Часть третья. Я рабочий

«Ты слабенький, на заводе опасно» - говорила мама и не хотела меня слушать. Я пошёл по отделам кадров, но меня нигде не принимали на работу. После нескольких дней поисков меня согласились принять бетонщиком в трест «Дзержинск-строй». Я не представлял себе, что это за работа. Когда я рассказал маме, она испугалась и попросила меня не торопиться с оформлением, призвав на помощь своего друга Сеню, который работал на заводе ДГЗ в копровом цехе машинистом парового крана.
Сеня зашёл за мной утром перед работой, и мы поехали в цех. Он завёл меня в кабинет к пом. нач. цеха Королёву, а сам ушёл.
Посмотрел Королёв на меня и спросил: «Пойдёшь смазчиком на электромостовые краны?» - и после паузы добавил - «сначала».
Я согласился, получил новую спец. одежду, ботинки, ведро и ключи. Меня привели к месту работы на десятый копёр. Рабочие выделили мне шкаф, показали, где солидол, обтирочная ветошь. Мастер прочитал инструктаж по технике безопасности. Вывел меня из мастерской и, показав вверх на ходовые площадки копра, сказал, где можно ходить и где нельзя.
Это произошло 05.06/1959г (мне было 19 лет)

Копёр был старый. Американцы его построили ещё до революции. Был он двухъярусный, из клёпаных ферм и колонн. По периметру копёр был обвешан брёвнами, чтобы исключить вылет кусков чугуна во время боя изложниц. На первом ярусе работали три крана: один двадцати пяти тонный и два десяти. На втором ярусе работал один пятнадцати тонный кран.
Работа моя заключалась в том, чтобы во время обеденного перерыва машиниста я наполнил солидолом все маслёнки остановившегося крана, и выдавил их два - три раза.
Проработал я уже четыре дня. Работа мне показалась лёгкой. Я даже не понимал, за что смазчикам платят деньги(!), если работает он в сумме полтора - два часа за смену.
 На пятый день я пришёл на работу, получил ведро солидола на складе и сел в слесарной мастерской, как обычно, ожидая остановки крана. Остановился пятнадцати тонный кран. В эту смену на нём работал Виля. Я поднялся на кран, смазал его. Пришёл Виля с обеда и спустился к себе в кабину.
Я по мосту крана пошёл  к концевой балке, перелез через ограждения крана, рассчитывая попасть на пешеходную площадку. Но в этом месте, где остановился кран, не оказалось выхода между брёвнами. Я увидел просвет между брёвнами метрах в двадцати от крана. Это расстояние можно преодолеть, только пройдя по подкрановой балке, по рельсу которой перемещается мостовой кран. Осторожно,  руками придерживаясь за брёвна, я пошёл по подкрановой балке к выходу. Уже у самого выхода вдруг раздвинулись брёвна, и появился Виля. Он взял меня за руку и втащил на площадку.
«Хочешь покататься на кране?» – как-то неожиданно для меня спросил он. Обычно Виля работал от звонка до звонка, не позволяя себе расслабляться. Да и мне ещё надо было смазывать другие краны. Мы с Вилей вошли в кабину крана, и мне показалось, что Вася чем-то очень взволнован. Когда мы «накатались», он спросил меня: «Ты уже успокоился, ты не боишься?».
Так и не поняв его, я сошёл с крана через посадочную площадку и спустился в мастерскую. Я обратил внимание на то, что и здесь на меня смотрели не как обычно. А ещё через несколько минут пришёл сам Королёв, взял меня за руку и, сказав: «Оставь своё ведро» - повёл меня в сторону механических мастерских.

«Хочешь стать слесарем – инструментальщиком?» – спросил он меня по дороге. «Ну и день…» – подумал я и ответил утвердительно.
Уже позднее я узнал, что же тогда произошло на копре. Когда я пошёл по подкрановой балке, Виля, не убедившись, что я сошёл с крана, включил ход моста и поехал на меня. Из кабины крана ближняя зона подкранового пути не просматривается, и Виля меня не видел. Кран, набирая скорость, приближался ко мне. Снизу подкрановые рабочие всё это видели и стали кричать Виле (кстати, я и криков не слышал). Говорят, что кран остановился в одном, двух метрах от меня.

