «Библиотека приключений», многотомный сборник всевозможных приключенческих повестей, романов и рассказов. Вот бы на Новый год подписку ! Да за такой подарок я на что угодно готов, даже тройку по черчению исправить готов, хоть и терпеть это черчение не могу.
Возвращаюсь назад, а класса нет – как нет. Ушли, а про меня забыли. Как такое может быть вообще? Ведь я же сказал Димке, что в магазин пойду. Что же он не предупредил остальных? А еще друг называется. В общем, испугался немного, конечно. Я ведь в центре один ни разу не ездил, только с родителями или с классом. Что делать ? Ну, пятачок-то в кармане есть, пошел к метро, сел на Арбатской, доехал до дома. Что я, на метро не умею ездить, что ли? Приперся домой, в дверь звоню – мама открывает дверь, злющая сама, по глазам видно. Как заорет на меня, мол, негодный мальчишка, где меня черти носят и все такое. Оказывается, меня Елена Сергеевна хватилась – а меня-то и нет. Она давай из таксофона домой звонить, мол, «где Ваня Акимов», да «где Ваня Акимов». Маму перепугали, переполошили. И главное, что я опять я во всем виноват. И в том тоже, что у нее, у мамы то есть, все планы на вечер поменялись из-за меня – тут тоже я виноват. Да ну ее…
Завтра, вернее, уже сегодня в школе головомойку еще устроят, как пить дать.
А музей все равно дурацкий.

18 декабря 1990 года

Что-то совсем в последнее время не до дневника мне. Уроков задают до кучи, конец четверти же. А вчера была районная «контроха» по алгебре – вроде все решил, главное, чтобы ошибок нигде не нашли.
Говорили вчера с мамой насчет Нового Года. Спросил про папу, с ним будем встречать или нет? Мама говорит, что ее подруга приедет с дочкой, моей ровесницей, с ними и встретим. А еще на Новый Год ей «заказ» должны дать на работе – это набор всяких дефицитных вкуснях вроде красной икры, сервелата и рижских шпрот. Хорошо, а то в магазинах вообще пусто. Не будешь же есть манную кашу на Новый Год. Хотя Димкин папа рассказывал, что когда он был еще студентом и учился в институте, то однажды они с ребятами встречали Новый Год на вокзале – поехали 31 декабря за елкой, за город, на электричке. Срубили елочку, пришли на станцию – а электрички нет, повреждения какие-то на линии. В результате, Новый Год встречали в каптерке у кассира – тот чаю скипятил, колбасы нарезал, а потом они всю ночь сидели и болтали. А окошком ветер воет, метель метет. Наверное, здоровско вот так Новый Год встречать, прямо как в приключенческой книжке получается.
А тринадцатого числа мне Елена Сергеевна замечание вкатила в дневник. Из-за того случая у «дома книги». Сами потеряли меня, и я же еще и виноват – причем как перед классом, так и перед мамой. Разве справедливо вот так? Ладно, хорошо еще, что не двойку по поведению.
Я к Димке сунулся, мол, чего он Елене Сергеевне не сказал про меня. А он мне, мол, не заметил, анекдоты с пацанами травили, вот и позабыл. Вот как такого другом называть?
Сегодня решил для себя, что дневник, наверное, с собой в школу таскать буду. Или может просто записную книжку заведу себе, или сам сделаю из альбома – ведь и в школе, и в дороге где-нибудь, в метро, например,  тоже много всякого происходит, а в суете и позабыться легко может. Говорят, что все писатели с собой записные книжечки такие носят с карандашами. Чтобы записывать какие-то мысли интересные, а потом из этих мыслей повести свои и составляют. Ну, придумывают еще, конечно, что-нибудь вдобавок, для интересности.
Главное, чтобы ребята из класса не видели – а то смеяться будут, наверное.
Через 4 дня, 22 декабря, у Димки день варенья. Нужно подарить что-нибудь. Вот что только? Хотя и так понятно – он давно у меня ножик перочинный просит поменяться, ножик и подарю.

