История одного шедевра

На заре эпохи пирамид, при IV династии в некрополе Медум (округ Бени-Суэйф) была погребена августейшая чета – старший сын фараона Хуни (а по другой версии – Снофру), визирь и жрец по имени Нефермаат и статс-дама («рехит-несу» – «та, что знает царя») по имени Итет. Их двойное погребение без ложных слов уникально. Его главной «визитной карточкой» обычно считают фриз «с гусями». Такая сложная и тонкая манера письма в столь древнюю эпоху – это потрясающе! В том же стиле «гравюры из атласа» были века спустя нарисованы птицы в склепах номарха Хнумхотепа II и вельможи Небамона.

Даже можно бы вспомнить Зелёный чертог в Северном дворце Амарны, хотя в «птичьей горнице» всё же больше экспрессии, чем точности. Гуси из Медума украсили обложку справочника А.А. Винокурова «Редкие птицы мира». И не ради одной лишь экзотической эстетики древности: в книге был поднят вопрос о видах гусей, чьи портреты увековечил египетский мастер. И было установлено, что две из трёх пар птиц, те, что щиплют осоку, – серые гуси (Anser anser), ещё две – белолобые гуси (Anser albifrons), а последняя пара была условно названа «краснозобыми казарками» (Branta ruficollis).

Условно – потому что узор оперения птицы не во всех деталях совпал с оным у прототипа. Было решено, что это подвид краснозобой казарки, о котором ничего неизвестно, так как он не дожил до наших дней. Все три вида указанных гусей – перелётные, то есть, они лишь зимуют в Египте. В наше время краснозобая казарка очень редко залетает на север Африки. Но это всё же случается, при том, что её «настоящий» дом – в тундре и летом она гнездится, к примеру, на Таймыре. В древности её визит в Египет тоже, быть может, был делом случая, но, видимо, она оставляла у людей какое-то особо яркое от себя впечатление.

Уж очень она на многих других гусей не была похожа, и могла даже поспорить своей красочностью с аборигеном – нильским гусём (Alopochen aegyptiaca), который на самом-то деле скорее утка. Ещё одно изображение краснозобой казарки, а вернее, лишь его фрагмент, можно увидеть на очень красочной, прямо-таки «солнечной», но ещё наивно-схематичной росписи из гробницы 100 (Иераконполис) додинастической эпохи. Быть может, уже в то время казарок ловили, чтобы хоть и ненадолго, но приручить их. На памятниках павшей цивилизации она осталась как ещё одна её загадка.

Не одни лишь росписи украшали интерьеры мастабы: входы в часовни принца и его супруги (южную и северную) были обрамлены очень необычными резными полихромными наличниками. В отличие от многих других, гробничных или храмовых «картин в камне», на этих панелях был сделан контррельеф. В ямки и прорези утопленных силуэтов был втёрт слой яркой цветной пасты, издали похожей на глазурь или эмаль. Но что заставило хозяев гробницы так оригинальничать? На этот вопрос отвечает «эпитафия» с одного из фрагментов наличников, разбросанных ныне по музеям мира.

В верхнем регистре картины на образце из Восточного института Чикаго над фигурой принца начертано: «он – тот, кто творит образы свои так, что их никто не в силах стереть». И это верно: памятник из мастабы царского сына никто бы не смог себе присвоить. Ведь это не роспись, которую можно смыть или замазать, чтобы сверху нанести новую. И это не обычный, выпуклый рельеф, который можно сбить, изгладить, и, опять-таки, переиначить всё на свой лад. Глубокие выемки силуэтов контррельефа грубы и шершавы внутри, так что липкая и яркая паста чуть ли не намертво пристала к камню.

Она похожа на инкрустации из самоцветов или стекла, врезанные в плиты изящной аппликацией. Стаи красных лисиц (фрагмент из Каирского музея) или пронзительная синева в сценах охоты на птиц (обломок из музея Эшмола) сбивают с толку: они калейдоскопически яркие и кажутся новоделом, реконструкцией. Но они чудовищно древние, что выдают пустые «гнёзда» на месте некоторых фигур. Увы, время всё же добралось до них. С другой стороны, очень многие столь же древние резные панорамы обычного типа уже давно лишились частично или полностью былого яркого покрова.

