Глава 6. Прошедшее несовершенное

  Архип ждал Леру возле театра. Она опаздывала на пятнадцать минут, и он решил позвонить ей. Гудки... Не берет трубку? Спектакль вот-вот начнется.
Хорошо, что он успел взять билеты вовремя, но что будет, если она не придет? А может, что-то случилось? Прошло еще десять минут, многие люди уже рассаживались по местам в полном предвкушении представления. Через пять минут всё начнется, и они пропустят своё время. Но вот внезапно прогремел звонок в его кармане, и Архип дрогнул, выхватил смартфон и лихорадочно нажал на зеленый кружок.
  - Я скоро буду, - сказала Лера. - Правда, добираться мне так не хочется одной.
  - Скажи, где ты, и я приеду за тобой на такси.
  - Да нет, на это уйдет много времени. Попробую найти кого-нибудь сама.
  - Найти? - всполошился Архип. - В смысле? Что это значит?
  - Да я и сама не знаю. Просто одной идти не вижу смысла.
  - Но ведь я жду тебя здесь, ты бы сказала заранее, я бы пришел сам к тебе пораньше, - обеспокоенным тоном говорил Архип.
  - Ладно, скоро увидимся, - Лера повесила трубку так же резко, как и позвонила.
  Он так ничего и не понял. Начались какие-то странности. Судя по ее голосу, она даже не торопилась, и шла пешком, а не ехала в автобусе или такси.
  Прям-таки сюрреализм здесь и сейчас.
  Учитывая, какой мир расположился вокруг нас, а не мы внутри него, удивляться приходилось из раза в раз, напоминая себе о всех прикрасах настоящего.
Да и что такое время? Неужто физическая категория, означающая всего лишь меру движения? То есть, Лера должна была просто прийти из пункта А в пункт Б, при этом совершенно не торопясь и забыв про совесть? А как же билеты, договор, обещание? Неужели она была как все - без личной ответственности, без рассудка и понимания ценности человеческой жизни? Ведь он, Архип, человек, а значит, его время должны ценить те, кому он доверяет, ведь он старается всё делать
правильно, так почему же Лера не смогла решить этот временной парадокс, или она живет вне времени и пространства? Он думал, думал и еще раз думал об отношениях в целом. Мир рухнет, если каждый будет вести себя так, как он хочет. Как только великая Этика уходит в прошлое, в пресловутом настоящем среди людей начинается Хаос. Вот и в его душе сейчас поднялся необузданный Хаос, сила, способная в какой-то момент смести всё вокруг; в данном случае испепелить душу одного конкретного человека.
  Архип ходил в фойе взад-вперед, заложив руки за спину. Периодически поглядывая на часы, он спрашивал у работников театра, пропустят ли его с девушкой во время представления в зал. Ему сказали, что так не принято, но... И парень понимал, что значит это "но" - деньги. Надо дать на лапу, и только тогда они закроют глаза на всё. Такие же беспечные, как все вокруг. Многим людям всю жизнь казалось, что есть некие островки в виде культуры и науки, где всё в порядке идёт своим чередом, но даже здесь не всё так гладко, как там, снаружи на улице...
  Архип прождал Леру весь спектакль. Он звонил ей, она снова ответила, что скоро будет, но так и не пришла. На третий раз он и не думал набирать ее номер.
Когда осчастливленные люди посыпались из зала один за другим в фойе, Архип медленно поднялся, глядя в эти радостные лица, и хотел было плюнуть в лицо каждому из них. Неописуемая злость, рожденная в зависти забурлила внутри него, ведь люди были там не одни, каждый со своей половинкой, или семьей, а он сидел один здесь и слышал лишь непонятные отговорки. Эти люди были не при чем, был виноват человек как таковой - его природа, думал Архип. Именно в природе заложено то, что мы видим, слышим, ощущаем; чем сами питаемся, тем и растём, чем кормим других, то получаем в ответ, но в данную минуту, чем он заслужил подобное отношение? Неужели люди настолько порочны внутри, что даже самые лучшие из них вот так легко отворачиваются от своих принципов? Отказываются от людей, с которыми им было так приятно проводить время? К тому же, Архип и Лера познакомились только вчера. Только вчера!
