Встреча с педофилом

Продолжение встреч на Колыме.

      С той встречи прошло полвека. Всё выглядело в воспоминаниях в чёрно-белом варианте. Эмоций минимум. Да и сама встреча была короткой и очень противной, а потому запомнилась надолго.

      Однако для меня значительно интереснее встреча с самим собой.

      Когда я прочёл готовый текст, мне стало ясно, что он выглядит несколько странно. Похоже на самолюбование. Однако а почему бы и нет? Ведь я из поколения детей, родившихся уже в мирное время у весьма немолодых родителей, которые прошли войну, репрессии, помотались по стране на полную катушку. Отец пошёл на фронт, несмотря на то, что его пытались отправить к чёрту на рога, опасаясь, что сын врагов народа может оказаться и сам врагом. Провоевал пару месяцев механиком-водителем самоходки и получил тяжелейшую контузию, но через год вернулся в армию. Учил мальчишек на танкодроме до победы в 45-ом. А потом, несмотря на тяжелейшую контузию, закончил институт в 50-м. Ну и как бывало в те времена, сам оказался по доносу врагом народа и уехал по 58-ой на Колыму. Мать с первых дней войны по ночам дежурила на крышах, скидывая зажигалки, а днём работала на часовом заводе, а потом была отправлена в эвакуацию. А в 50-м году после ареста отца её выбросили из Москвы в 24 часа с грудным ребёнком. Ну и я, коренной москвич, чьи предки жили здесь с донаполеоновских времён, родившийся в 500 метрах от Красной площади, мотался до 16-ти лет по стране, чудом выжил и вырос на Колыме. "Чего и кого стесняться?" —подумал я и оставил текст без правок…

      Так получилось, что я, после возвращения семьи в Москву, смог пробыть учеником физматшколы в Москве всего два месяца. А потом пришлось уйти по собственному желанию директора. Надо сказать, что директор был слишком правильным и настоящим энтузиастом своего дела, что совершенно неправильно, если школьники заведомо необычные. В принципе ничего особенного я не совершил, просто не все преподаватели были адекватны той атмосфере, которая сложилась в школе. Особо невзлюбила меня преподавательница литературы и русского языка. Это было неудивительно, поскольку она за всю жизнь читала только учебники и методички. Второй причиной недовольства директора был мой категорический отказ носить школьную форму. Мне намного приятнее было ходить в связанном руками матери толстом и уютном свитере, чем в стандартном пиджаке. А ему ужасно хотелось, чтобы его ученики были аккуратненькие и одинаковые… Ну и третьим поводом для недовольства были увлечения химией и пиротехникой. На самом деле, совершенно невинные. После одного из опытов на пустыре какой-то сумасшедший дед принёс директору фотографии нашей компании на фоне подрыва светошумового взрывного устройства. Меня одного из компании вызвал директор и показал мне фото со словами:

      – Что скажешь?

      – А что такого? Это же пустырь, а не школа. Мало ли кто и как там отдыхает или в футбол играет?

      Директор удивился, но идея ему понравилась, раз не на территории, то уже как бы не его проблемы. Но тут он задал вопрос, мучивший его давно:

      – А вот кто неделю назад бросил бомбу из окна нашей школы? И у мальчика из соседней обгорели волосы! Ваша работа?

      – Нет! Не наша! Не может такого быть.

      – Почему? Объясни!

      Я помялся и ляпнул первое, что пришло на ум:

      – Понимаете ли, если бы наша, то голову бы оторвало…

      Директор жалобно охнул и потребовал как можно быстрее привести к нему родителей. Вот и пришлось матери отпрашиваться с работы и тащиться к нему на беседу. Собственно, беседа была простой, как телеграфный столб – поищите что-то вместо нашей школы своему чаду. Вариантов не предполагалось вообще.

      После этого мать озаботилась тем, чтобы приспособить чумного ребёночка на работу. Один из её одноклассников ещё довоенных времён согласился взять непутёвого мальчишку на должность лаборанта в МИИТе. И практически сразу после отчисления меня приняли в штат. Естественно, встретили не особо дружелюбно, считая балбесом, который оказался неспособен нормально учиться в школе. Ну а начальника лаборатории жалели, считая его жертвой школьной дружбы.

      Когда я первый раз явился на работу, коллеги похихикали над моей комплекцией, потому как выглядел я не на шестнадцать, а хорошо, если на четырнадцать лет, а то и моложе. Да ещё и в очках. Выделили мне стол почти в центре общего зала и назначили непосредственного руководителя. На мой вопрос "А что мне делать?" ответ был предельно простой: "Понятия не имею! А что умеешь?"

