Опять май, весна...

                Каждый год в самом начале мая начинал беспокоиться ветеран Великой  Отечественной войны Кутепов Иван Ерофеевич. Ему 85 летнему старику не спалось спокойно. Скоро День Победы, 9 мая и он снова пойдёт на площадь смотреть парад.  Да, именно смотреть, а не участвовать. Почему не участвовать? Об этом чуть позже.
         А сейчас ему не дают уснуть воспоминания о тех днях, когда он совсем молодым солдатом  был на страшной войне, защищая мир на всей земле от ненавистной коричневой чумы- фашизма. В эти майские дни воспоминания о войне становились ярче.  Он вспоминает боевых товарищей оставшихся на полях сражений, разрушенные города и сожжённые деревни на его боевом пути. А как тогда отмечали этот день победы… Действительно, со слезами на глазах, с таким счастьем и с такой радостью на лицах, что сразу было ясно: вот он – день долгожданной  Победы! Сейчас у людей на лицах нет радости. Разве можно сравнить тот День и сейчас?
       …Бои тогда, в жутком 42-ом были ужасные, кровопролитные. И вынес его на себе с поля боя, совсем уже не жильца на этом свете, добрый товарищ и друг Серёга Иконников. Вместе с ним мальцами на фронт убежали,  приписали себе по полтора года и ввязли в эту кровавую мясорубку. Романтики хотелось, ну и своим помочь, конечно. А получили тяжелейшую, изнурительную, страшную работу в поту и крови по колено.  Вместе и воевали потом.
Иван Ерофеевич, кряхтя, ворочался на продавленной  раскладушке.
"Разве забудешь такое? Уж сколько лет нет на земле друга. Под Берлином погиб в 45-ом, царствие ему небесное…  похоронка на него вместе со мной домой вернулась. А я вот живой…"
За окном начало светать. Бессонная ночь отступала перед ясным весенним утром. Защебетали ранние птахи, сначала робко, потом всё смелее.
"В магазин надо бы сходить, всё-таки завтра праздник", – думал старик, с трудом поднимаясь со своей развалюхи.
Он протянул руку к стулу, стоящему рядом с раскладушкой. На его спинке висел потёртый, старенький пиджак, в кармане которого он нащупал ещё более старый кошелёк.
"О-о! От пенсии только копейки остались, не купишь ничего кроме булки хлеба. Надо следующую пенсию ждать. Вот морока! Ведь прибавляли же чего-то, индексировали. Да где там? Цены в магазинах сразу же подскочили, ого-го как! Хотя и раньше всё недёшево было. И как жить дальше? Может и правда медали или ордена продать? Говорят они в цене сейчас…"
Иван Ерофеевич взял в руки небольшую шкатулку, стоящую здесь же на стуле. Крышка её еле держалась на несмазанных петлях.  Его пальцы перебирали медали и ордена, слегка поглаживая их.
"Уж сколько раз предлагали мне маклаки или, как сейчас, говорят «маклеры»,  продать награды. Говорили: « Зачем тебе эти побрякушки нужны? Продашь, может, и квартирку себе сварганишь.  Глупо же под старость лет без угла своего жить. Ведь всю жизнь страну защищал!»  Так-то оно так, только не могу я! Не могу!!! Как же мне ветерану Великой Отечественной войны и без наград? Как обменять их, священные  награды, заслуженные кровью, на какие-то бумажки, которые постоянно обесцениваются? Как расстаться с памятью тех суровых лет?" – Иван Ерофеевич разволновался, вспоминая снова свои военные годы и друга Серёгу Иконникова.
      Он вспомнил, как  в 43-ем, вернувшись в часть из госпиталя, получили они приказ участвовать в прорыве блокады Ленинграда. Как снова вгрызались они в немца, топтали его и всё же разорвали кошмарное, ненавистное кольцо смертей и голода. Он вспомнил бестелесные трупы на улицах и серую мглу домов, так и не сдавшегося, Ленинграда.
      А в 44-ом они погнали фашиста уже в Европу. И выгнали с родной земли. Убрались Фрицы, поджавши хвосты. Но они их и в Европе достали, до самого Берлина гнали, и уничтожили всех в их же логове. И красный флаг над рейхстагом подняли! И тогда великий Левитан по радио объявил на весь мир: Победа!  Победа! Победа!
"Столько медалей! – думает Иван Ерофеевич, – И каждая-частичка истории, частичка того, своего времени. Как же их продать? Это же, вроде, как жизнь свою продать? Нет! Не бывать этому, пока я жив", –  тяжело вздохнув, решил он и вошёл в квартиру, в которой не жил.
Да, он именно вошёл, вы не ослышались. Он никогда не жил в ней, а жил он на БАЛКОНЕ.