  Архип бросил несчастную розу, которую приготовил для девушки, смял в кармане билеты, и, вынув бумажный комок наружу, яростно отшвырнул его в сторону.
Он погрузил наполовину лицо в шарф, закрываясь от лишних глаз, застегнул пальто и выбежал из ненавистного теперь ему театра, стараясь смотреть только по сторонам и никуда больше, ведь если он увидит ее где-то сбоку, то как послушный мальчик побежит за ней - он не мог не бежать за ней, теперь уже нет. Она завладела им в мыслях, и даже после столь непонятного поведения усилила его жажду видеть ее. Он не мог себе этого позволить, разве что пусть сама теперь бежит вслед и горько сожалеет о содеянном, извиняется, будучи в слезах и уронив голову ему на грудь, всхлипывая и моля его простить за все переболевшие им чувства и мысли, что терзали его несчастную душу, словно черти в преисподней всё это время.
  Дойдя до общежития, он вдруг случайно увидел ее с каким-то невысоким парнем; это был удар в сердце. Тот стоял, широко расставив ноги с бутылкой в руке и сигаретой в зубах, небрежно одетый и с ужасной щетиной на лице. Он что-то сказал, она засмеялась и коснулась пальчиком его картофельного носа; нос этот был уродливый, как у вульгарного негра-мигранта, который решил захватить Европу и устроить в ней свой Гарлем.
  Архип хотел заорать во все горло так, как никогда в жизни еще не орал, и пусть он сорвет голос и до конца дней своих останется немым и печальным от этого, но молчать при таком раскладе было нельзя ни физически, ни психологически, ни метафизически. Он хотел высказать ей все, что шло в голову:
  - Ах ты гадкая, мерзкая дрянь! Тупая ты сука, как могла ты сотворить такое? Разве об этом ты говорила мне вчера, разве этим вскружила голову? А как же книги, твои взгляды, искусство в конце концов? Неужели ты, рассуждая о красоте и литературе, была внутри такой гнилой и мелочной, что поступила со мной таким образом? И это твоя жизнь, твои устремления в будущее? Вот с этим карликом, который на вид уже почти алкоголик? Но ведь дело даже не в алкоголизме! Ладно, если бы он был гениальным художником, писаталем или физиком, просто сбившемся с пути!!! И ты как бы пожалела его и решила наставить на путь истинный, но это?! Какой-то дешевый разнорабочий, пожирающий доширак, смотрящий футбол по пятницам, сидящий во дворе Васян с абсолютно такими же примитивными и одинаковыми Васянами? Ради этого ты дышишь воздухом, чтобы разменивать театр и меня на какого-то проходимца?
  Грудь Архипа резко вздулась и опустилась, словно Везувий, готовый разорваться и схоронить уютно расположившиеся под собой древнеримские Помпеи. Архип видел эти Помпеи перед собой, и уже было направился к цели, чтобы вытрясти из этого грязного гарлемского алкаша всю дурь, которой он каким-то образом околдовал и завоевал Его Афину, но вдруг оказался на краю крыши пятиэтажного дома.
Он был раздавлен и сломлен, как все эти подростки из сопливых, дешевых фэнтези романчиков. Долой все эмоции и пустую болтовню! Всё закончится, стоит сделать лишь один шаг вперед. Он сделал... и соскочил с постели весь в холодном поту.

  Он утер лоб тыльной стороной ладони. Типичный, добрый сон, каких в его прошлых ночах было сотни, а то и тысячи. Подсознание периодически подкидывало в топку реальной жизни подобные убийственные иллюзии, с которыми в свое время Архип не расплатился сполна.
