Часть первая. Великие заблуждения...

(слово "Великие" было взято в кавычки. В заголовках, видимо, сайт их не воспроизводит)
На фото мама с Мусей, ей месяц.  Папа Рува (видимо, по контракту) , проходя армейскую службу и узнав, что Роза родила девочку, нарисовал (как мог) свою семью уже с дочкой – у него полноценная семья! Справа моё фото, шестилетнего. Видимо, где-то в пределах шести – двенадцати летнего возраста я и начал «познавать»  механику.

Так я и не помню, были когда-нибудь у мамы выходные дни или нет. Но каждое (во всяком случае, часто) воскресенье мама ходила на базар за продуктами. Базар обходила она очень быстро (надо было после ещё успеть на работу), покупала, что наметила, и так же быстро уходила. И всё же я любил с ней ходить на базар.  Много на базаре было интересного. Больше всего меня поражали глиняные птички, которые, качаясь на резинке, махали своими крылышками. Как я ни присматривался, понять природу их движения я не мог. Я знал, что дома лишних денег нет, потому и не просил маму купить птичку. Но, по всей видимости, мама обратила внимание на то, что я задерживаюсь возле них.  И однажды, когда мы в очередной раз подошли к продавцу, который напевал свою «продажную» песенку:
«Не бьётся, не ломается,
Воздухом питается.
Спит, просыпается –
              пИщит.
Она покупателя Ищит!».

 Мама купила две птички. Одну мне, вторую - Мусе.
Дома я незамедлительно принялся осматривать птичку. Крылья и хвост крепились на пружинках. Но мне это ни о чём не говорило. По моему мнению, тайна машущих крыльев уходила вглубь глиняного тельца. Разделав глину в порошок, я так ничего и не нашёл…

Любопытство раздирало меня. Я никак не мог понять, что является источником движения. Каким образом неживой предмет движется. Что заставляет вращаться колесо машины, винт самолёта или стрелку часов?..  Мама не успевала менять настольные и настенные часы, умоляла меня больше их не трогать. Я снова и снова разбирал их до мельчайших деталей, собрать же в прежнее рабочее состояние не мог. И хотя заводная пружина много раз била меня по пальцам, я так и не догадался, что источник движения заключён как раз в ней –  в её способности сопротивляться деформации. Убедившись, что у меня ничего не получается с часами, я переключился на себя. Сейчас смешно вспоминать, как я себя ощупывал, пытаясь понять свою "конструкцию". На примере часов я понял, что всё взаимосвязано через зубчатые колёса. Но сколько я ни прощупывал свои "шарниры" – ничего подобного не было. Зато я обнаружил, что внутри меня много стержней. Обнаружил, что от них тянутся какие-то упругие "связи", которые я могу по желанию ослабить или натянуть. Но вот что их тянет – опять загадка. В результате длительного «обследования», хотя я и не обнаружил источника движения, я создал рисунок человеческого скелета (к сожалению, рисунок не сохранился и я не стал его воспроизводить).
 Так сложилось, что всё познавать мне приходилось самому. Мама успела  проучиться четыре класса, бабушка, видимо, вовсе была безграмотной. Да и спрашивать я не любил (по-моему, такая мысль мне даже не приходила в голову!). С одной стороны, это возможно, способствовало развитию самостоятельного мышления, но с другой, делая выводы на основании собственных наблюдений, не подкреплённых специальными знаниями,  я имел искажённые представления об окружающем мире.

Сегодня, оглядываясь в далёкое прошлое, имея образование инженера–механика, большую часть жизни проработав конструктором, не могу равнодушно вспоминать о том, каким образом я решил задачу с автомобилем.
Автомобиль для меня был чудом из всех чудес! Это холодное «нагромождение» неживого материала: железо, дерево, резина...  вдруг, подобно какому-то доисторическому животному, с урчащим звуком, набирая скорость, перемещало огромные грузы.
 Было мне тогда в пределах шести - семи лет (так мне помнится). Я обратил внимание на то, что человек, сидящий в кабине, постоянно поворачивает то в одну, то в другую сторону какое-то колесо. После долгих размышлений я воскликнул: «Значит, первое движение есть!». Не ведая о законах механики, постепенно я построил «чёткую» схему последовательного преобразования качательного движения колеса в руках водителя,  во вращательное движение колёс машины (разумеется, о мощности тогда и мысли не было).  Я решил захватившую меня задачу! Но оставались ещё сомнения. А всегда ли водитель поворачивает это колесо? Ведь если нет, то рухнули все  мои предположения…

