Часть восьмая 1973-1975 Будь моей женой
С Кларой мы договорились встретиться у неё, и на Октябрьские праздники поехать в Никополь к её брату Славке. По телефону я сказал Кларе, что сегодня выезжаю.
Пятого ноября, восемнадцати часовой электричкой, я выехал на Кривой Рог. Электричка едет обычно два с половиной - три часа. Доехав до Верховцево, это где-то минут сорок езды от Днепродзержинска, я услышал объявление о том, что дальше электричка не пойдёт. Следующая электричка на Кривой Рог пойдёт только утром в шесть часов.
Верховцево - сортировочная станция и пассажирские поезда, которые в это время ехали на Кривой Рог, не останавливались. В надежде, что может быть, как-то всё-таки уеду, я ходил по станции, расспрашивая различных её работников. Так я остался ночевать. Сколько я ни просил дежурного разрешить мне позвонить по телефону, так ничего не добился. Телефонов-автоматов на станции тоже не было.
Утром я выехал первой электричкой, которая шла до Долгинцево, это не доезжая одну остановку. Но от этой станции можно доехать трамваем. По автомату тут же позвонил Кларе, и мы выяснили все обстоятельства. Она сообщила, что садится на Червонной – это криворожская станция. Электричка на Никополь идёт через Долгинцево, где я и присоединюсь.
Когда подошла электричка, я увидел Клару, стоящую в тамбуре указанного ею по телефону вагона. Она была в тёмно-синем пальто с белым норковым воротником и рыжей лисьей шапкой на голове. С радостью, хоть и помятый бессонной ночью, я бросился к ней, и мы поехали в гости.
Мы сидели у окна вагона за откидным столиком, и я неотрывно смотрел на неё. А Клара рассказывала, что они, поздно вечером, когда поняли, что по какой-то причине я не приехал, в то время как сообщил, что выехал, позвонили домой к моей маме и этим наделали дома переполох. Но утром, когда я позвонил, они перезвонили моей маме и сообщили, что всё в порядке.
В Никополе мы пришли к её брату, и я познакомился с ним, с его женой Светой и увидел их сына Серёжу. Прежде всего я привёл себя в порядок после дороги, а потом мы с Кларой пошли бродить по городу. Нигде нельзя было купить цветов, и мы зашли в единственный цветочный магазин, в котором продавали лишь живые цветы в горшках. Я просил продавца, чтобы, уплатив за цветок с горшком, последний я оставил бы ей и забрал бы только цветок. Она никак не могла меня понять и всё время повторяла, что в стоимость входит и то и другое. Увидев, что для продавца эта дилемма неразрешима, я купил цветок с горшком, как и предлагал ей. Мы вышли из магазина, я вытряхнул горшок вместе с землёй, почистил от земли цветы и преподнёс их Кларе.
Мы пошли на водохранилище Запорожской ГЭС. Его называют Никопольским морем. До моря ему, конечно, далеко, но смотреть на волны приятно. Мы ходили вдоль берега, и там я впервые её сфотографировал, а она сфотографировала меня.
Мы узнавали друг друга. Она вникала в мой духовный мир, а я не мог не смотреть на неё - очень она мне нравилась. О многом мы говорили, как будто спешили поскорее узнать то, что упустили за прошедшие годы нашей разделённой жизни. В разговоре Клара как-то сказала:
«… необходимость заключить союз наступит тогда, когда, задыхаясь, мы не сможем дышать друг без друга»
.
А я уже не мог без неё дышать! И в своём письме 06.12.73г. писал:
«…Я думаю, как много событий препятствовало нашей настоящей встрече. Когда я впервые тебя увидел, передо мной стоял высокий, тоненький, чёрный галчонок. Тогда мне даже стало смешно! Детский сад, что ли?!