  То была как раз плата за детскую, наивную впечатлительность, которую он старался сохранить в себе и пронести через всю жизнь. Тонко и остро чувствующий самого себя и мир вокруг, со всеми его пользой и изъянами, он способен был питаться этим и создавать иные миры внутри себя, переходя от одного психологического состояния в другое.
  Порой он ощущал каждый нерв внутри своего тела, составляющий субстрат психики в целом, и то, что эта психика порой накалена до всяческих пределов.
В юности его предали две девушки, одна из них прямо как во сне, и теперь эта ситуация по пятам преследовала его в ночных грезах, слегка искажая детали и подталкивая к сильнейшей внутренней драме.
  Теперь вот Лера, с которой он должен был встретиться сегодня в университете, бросила его перед премьерой большого спектакля, и он поставил на своей жизни жирнейшую кляксу, спрыгнув с пятиэтажки. Именно это и хотелось сделать еще в школьные годы после того события с театром, но он так и не сделал, ибо очень
ценил жизнь как таковую, и впоследствии сбросил ту девчонку с пъедестала своего Идеала, того самого образа, к которому стремится каждый мужчина, когда ищет свою ненаглядную, единственную и неповторимую.
  Подобные сны вытягивали из Архипа энергию, благодаря которой он иногда что-то создавал. Ему нравилось писать, и тогда он понял, что все эти негативные переживания можно запросто уложить в повествование и заполучить в ответ читательскую похвалу, то бишь энергию уже позитивную. Он использовал тьму, но показал, как не должно быть в этой жизни, что предательство в состоянии не просто искалечить человеческую душу, а изничтожить ее, зашвырнуть в черные глубины Ада... В таком случае каждый человек был этаким Богом, вершителем судеб во плоти. Но Богом-разрушителем, настоящим Аресом.
  Ужасный сон. Как обезопасить себя, чтобы больше такого не видеть? Неужели спать спокойно - удел простых людей?
  Он не думал, что как-то сильно выделяется от остальных, да и это не нужно было, ведь что может быть лучше, чем просто творить и ни о чем больше не переживать? Слава, любопытные глаза повсюду... Главное - сотворить нечто, что преобразит мир, а остальное неважно.
  Подумав об этом, Архип сразу представил себя на троне из мрамора в какой-то зеленой дымке, а рядом с ним лежали стопки книг и античные статуи. Он позволил воображению медленно парить в этом новом мире, и вскоре лихорадочно стал записывать строки, которые явились к нему под действием поэтического экстаза.
Он писал о себе, о Лере, о прошлом, что порой возвращалось в преувеличенном виде и заставляло сердце биться чаще.
  Прочитал написанное. Выбросил. Всё пока не то.
  День прошел куда лучше, чем утро. О сне Архип больше не вспоминал, да и не хотелось лишний раз наводить на себя конфуз, сотканный иллюзиями его воспаленного, и в то же время ярко одаренного ума.

  Архип встретил Леру прямо у выхода после пар и предложил сходить куда-нибудь. Это "куда-нибудь" немного смутило его, так как он любил выражаться точнее, за исключением, конечно, тех случаев, когда его душу охватывала поэтическая волна и он бросался в абстрактные размышления обо всем прекрасном.
  - Может, сходим в театр? - предложила Лера.
  - Театр? - резко переспросил Архип. - Нет, только не театр. Давай в кино лучше.
Вспыльчивый ответ показался девушке немного странным.
  - Не любишь театр? - приподняла тонкую бровь девушка.
  - Люблю, но дело не в этом, - в смущении он чуть опустил голову и потупил взгляд. - Когда-нибудь расскажу тебе одну историю, но только не сейчас.
  - Хорошо. Заинтриговал. А в кино сегодня, да и вообще ничего стоящего нет, поэтому вариант отпадает.
  Они оба замолчали, и тогда Лера вдруг снова предложила:
  - Слушай, тут выставка приехала из Питера, абстракционисты вроде бы, но говорят, там есть один художник, который держится от них особняком, модернист. Может, стоит сходить?
