23. Ослиные уши

       А вот была у мужика приговорка - "Ослиные уши".
   Что ни скажет, что ни подумает и все у него изо рта выплевывается - "Ослиные
   уши". А тут ему и взаправду ишак. Откель? Не знаем. То ли бабы на фронтовой
   дороге нашли, то ли сам приклеился. Мало ли их по земле русской неприкаенных
   ходит. Вообщем, пришел, траву жует.
       А баба Маня, соседка Григория, мужика того, сначала войны была слепа.
   Как бухнули в огород один раз фрицы. Так и ослепла.
       Мужа-то еще в Финскую похоронила. Лишь коза у нее осталась Беляна да
   петух. "Ослиные уши"! Пошла доить, а тут ишак. Лбом уперся в ворота, мычит, ну
   точно коза! Хотя, правда говоря, та мекают. А радио по деревне на всю мощь!
   Все ждут окончания войны. Только козу доить, да этот уперся. "Ослиные уши"
       И повадился к ней ходить этот Григорий со своим ишаком - полуглухой, полу-
   немой, полу хромой. Руками размахивает, но все понимает.
               
       Воевали они еще с ее мужем в Финскую, потом на Амуре японцев держал, там
   ему пол языка-то и оторвало, при каких обстоятельствах не распространялся.
   Слова произносил плохо, шепелявил, но говорил и разум не потерял.
       А осла того, я вспомнил, он в родную деревню все-таки с Каракум привез, он
   и там побывал. Баба Маня хоть и слепа была, но на ощупь казака-соседа своего
   признала и приняла, и его, и ишака Хаз Булата, и зажили они рядом впятером.
   Петух Ванька, коза, она, Григорий и ишак. "Ослиные уши"!
       А тут после войны и голод, и холод. Не смотрите, что лето наперед шло.
   Объявили, мол, для голодающих Белоруссии или то ли соседней Ростовской облас-
   ти, кто, что сможет. А кого отдать? Петух полудохлый, коза того и гляди копыта
   отбросит, ишак чуть живой с Каракум пришел. Отдали козу. Стали жить вчетвером,
   без молока. Эх! "Ослиные уши"!

       А сына она с фронта все ждала. Ушел мальчишкой, худенький, усы пушком
   только наклевывались. Написал одно письмо, прочитала вместе с соседкой первое
   и последнее, еще кое-что видела, а потом и вовсе ослепла, когда бухнули.
       Фрицы в их деревне жили, но не у нее. Грязно для них, противно, слепа к
   тому же. А вот у соседа были, всех гусей, гадюки, пожрали. Дом был пустой.
   Нюрку, жену Григория, еще до войны отнесли.  За гусями смотрела, пока видела.
   А потом эти сожрали.
       Ждала она все сына-то. Соседка прочитала, что пропал без вести. Конопатый
   был, в отца. А баба Маня все ждала.

       Откуда, да неоткуда - да дождалась!
   Ощупала - узнала, не узнала. Какой-то не такой. А сосед Григорий подтолкнул
   его.
       - Да он это! Он! 4 года прошло. "Ослиные уши"!
       - Нет, нет, не он! Материнское сердце не обманешь. Да с бородой!
       - Так война же, Маня! - заговорили сзади стоящие соседки - Война все меня-
   ет. Вернулся! Радуйся!
       Григорий смахнул слезу. Где он нашел этого парня? Сидел с 37-го ни за что,
   по доносу.
       - Притворись - говорил Григорий - Ей сыном, больно бабушка хорошая. Жалко!
   Слепая. Все равно не разберет. Да какая она еще бабушка! 50-т стукнуло недав-
   но.
       - А как звать-то меня? Порасскажи. Повадки. Причуды.
       - Скажи, что контузило, был в плену, не помню. А звать-то Илюхой, Ильей.
   Эх! "Ослиные уши"!

       Обжились. Действительно, слепота ее помогла. Прости, господи!
   У него "золотые руки", за 8 лет Колымы чему только ни научился. И по строи-
   тельному делу, и по слесарному. Илья стал забывать свое настоящее имя Влади-
   слав. И соседки, и председатель при ней так его и называли - Илья. Сговори-
   лись. Молчали. Жалели обоих.
       А одна вдовая все больше ходила и жалела. Баба Маня, хоть и слепая, но
   чувствовала.
       - А что ты, Илюшка, не женишься? Все один, да один?
       - Я с Вами, мама!
       - Нет, не добре. Ирина - хорошая женщина. Ну, погиб ее муж на фронте. А
   тебя, мой сыне, бог спас. Женись!
       В деревне немного старых осталось. Кто уехал, кого сожгли. Старые молчали,
   молодые не знали.
       Свадьба была хорошая. "Молодых" поздравили. Поели, попили. Песни спели.
   Но даже захмелев, никто не проболтался, что Илья не ее сын.
       Григорий плясал на одной ноге, другая-то хромая, больше всех. Перебрал
   бражки. Ну, да бог с ним!
       И тут соседка, что письмо Мане читала, возьми да и выплюнула:
       - А ни сыграть ли нам еще одну свадебку? Баба Маня у нас еще и не совсем
   бабушка, а так пятьдесят! Невеста!
       - А жених-то у нас какой плясун! - подхватили соседки
       - Эх! - махнул Григорий шапкой, да и об пол ее. Встал на колени перед ней.
       - Эх! "Ослиные уши"! Ни сыграть ли еще одну?
   И вдруг стала она что-то различать. Мутно так. И очертания тоже. Потрогала
   снова лицо Ильи и сказала:
       - Нет! Это не мой сын.
   Соседки закудахтали.
       - Но все равно! Он мне теперь как родной!
   А Григорий поднял с пола шапку, кинул еще раз, поднял.
      - Эх! "Ослиные уши"! Будут две свадьбы!

      И упал от любви пьяный!

                2018 г.