На полставки

Слух о том, что со второго полугодия ожидается очередное повышение окладов, вызвал у медработников центральной городской больницы тревогу и обеспокоенность. Подобное «увеличение» ставок за счёт внутренних ресурсов, без дополнительного финансирования в последние годы практиковалось уже не раз. На деле это означало очередную отмену совмещений, доплат за «особые условия труда» и прочих льгот. Отпуска без содержания, куда в добровольно-принудительном порядке отправляли всех подряд, обещали растянуть до двух недель в квартал. Такое «повышение» и наполовину не покрывало следовавших за ним потерь. Народ обижался молча. Негодовал, роптал, но терпел и продолжал трудиться. В стране бесчинствовал очередной, пришедший с Запада, кризис!
Медсестру физиотерапевтического кабинета Любу Соломку новость эта тоже встревожила. Полставки, которые она со слезами выпросила себе в начале года, скорее всего, с неё снимут. Работы не убавится, а платить будут вполовину меньше. Есть от чего расстроиться!
– «Надо всё-таки попытаться сохранить совмещение. Сходить на личный приём к главврачу. Василий Семёнович меня хорошо знает. Как-никак, десятый год на одном месте работаю и на хорошем счету – грамоты имею. Вон, в прошлом году на День медработника пригласительный в театр на торжественное собрание вручили. И потом, я одна дочь – школьницу воспитываю. Должны же они понимать»…
– «Да кому там понимать-то, – тут же сама себе возражала Люба, – у главного на каждом этаже своя аптека, да коммерческий «абортарий» в поликлинике в две смены шурует. Ему эти ставки-полставки, замещения-совмещения, проценты-отчисления – «до лампочки»! Он на свои проценты живет»…
В это время в коридоре послышались голоса, кто-то кого-то приветствовал, дверь кабинета неожиданно распахнулась, и на пороге во всей красе предстал сам Василий Семёнович. Поверх щегольского костюма был небрежно накинутый новенький, туго накрахмаленный халат. Комнату наполнил запах дорогого парфюма. Начальник огляделся по сторонам и, убедившись, что посторонних нет, обратился к медсестре, как к хорошей знакомой.
– Люба, душечка, я к тебе подлечиться. Прогрей-ка мне спинку, дорогуша. Представь себе, на днях у моего «мерина» на дороге пришлось заднее колесо поменять. Пока возился, наверное, просквозило на ветру.
С этими словами он сбросил халат на кушетку и стал проворно раздеваться. Скинул мокрую под мышками от пота рубашку и, выпятив наружу отвислый живот, уселся волосатой спиной перед аппаратом. Начальник страдал диабетом, сильно потел и постоянно вытирал своим огромным, как полотенце носовым платком, блестящую лысину.
Привычными движениями, ловко подключая электроды, девушка всё гадала:
«Обратиться – не обратиться, попросить – не попросить».
Казалось бы, вот случай сам представился – так воспользуйся, поплачься, а она боялась: как бы, не напортить, не нарваться на отказ. Второго шанса, скорее всего, не представится…
– Василий Семёнович, я слышала, с первого июля будут ставки урезать.
– Не «урезать», голубка моя, а оптимизировать! Так теперь это называется. Да что же поделать-то, приказ с самого верха пришёл! – фальшиво заохал руководитель.
– Но у меня сейчас такое положение сложилось…
– У всех положение, душа моя, у всех! Не одна ты такая. Да и что же у тебя за обстоятельства такие? – пристально посмотрел на неё главный.
Выглядишь очень даже ничего, очень, – масленые глазки похотливо прошлись по высокой, выпиравшей из выреза тесного халата груди, по широким, аппетитным бедрам молодой женщины. Да тебе ли роптать, с такими-то внешними данными. Эти полставки ты при желании за полчаса сможешь иметь.
До Любы не сразу дошел смысл сказанного, а когда она, наконец «врубилась», щёки покрыл густой румянец.
– Ну, ну! Ты чего, застеснялась? Вот это да! Давай, так: ты «переброди», подумай. Я сегодня до вечера никуда не отлучусь. Надумаешь – в конце рабочего дня звякни мне по внутреннему. Тебе, даже ходить, никуда не придётся. Тут у тебя, я смотрю, чисто, уютненько, цветочки на окнах, занавесочки. А нет, так забудем об этом разговоре. Раз и навсегда. Договорились?
Люба стояла как вкопанная, не в силах что-то сказать, а он, не дожидаясь ответа, быстро оделся и заспешил к себе в приёмную, где уже ждала преданная секретарша, горячий чай и бутерброды с отварной осетриной.
Прошло какое-то время, прежде чем Люба пришла в себя. В этот момент мысли водоворотом бурлили в голове. Было всё: обида, стыд, слезинка на щеке…
«За квартиру не уплачено за три месяца. К осени надо собирать дочь в школу. У самой нет зимних сапог. В прошлом году едва упросила – не хотели в ремонт брать. Износились совсем. Мать лекарства заказала купить. Как с неё деньги возьмёшь?»
О сладострастных фокусах главного врача она слышала, и не раз. Девчонки нашептали, что, таким образом, через постель, Машка Глазычева старшей медсестрой неврологического отделения сделалась, а Любина ровесница и однокурсница Людка Пузанова, та, что еле-еле на тройки училище окончила, вдруг, побывав на личном приёме, стала работать на самом «хлебном» месте – в районной ВТЭК.
А у Любы, между прочим, и высшая категория и стаж подходящий, да и старшая медсестра у них в физиотерапии уже три года как пенсию оформила. Можно и подвинуть…
Чем ближе часовая стрелка приближалась к пяти, тем чаще она бросала взгляд на висевшие на стене часы. Когда до конца рабочего дня оставалось ровно тридцать пять минут, женщина не спеша подошла к зеркалу, немного постояла, рассматривая своё лицо, поправила расчёской причёску. Потом вытерла с губ помаду, прополоскала рот, поправила бретельки бюстгальтера и решительно сняла трубку телефона внутренней связи…