      Я, естественно, только пожал плечами. Все сотрудники впали в состояние транса, даже смеяться не могли. Как звали моего первого начальника, я не помню, а потому пусть будет Валентина Николаевна. Осмотрев новенького сотрудника, она горестно вздохнула и показала на свой стол:

      – Вот я занимаюсь методикой расчёта прочности железобетонных конструкций. Пользуемся номограммами. Ну и иногда надо посчитать по формуле.

      – Понятно. Считать на этом? – и посмотрел на огромный электромеханический арифмометр, стоящий на столике.

      – И на нём тоже. Вообще-то точность нужна невысокая, хватило бы логарифмической линейки почти всегда.

      – Ну это просто. Только вот складывать и вычитать на ней очень муторно.

      Все бросили работу и с интересом стали прислушиваться. Валентина Николаевна уже с интересом посмотрела на меня и достала из стола логарифмическую линейку и попросила что-то посчитать. Я умел пользоваться этим агрегатом лет с десяти и не почуял подвоха. На втором вопросе оказалось, что лучше использовать шкалы на нижней части рейки, а это уже считалось высшим пилотажем. Коллектив сидел и хлопал глазами. Тогда она попросила посчитать что-то на арифмометре. Тут не было проблем, поскольку арифмометр «Феликс» был у нас даже дома. И разница лишь в том, что ручку крутить не надо.

      Осмотрев меня, как свежепойманного кубинского таракана, Валентина Николаевна показала на формулу, написанную на листочке:

      – Сможешь табличку составить? – и написала диапазон и шаг.

      – Конечно. Сейчас?

      – Ну да.

      Я устроился за агрегатом, и через пару часов коллектив взмолился:

      – Валечка, ты уверена, что тебе эта табличка нужна???

      Она, тоже очумевшая от треска и шума, жалобно ответила:

      – Думаете, если я сама буду считать, станет тише?

      Наступила тишина. Я осторожно спросил:

      – Можно я закончу, тут осталось минут на десять?

      – Можно! Ну и на сегодня хватит для первого дня!

      В зал вошёл начальник, которого по какой-то ерунде сильно зашугало руководство института. Он понял, что ситуация нештатная и громко спросил:

      – Валя, тебя устраивает помощник? Если нет, то подумаем.

      Она грустно покивала и сообщила:

      – В общем-то да. Меня устраивает. А вот ребят не очень.

      – Почему? – с напором поинтересовался шеф и просканировал глазами коллектив.

      Ему быстро пояснили, что всех бы устроило, если бы я вместе с этим гробом куда-нибудь исчез и там мучал его во славу науки. Шеф расслабился:

      – Так вам мешает не новый лаборант, а арифмометр? Ну это мы легко решим. У нас ведь есть помещение с вычислительной машиной. Там стол можно ему выделить. Пусть тарахтит, сколько влезет.

      Радость коллектива была неподдельной. Мне торжественно выдали ключ и показали дверь. Через десять минут принесли арифмометр, который мне не доверили, полагая, что чудовище весит больше меня с ботинками.

      В комнате было почти пусто, только забитые папками шкафы и большой стол с парой стульев. Устроившись за агрегатом, я понял, что остался один. А в комнате была ещё одна дверь. Не сунуть туда нос было просто невозможно. Войдя, я обалдел. Там стояла вычислительная машина! Как в кино, с пультом, тучей лампочек, кнопочек и тумблерочков. А сбоку ещё и печатающее устройство! И удобное кресло, которое я немедленно опробовал.

      Не утерпев, я включил общий рубильник, лампочки замигали, и после минут пятнадцати надругательства над клавишами и тумблерами машина уступила и согласилась складывать числа.

      Однако мне пришлось заставить себя поработать и закончить табличку. К обеду я принёс её Валентине Николаевне и положил на стол со словами:

      – Что дальше делать?

      Как обычно, подобные сцены происходят в гробовой тишине, примерно так, как если вам наступили на ногу в автобусе, и вы грязно выругались. Валентина Николаевна посмотрела на листок, достала свой и сравнила пару строчек. Различий, естественно, не обнаружилось. Тогда она испуганно сказала:

      – Я думала, ты будешь это делать неделю. У меня сейчас нет больше ничего.

      – Валентина Николаевна, там стоит ЭВМ. Можно я с ней позанимаюсь, пока вы придумаете мне занятие? Книжек много, быстро не получится. Но ведь это же лучше, чем считать в столбик.

      – Я не могу распоряжаться ЭВМ. Решает только заведующий лабораторией.