20 декабря 1990 года

Все же, бывают в жизни чудеса. Вчера контроху писали по биологии, мне вопрос попался дурацкий, по бактериям. Написал фигню какую-то, сдал – ну, думаю, двойка будет скорее всего или трояк, в лучшем случае. А Василина Григорьевна, училка наша по биологии приходит в школу сегодня и говорит, мол, ребята, контроху придется переписывать. Оказывается, она вчера ехала домой с работы, а в сумке у нее была банка с вареньем. И где-то на улице грохнулась, банка та разбилась и вареньем все листочки наши с контрохами залило, намертво. Так что повезло, в  некотором роде. На этот раз мне хороший вопрос достался – по злаковым культурам, а я эту тему назубок знаю, так что написал хорошо, думаю.
Василину Григорьевну жалко только – старенькая она уже, а если бы руку сломала или ногу при падении?
Папа сегодня заезжал – привез бутылку Советского шампанского,  на Новый Год, ну и еще кое-чего из продуктов. Сказал, что 1-го января, ориентировочно, приедет к нам в гости. Может, наконец-то помирятся с мамой? Хочется надеяться.


22 декабря 1990 года

Недавно вернулся с Димкиного дня рождения. Здоровско было, а народу собралось – и из класса ребята, и со двора тоже. Человек пятнадцать. Пили чай с пирогом и зырили по видику фильмы – «Полицейскую академию», смешную комедию про полицию, и еще одну комедию, правда китайскую, так и не запомнил название – про оболтуса одного, которого ошибочно приняли за наемного убийцу. Второй фильм по сюжету чем-то на французский фильм «Укол зонтиком» смахивает, с Пьером Ришаром, но не такой смешной. Подумалось вдруг – по телеку постоянно показывают, как в Америке полиция разгоняет демонстрации разные – дубинками и палками разными людей чуть ли не до смерти избивают. А тут – кино, в котором полицейские показаны какими-то идиотами. Интересно, этот фильм – такое же вранье, как и все это америкосовское кино, или действительно они там все такие дураки? А иначе зачем мирныз людей дубинками до полусмерти избивать? Ну только если от недостатка умственных способностей, не иначе.
Родители подарили Димке настоящий кассетный магнитофон «Электроника», со специальным «гнездом» для микрофона и для наушников. Здоровско. Димка о таком сто лет мечтал. Во вторник у нас всего четыре урока в школе, так что сразу после уроков поедем с Димкой в «Мелодию» – это магазин такой на Новом Арбате, где пластинки продают и кассеты. Правда, на метро ехать придется, а если мама узнает, что я один поехал, без спроса, то попадет, конечно. Но зачем ей об этом говорить, опять на своей работе до ночи сидеть будет небось.
Завтра уроки зубрить буду весь день – по геометрии контроха итоговая, нужно вызубрить теоремы про треугольники. Ну и маме помочь, по магазинам к праздникам закупаться. Жалко, что не успел сегодня в библиотеку сгонять, Джеймса Шульца прочел всего, а больше читать не знаю что. Фадеева искал, искал – да так и не нашел. Может, мама кому почитать дала или папа забрал?
Ладно, пойду ужин греть, а потом «Что? Где? Когда?» зырить, сегодня команда Александра Груздя играть будет, хорошо бы выиграли.