И вот однажды, на нашей Почтовой улице сосед-шофёр катал девчат. Среди них была и моя сестра  Муся. Пока она ждала свою очередь, я попросил её обратить внимание, поворачивает ли шофёр во время движения руками колесо  в одну и другую сторону.  Наконец, подошла её очередь. Муся села в кабину рядом с шофером, и машина увезла ее за поворот улицы. Наверное, это были самые томительные минуты ожидания. Но вот машина возвратилась, и Муся вышла из кабины. Я подбежал к ней и спросил:
- Ну что, он делал вот так? - показывая руками движения, обозначающие поворот  колеса попеременно в одну и другую стороны.
- Да - утвердительно ответила она. - Всё время так делал!
-Понятно. -сказал я и ушёл. Машина для меня отныне «не была загадкой»...

В этот день за окном был дождь. Как всегда, я сидел у окна и наблюдал, как дождевые ручейки стекают по стёклам. Это удивительное зрелище! Поток воды течёт, огибая жировые пятна, различные, невидимые выступы, или два потока, подойдя близко друг к другу, вдруг «склеиваются» в один. И всё это настолько очевидно, что создаётся впечатление, будто кто-то управляет этими потоками.
Один проём в нашем единственном окне был собран из двух кусков стекла. Стыковались они в накладку по горизонтали, так, что нижний кусок выступал наружу, и между стёклами в месте накладки скопилась вода. Пальцем я слегка придавил стекло.  Уровень воды между стеклами поднялся. Я придавил сильнее, уровень воды поднялся выше. Я стал нажимать и отпускать стекло в месте накладки - вода поднималась и опускалась. Для меня это было  открытие. Я нашёл источник движения! Изменяя расстояние между стёклами, я заставил воду - неживой предмет, совершать работу! Мне захотелось выдавить всю воду. И я всё сильнее стал давить на стекло. Но вода каждый раз возвращалась на место. Тогда я выбежал на улицу и с обратной стороны, ладонью правой руки придавил стёкла. Они со звоном лопнули, и рука с силой провалилась в комнату, разворачивая вены о торчащие осколки стекла.
Кровь фонтанировала! Муся в это время была в доме напротив, у своей подружки. Услышав мой крик, она выбежала и мы вместе, обмотав руку  её платьем, побежали к маме на работу. Она работала в то время в парикмахерской от «Смешторга» возле городской милиции. Это не очень далеко от нашей больницы, куда мы быстрым шагом пошли.

Хирург забрал меня к себе в операционную, а маму и Мусю оставил за дверью. Положили меня на кушетку, руку положили на стол так, что за занавеской, которая была закреплена на металлической дужке, установленной на столе, мне ничего не было видно. Я сел. Меня снова положили. Но я снова сел и стал просить их, чтобы меня не ложили, потому, что очень хочу посмотреть, что и как они будут делать. Однако две медсестры снова начали меня укладывать. Я так отчаянно сопротивлялся, что врач только взял с меня обещание, что я не буду кричать. Две медсестры держали мою руку, ещё две держали меня за голову и плечи. Врач помыл мою руку снаружи, затем начал промывать рану, вводя шприцом под кожу жидкость, которая тут же выливалась из рваной, во всю ширину руки, раны. Свою работу врач сопровождал комментариями вслух. «Теперь» - говорит - «потерпи».  Он взял йод и налил его прямо на оголённые мышцы. На какое-то мгновение все они посмотрели на меня, но я с такой силой стиснул зубы, что только громко простонал. Врач хвалил меня, подбадривал и продолжал оперировать. Ввёл новокаиновую блокаду, после чего аккуратно ножницами обрезал оборванные края кожи. Затем взял радиусом изогнутую  иглу с ниткой зеленоватого оттенка, мне показалась она шёлковой и, стягивая кожу, стал зашивать рану, связывая каждый шов отдельно. Забинтовав руку и подвесив её на петле из бинта, врач вывел меня к маме.  Все втроём, весело, мы пошли домой!

Я всё думал о своём. Кровь в венах точно так же пульсировала, как дождевая вода между стёклами. Значит, в одном и другом случае кто-то изменяет пространство (объём), заставляя воду или кровь двигаться. В мире всё так просто (!), думал я.
 Моё любопытство расширялось. Я хотел узнать, как устроен мир, что такое жизнь. Кто мы есть – люди, откуда взялись, откуда всё это вокруг?...