      Шеф подошёл слегка изумлённый и поинтересовался:

      – Ты всерьёз?

      – Конечно! Если что-то не пойму – я спрошу.

      – Ты её сам не включишь!

      – Почему? Там всё просто. Я уже попробовал включить. Даже посчитал 1+1 и получилось 2. Но как напечатать, пока не понял.

      Он задумался. Ведь ему по старой памяти удружили выгнанного на неуспеваемость и разгильдяйство из девятого класса оболтуса, выросшего на краю света, и допустить, что стоящее перед ним полупрозрачное существо может что-то сделать на ЭВМ, которую опасались большинство его сотрудников, было просто невозможно. А потому шеф поручил единственному инженеру, хорошо знавшему это чудо техники, пойти и посмотреть. Мы пошли в машинный зал, как громко именовалось помещение с ЭВМ. Я не помню его имени, а потому буду называть Инженер, потому как он был именно Инженером с большой буквы.

      Оказалось, что я забыл выключить машину, и она жужжала в ожидании. Инженер сложил руки на груди и, показав кивком на пульт, предложил:

      – Продемонстрируй.

      Я на радостях сложил уже пятёрку с семёркой, а потом прибавил десять. Машина моргнула и вывела на пульте результат.

      – Ты такое где-то видел? – спросил Инженер.

      – Ага, в институте ядерной физики в Академгородке. Только там побольше ЭВМ.

      Подозреваю, что, если бы в окно влетел птеродактиль, Инженер был бы меньше удивлён. Посмотрев на меня и ЭВМ, он подошёл к стеллажу и, покопавшись, положил передо мной три увесистых папки:

      – Вот инструкции по работе и программированию. Остальное не трогай, там обслуживание, мы этим вообще не должны заниматься. Понял?

      – Понял.

      – Пошли обедать, а то ты помрёшь с голода, и так непонятно, в чём душа держится.

      Прошла пара дней. Я, намучившись с вычислениями с пульта, которые оказались намного более трудоёмкими, чем использование арифмометра, решил, что надо разобраться в программирование этого чудища. По нынешним временам уровень той ЭВМ под названием «Проминь» примерно соответствует программируемым калькуляторам времён 80-90 годов. Но тогда для меня это было нечто фантастическое.

      В конце концов, потратив почти неделю, с помощью штырьков с дырочками удалось заставить это сооружение считать по формуле, а потом даже печатать результат. Изведя два рулона бумаги и катушку ленты для пишущих машин, я получил красиво распечатанную очередную табличку и понёс её торжественно, как знамя, предъявлять Валентине Николаевне.

      Войдя в общий зал, я почуял неладное. Не поняв ничего, я положил перед начальницей своё творчество и торжественно заявил, что остальное будет вообще очень просто. Стояла тишина. Я осмотрелся и с ужасом увидел, что у стола руководителя лаборатории сидит моя мать.

      Пауза затянулась, потом шеф засмеялся и сказал:

      – Вот мама приехала и просит тебя отпустить пораньше, чтобы в школу съездить. Я не возражаю, конечно. Поезжайте. Аттестат за восемь классов хорошо, но мало. Закончишь учиться и через три годика к нам в институт поступишь.

      Я замялся:

      – У вас тут хорошо, но я хочу в МГУ на физфак поступить. Давно решил так сделать. Вы извините.

      У коллег наступил катарсис. Всё смеялись до кашля и икоты. Только мы с матерью хлопали глазами очумело и не смеялись, вообще не понимая, что тут смешного.

      Про выстраданную таблицу, естественно, забыли и быстро выставили нас с матерью за дверь, чтобы мы не опоздали ко времени, которое назначила завуч школы.

      Надо сказать, что в те времена обычная школа подразумевала десять классов, а ШРМ, то есть школа рабочей молодёжи, – одиннадцать. То есть меня ждали три года учёбы. Ну и возможность при непоступлении в ВУЗ с первого раза оказаться в армии. Столько лет терять было немыслимо жалко. Но мать нашла очень странную по тем временам школу – заочную, где сроки обучения не были жёстко зафиксированы. Требовалось лишь сдать зачёты по каждому предмету, чтобы перейти в следующий класс.

      До места надо было ехать на трамвае, и через полчаса мы были в кабинете завуча. Она долго смотрела нас и сказала, что детей в ШРМ не берут, а только работающих. Узнав, что мне шестнадцать и я работаю, она очень удивилась и, горестно вздохнув, предложила:

      – Если хочешь, можешь пойти на консультацию по математике. Как раз преподаватель скучает, никто не явился сегодня вообще. Поговорите, а я пока продиктую твоей маме список документов, которые надо побыстрее привезти.