Во многом из-за этого они кажутся мрачными и грозными. Да и пёстрые «полотна» росписей часто бывают найдены в очень плачевном виде: их покрывает слой грязи и копоти, они трескаются и осыпаются на пол пёстрыми блёстками праха. К хвалебной надписи, быть может, приложил руку автор дебютной и гениальной идеи – кронпринц, так никогда и не ставший фараоном. По смерти царя Хуни на трон сел сводный брат Нефермаата – Снофру, хозяин двух пирамид в Дахшуре и одной в Медуме. В мастабе Нефермаата, между тем, перечислено без малого 18 детей, судьба многих из которых нам неизвестна.

Так как других жён, кроме Итет, надписи в мастабе не упоминали, можно считать, что часть ребят – сыновья от неё, а часть – уже внуки. На наличнике из Чикаго изображено лишь два сына – Серефка и Анх-эр-фенед (Анх-эр-фенеджеф) и четыре внука – Ухемка, Шепсеска, Анх-эр-шерет-эф (Анхерхеретеф), Кахент, чей статус в семье был отражён размещением их «портретов» в самом низу, в ярусе для «младшего поколения». В самом верхнем ярусе, ясное дело, глава семьи, который при жизни был первым после земного бога. А «червонная дама» Итет была помещена в центр с двумя из сыновей.

Наличник из Чикаго, к слову, из её часовни, но даже в ней она не выглядит доминирующей и властной фигурой. В мастабе прочли имена ещё девяти мальчиков, это: Хемиун (первенец), Ису, Тета, Хенти-мереш, Итисен, Инкаэф, Бунеб, Шепсеснеб и Небхенет. У Нефермаата и Итет было и три дочери: княжны Джефатсен, Исесу и Пагети. В семье принца-визиря-жреца, исходя из реалий той эпохи, в которую он жил, было, вероятно, много даровитых отпрысков. У аристократов Древнего царства любовь к искусству – культ. А при дворе иные из них свою блестящую карьеру начали как маэстро в музыке или живописи.

Не какие-то там рабы или слуги, а сами вельможи возглавляли дворцовые капеллы. На досуге или на церемонии знатные господа могли играть на авлосе, а дамы аккомпанировали им на арфах. Не кто иной, как визирь Мрарику (Мерерука), современник VI династии, любил потрудиться за мольбертом. Его любимая тема – «времена года». Так что редкий и своеобразный модерн в мастабе царевича своего рода зеркало века. В Египте принцев чтили не за одни только ратные подвиги. В память о знаменитом, но рано ушедшем брате царевна Нефреткау назвала своего сына Нефермаатом.

А Хемиун, старший сын принца, стал следующим после отца визирем и зодчим величайшей из египетских пирамид, созданной им для фараона Хуфи-Хнамы (Хеопса). Таким образом, он тоже творец шедевра, но только в монументальной архитектуре. У Нефермаата и Итет была яркая, богатая на череду восхитительных событий жизнь, запредельно счастливая и мало чем омрачённая. К их услугам были все блага молодой и мощной цивилизации, армия потомков должна была переполнять их сердца гордостью, а чьи-то, быть может, и завистью.

Источники:

Титер Эмили. Сокровища коллекции Восточного Института Чикаго. 2003 г./Emily Teeter. Treasures from the collection of the Oriental Institute University of Chicago. © 2003 by the Oriental Institute University of Chicago.

Перепёлкин Ю.Я. История Древнего Египта. Издательско-торговый дом «Летний сад». Журнал «Нева». Санкт-Петербург, 2000 г.

Матье М.Э. Искусство Древнего Египта. СПб.: Коло; Университетская книга, 2005.

Хоулиган Патрик Ф. Птицы Древнего Египта./Patrick F. Houlihan. The Birds of Ancient Egypt. — Kairo: The American University in Cairo Press, 1988. — s. 57-62.

Додсон А., Хилтон Д. Генеалогические древа царских семей Древнего Египта. Лондон, 2004 г./Dodson A., Hilton D. The Complete Royal Families of Ancient Egypt. Thames & Hudson Ltd, London, 2004.

Винокуров А.А. Редкие птицы мира. – М. Агропромиздат, 1987 г.