В миллионном мегаполисе, на самой его окраине, стоял пятиэтажный дом, старый, уже готовый к сносу и расселению жильцов. И на одной из застеклённых лоджий и жил Иван Ерофеевич.  Когда-то давно, ещё лет двадцать назад приютила его знакомая. Семья у неё в то время большая была. Пожалела она одинокого старика и пустила к себе на балкон пожить временно. Но как говорят: «нет ничего более постоянного, чем что-то временное». Иван Ерофеевич никогда не имел собственного жилья. После войны мотался по гарнизонам, куда пошлют. Женат был. Да жена сбежала с молодым, пронырливым офицериком.  А детей не получилось, так и прожил все эти годы. И вот на старости лет, убелённый сединами, прошедший всю войну, имеющий множество наград и ранений старик жил на балконе! Пришлось  ему кантоваться на узкой, стеклянной лоджии имея в распоряжении крохотную пенсию за выслугу лет, два стула, старенькую раскладушку и кучу ненужных документов из собеса. Вот так-то…
Нет, он не скулил, не ныл, не оббивал пороги равнодушных министерств и ведомств с заранее слезливым выражением лица. Не привык он к такому!
Жил тихо, ни на что не жалуясь, не скорбя, ни на что не обижаясь.  Спокойно доживал свой неприхотливый век, радуясь каждому новому дню.
      …В то утро Иван Ерофеевич с трудом ковылял до ближайшей лавочки за дешёвым винцом. Он улыбался прохожим и с удовольствием подставлял морщинистые щёки ласковому майскому солнышку.
И тут, на перекрёстке узрел своими подслеповатыми глазами довольно внушительную толпу. Чёрный лимузин, твердолобые охранники в тёмных одинаковых костюмах, стрекочущая кинокамера теленовостей  – всё это выдавало присутствие в малонаселённой окраине города большого человека. Это был один из его хозяев – Депутат!
Иван Ерофеевич попробовал протиснуться сквозь толпу почтительно внимающих граждан  ближе к депутату. Он услышал, как молоденькая девушка с микрофоном обратилась к гражданам задавать депутату любые вопросы. Очевидно, тот очень хотел выглядеть демократичным. Но смущённые сограждане  отмалчивались, испуганно взирая на внушительных охранников, стоящих за плечами хозяина.
Между тем депутат благосклонно оглядел толпу, и взгляд его остановился на Иване Ерофеевиче.
       – Вы, я вижу, ветеран Великой Отечественной. Медаль у Вас «За освобождение Берлина», кажется? – начал он, дружелюбно улыбаясь, в придвинувшуюся кинокамеру,
       – Вот и расскажите нам, как Вы живёте? Вы же всем довольны, не правда ли?
Иван Ерофеевич, одёрнув пиджак сильно поношенного костюма, усмехнулся.
       – Конечно, у меня всё есть: пенсию платят и мебели с посудой немного имеется. Только вот в гости я Вас пригласить не могу, Вы не развернётесь там на двух-то метрах моего обиталища. Я, извините, на квартирном балконе живу. Своего-то жилья уж двадцать лет в глаза не видывал, как из армии уволился. Одинокий я, так что ни квартиры, ни комнаты не дали. Что, не верите? А хотите, посмотрим?
«Слуга народа»  побагровел,  медленно обернулся к лебезящему помощнику.
       – Это что  ещё такое?
       – Но…мы…не знали…– закрутился помощник, пытаясь увернуться от вездесущих камер, – мы исправим! – лепетал он.
Депутат кивнул, повернулся к народу и доверительно взял Ивана Ерофеевича за плечо.
       – Завтра же Вы получите ключи от новой квартиры, – мягко сказал он старику, и, обращаясь к толпе, громко продолжил, – уж я об этом позабочусь! Для чего я здесь поставлен? Всё дам! И тогда Вы… Как Вас по имени- отчеству?
       – Иван Ерофеевич.
       – И тогда Вы, уважаемый Иван Ерофеевич, будете не только обладателем собственной крыши над головой, а обладателем собственной жилплощади!  Я халатности не допущу! Тем более такой праздник на носу! В нашей стране мы всё делаем для народа! – удовлетворённо закончил он свою пафосную речь.
Восторженные зрители зааплодировали. Иван Ерофеевич прослезился. А депутат, мило улыбнувшись собравшимся,  прошествовал обратно к лимузину.
По дороге к своему «временному» жилью Иван Ерофеевич всё время широко улыбался и смахивал набегающую временами слезу. Радость переполняла его.
"Неужели у меня, наконец, будет своя комната? – думал он, – Вот опять май, весна… О нас, ветеранах Великой Отечественной только раз в году вспоминают, перед праздником Победы, а потом опять на целый год забывают… Мало уже нас осталось, совсем мало… А сколько таких, как я, доживают свой век в домах престарелых…без единой родной души, без любви… И всё-таки у меня будет своя комната!" – снова расцветало его  старое, сморщенное лицо счастливой улыбкой.
Вечером по телевизору  показали репортаж о встрече депутата с народом.
       – Ой, смотрите, Иван Ерофеевич, Вас по телевизору показывают! – всплеснула руками хозяйка квартиры.
Побоялся, видимо, журналистов депутат.  Не  решился отменить показ встречи с народом. Придётся теперь квартиру ветерану отдавать. Бывают же иногда чудеса и на этом свете!
        – Значит, съеду я от Вас, Вера Ильинична. Не буду больше Вам мешать.
        – Да Вы нам никогда и не мешали, – вздохнула хозяйка.
Ночью Иван Ерофеевич никак не мог уснуть. Боль сковала грудную клетку в области сердца.
Утром, 9 мая он не проснулся.  На лице его так и осталась радостная улыбка…