      Мать покивала головой и благословила меня на поиски математика. С идиотской улыбкой я вломился в небольшую комнату, где сидел в одиночестве мужчина лет пятидесяти. Увидев меня, он поинтересовался, что я тут делаю и, поняв, что я пришёл на консультацию (что это такое, я так и не узнал до конца обучения), предложил сесть:

      – В какой класс пришёл?

      – В девятый.

      – Интересно. И работаешь?

      – Конечно, – гордо ответил я, умолчав, что всего неделю.

      Он положил на стол учебник и сказал:

       – Надо взять комплект в библиотеке, а пока давай я задам несколько вопросов, чтобы понять, на что тебе надо обратить внимание.

      Я, естественно, покивал головой и бодро заявил:

      – Давайте. Я готов.

      Вопросы были уровня 3-5 класса, может чуть серьёзнее, но очень смешные. Через 10-15 минут он спросил мою фамилию, достал толстенную тетрадь-журнал и начал в ней что-то искать. Не обнаружив меня в списках, преподаватель развёл руками:

      – Ну как всегда путаница. Тебя тут нет. Надо идти опять к завучу ругаться. Эх, как всегда.

      – Не надо ругаться, – жалобно попросил я. – Мы только что приехали, и мама оформляет документы.

      – А, ну это другое дело. Но всё равно пойдём к завучу.

      Когда мы вошли в кабинет, он громко спросил:

      – Есть у парнишки зачётка?

      – Нет ещё, вот заполняю, – слегка напугано ответила завуч. – А что такое? Совсем плохо?

      – Почему плохо? Я хотел закрыть ему девятый, нечего ему у меня делать. Подозреваю, что с остальными классами будет так же.

      Тут уже мать напугалась:

      – Как закрыть? Неужели совсем никак не сможет закончить? Мальчик ведь не глупый, просто чуть-чуть смутился, наверное.

      Математик расхохотался от души:

      – Мамочка, вы не поняли. Я хочу сказать, что ему не надо учиться. То, что я услышал, достаточно для того, чтобы допустить его к выпускному экзамену, а не просто зачесть девятый класс. Не волнуйтесь вы так.

      Завуч изумлённо спросила:

      – Вы серьёзно? Без шуток? А то вон как маму напугали.

      – Абсолютно. На фоне того, что я вижу каждый день, проблем не будет с экзаменом. Не стоит терять ему время на консультациях.

      – Хорошо, я подготовлю всё, мама принесёт недостающее, и вы проставите оценки по четвертям. Правильно?

      – Именно так. Когда будет готово? Я ведь через неделю в отпуск ухожу.

      Мать подтвердила, что документы будут быстро готовы и она сама их привезёт, чтобы уж наверняка.

      Все расслабились, математик исчез. Завуч подумала и спросила:

      – По каким предметам у тебя были хорошие оценки?

      – По всем, кроме литературы и поведения, – ляпнул я сходу.

      – Понятно. А почему по литературе плохо?

      – Учительница вообще в жизни ничего не читала, я ей об этом сказал. И пару раз сочинения написал на кол.

      – Ага, теперь ясно. В справке написано "лаборант". Что делаешь на работе? Помогаешь преподавателям?

      – Нет, на ЭВМ программирую, – и смутился, поскольку это выглядело несколько странно даже для меня самого.

      – Понятно, – абсолютно не конгруэнтно проговорила завуч. – Ты сходи, познакомься с преподавателем литературы, только не дай бог ей такое ляпнешь! Убьёт на месте! А мне цирка на сегодня достаточно.

      Мы мило поговорили о литературе с учительницей, которая оказалась совершенно нормальной и добродушной женщиной. Она зачла мне первую четверть и дала список того, что надо бы прочитать. На том и разошлись.

      Мама была довольна и счастлива. Я её такой давно не видел. Дважды за день её непутёвое чадо положительно оценили. По этому случаю был куплен торт, которым мы душевно закусили, оказавшись дома.

      А у меня началась сумасшедшая жизнь. С утра на работу, вечером четыре дня в неделю в школу. Готовился по выходным и в паузах, благо мне был предоставлен отдельный двухкомнатный кабинет, где было довольно шумно и очень тепло.

      Что-то сдавалось легко, например физика, что-то — с трудом. Особо тяжко было с историей, потому как запомнить даты я не мог при всём старании. На первом зачёте по химии получилось смешно. Преподавательница, явно недавно закончившая институт и уже изрядно уставшая от ахинеи, которую несли ученики, меланхолично спросила:

      – Ты хоть знаешь, какой предмет хочешь сдать?