  - Давай. Да и у нас, по-моему, нет других вариантов...
  Через полчаса они уже были на выставке и прошли мимо почти всех работ так называемых, со слов Леры, "псево-художников-бездарей, не способных писать картины, как настоящие мастера. Она говорила так:
  - Суть творчества всегда одна: преображение мира. Если прям так обобщить, то человек творческий - это квинтессенция энергии прошлого и настоящего, но для будущего, ведь именно художник позволяет другим людям видеть эту реальность с разных ракурсов и дарить ему новые краски и идеи. Мир многогранен, и творец видит все, ну или по крайней мере большинство граней, - это суть его личности. Для того чтобы он смог таковым стать в полной мере, он должен быть свободен. А какую свободу ты видишь в этих каракулях?
  - Так это же свобода от формы, - отвечал Архип. - По крайней мере именно так и мыслят эти люди.
  - Совершенно верно. Им не нужна форма, они тупо отмахиваются от нее, потому что не умеют по другому. Рисовать бяку - это легко, именно так рисуют маленькие детки, совсем не умеющие мыслить концептуально, они не знакомы с формой, но их можно оправдать в силу возраста, а этих псевдохудожников - нет. Вся наша реальность имеет форму, она объективна и познаваема, но эти люди отказываются ее познавать и вдохновлять других на познание. Им нужен просто, как это говорят сейчас - хайп. Терпеть не могу все эти дешевые англоговорящие замены нормальным словам, но именно в таких категориях и мыслят (если можно про них так сказать) эти бездельники, мечтающие встать рядом с гениальными художникми прошлого. Леонардо Да Винчи не просто в гробу переворачивается - он там сальтухи крутит во всю, или танцует брейк. Не в обиду Лео.
  Архип рассмеялся и сказал:
  - Пошли отсюда. Мне как-то не по себе среди этого мусора.
  Лера не могла угомониться и не продолжить тему псевдо-искусства. Архип был явно доволен этим, и был готов обсуждать это с ней хоть весь день.
  - Вообще архитектура нынче, как и всё современное искусство – просто дикий, беспросветный ужас. Я не понимаю, как такое извращенство и пакость вообще допускают в массы… Но если массы не бастуют и в целом всё всех устраивает, за исключением некоторых недовольных, включая меня, то, может быть, этот мир заслуживает подобного дерьма? Mille pardon за мой французский, мсье.
  Архип засмеялся и утвердительно кивнул головой:
  - Всё так и есть. Почти во всех сферах жизни кто-то проталкивает всё самое плохое и отвратное. Печально наблюдать за тем, как неведомые люди уничтожают Западную цивилизацию.
  - Мы должны бороться! – слегка повышенным тоном воскликнула Лера, ничуть не сожалея об этом.
  - Согласен. Надо своим примером показать, что мы не просто не согласны, а сделаем еще лучше, чем прежде. Правда…
  - Это будет сложно.
  - Чертовски сложно, Лера.
  - Но мы сделаем? – улыбнулась она.
  - Я не сомневаюсь. Главное иметь готовые идеи на руках и очень много работать.
  Уже на улице из разговор перешел на новую стадию. Они разговорились о глубине творчества, и Лера спросила, сколько он уже написал стихов.
  - Из тридцати стихов всего лишь один заслуживает внимания, да и то его нельзя поставить рядом с великими. Я не знаю, что происходит. У меня явно есть запал, вдохновение. Я читаю, стараюсь быть разносторонне развитым, чтобы видеть больше. Чувствую я и так сильно, наверное, я самый чувствительный во всей России, если не на планете Земля. Но стихи не идут. Почему?
  - Ты у меня спрашиваешь? - на лице Леры читалось любопытство.
  - Да, хотя нет, это вопрос риторический. Как бы. Вот. Но можешь ответить... если хочешь, конечно.
  - Не бойся, я не кусаюсь. Честно.
  Улыбка Леры была настолько лучезарной, чистой и невинной, словно лучшее, что было в этом мире, сконцентрировалось в этой девушке.