 
23 декабря 1990 года

Утро не задалось – опять снег валит и валит. Дороги, по которым машины ездят, завалило чуть ли не по пояс. Конечно, здорово, когда снега много, но когда его чересчур много, то  это уже не здорово совсем. А хотя весело было бы, если бы сугробы прямо до нашего второго этажа намело – на улицу можно прямо из окошка на санках выезжать. Вж-ж-ж-ж-ик – и ты уже во дворе. А еще здорово было бы, если бы дорогу прямую к школе проложили, и чтоб дорога наклонная была. Сел возле дома на санки, толкнулся с горки и едешь себе в школу. Правда, потом из школы в горку переться тяжеловато будет. А вообще, есть такие специальные «аэросани» - внешне обычные санки, а сзади пропеллер, как у вентилятора. Врубил вентилятор и едешь себе. Нужно бы попробовать домашний вентилятор к моим санкам прикрепить – интересно, поедут или нет. Мне кажется, что силы не хватит у вентилятора, тут вентилятор мощный нужен. К тому же к чему этот вентилятор подключать, электричество нужно же? Конечно, можно длиннющий удлинитель купить, но мороки с ним.
Ходили с мамой на рынок – цены просто ломовые. Не знаю, о чем думают те, кто цены на продукты устанавливает? Скоро одна картофелина будет стоить больше маминой получки. Хоть дома прямо картошку выращивай, на балконе, честное слово.
Днем сел за уроки, но опять отвлекли – тетя Таня Светку привела, ее, тетю Таню то есть, в больницу вызывают. А мама опять ускакала куда-то, говорит, к подружке заскочить нужно, выкройки забрать. Светка села «В гостях у сказки» зырить, а я за геометрию. Говорю Светке – не отвлекай меня, у меня контроха завтра. А в передаче «В гостях у сказки» мультфильм показывают иностранный -  «Крабат – ученик колдуна». Светка и разревелась вся, прибегает – говорит, страшный мультик, не хочу его зырить. Что делать? Смотрю – на улице снег прекратился, даже потеплело. Говорю – пойдем снеговика лепить. Она – пойдем. Одел ее, сам оделся, пошли во двор. Выбрали местечко почище, начали лепить снеговика. Снег мокрый, лепится здорово, такие комья слепили, что ого-го, фиг свернешь. Хорошо, что ребята помогли, Сашка и Володька Панкратовы. Хороший снеговик получился, с мой рост примерно. Глаза ему сделали из двух разноцветных стекляшек, вместо носа палку прицепили, а на голову старое ведро надели, чтоб не холодно было. Светка хотела еще свой шарф ему повязать, но я не разрешил. Говорю, снеговику и без шарфа неплохо, а ты вот заболеешь – что я потом тете Тане скажу?
Домой пришли, разогрел картошку в мундирах, поужинали со Светкой. В девять, после «Спокойных ночей», я Светку спать уложил, а сам за уроки сел. Вот только сейчас закончил – а время уже половина первого почти. Спать охота. Надо раскладушку ставить и на боковую, пожалуй, завтра Светку еще в садик отводить.

25 декабря 1990 года

Со вчерашнего дня морозы сильные зарядили, до минут восемнадцати. В школе Елена Сергеевна обмолвилась по секрету, что, возможно, нас пораньше на каникулы отпустят. Здоровско, конечно. А тут еще Димка заболел – в воскресенье они строили крепость во дворе - ту, самую, что мы не достроили тогда. За месяц ее всю разрушили, да и снегом завалило порядком. А Димка как всегда оделся как попало – совершенно не самостоятельный он какой-то. Если мамы дома нет, то он запросто может в мороз выйти на улицу в осеннем пальто, а летом выйти в ватных шароварах, так как летних штанов он на нашел нигде. Потому что зафигачил их куда-нибудь подальше, а сам же потом и найти не может. В общем, просквозило Димку порядком, врача вызвали – говорит, с неделю полежать придется. Ну, Димке-то хорошо – у него видик дома, папа с работы кучу кассет притащил, болей на здоровье, сколько влезет. Жалко только, что  «Мелодию» так и не смогли съездить. Ну, после каникул съездим.
А завтра в 5 часов вечера родительское собрание – их обычно проводят перед окончанием четверти. Про каждого из нас родителям нашим бедным рассказывают, что мы натворили за четверть нехорошего. А про хорошее почему-то не говорят. Вон, в конце прошлой четверти, когда макулатуру собирали, Володька Томин вместе с соседскими набрали больше шестидесяти килограммов макулатуры, а потом в детской коляске эту макулатуру в школу везли. А про него даже в стенгазете не написали – вернее, написали, но не про макулатуру, а о том, как он без спроса пустую детскую коляску стащил, чтобы макулатуру везти. Он же вернул ее, в конце-то концов. А они про него – «стащил, стащил». Уши Володьке отец так надрал, что он потом несколько дней с оттопыренными ушами ходил, как Чебурашка какой-то. Обидно. Не разобрались, а гадости пишут. Мы с ребятами в редколлегию побежали – Генка Карпухин только руками разводит, мол, я вообще про это не знаю ни фига. Да и откуда ему – он ведь художник , а не автор, да и статья не подписана. Кто писал – никто не знает. Хотя, я думаю, что это Галка Темнякова из Генкиного класса – вреднющая она, как Генка говорит, а стоит проучить ее, так потом припомнить может. А еще пионерка. Дура она, и все тут.
28 декабря в школьном актовом зале будут показывать спектакль «Снежная Королева». По всей школе уже расклеены афиши. Правда, кто играть будет - не знаю. Знаю только, что Генка Карпухин с Лешкой Самсоновым оформляли сцену, почти две недели оставались в школе после уроков и работали до ночи самой. Мы с пацанами из класса вчера прокрасться хотели в актовый зал и посмотреть – а зал закрыт. Даже через щелочку дверную не видно ни фига. Ну что же, посмотрим, что получится.