Боже мой! Кто мог подумать, что в этом хрупком существе утонет, провалится всё моё «Я» со всем моим духовным миром! Что я буду сходить с ума, не спать ночами, пьянеть при встрече и без конца лишь об одном думать, думать, думать…
И для всего этого мне надо было влюбиться и разлюбить, жениться и развестись, встретить и не узнать (!!!), чтобы понять, что ты и только ты, никто другая, есть та, с которой я смогу прожить вот такой – для всех странный, непонятный, чужой…
Нежный, воздушный мой человек. Я люблю тебя».
Отныне каждое свободное время я ехал в Кривой Рог. В магазине, недалеко от дома Клары, покупал шоколад «Сказки Пушкина» и шёл на встречу. Вечером мы садились на кухне, разговаривали до утра. Утром я садился на электричку и ехал в Днепродзержинск на работу. Экономил я на всём, что не касалось Клары. Но у меня всегда оставались в кармане деньги на электричку и на шоколад.
Однажды, в очередную поездку, прямо с работы я пришёл на вокзал и почувствовал, что сильно голоден. Решился купить себе пирожок с мясом. После пирожка я почувствовал холодный пот на лбу и подошёл к окну, чтобы не потерять равновесие. Когда мне стало немного лучше, я пересчитал свои "деньги", мне хватало на электричку, на шоколад, и ещё оставалось на стакан газированной воды. Я выпил воду и почувствовал себя нормально.
Клара, видимо, догадалась, что я недоедаю, и как только я приезжал, она старалась усадить меня за стол. Под предлогом, что она очень голодна, мы вместе садились кушать. Но это оказалось ещё не всё. Как-то, по дороге домой, я обнаружил в своём кармане лишние деньги. Приехав к Кларе в очередной раз, я посчитал свои деньги и на обратном пути, в электричке, засунул руку в карман и снова обнаружил лишние. Всё поняв, я так рассмеялся, что на меня в вагоне обратили внимание. Клару я очень попросил больше этого не делать. В свою очередь, она попросила меня не экономить на еде.
Мы собирались в театр и сидели в Клариной комнате. Она уже надела свой красный костюм и наполняла свою театральную сумочку. Я приблизился и хотел поцеловать её в щёчку. Но она своевременно отклонилась и мы рассмеялись. Уже было поздно и мы вызвали такси, чтобы вовремя попасть в театр.
На работе у меня всегда было множество отгулов, и несколько из них я использовал для поездки на Новый год к Кларе. Мама была довольна тем, как разворачиваются события. Она лишь подчёркивала, что я люблю Клару «больше», чем Клара меня. Я это отношу к чисто родительскому чувству.
Взяв свою гитару, я поехал в Кривой Рог. Традиционно купил «Сказки Пушкина», и вот уже вручаю Кларе шоколад и подарок деревянную шкатулку, резную, ручной работы. В шкатулку я положил открытку, на которой был нарисован оленёнок с обручальным кольцом на длинной вытянутой шее. «Это ты?» – показывая на оленёнка, спросила Клара.
Клара на Новый Год подарила мне белую рубашку. Я поблагодарил и спросил, не к свадьбе ли эта рубашка.
- Сыграй мне «дикарскую», - попросила Клара. Мы уселись поудобней в её маленькой комнатке прямо на кровать. Я взял гитару, и мы напели не так уж давно написанную мной, но полюбившуюся Кларе песню:
Печальные мысли окутала гарь.
Дремавший во мне пробудился дикарь.
И пусть окружают меня города,
Пусть атом расщеплен и вскрыта луна-
Дикарь я – сквозь блеск металлических рук
Я видеть хочу лишь деревья вокруг.
Хочу, чтоб глаза напрягались до боли.
И чтоб на ногах от дороги мозоли.
Хочу, чтоб ликующим криком участья
Я смог воспринять это дикое счастье!
В кустах, замирая, хочу поджидать,
На зверя с пронзительным криком бежать!
Мила тишина мне пустынно – ночная.
И длинноволосая и молодая
В условленном месте на «нашем» холму
Меня поджидала бы дева в лесу.
