Петрикор

Знаете, я совсем не помню, как он выглядел. В памяти только глаза — не цвет, разрез, — а выражение его глаз. И запах. Такой свежий, как после дождя. Вот земля после дождя так пахнет, да. И после него такой запах остался.

Я люблю иногда сидеть в уличных кафе. Сейчас модно воссоздавать уголки старушки Земли. Вы знаете, что мы все с Земли? Вот там были, оказывается, такие кафе - побывайте в них, вдруг тоже понравится?

Я сидела в таком кафе. Он просто подошёл и сел в напротив. Выложил на столик свой ретранслятор чувств — выключенный! — и поднял на меня глаза.

- Поговори со мной. - при этом глаза его излучали доброту, которую я почувствовала даже без ретранслятора.

Не в силах что-то сказать, я просто кивнула. Глаза его стали ласковыми и глубокими:

- Не называй своего имени. И моего не спрашивай. Пойдём, я покажу тебе свои сокровища.

Пока мы шли к нему в  капсулу, он тихо говорил.

- У меня была женщина. Она умерла. Да, не удивляйся. В обществе, где делают прививки бессмертия, бывают и такие инциденты.

Началось всё с того, что она захотела родить ребенка, стать матерью. Но ты же знаешь, там, где никто не умирает - никто и не рождается. Комитет отклонил её просьбу.

И тогда она стала стареть. Кто и где её только не обследовал! Её организм уничтожил прививку бессмертия и стал стареть. Неуклонно. Необратимо.

А от повторной прививки она отказалась...

Но вот парадокс: когда она узнала, что стареет, она стала радоваться жизни. Ты можешь себе это представить? Её психическое здоровье улучшилось!

Заходи, - прервал он себя перед входом в капсулу. - Располагайся.

Капсула была стандартной, одноместной. Ведь после распада пары капсулу меняют. Покатые стены, мебель, повинующаяся сигналу кнопки...

Но у него было сокровище: голографик. Они голографировались! Так уже никто не делает. Зачем, если можно вечно встречаться друг с другом?

На голографиях была женщина. Сначала молодая. Счастливая. Я даже пошарила глазами по капсуле - но нет, ретрансляторы были все отключены. А счастье женщины я каким-то образом чувствовала.

И запах. От голографии к голографии он неуловимо менялся - и оставался всё таким же свежим. То с примесью флердоранжа. То со шлейфом лаванды.

Через некоторое количество голографий у женщины появились морщины у глаз. Это когда кожа в складочки собирается. И не разглаживается уже. Но женщина не удивлялась и не тосковала, и глаза её светились по-особому.

Я взглянула на мужчину. В его глазах было такое же выражение.

- Как ты это делаешь? - спросила я. - Я чувствую без ретранслятора!

Он чуть заметно улыбнулся и стал дальше листать голографии.

Вот женщина вся в морщинах. Вот она стала худой. Вот её волосы изменили свой цвет. Вот она на полу капсулы. Без движения...

- Она умерла, - проговорил мужчина. Я почувствовала тоску его и боль, а глаза были глубоки и полны мудрости. - Если бы я мог стареть вместе с ней, о, как я был бы счастлив!

Я молча вытерла слёзы. Это жидкость такая, соленая, которая выделяется из глаз. Даже при сильных чувствах.

Я вытерла слезы и ушла из его капсулы. Запах грозы и земли после дождя — петрикор — долго ещё преследовал меня.
А свой ретранслятор чувств я выбросила...

И знаете, я думаю, на Земле были правы. Не бессмертие нужно людям. Не в нём ценность жизни, увы...

Моё имя? Да зачем оно... И своё не называйте. Для того, чтобы поговорить, почувствовать друг друга, имена не нужны...