Путешествия гадкого утёнка - 44
БЕЛАРУСЬ, 26 МАЯ
Посвящается моей маме, Жанне Николаевне.
Умираю, но не сдаюсь…
Т.Зинатов.
Порой так сильно хочется взять телефон, набрать номер и, дождавшись ответа, сказать: «Здравствуй, мама, как ты себя чувствуешь?»
В.Булатов.
Почему именно эту главу я посвятил своей маме.
Сначала вербальные записи принимает диктофон. Потом я их переписываю с диктофона начерно. И почти всё на бумагу, на работе, когда нет возможности достать ноутбук. А потом перевожу в электронный вид. Так вот эту главу в заключительный вид я начал переводить 19 сентября 2021 года, в первый день рождения мамы, до которого она не дожила.
Мама очень долго болела. Болезнь (а точнее, болезни) наступала много лет. Больные ноги, лишний вес, малоподвижный образ жизни. Постоянно болели колени. Мама сама делала в них уколы, вводя шприц между костями. Даже эта процедура вызывала у меня оцепенение: для меня это было равносильно чуть ли не уколу в сердце, сделанному самому себе. Потом один за другим случились инфаркты, четыре в общей сложности. Больницы: от районной до областной. И страшный приговор: лимфостаз нижних конечностей. Я-то знал, что эта болезнь практически не лечится. Но никому не говорил. Семья надеялась на выздоровление. Мама тоже. Врачи назначали всё новые и новые лекарства, но они не помогали. Я искал информацию в интернете, предлагал альтернативу. Но мама угасала.
Потом ноги отказали. Ей было больно спать, и она спала сидя, урывками, по несколько минут. В последние дни совсем не ходила и не вставала самостоятельно. Мы с отцом почти два года делали ей перевязки ног. Отцу было вообще тяжело: он вытирал лимфу с пола, сажал маму на стул-туалет, стирал за ней бельё. (Когда мама умерла, я понимал, что таким образом она дала ещё пожить моему папе.) Мне это делать не приходилось, так как я давно уже с родителями не жил.
Но мама до последних дней надеялась победить недуг. Даже заказывала картины для вышивки. И я ездил и покупал их. Сказать ей, что она уже не сможет вышивать, было выше всяких сил. И в последние дни её жизни у неё отказали и руки. Её приходилось кормить и поить.
Она жаловалась на состояние, на боли, но как-то вскользь, боясь нас расстраивать. А даже трудно представить, что испытывала она, как мучилась. Её героизм, жажда жизни – всегда останутся для меня, как пример нечеловеческого подвига. Не дай бог кому-то пройти такое.
Страшные боли и ослабленный организм довели маму до потери рассудка. Но всего лишь на несколько часов. 11 октября 2020 года она тихо умерла под утро в своём кресле.
Да, я не был идеальным сыном. Мама видела меня военным, офицером. А я избрал другой путь. Из-за этого у нас часто возникали конфликты. Она так и не смогла мне простить «ослушания». Может быть, только перед смертью простила меня. Хочется в это верить.
Царствие тебе небесное, мамочка…
По пути в крепость, не так далеко от неё, прошёл музей железнодорожной техники. Смотреть паровозы, понятное дело, не стал: лишняя трата денег и времени, да и паровозы эти (не все, конечно) были неплохо видны через заборчик.
А крепость предстала передо мной совершенно иной, чем та, из зимнего 2010-го. Как будто я здесь и не бывал. Голос Левитана и песня «Священная война» на входе и выходе создают серьёзный и величественный настрой на всё посещение героического места. «Пусть ярость благородная…». Я не смог сдержать слёз. Бессмертный подвиг.
В раннем марте 2010-го не было ещё лотка с мороженым, кафе и прочей коммерческой надслойки, я тогда совсем не заметил много мелких деталей, укрепления, церковь, орудия. Я лишь помню, что прошёл арку (Холмские ворота), перешёл «Западный Буг», как тогда считал (а это был всего лишь левый рукав Мухавца), и ушёл «к польской границе» (таким великим оказалось желание повидать «там», но, похоже, тогда я вышел лишь к таможенно-пограничному пункту с белорусской стороны): до покупки фотоаппарата ещё два года. Диктофон к тому времени уже переполнился и лежал бесполезным грузом. Так что никаких фактов из того времени сейчас предъявить невозможно.
Поэтому и отправился я в эту обитель мужества и героизма, чтобы восполнить многолетний пробел. Блуждал здесь, блуждал, снимая и снимая. Свыше 350 снимков и 8 роликов без малого за 3 часа. Вот если бы я в Праге остался, а Брест проскочил без остановки? Нет, Брест лучше. Это моё.
И снова переходил «Западный Буг», уже понимая, что Буг (широкий) я проезжал на поезде, по его сторонам государственные границы Беларуси и Польши, и снова уходил в сторону Польши (но уже недалеко), а потом вернулся назад, пытался найти переход через Мухавец на остров Пограничный (ошибался). Но не имея карты или навигатора, я чуть не дошёл до Западного Буга (а мог бы увидеть эту реку, но почему-то местные жители сказали мне, что это невозможно, и я им поверил), за которым и находился Пограничный. Я перешёл мост у Трёхарочных ворот и двигался налево. До моста, по дико заросшей природе, я добрался. Это был Бригитский мост, ведущий на остров Центральный, с которого я недавно вышел. (Я этого, конечно, тогда не знал.) Но мост оказался разрушенным. Человек тренированный его бы преодолел. Но я не рискнул: пожалел технику, если вдруг сорвусь в воду. Если бы я ещё чуть прошёл дальше, то и вышел бы к Бугу. (Вообще, территория крепости оказалась огромной. Несмотря на то, что я обошёл тогда много, двигался в основном по острову Центральный и, наверное, не увидел и десятой части того, что осталось на земле с тех героических времён.)