И Бога за счастье её я молил бы,
И мяса сырого кусок с ней делил бы,
И тигру хребет я сумел бы сломать,
Когда б он осмелился ей угрожать
Землянку я вырыл бы с хвойным навесом,
Такую, чтоб не было с девой нам тесно.
В метели, дожди, чтоб она нас укрыла,
И сына в землянке мне б дева родила.
И сын мой, наверно, зажёг бы огонь.
Загнал бы стада в деревянный загон.
Построил бы город, пустил корабли –
Во имя другой, и во имя любви...
Нет – нет! Отрекаюсь!
Любить не хочу! Я злобно по-зверьи сейчас закричу!
Хочу, чтобы всё обернулось как встарь –
Бунтует во мне неуёмный дикарь!
С гитарой стало веселей. До вечера мы пели, а потом, вместе с Клариными родителями поехали на Пионер – (городской район), куда пригласили нас в гости встречать Новый год. Это был наш первый совместный Новый год. Мы держали фужеры с шампанским в ожидании кремлёвских курантов и смотрели друг на друга.
- С Новым Годом! – почти одновременно прокричали все. – С Новым Счастьем!
Наступил 1974 год.
Мы не остались ночевать, и часа в три утра вышли на дорогу ловить попутную машину. Долго стояли. Наконец, остановился какой-то грузовик, и мы все залезли в кузов. Было неудобно, необычно, но весело.
Немного отоспавшись, я на Клариной постели, а она в комнате с родителями, мы уселись, как обычно, на Кларину кровать (комнатка, где спала Клара, была очень тесной и единственный стул можно было поставить лишь у двери), обсуждая наши общие проблемы. Я попросил у Клары фотографию, на которой, как мне показалось, Клара больше всего похожа на колдунью. Она подписала её, и я вклеил фотографию в свой рабочий блокнот. Мы продолжали беседовать на разные темы, и я, сделав длинную паузу в нашем разговоре, обратившись лицом к ней, сказал:
- Будь моей женой.
Клара ответила: - Я согласна.
После этого, разговор перешёл на более конкретные темы. Жить мы решили в Кривом Роге. Решили снять квартиру, чтобы жить независимо и не мешать родителям. Решили, что регистрироваться будем в Днепродзержинске, что свадьбы делать не будем – отметим с родственниками. На такой прозаической ноте мы закончили нашу новогоднюю встречу, и я уехал в Днепродзержинск, оставив гитару у Клары.
Сегодня 16.01.1974года. Мы подаём заявление в Загс. Я приехал за Кларой в Кривой Рог. В электричке было почти безлюдно. Мы сидели посередине вагона и рассуждали вслух. Я периодически выходил в тамбур покурить, Клара смотрела в окно вагона.
Вдруг, неожиданно, Клара отказалась подавать заявление.
- В чём дело, почему? – допытывался я. Никто никого ни в чём не принуждал. Всё шло осознано. Можно отложить. Можно вообще не подавать! Но в чём причина, должна же она быть?
Всегда такая рассудительная (как говорила Кларина мама: «Клара – это ведро холодной воды на горячую голову») и вдруг неожиданный поворот на сто восемьдесят градусов.
В конце концов, взбесился и я. И кто знает, чем бы всё закончилось, если бы я не включил свой холодный "аналитический" ум. Пожалуй, такие моменты бывают крайне редко, когда я обращаюсь к нему в отношениях с людьми. Обычно вспыльчивый и бескомпромиссный, сейчас, шаг за шагом я убеждал Клару в принятии неспешного и максимально обдуманного решения...
Что это было – откровение? Игра? Приступ?
-Игра меньше всего...
Днепродзержинск встретил нас крещенскими морозами. Клара взяла меня под руку, и мы пошли по скрипучему снегу к автобусной остановке. На следующий день Клара написала стихотворение и выслала его мне:
«Помнишь, как замер твой зимний город –
Мы привезли ему ужас конца…
Городу страшно: в крещенский холод
В нас обнажённые бьются сердца.