  - На самом деле я не знаю, Архип. Может, еще не время. Когда ты написал тот неплохой из тридцати, что ты чувствовал, как это произошло?
  - Ну... он сам ко мне пришел. Я просто понял, что надо записать, и всё.
  - Вот значит так и нужно первое время - просто ждать. А дальше видно будет. У меня ведь с картинами почти то же самое.
  - Возможно. Просто меня не устраивает, как это работает. Я стараюсь, всё делаю, а в итоге...
  - Тебе надо просто не думать об этом. Отпустить, расслабиться. Почитать, переключится на что-то другое. И тогда творчество само выльется на бумагу. Будь проще.
  - А ты как расслабляешься?
  - Я люблю порой спорить. Хочешь расскажу один интересный случай?
  - Конечно. У тебя всё интересно.
  - Да ладно. В общем. В последнее время у меня прям припекает от шизоте... ой, прости, от эзотерики.
  Архип как-то смешно крякнул и кивнул более спокойно:
  - Тоже не очень люблю это направление.
  - Так вот, - улыбнулась Лера. - В прошлом году у меня была беседа из нескольких человек Вк, куда я планировала собирать интеллектуалов и тех, кто стремится в философы (немного позже я осознала, что это плохая затея, и отменила попытку создания группы), так вот, добавился к нам один эзотерик-теософ. Ну там, читал он Блаватскую, Успенского и типо того. Открою небольшой секретик: есть у меня фишка такая, верующим представляться атеистом, а атеистам - верующим философом-идеалистом (сама я агностик с небольшим уклоном в атеизм, но идеализм никогда не отрицала). Люблю делать подобное, т.к. весело и чертовски интересно, куда потечет мысль в конечном счете. В таких разговорах неплохо так напрягаешь извилины.
  Значит, все представились в беседе, но когда "мсье Блаватский" увидел мою анкету: "материалистка, атеисттка", то сразу начал вести себя надменно, вот мол, гляньте, я такой умный, начал с определения детерминизма и свел все в итоге к высшему разуму. Я сказала: "Вау, никто за всю историю никогда ничего подобного не делал!", а он ответил, мол, вы глупые материалисты, хоть даже еще аргументировать мне не успели, но это неважно, ведь я - теософ. Кстати, у него был шанс раскусить меня, когда я заявила об атеизме, а моя знакомая вдруг возразила: "ты же вот недавно говорила, что агностик?!" и я такая: "ох, блин, как не в тему! Что ж, посмотрим, что будет дальше..." В итоге подопытный полностью заглотил наживку, а я зря волновалась. Мы долго спорили.
Я написала большой пост, где главная мысль: "сознание - производная материи, но это загадка для всех и пока большая проблема, мы до сих пор не знаем, что такое наше сознание".
  Я прямым текстом говорю, что не знаю, что такое сознание, и что хоть оно и производная мозга, то выводы об абсолютной материальности сознания по крайней мере сейчас точно - ошибочны. Но он этого не видит... потому что фанатик. И мой метод сработал, я сразу выявила данного персонажа на чистую воду и поняла, кто перед нами. В итоге парень самовыпилился из беседы (единственное разумное, что он сделал за все время пребывания в разговоре), т.к. понял, что облажался по крупному. Это был и впрямь Epic Fale.
  После этого разговора уже вечером я вдруг написала абстракцию о соотношении идеального и материального. Никогда еще абстракционизм меня так не увлекал, не люблю я такое, но вот решила и сделала. В каком-то смысле это и есть эзотерика, только тут ты понимаешь, что находишься в вымышленном мире. По мне так лучше читать художественную литературу подобного жанра (а лучше как можно меньше читать), нежели книги мистиков, претендующих на полное объяснение мироздания с точки зрения непроверенной чепухи. В любом случае даже подобные споры меня расслабляют, и творчество появляется само собой.