      – Думал химию, а что, вам можно ещё что-то сдать сразу?

      – Вообще-то я и биологию принимаю.

      – Как здорово! Давайте с химии начнём.

      – Ну ладно, а что ты знаешь лучше всего?

      – Ну, – я замялся, – давайте расскажу про катализ.

      Учительница проснулась:

      – На ладно, расскажи, – и откинулась на стуле.

      Через десять минут она окончательно осоловела и в паузе мягко спросила:

      – Я не поняла, откуда ты это вообще взял? В учебнике пара абзацев всего. Нам в институте это не преподавали.

      – Ой! Просто в школе в Новосибирске у нас учительница была научный сотрудник из института катализа. Ну я много у неё в лаборатории времени провёл. Было очень интересно.

      – Так, – задумчиво сказала преподавательница, – и что мне с тобой делать?

      Я посмотрел невинно ей в глаза, потом медленно и осторожно вытащил из кармана зачётку, которую она решительно открыла и положила перед собой:

      – Странно всё это.

      – Почему странно? Я ведь правда знаю немножко химию, а год назад на союзе третье место получил на олимпиаде, да и из школы из-за этого выгнали.

      – А вот в это верю, – усмехнулась она и закрыла сразу год в зачётке.

      – Ой, спасибо. А когда можно биологию прийти сдавать?

      – По какому учебнику готовился? – спросила она с улыбкой.

      – Не готовился… Но Вилли читал с удовольствием.

      Про себя подумал, что если ей придёт в голову спросить что-то про семейства, роды или виды, то мне крышка. Но она, к счастью, не стала задавать неуместных вопросов и проставила мне и биологию за год. Потом подумала и распорядилась:

      – Получишь зачётку за десятый класс, приходи сразу ко мне, я проставлю год.

      – Вот спасибо! Мама обрадуется. До свидания! – и вылетел из кабинета.

      И вот настал день, когда я сдал последний предмет за девятый класс. До Нового года ещё оставалось меньше недели, и меня отпустили почти до середины января.

      Одет я был очень легко по московским меркам. Лишь огромная замечательная заячья шапка создавала иллюзию тёплого одеяния.

      Куплена шапка была ещё в Магадане. В какой-то момент на улице было очень ветрено, и мать решала, что в моей старой уже не дело выходить на улицу. Мы собрались и пошли в город, не откладывая. В первую очередь мы посетили книжный магазин, а только потом пошли выбирать шапку. Выбор был, как и везде в те времена, — два десятка почти одинаковых шапок из овцы, различающихся размерами и цветом – черные и тёмно-серые. Скучающая продавщица выдала первую попавшуюся и, естественно, самую маленькую. Приложив её к голове, я усомнился, что такое можно натянуть на меня, разве что на кончик хвоста. Она проверила, удивилась, нашла побольше. Результат нулевой. Тогда женщина достала сантиметр и решительно обмерила мою голову. Со словами «У нас вряд ли найдётся такое», она ушла и через минуту пришла с заведующей. Та повторила фокус с сантиметром и задумалась. После нескольких секунд молчания заведующая улыбнулась и приказала принести из подсобки зайца, который там валяется уже больше двух лет. Мать тихо заворчала: «Его уже моль, наверное, доедает». Заведующая замахала руками: «Нет у нас моли, что вы! Только вот та раза в три дороже». Мать только пожала плечами.

      Пришла продавщица, неся перед собой нечто лохматое больше полуметра в диаметре светло-серого цвета. От лежания на складе мех малость смялся, но это было уже не важно. Такого не было ни у кого! Я схватил шапку и натянул на голову. Она подошла идеально. Заведующая ухмыльнулась и подвела меня к зеркалу: «Нравится?». Я показал жестом, что здорово. Мать, усмехаясь, спросила: «Можно платить?». Оказалось, что это сложнейшее дело, ибо товара того вообще давно не существовало в магазине. Но проблема быстро решилась волевым решением приглашённой на консилиум директрисы, мы оплатили в кассу за три цигейковых и, довольные, пошли домой.

      Вот так и появилась та глубоко обожаемая огромная меховая шапка из зайца.

      Довершала картинку любимая кожаная папка с учебниками на молнии, повидавшая в своей недолгой жизни столько, сколько и человек не всякий успевал повидать. Например, она испытала наслаждение от свободного полёта, когда вылетела вместе с оконным стеклом с третьего этажа школы, брошенная от двери на парту слишком энергично.