Володя Галкин был классным инструментальщиком. Он делал самые сложные шаблоны на заводе. Его приглашали даже в механические цехи, когда требовалась высокая степень точности. Дал он мне книгу «Инструментальное дело», дал большой драчовый напильник, показал, как закрепить в тиски бесформенный кусок стали, и сказал: «Когда сделаешь из него правильный куб, считай себя инструментальщиком».
Экзамен на инструментальщика я сдавал, изготовив шаблоны к направляющим токарного станка. Когда станок, вместе с моими шаблонами, отправили в механический цех на ремонт, Володя сказал, что если не вернут шаблоны – значит, сдал. Потом я очень волновался в ожидании - вернут, или не вернут, пока Володя меня ни успокоил: «Не жди, уже не вернут».

Я уже работал самостоятельно, когда к нам в цех поступил Влад Шавкин. Он только освободился из тюрьмы после десятилетнего срока. Здесь в городе живёт, разведённая с ним, его бывшая жена с дочерью. Возвратился он к своей матери, в однокомнатную квартиру.
Встретились мы с ним в инструментальной. Слово за слово, и вечером мы с ним поехали посидеть в столовой, где его бывшая жена работала официанткой. Влад был старше меня лет на десять - двенадцать. Любил Есенина (это нас и сблизило), любил выпить, любил закрыть глаза, чтоб не знать ничего о существовании человечества.
Столовая была рядом с шестой школой. По дороге мы взяли бутылку водки и шоколад для его дочки. Сели в углу, возле окна. По тому, как подошла к нам его жена, я понял, что между собой они уже выяснили отношения и остались друзьями. Пили мы потихоньку и спорили о поэзии Есенина. К нам подсел Влада товарищ, и тоже с бутылкой. С поэзии мы перешли на вопросы культуры, этики и дошли до бытовых проблем. По мере того, как мы сидели, прибавлялись друзья и бутылки. Влада жена своевременно меняла тарелки.
Мы с трудом передвигались, но спорить продолжали по дороге. Возле «Прометея» Влд пошёл на трамвай, а я повернул на свою Почтовую. Мамы дома не было и я, одетый, свалился на кровать. Когда мама пришла и увидела меня одетым на кровати, она испугалась.  Мой лоб был холодный, и сколько она меня не тормошила, я не поднимался. Вконец испугавшись, мама вызвала скорую помощь. Врач осмотрела меня  и забрала в машину. Мама с Мусей сели со мной.
Уже по дороге медсестра забеспокоилась по поводу того, что сильно пахнет спиртом. Остановили машину, врач наклонилась ко мне и отпрянула. «Да он же пьяный!» – закричала она. Мама с трудом уговорила их повезти меня в больницу.
В больнице меня подняли на четвёртый этаж, там раздели и две медсестры поставили меня под душ. Придя в себя, я вырвался и побежал вниз. Мама с Мусей меня одели и вывели на улицу. Какой-то проходящий мимо мужчина помог им дотащить меня до трамвая.
Утром мама пожалела меня будить, и я проспал. На работу приехал лишь к одиннадцати часам. Королёв вызвал меня к себе и спросил:
- С кем ты пил?
- С друзьями - сказал я.
- С какими друзьями?
- С улицы, наши ребята.
- Не ври! Шавкин всё утро спрашивает, может быть, кто знает, почему тебя нет.

В моей жизни это был первый и единственный случай.
Галкин считал меня своим преемником. Но меня тянуло к машинам, к механизмам. Галкина это удручало. Он подчёркивал, что инструментальщик – один из наиболее квалифицированных рабочих. Я понимал Галкина, но как объяснить ему, что машины - моя страсть.