  На этот раз Лера проводила Архипа до дома. Она не замечала, как быстро проходит время рядом с ним. Парень был ходячей творческой лабораторией и живой энциклопедией. Казалось, он знал всё и видел всё в этом мире, и хотел достичь всего желанного, о чем когда-либо грезил на этом свете. К тому же еще начинающий поэт был прекрасным слушателем, умел сначала думать, а потом говорить, но не наоборот, как у многих людей.
  Лера, конечно, мечатала о принце на белом коне как и другие девушки, но ей всегда казалось, что это несбыточная, далекая мечта сентиментальной девочки, что в жизни такого идеала нет, хоть она и всегда стремилась к высоким достижениям во всем; однако всерьез не придавала значения тому, что когда-то найдет настоящего Аполлона в реальной жизни, всё, о чем она грезила когда-то, оказалось так близко... Концентрация всего интересного, яркого, красивого, умного, целеустремленного в одном человеке: сколько жизненной силы сокрыто в этом боге, хотя на первый взгляд не скажешь, что физически он похож на атланта. Но и сильно худым он тоже не был. Впрочем, даже если бы он выглядел перекаченным Титаном, то это было бы слишком, ибо ей казалось, что Архип уже является совершенством во всей его полноте, и придать ему какой-то лишней детали, еще как-то "улучшить", ощущалось неправильным.
  Лера взялась за кисть, и планировала набросать пару мазков, но увы, столь яркие чувства переполняли ее так сильно, что хотелось танцевать, прыгать, бежать куда-нибудь, не видя конца и края всей Земли, того вечного, что расстилалось вокруг и было единым целым с ней и Архипом, потому что они вдвоем были неделимыми атомами, на вершине всего и вся.
  Девушка взяла блокнот и сделала зарисовку, как она и Архип идут по дороге, а впереди большой рассвет и отступающий ближе к горизонту туман. Она долго сидела за картинкой, всячески улучшая задумку, и даже не заметила, как сон одолел ее творческое сознание и увлек в такую глубину, из которой поскорее хотелось выбраться, но Лера уже не могла этого сделать естественным образом...
  Ей снилось, будто она на уроке рисования в девятом классе. Лера отчетливо помнила тот день. После неудачного дня в школе, когда ее попросили создать репродукцию одной картины, (а она в процессе незаметно перешла к своей задумке), ее прогнал с урока назойливый и нервный учитель ИЗО. Уже дома она продолжила работу, но тот нерв, который впервые возбудил ее творческую сущность на уроке, когда ей дали задание, а она пошла против этого и вкусила запретный плод, тот нерв исчез, и работать над новой задумкой дома было почему-то неинтересно. Ощущение запретного придало ей энергии, воображение унесло ее в неведомые дали. Она могла создать эту пресловутую репродукцию, но только не сейчас; река творчества затопила ее разум, магия потока сознания и неистового воображения
составила совсем иную картину, и оставаться в тисках обязательной школьной программы в тот момент было попросту невозможно.
  Вечером она гуляла по берегу реки, провожая взглядом закат ароматно-спелого Солнца. Именно в тот вечер она открыла для себя Настоящее, ту энергию, что находилась в ней всегда, главное - это разбудить ее, подтолкнуть, придать импульса, а дальше сознательным актом она вытаскивала эту энергию из сокровенного "Я" и пользовалась ею как того хотела сама.
  Тогда на дворе стоял май, приятное тепло кружило в воздухе легким, уже почти летним ветерком и шевелило волосы. Лера как-то вернулась в это воспоминание, но радости не испытывала. И почему стало вдруг так холодно? Она увидела пар изо рта, вся съежилась от колющего ее кожу воздуха, а Солнце вдруг потемнело, но за горизонт не ушло.
  - Что происходит?! - испугалась она, озираясь по сторонам.
  Неведомая сила повела ее ближе к темным водам реки; у самой кромки воды девушка увидела огромный сосновый крест, на котором висел бородатый мужчина. Из его прибитых к дереву ладоней сочилась кровь и падала большими каплями прямо на песок. При виде незнакомки бородатое, испещренное морщинами лицо мужчины устало повернулось к ней.