Где-то влез в какую-то траву (борщевик?): щипало кожу посильнее крапивы.
Вернувшись назад, брёл вдоль реки, пока не наткнулся на двух девушек. Они-то и сделали единственные снимки моей фигуры в крепости, на фоне правого рукава реки Мухавец. (Снимать селфи на фоне памятников, орудий, стен и руин я не стал, из-за своих соображений.) Предложил и им по очереди сняться со мной. Но девушки отказались.
После этого я ушёл в город, но уже другой дорогой. Но даже отойдя от крепости так, что она скрылась от взгляда, она всё равно ещё держала меня.
Но живым – живое. По пути покупаю: пельмени (сварю в хостеле), помидоры, яблоки, молоко, сметану. И отдал всего около 5 местных рублей.
Мыслями я уже дома, так соскучился по родителям, Вале, Воронежу. Но понимаю, что расслабляться пока нельзя. Вроде бы близко дом (здесь разговаривают на русском), но многое ещё предстоит: отъезд из Бреста, Гомель, приезд домой.
В хостеле попадаю в «тёпленькие объятия» всё того же тренера Шмакова.
– А достиг ли ты чего-то в спорте? – спрашивает он у меня.
– Почему я должен обязательно чего-то достигать в спорте? Я пишу книги, выпускаю газету. =
(А ведь, как о футболисте, обо мне писали воронежские газеты, был видеоролик на областном сайте, но об этом я ему говорить не стал. Всё-таки он спортсмен государственного уровня, а я играл лишь за сборные «школ, дивизионов, заводов»: «прославился», придумав индфутбол.)
Разговор «про жись» затянулся на полтора часа (по диктофону). Кроме спорта говорили о путешествиях (кто где бывал) и политике.
Я гонял чаи и кофе (сегодня там починили кофеварочную машину: замечательный напиток и бесплатный). И даже, между делом, принял душ (никто даже этого и не заметил).
А компанию в разговоре нам составила работница хостела Алёна (стирала и гладила постельные принадлежности). Вчера была Оля. Я спросил разрешение у Алёны посидеть до поезда. Она разрешила.
А тренер постоянно шутил, что ему не нужно гладить трусы.
А постояльцев, кроме нас, в хостеле нет.
На улице, тем временем, закапал дождик. Погода подпортилась.
Также я спросил у девушки, почему нет наружной рекламы: я еле-еле их нашёл. «Дорого».
Бадминтонист пытался поднять (камни из Италии, Хорватии, Словакии) мой рюкзак (это после ракеточки): «Ни хрена себе!».
В начале седьмого (поезд в 19:34) распрощался. Денег с меня за лишние четыре часа пребывания не взяли. А хостел мне очень понравился, пожалуй, лучший в 2017 году. «Там» хороший – 12 евро. А «здесь» лучший – 10! Жаль, что вскоре он прекратит существование (узнал из интернета). Оставил там все свои номера газет по 1 экземпляру.
Ключ забыл сдать (от двери в подъезд). И мне Алёна не напомнила. Понял это на выходе из дома, но возвращаться не стал (плохая примета?). Решил, что будет повод заехать сюда «в следующий раз».
К моему выходу «моросилка» прекратилась. Но прохладно.
В поезде записываю: «Приезд в воскресенье. Что сделать дома: купить билеты, купить лекарство, постираться, подшиваться, с флешек перекинуть видео и фото, для Минска письмо Лукашенко, выписать хостелы Питера, оставить дома трико, носки, кроссовки». (А то таскал на себе три пары обуви.)
По Комсомольской к вокзалу.
Отправление в 19:33.
Места сидячие. Скорость: 60-80.
Жабинка – 2 минуты стоянка.
Кобрин – 5 минут. На подъезде к этой станции позвонила Валентина (первый её звонок – в шумном тамбуре – пропустил). Договариваюсь с ней, что приеду к ней в день приезда (воскресенье) к 20:00. И попросил её завтра не звонить (маме же разрешил позвонить до отъезда из Гомеля).
Разговор кончается – и Кобрин вот он. Сошёл на платформу, сфоткался, но проводник заругался: даже пяти минут не стоим – опаздываем.
Если в Москве в 22 часа уже темнеет, то в Беларуси (они оставили равное с Москвой) в это время ещё светло.
22:41 – фото в Пинске.
23:46 – фото в Лунинце.
В Лунинце (за полночь) купил чебуреки (далёкие от советского ГОСТа: чисто белорусские чебуреки, так бы я сказал), потратив 7,6 бел. рублей (1 бел. рубль = 31 рос. рублю). В этот магазинчик я заскакивал и в 2010-м.
Брест – Кобрин – Лунинец (Беларусь), 26.05.17 – Воронеж, 25.06-22.09.21, 12:47.
(Вычитано с правками – 23.04.22, 18:16.)
Свидетельство о публикации №222050701119