      Довольный жизнью, я, как обычно, доехал на метро до ближайшей к дому станции. Время было позднее, на улице очень холодно и ветрено, а потому я запрыгнул в полупустой троллейбус, чтобы не тащиться пешком.

      Садиться на ледяное сидение не хотелось после целого дня, проведённого в кресле и на стуле. Да и в салон проходить лень, потому как езды было всего три коротких остановки.

      Вот тут и произошла та встреча, которую я вспоминал довольно долго.

      Неожиданно справа подошёл немолодой и плотный мужик и схватил меня за гениталии. Я не сразу понял, что происходит, а когда осмотрелся, то до меня дошло, что дело плохо.  Соотношения сил и веса явно один к двум, а то и хуже. В салоне было всего 4-5 человек, сидевших на первых рядах. Водитель далеко и занят тем, что подруливает к остановке. И, если начать кричать и звать хоть на пожар, этот гад выволочет меня на остановке моментально и никто не успеет помочь, даже если захочет.

      Со мной произошло то, что со мной потом случалось лишь трижды в жизни в запредельно критических ситуациях. Время почти остановилось, а мой фантом оказался сверху и сбоку, откуда управлял собой, как марионеткой.

      На лице я изобразил улыбку, рука отпустила папочку, которая, как в замедленной съёмке, медленно падала на пол. Правая рука легла на левую руку гада. На его сытой морде появилась улыбка блаженства.

      Надо сказать, что единственное, что у меня было достаточно крепким, так это кисти рук. Ведь с четырнадцати лет я уверенно управлялся даже с грузовиком ЗИЛ-150 и много возился со станками в цеху автобазы. Поэтому, положив свою руку на лапу педофила, я слегка сжал пальцы и резко отвёл её в сторону, а потом сжал пальцы со всей силы. Хруст под ними был конкретный, и я понял, что пальчикам противника настал конец. Выражение лица стало меняться от блаженного до искажённого адской болью. Ведь это и на самом деле жутко больно.

      Стало ясно, что дальше я просто выпаду с ним из троллейбуса, а это ну никак неправильно. А потому левая рука, отпустив поручень, схватила отворот пальто противника, а потом резко рванула его от себя. Гад сделал шаг в пустоту и выпал из троллейбуса в только что открывшуюся дверь. Ну а я, учитывая соотношение масс, отлетел внутрь. Мой фантом продолжал наблюдать со стороны за происходящим и был очень доволен. Стало ясно, что опасность позади.

      Выпавшее из дверей тело шмякнулось на ледяной свежепочищенный асфальт остановки мордой вниз. Время начало ускоряться. Водитель наверняка всё понял, но сделал вид, что к нему проблемы скоропостижно покинувшего троллейбус пассажира не имеют никакого отношения. Он не спеша закрыл двери и тихонько тронулся. Сквозь задние окна в салоне я видел, что отморозок приподнял голову, опираясь на левую руку, а правая торчала из-за спины, как не родная ладонью вперёд. Позже я понял, что для такого надо было сломать руку особо изысканно и не в одном месте. Собственно, это неудивительно, ведь он упал на неё всем весом с высоты площадки салона.

      Пока я приходил в себя, поднимал папочку, забившуюся со страха под кресло, троллейбус остановился на моей остановке. Водитель подождал, пока я выковыряю папку и вылезу на улицу, а потом не спеша тронулся.

      Прошло много лет, но, когда я слышу что-то о радужных и педофилах, я вспоминаю ту встречу, доктора Геббельса, а рука ищет застёжку на кобуре скрытого ношения.

      Постояв на остановке, я малость пришёл в себя и медленно побрёл домой, проверяя, на месте ли моя любимая шапка, которая сидела на голове, как прибитая гвоздиком.

      Когда я вошёл в комнату, мама ждала с ужином. Вероятно, я выглядел необычно, потому как она сама сняла с меня шапку, лёгкую курточку и отнесла на вешалку.

      Я стоял, как пенёк с глазами, и ничего не соображал. Мать потрясла меня и спросила:

      – Что-то случилось? Серьёзное?

      – Не, мам, я просто очень устал. Я сегодня добил девятый класс. Меня отпустили до середины января на каникулы, правда дали список, а там учебников больше моего веса.

      – Эх, врёшь ты, ну да ладно, давай мой руки и садись поешь. Пойду чайник скипячу.

      На столе уже стояли голубцы и пол-литровая банка со сметаной, из которой полагалось зачерпнуть ложку по вкусу. Ну и полбатона хлеба.