  Грудь Леры тяжело поднялась и опустилась. Казалось, будто легкие сдавило прессом. Она захотела помочь незнакомцу, снять с креста это измученное, изможденное тело, но что-то остановило ее.
  - Кто ты такой? Иисус? - спросила Лера.
  - Я Иисус Христос, - тихо ответил мужчина.
  Лера почему-то знала, что это чистая правда, хоть и сложно было поверить в то, что видишь собственными глазами.
  - Но зачем ты здесь?
  Ответа не последовало.
  - Кто это поступил так с тобой?
  - Люди... - он остановился, сглотнул, облизнул сухие губы и прохрипел: - Люди, в которых я верил.
  - Но почему, если ты в них верил, они такое сотворили? - возмущалась Лера. - Ведь это несправедливо.
  - Не знаю. Я всего лишь хотел дать им Истину.
  - Какую Истину?
  - О Едином целом, в котором мы находимся, и чем являемся по сути.
  - А ты уверен, что людям надо было это знать? Мир разнообразен, в нем есть иерархия, всё со всем единым быть не может...
  - Нужно уметь смотреть шире, - пробормотал Иисус. - Я скорее дал людям новые глаза, чем готовую Истину. Я лишь предложил им рассмотреть Единое с моей стороны, а они отказались.
  - Но почему?
  - Я не знаю.
  - Так если ты Бог, всевидящий и всезнающий, тогда почему ты не в состоянии ответить на этот вопрос?
  - Я не знаю, почему люди так поступили. Может, они не готовы, но я предлагаю тебе спросить у них. Я бы спросил, но после содеянного, у меня уже нет времени спрашивать вновь. Всё, что нужно было - я дал. А дальше...
  - Значит, ты плохо объяснил! - запротестовала Лера. - То, что ты сказал, было в не очень понятной форме, ведь каждый человек трактует твои слова по разному.
  - Я не могу мыслить за каждого так, как нужно. Идти можно разными путями, но в конечном счете, если дорога верна, она приведет к нужной цели.
  Лере стало некомфортно. Казалось, холод усиливался, даже подул легкий ветерок. Она подумала, что в религии есть полезные мысли, но всё равно этот путь ей не подходил.
  - Отпусти меня, Иисус! - вскричала она. - Тут холодно, и мне ужасно не по себе!
  Мужчина не ответил. Он словно бы замер и смотрел пустыми глазами в одну точку.
  - Отпусти меня, слышишь? Сколько можно упрашивать тебя? Все эти годы я молилась тебе, просила о помощи, но никогда не слышала ответа, никогда! Ты никогда не помогал мне, не слышал мои просьбы, да чтоб ты сгинул! "Проси, и будет дано тебе"? Да с хрена ли! Когда моя подруга покончила с собой, где же ты был? Еще скажи, что после смерти она отправилась в ад! Ведь самоубийцам нет дороги в рай, правда? Тогда почему ты не помог ей при жизни? Только попробуй сказать, что она в аду, и клянусь Богом, я столкну твой крест в воду, и пусть река унесет тебя как можно дальше от меня! Ты испытываешь агонию? Вот и наслаждайся, ты заслужил теперь вечно болеть на этом холодном кресте, во тьме, среди пустоты и ветров, несущихся вперед. Ты слышишь?! Да почему ж ты молчишь? Хватит держать меня, отпусти, отпусти!
- Дочь моя, - наконец проговорил Иисус. - А ведь я тебя и не держу...
  Лера открыла глаза. Ее дыхание участилось, как и пульс. Биение сердца плясало в ушах, кожа покрылась холодным потом.
  То была плата за прошлое, за богатое воображение, которое порой уносило человека в самые потаенные уголки его души, но лишь творческие натуры ощущали это на себе острее всех прочих людей на Земле.
  И это было их прошедшее несовершенное.