28 декабря 1990 года

Недавно из школы прибежал. Все, выставили нам сегодня оценки за четверть – по всем четверки и пятерки, только по черчению опять трояк. Мама говорит, что это от невнимательности и неаккуратности. Что ж, буду исправлять. И на собрании родительском вроде бы ничего плохого не сказали про меня – разве что еще раз прошлись по моему нехорошему поступку на Новом Арбате, когда из-за «моего разгильдяйства весь класс…», ну и так далее. Но на мою защиту неожиданно встал Павел Викторович – он так и сказал, что виноват не только я, но и учитель прежде всего, а также ребята, не уследившие за своим товарищем. И, чтобы такого больше не повторялось, нужно свои личные дела (покупка тех злосчастных пособий) делать в свободное от учебной работы время. Спасибо ему большое хочется сказать, хороший он все же дядька…
А сегодня в 5 часов в актовом зале показывали спектакль «Снежная Королева». Спектакль ставили в основном четвероклассники, но участвовали и ребята из соседних классов. Народу собралось в актовом зале – просто до фига. И декорации классные были – Генка Карпухин и Лешка Самсонов вдвоем нарисовали декорации замка Снежной Королевы, замка принца и принцессы, города, в котором жили Кай и Герда на листах ватмана, а затем в нужно порядке прикрепили из на специально изготовленные каркасы из деревянных реек. Получилось почти что по-настоящему, прямо как всамделишное. Особенно потряс вид города – ночь, куча домов с горящими точечками огоньков в квартирах, сугробы на улицах. Прямо будто из окошка смотришь на улицу. Начался спектакль с рассказа автора (его сыграл семиклассник Левка Бессонов, высокий мальчик с громкий зычным голосом, прямо как у военного курсанта какого-нибудь), в котором рассказывалось о волшебном зеркале злого тролля, которое по чьей-то неосторожности разбилось на мельчайшие осколки и разлетелось по всему свету. А потом и началась сама сказка – когда на сцену вышли мальчик и девочка, игравшие Кая и Герду, то я просто поразился, насколько же они были похожи на Кая и Герду из старого мультика, и одеты похоже. А ведь все костюмы ребята сами делали, своим руками ! Жаль, что имен ребят, игравших Кая с Гердой, я так и не запомнил. А дальше все, как в книжке – бабушка рассказала Каю и Герде о злой Снежной Королеве, которая похищает непослушных детей и увозит в свой ледяной дворец. Бабушку играла Василина Григорьевна, и так у нее похоже получилось на ту бабушку из мультика, что и словами не передать. А дальше мальчику в глаз попал осколок зеркала и он из хорошего и доброго мальчугана превратился в злого и холодного, а все потому, что из-за осколка в глазу он видел все по-другому совсем, не так, как мы. Глядя, как плачет Герда, не понимая, что происходит с ее названным братом, у меня, да и у других ребят тоже, кулаки сами собой сжимались. Нет, не только из-за тролля того, а из-за Кая. Взять бы этого мальчишку и да уши так оттаскать, чтобы узнал где раки зимуют, и чтобы не смел так с Гердой поступать – мигом бы вылечился. А потом прилетела Снежная Королева, усадила Кая в свои санки и улетела с ним на север, в далекий холодный дворец Снежной Королевы. Снежную Королеву играла девочка постарше, примерно моего возраста, и, хоть лицо ее было намазано какой-то бело-синей краской, ну, навроде как ледяное, а голос был холодный и надменный, я сразу узнал ее. Узнал и долго не мог поверить, что это она, Олька Ковалева. Ну Олька же, и по глазам сразу видно. Как же она классно играет, подумал я, прямо настоящая Королева изо льда и снега. Сидел я, смотрел спектакль, а  у самого лицо красное – то ли от гордости за Ольку, то ли еще почему, не пойму. Эх, и как же ей это так удается – играть так? Ведь он наверняка репетировала роль, оставалась с ребятами после уроков – а мы-то и не знали совсем ничего.