      Я исчез на пару минут, а вернувшись уселся на стул и схомячил всё подряд, включая хлеб и банку сметаны. Мать пришла с чаем и была ошарашена:

      – Ты что, всю сметану за раз осилил? Впервые такое вижу! А хлеб где?

      Я невинно посмотрел на мать:

      – Кажется, я всё съел. Только вот не помню как…

      – Ясно. Совсем с ума сошёл от беготни. Пей чай.

      Чай мы пили ритуально, с удовольствием, из тонких стаканов в серебряных подстаканниках и с лимоном. Мать к такому привыкла со времён ещё довоенных и всегда возила по стране с собой подстаканники и стаканы. Попив чаю, она пошла принять душ, поскольку соседи угомонились, а ей завтра надобно идти на работу. Прежде чем уйти, она показала мне завтрак – три замечательные отбивные на сковородке, из которых одна для неё, а две – мне.

      Дальше ничего помню, но утром я проснулся в постели в одном носке и с тяжестью во всём теле. Мать уже встала и, смеясь, сообщила, что обнаружила меня спящим на столе, положившим голову в тарелку. Потом она подняла полотенце, открыла крышку и обнаружила, что в сковородке пусто. На немой вопрос я только пожал плечами и исчез с глаз, чтобы умыться и привести себя в порядок.

      Пока я отсутствовал, мать сделала несколько бутербродов, которые мы уничтожили с чаем.

      На работе я прижился в отдельном кабинете с ЭВМ и кайфовал. Однако настал момент, когда шеф, а он был большая умница, решил, что крошке надо расширять кругозор и отправил меня поработать в мастерские и лаборатории. Всё-таки лаборант – неплохо бы и руками что-то делать.

      Экспериментальная работа мне показалась немыслимо скучной. Какие-то корявые образцы, датчики, сомнительные приборы, циферки в журнал записывать за каким-то чёртом. Жуть и фантастическое занудство. Через пару недель я точно знал, что категорически не хочу заниматься экспериментальной физикой и пойду только на теоретическую физику в университет. Оказывается, очень полезно поработать руками перед тем, как выбрать профессию.

      Поняв, что меня не особо вдохновил новый вид деятельности, шеф отменил распоряжение и вернул меня в распоряжение Валентины Николаевны. А она, чтобы я не приставал с дурацкими вопросами типа «что мне завтра делать?», дала книжку по теории сушки, наивно полагая, что месячишко можно от зануды отдохнуть, и велела её проработать, поскольку фрагмент с сушкой нужно будет воткнуть в номограмму расчёта, которую мы делали уже пару месяцев, и она становилась всё больше и больше. Получив книжку, я забился в кабинет с ЭВМ и начал её изучать, делая паузы для чтения учебников по школьному курсу. В голове был салат из географии, литературы, биологии и материалов из книги. После нескольких дней надругательства над мозгами книжка была прочитана. Главный вопрос современности «нафига?» встал в полный рост, после чего я пошёл отчитываться о победе над энтропией к руководителю.

      Как положено, всё произошло в гробовой тишине. Я доложил, что книжка прочитана, всё понятно, кроме главного – зачем нам это нужно. Только Инженер фыркнул:

      – Ага, понятно. Только там математика убойная. Её что, просто пропустил?

      – Ничего убойного нет, матанализ в пределах 1-2 курса института. Главное, непонятно зачем. В результате после завершения мухобойных выкладок остаётся простенькая зависимость, коэффициенты в которой определяются из эксперимента и зависят от кучи факторов. И вообще, мы же уже почти закончили эту часть в номограмме.

      Наступила тишина. Шеф ухмылялся, но молчал, остальные заскучали. Надо сказать, что потом он с удовольствием пересказал произошедшее матери. При этом он добавил, что ему кажется, что никто из его сотрудников эту книгу до конца так и не осилил. Как же матушка была счастлива…

      После доклада меня отпустили с богом готовиться дальше к школе, чем я и занялся.

      Самое интересное произошло весной. Инженер предложил:

      – Поехали на обследование, ты ведь ни разу не был на мостах.

      Я обрадовался и, конечно, согласился.

      Несколько дней мы лазили по небольшому железнодорожному мосту, замеряли трещины, записывали данные с мессур в момент, когда проходил грузовой состав по мосту. Мессуры сейчас и не найти, а ведь прекрасная штука для измерения щёлочек и трещинок, похожая на стрелочный манометр. Надо сказать, весьма впечатляло, когда железобетонная балка моста прогибается под весом локомотива на полметра и больше, а ты стоишь на жиденьких подмостях и смотришь на стрелку прибора, чтобы не упустить момент наибольшего отклонения.