Я слышал, что Земля имеет форму шара. Но то, что было доступно моим сверстникам – никак не мог постичь я. Я не понимал, как люди, предметы, да всё (!), могут удерживаться на нижней сфере, если мы находимся  снаружи шара.
 Наблюдая за рельефом местности, я обратил внимание на то, что мы находимся как бы на дне гигантской чаши. В центре дна – вода – река Днепр (куда же ей ещё стекать, как не вниз). От реки идёт заметный подъём в обе стороны. По отношению к нам, станция Баглей находится ещё выше. И так получается вогнутая линия: река, Прометей, район Ленинградской улицы, Баглейский район, который, по всей вероятности, смыкается с верхней полусферой – небом. В свою очередь, небо- как зеркало. Оно отражает нижнюю часть сферы.  Пытаясь искать сходство в расположении и форме пятен на небе (облака – озёра), соответствующих земным, я пришёл к выводу – мы живём не снаружи шара, а внутри его! Это поддавалось моей логике. Надо было только проверить, так ли это.

Однажды я уговорил Мусю пойти со мной в Баглейский район. Я был уверен – именно там подъём переходит от наклонной плоскости в вертикальную, соединяясь с небом. Утром, лишь мама ушла на работу, мы с Мусей набрали с собой еды и отправились в путь. Шли не торопясь, рассуждая. Я ей показывал линию на горизонте, где небо смыкается с Землёй. Объяснял, почему снаружи шара жить невозможно. Она смеялась надо мной, но шла; и нам, наверное, было непостижимо, почему такую простую вещь каждый из нас не может понять. Дошли до Ленинградской, здесь начинался ощутимый подъём. Это меня воодушевило. Вместе с тем и озаботило. Сможем ли мы продолжить поход, когда наклонная круто пойдёт вверх. А идти становилось, действительно, всё труднее. Я всматривался в горизонт, пытаясь разглядеть стену. Её не было видно. Но где-то далеко небо явно круто спускалось к горизонту. Не заметить этого могла только Муся.

Мы шли и не заметили, как над нами нависли тучи. Внезапно хлынул ливень. Несколько минут мы ещё колебались: идти дальше или возвращаться домой. Поход пришлось отменить. Промокшие насквозь, мы возвратились домой. А я долго ещё верил, что живём мы внутри шара, даже после того, как пошёл в школу.

Период моих «великих заблуждений» приходится на 1945;1952 годы, примерно, конечно. Это были годы, когда я впитывал в себя информацию, как чёрная дыра. Мне нужно было отвечать себе на массу нахлынувших на меня вопросов. Я смотрел на себя в зеркало и пытался понять, кто  есть Я. Почему меня не было раньше? Что будет после меня? Становилось страшно от осознания того, что мир существовал без меня, что он будет существовать и после. Что я умру, и никогда и нигде уже не будет меня.  Глядя в зеркало, я трогал себя рукой и прислушивался к собственным ощущениям. Странно всё это.  Странно и непонятно.  Я взял кружку, наполнил её водой и бросил  в  воду кусочек сухарика.  Сначала он держался на поверхности, потом намок и утонул. Всё просто и понятно. Сухарь находится в воде. Вода в кружке. Кружка в комнате. Комната в доме, дом на Земле. А дальше? Что дальше? В чём находится наша Земля? В пространстве(?), а оно в чём? Должно ведь что-то в чём-то находиться… Каким бы ни было оно громадным – бесконечно громадным, - оно представляет собой что-то, значит должно быть и в чём-то? А то – следующее? А последнее в чём? А если рассматривать  мир, начиная с того, что я существую? Я есть, значит есть пространство. Если меня нет? Значит нет и пространства??? Его нет только для меня! Но для планет, для всего, чем наполнен мир — пространство существует независимо от того, я есть или меня нет…
От этих мыслей пухла голова. Я снова брал сухарик, вертел его, подбрасывал вверх и он неизменно возвращался ко мне. Я не мог понять, как вокруг чего-то может ничего не быть. Может не быть воды, воздуха, земли, но как может не быть пространства?..

Вечером я выходил под открытое небо и долго смотрел на мерцающие звёзды.  А может быть, я не умру?  Хотелось, чтобы я был всегда. Чтобы всегда были и мама, и бабушка Хая, и Муся. Перед сном, как всегда, я натянул простынь на спинки моей кровати, отделив себя от внешнего мира, и улёгся спать. Мама не разрушала мой шатёр. Она только приподнимала край простыни, чтобы убедиться, что я спокойно сплю и ничего чрезвычайного не придумал.
А я лежал молча. Я был доволен тем, что всё сложилось так, как есть. Этот прекрасный и загадочный мир, как и сама жизнь,  полюбились мне сразу, увлекая моё воображение.