А на сцене продолжалось действие – рассказывалось в нем, как Герда отправилась на поиски Кая, и о ее приключениях. О том, как она нашла дворец принца и принцессы, где приняла принца за своего Кая (принца играл Генка, я сразу узнал), как потом Герда попала в плен к коварной маленькой разбойнице (ее играла вредная Галка Темнякова из Генкиного класса, сразу по ее тоненькому голоску понял) и как потом Герда, пройдя через холодные снежные степи, дошла наконец до дворца Снежной Королевы, где и встретила Кая. Сначала он ее не узнал, а потом, когда Герда заплакала и заставила его вспомнить об их детстве, то Кай заплакал и тоже все вспомнил. Рядом со мной в зале сидела одна девочка, из пятого класса, кажется, она даже расплакалась сама. А потом появилась Снежная Королева – ух, как я испугался, что она сейчас заморозит Кая и Гердой. А она и говорит, что благодаря труду и упорству Герды, проявленные в поисках Кая, благодаря тому, что они с Каем пронесли через все жизненные испытания веру в самую настоящую дружбу, даже она, Снежная Королева, поняла, что дружба и взаимовыручка между людьми – это и есть самое главное. После чего она сама посадила Кая с Гердой в свои сани и отвезла и домой. И вместе они стали жить и поживать, как раньше, даже еще лучше.
Помню, как все аплодировали - Каю, Герде, Снежной Королеве, даже маленькой разбойнице, а я думал – как же все-таки хорошо, что Снежная Королева совсем не злая оказалась, а добрая.
После спектакля все ребята по домам побежали – завтра же первый день каникул. А я все Ольку искал, искал, искал – наконец, нашел в нашем класса, она уже краску с лица смыла и снова стала обычной Олькой, смешной и какой-то, ну, не такой, как все девчонки. Подбежал я к ней, бормочу что-то, ну, что спектакль классный, и она сыграла здоровско – а она повернулась к мне, а в глазах слезы у нее. Я смутился немножко, ну, что плакать, ведь все же хорошо закончилось, а она и говорит, тихо так, совсем еле слышно:
- А мы сегодня ночью уже уезжаем в Адлер. И мама говорит, что, наверное, навсегда.
Я что-то ей в ответ говорить стал, глупости какие-то, сам не понимаю. Так хотелось как-то пожалеть ее, что-ли, приободрить, сказать, что все будет хорошо, и мы друг дружке писать письма будем. Почему в самый важный момент никогда в голову не приходит ничего нужного, только чепуха какая-то. Сам не понимаю, что со мной.
А ведь Олька и правда красивая. И намного красивее, чем та Изаура, во сто тыщ раз красивее. И почему я только сегодня это понял, не пойму.
Я обязательно будут тебе писать, Олька. И адрес твой в Адлере я в дневник карандашом записал, чтобы не забыть. Обязательно-обязательно. Только и ты пищи, а то как-то нечестно получится. Наверное, это так же нечестно было бы, как если бы Герда не отправилась искать своего Кая, и Кай бы умер от тоски, а Снежная Королева так и не стала бы хорошей.
Вот пишу сейчас, а почему-то плакать хочется. Неправильно это, я знаю, не должен взрослый мальчишка двенадцати лет плакать. Но ведь по-другому и я не знаю, как сказать, как выразить все, что на душе сейчас. Честное пионерское, вот совсем не понимаю. Может, я и правда еще маленький, как говорит мама?