Ремонтная бригада также работала всегда с утра, в одну смену. Оборудование было старое и часто выходило из строя. Королёву, конечно же, важнее было комплектовать бригаду. Потому он без всяких трений 01.08.1960.   удовлетворил мою просьбу о переводе.
Бригадиром слесарей был Коля Храпенко. Абсолютно безграмотный, скорее опытный, чем понимающий, но порядочный и добросовестный работник. В бригаде было человек восемь. К сожалению, ни один из них не отложился в моей памяти.
В функции бригады входили: профилактические ремонты всего оборудования цеха, устранение мелких аварий и незапланированные ремонты. Такой объём работ малочисленная бригада выполнять не могла. Поэтому работала как пожарная команда. Кроме основных работ, бригада выполняла работы по замене брони на башенных копрах, по ремонту грейферов.
Была в цехе бригада чальщиков. Они зачаливали стальные канаты. Эта бригада состояла из двух человек: Саня – бригадир и Коля – член бригады. Меня интересовал сам процесс, и я часто к ним заходил. Сначала смотрел, как они работают, а потом и сам научился. Бывало, когда один из них болел или уходил в отпуск, Королёв меня ставил на замену.
Это был очень важный познавательный этап в моей жизни. Я буквально перещупал подетально огромное количество самого различного механического, гидравлического и пневматического оборудования.  Перед моими глазами прошли тысячи схем и чертежей. Я своими глазами видел последствия длительной работы металла и других материалов, видел характер их разрушений. Я как будто на себе прочувствовал напряжения и предельные возможности металла в различных условиях – я вместе с металлом тянулся, гнулся и скручивался.
Всё это было так давно, что с трудом вспоминаю лишь отдельные эпизоды. Как всегда в жизни, что-то запоминается лучше, что-то - хуже. А, собственно, из них, эпизодов, и состоит вся жизнь.

Я любил раскапывать горы металлолома. Помню, однажды нашёл меч. Был он в хорошем состоянии, только  без рукоятки. Я ударил им по рельсу, на рельсе осталась глубокая засечка. На мече от удара не осталось и следа. Порубав на свалке подшипники, шестерни и всё, что попадалось на моём пути, я отнёс его кузнецу Толику, чтобы он сделал из него (если сможет правильно закалить) два секача для рубки мяса, один - мне, второй - себе. Секачи Коля сделал, но их пришлось выбросить.
Вспомнил я ещё одного интересного парня – Ладима. Работал он инженером тех. бюро. Занимался вопросами подготовки тех. документации на ремонт оборудования. Был  женат, и была у них дочь. Ладиму было лет под тридцать. Парень он был грамотный, толковый. Вместе с Владом Шавкиным у нас как бы организовалась цеховая компания. Нередко втроём мы ходили в «кабак». Правда, Ладиму недолго с нами был. Он становился апатичным, сонным, а потом и вовсе у него стали подгибаться колени. Он стал наркоманом. Вскоре его выгнали с работы. Потом он остался без семьи.
По мере того, как пишу, память раскрывает всё новые события. Нет смысла обо всём писать. Но вот вспомнил, как на пакетирующем прессе работали муж с женой. Он работал машинистом на прессе, она - подкрановым рабочим здесь же. Она следила, чтобы в пресс не попадали негабаритные, недеформируемые детали. Однажды она запрыгнула в прессовую полость по необходимости, её муж – машинист, этого не заметил и закрыл крышку для прессования пакета.  В кабине пресса, даже изолированной от машинного отделения, слышен сильный шум работающих насосов, из-за чего никакие другие звуки не слышны. И всё же, каким-то шестым чувством, машинист то ли услышал, то ли почувствовал крик из прессовой полости, и открыл крышку. Оттуда вылезла его жена – вся белая.

Как-то мы собирали грейфер, и надо было принести два прочных и длинных прута для сборки щековин. Бригадир Коля, как всегда, послал меня и Вилю Левенко,  как самых младших. Виля принёс прут в диаметре миллиметров восемьдесят, а я – ствол зенитного пулемёта диаметром миллиметров сорок в средней части. Толя Храпенко раскричался на меня, мол, всегда с какими-то фокусами(!), но застроповал его. Когда кран поднял обе щековины, слегка согнулись оба прута. Мы завели звёздочки и опустили щековины для выполнения следующей операции. Ствол зенитного пулемёта, после разгрузки, выправился, а Вилин прут остался согнутым и пришлось искать следующий.
- Ну что? – говорю я Толи.
- Колы ты в армию пидеш? Надойив! - как всегда, по-украински, ответил бригадир.