В сердце одном – нежность с правдою спорит.
Сердце другое – сплошная боль.
Крепче сжимает объятия город,
И выплавляется наша любовь!..».
Восьмого февраля я отработал последний день на котельно-сварочном заводе. Приехала Клара с родителями. Родители остались у нас дома с моей мамой, а Клара пришла ко мне в отдел на прощальный банкет, который я устроил по случаю отъезда.
В конце рабочего дня накрыли столы. За столом был главный инженер Лёня Сухой, наши конструкторы и технологи, близкие мне работники из конторы. Выпили по рюмочке. Записали мой новый адрес и телефон. Пожелали всё, чего желают и что положено, тепло попрощались, и мы с Кларой ушли.
Клара была удивлена и тронута тем, что некоторые женщины-конструкторы вполне искренне всплакнули, прощаясь со мной. Ей казалось, что работать со мной очень нелегко. И вдруг…
Поздно вечером мы приехали в Кривой Рог и здесь первый сюрприз – родители сняли нам квартиру на улице Гагарина 59/59. Мы впервые, ещё до росписи, остались одни в пустой квартире. На полу в углу мы постелили газеты, пальто, из одежды выложили подушки и долго не ложились спать. Мы смотрели в окно на ночное небо и рассуждали о том, что может быть, там, на далёких планетах, так же стоят двое и смотрят на освещённую солнечным светом едва заметную точку – планету Земля. Я посмотрел Кларе прямо в глаза. Она молча смотрела на меня. О чём она думает? Её широко раскрытые глаза чуть улыбались, задумчиво и таинственно. Может, об этом думала и Мона-Лиза? Я подошёл к ней, прикоснулся пальцами к плечу.
«Какая ты красивая», - как-то вырвалось у меня. Я обнял её и поцеловал...
Мой отпуск начинался с одиннадцатого февраля. Роспись назначили на двадцать третье февраля. Я жил уже в Кривом Роге, но числился ещё на работе. Это позволило мне спокойно, без спешки искать работу. Но пока я о работе не думал. Мы с Кларой начинали новую жизнь. И сколько, и каких только потом ни было у нас постелей, с таким удовольствием, с таким наслаждением, как эти ночи на полу, мы, может быть, больше не спали никогда.
23.02.1974 года мы приехали в Днепродзержинск. Это была пятница. Мы остановились у мамы. Пришли наши свидетели – Рая и Шурик. Наверное, надо было взять такси. Но,поразмыслив, мы с Кларой решили поехать в ЗАГс на трамвае. Нам предстояло жить какое-то время на одну скромную зарплату, которую получала Клара. Мои отпускные и расчётные мы решили придержать. Из трамвая мы вышли возле нового
универмага. Ещё совсем знакомые места уже становились чужими. Всего лишь месяц я не был в Днепродзержинске, а чувствовал себя гостем. Нет, наверное, не гостем. Скорее это было чувство прощания с до боли родными местами, где я родился, где босиком измерял все улицы и дороги, где вырос, где я познал грусть и чувство огромной любви. Теперь я здесь больше не живу.
Помню, нас пригласили в комнату. Мы подошли к столу, и когда мне дали регистрационную книгу, по радио, висевшему на противоположной от стола стене, кремлёвские куранты начали отбивать 12 часов. Под этот бой я расписался. Потом расписалась Клара. Потом свидетели - Раечка от Клары и Шурик от меня.
Вышли мы с брачным свидетельством – законные муж и жена! Наверное, Клара мечтала не о таком скромном бракосочетании. Конечно! Увы, жизнь вносит свои коррективы. Но главное, наверное - как мы будем жить, как будем относиться друг к другу, как долго продлится наша любовь. Все вместе мы пришли к маме и отметили нашу роспись.
Вечером мы с Кларой сели в электричку и уехали в Кривой Рог.
Свидетельство о публикации №222050701250