31 декабря 1990 года

Вот и 31 декабря пришло. Новый Год. На дворе метель, ух, даже страшно глянуть. Прямо как в сказке о Снежной Королеве. Где-то сейчас наша Олька Ковалева? Наверное, уже в Адлере, они же туда на самолете полетели. Вот бы и мне на самолете полетать когда-нибудь… Страшно, наверное и, говорят, укачивает в полете, так что пассажирам даже леденцы дают кисленькие, от укачивания. Наверное, уже в своей новой квартире, обустраиваются.
Завтра обязательно сяду писать Ольке письмо. Что мне ей написать? О том, как в Москве холодно? Она и так знает ведь. Не знаю, что писать, просто хочется немножко, чтобы и ей в эти каникулы было немножко веселее, немножко спокойнее и чтобы вообще все-все, о чем она думает, сбылось. Хочется, чтобы сбылось.
Часы уже пробили шесть вечера. Мама на стол собирает – будем с ней отмечать праздник. Правда, полчаса назад звонила мамина одноклассница и сказала, что не приедет – вон, метель какая, выходить на улицу страшно. Мама расстроилась немножко – все же много лет с ней не виделись. А я так считаю, что если бы и хотели встретиться, то тыщу раз бы уже встретились, тем более, что в одном городе живут. Может, и правда даже самые лучшие друзья и подруги со временем могут стать настолько разными, что и видеться им не особо захочется?  Ну, у всех же свои заботы, у всех семьи, работа, учеба. Неужели так все может быть? И родители, они вот тоже… Неужели и родители, как бы друг дружку они не любили когда-то, со временем могут стать настолько разными, что и расстаются навсегда – будто и не знали  друг друга никогда, без сожаления? Нет, я верю, что мои папа с мамой не такие – они обязательно будут снова вместе, обязательно. К тому же папа звонил, они даже поболтали по телефону немного. Папа, правда, приболел чуть-чуть и завтра не приедет, как говорит, но ничего – завтра я сам поеду к нему, я даже подарок купил из своих накоплений – детектив Юлиана Семенова «Противостояние» - папа любит детективы. Маме я тоже подарок сделал – на уроке труда выпилил досочку небольшую, для резки овощей, а ночью сегодня выжигательным аппаратом на досочке рисунок выжег, с цветами в вазочке. Красиво получилось. Думал, что лаком бы еще покрыть, к тому же лак есть дома – но запах от него просто караул. К тому я не знаю, можно ли на лакированной досочке овощи резать, может, овощи испортятся от этого?
Пятнадцать минут назад звонила тетя Таня и сказала, что они вместе со Светкой к нам Новый Год встречать придут. И для Светки у меня подарок есть – я для нее раскраску купил смешную, с героями из мультиков про 38 попугаев, а еще набор фломастеров.  Хорошо бы и папа приехал, но увы…
Только что часы пробили 8 часов. По телеку крутят смешные комедии про Шурика, но я за телек садиться не хочу. Все равно полночи зырить его будем. Хочется немножко побыть одному. И почему-то немножко грустно. Сам не знаю почему… Может из-за папы с мамой, может, из-за Ольки и из-за дурацкой метели за окном. Может, из-за несданной книжки в библиотеку? Да нет, не из-за книжки точно. А может, я вот подумал что, может, и правда я становлюсь чуточку старше, просто сам не замечаю этого внешне? Ведь завтра уже 1991 - й год, а в августе 1991 мне исполнится уже тринадцать. Не знаю сам.
Эх, хорошо бы мир был хоть чуточку волшебным. Ну, например, было бы у человека в жизни хотя бы одно волшебное желание, которое обязательно сбудется. Ну, вот обязательно-обязательно, без всяких обманов. Что бы тогда я пожелал? Ну, чтобы не было никогда войны и все мальчишки и девчонки на земле, ну и взрослые тоже, жили бы в мире? Чтобы все были счастливые, прямо как сегодня, в Новый Год. Чтобы у всех всегда было дома много продуктов, чтобы никто не голодал, чтобы у всех было вдоволь одежды и обуви.. Чтобы отменили эти дурацкие карточки продуктовые, чтобы людям не задерживали зарплаты на работе. И чтобы люди верили друг дружке. Нет, не это главное, мне кажется. Главное, чтобы люди никогда не врали друг дружке, а всегда говорили только правду, какой бы страшной она не была. И тогда по телеку не будут выступать те непонятные дядьки с тетьками, кричащими о непонятной никому гласности и демократии, и войны не будет, и вообще все равны друг перед дружкой будут – потому что утаивать, прятать и скрывать будет нечего, все будет по-честному. Прямо как в самой-самой лучшей в мире стране, только настоящей, а не волшебной. Наверное, это и есть главное.
Глупости я, наверное, пишу, может, когда вырасту и прочитаю все это, самому смешно станет, и другим тоже. Ну и пускай другие смеются – ведь я правду же пишу, а над правдой только дураки смеются, да и вообще – очень неумные люди. Я так вот думаю.
Ой, в дверь позвонили. Голоса тети Тани и Светки в прихожей. Побегу. Мне еще Светке елку нашу показать надо, я на нее самодельные китайские фонарики повесил, прямо как в журнале «Сделай сам», смешные такие. А то Светка опять расстроится – а я очень не люблю, когда девчонки плачут, нехорошо это как-то.