      Это было необычно и вначале немного страшно. Высота 12-15 метров, а снизу в реке обломки конструкций прежнего моста – куски бетона и призывно торчащие прутья арматуры. Постепенно страх высоты пропал, что оказалось тоже не очень здорово. Обедали обычно мы на клеёнке, разложенной на старом быке прежнего моста, взятыми из дома припасами, разделив их на всех. А вот однажды, увлёкшись разговором, я с бутербродом в руке сделал шаг назад, а там… Хорошо, что меня успели поймать за руку, ну а бутерброд улетел в пропасть.

      Когда я рассказал матери, то она отметила моё боевое крещение рюмкой корвалола и попросила больше так не делать.

      А дальше… Дальше как обычно. Воспоминаний минимум, просто гонка. Загрузил материал в оперативку, дополз, стараясь не растрясти, до школы, вывалил и забыл. Разве что сдача астрономии осталась в памяти. В аудитории сидел учитель и в углу девушка, страстно читавшая учебник. Я привычно уселся напротив преподавателя и сообщил, что надо бы сдать курс. Он усмехнулся, достав учебник из стола, положил передо мной со словами:

      – Сначала надо прочитать и освоить.

      Я посмотрел с грустью на книжку:

      – Ясно. Когда можно приходить сдавать?

      Он рассмеялся:

      – А что, ты не готовился?

      Я замялся, поскольку понял, что я не получил учебника в библиотеке по невнимательности. Более того, я никогда в жизни не мог запомнить три вещи – даты, имена-отчества собеседников, а также порядок планет в Солнечной системе, кроме первых четырёх.

      Учитель подумал и неосторожно предложил рассказать, что я знаю по астрономии. Терять было нечего, я вспомнил какую-то популярную книжку, прочитанную несколько лет назад, и гордо заявил:

      – Могу про эволюцию звезды рассказать. Подойдёт?

      – Конечно! Если сможешь.

      Я вошёл во вкус и, насколько возможно точно, пересказал давно забытое, помогая себе жестами и междометиями, ну и на замечания преподавателя восторженно заявлял: «Совершенно верно, именно это я и хотел сказать».

      Когда я угомонился и посмотрел на собеседника, то понял, что он явно удивлён. Взяв учебник, он подержал его руках, положил на стол и тихо сказал:

      – А ведь тут такого нет… Давай зачётку.

      Девушка в углу заплакала:

      – Я ничего не понимаю в вашей астрономии. Вообще ничего. Что мне делать?

      Учитель вздохнул и сказал теперь уже ей:

      – Ладно, давайте зачётку. Что мне с вами делать-то.

      Вышли мы из кабинета втроём очень довольные жизнью. В коридоре её ждал муж с дочкой, которые были просто счастливы. Преподаватель пошёл сдавать журнал завучу. Ну а я пополз домой отсыпаться.

      Пришло время экзаменов. Я с трудом уже таскал ноги, но оптимизма ещё было предостаточно. Запомнился только выпускной экзамен по математике. Преподаватели и директор, который был, как положено, председателем комиссии, раздали билеты и собрались улизнуть на часок, чтобы самим спокойно поговорить, попить чаю и не мешать нам списывать ответы.

      Посмотрев на билет, я сдуру заявил, что тут всё просто и могу отвечать сразу. Директор ухмыльнулся и предложил идти к доске, там и отвечать, раз такой шустрый попался. Вопросы были простые, закончив ответ на последний я понял, что меня давно никто не слушает. Стало обидно, а потому я обвёл мелом кусок доски с выкладками и написал рядом одну формулу с интегралом, невинно сообщив, что можно всё это было не расписывать, достаточно просто проинтегрировать простенькое выражение и сразу получить результат.

      Директор и преподаватели привычно покивали головами, а потом переглянулись и в один голос спросили:

      – Что???

      В аудитории наступила могильная тишина. Председатель комиссии осмотрел аудиторию, вздохнул, показал пальцем в мою сторону и подвёл черту:

      – Так. Вы, свободны, только сотрите с доски. Оценка, надеюсь, вам понятна. А вы… – он обвёл суровым взглядом полтора десятка сдающих экзамен, – готовьтесь, чтоб не хуже ответили. А мы… Мы пойдём попьём чаю.

      И вот школьный аттестат у меня в руках. Выпуск мы отметили традиционно, по-нашему, выпив в классе на троих ребят бутылку водки и, занюхав рукавом, пошли по домам.

      Впереди были вступительные экзамены в МГУ и совершенно новая жизнь.

      Москва – 2022