лс185 Пушкин и бездна его души без дна

Пушкин и бездна его души без дна диссидента десидентов
Проф. пушкинист Благой Дм. Одну  часть своей  книги «Творческий путь Пушкина, 1826-1830» назвал «Бездна души»

Эта фраза о бездне несколько неоднозначна: она оставляет шанс думать , что  это о бездонных замыслах гения словесности. Увы, все творения имеют негативное поэтическое  описание жития

Надо понимать, что на Перекрестке Судьбы 1826 года  Пушкин избрал исход, который обнажил  бездну мрака души поэт-человека …  открыл дверцу в душу без дна и покрышки. Недавний «певец Свободы» и мастер «Кинжала», не найдя в самом себе никакой опоры, ринулся в объятья деспота Николая 1

Он написал царю прошение вернуть из заточения  и приложил расписку в верности и благонадежности вассала. Ему прочитали мораль о необходимости для Руси  власти одного, пожурили, пристыдили  и высочайше разрешили  жить в первопрестольной, но о всех телодвижениях испрашивать разрешение у графа И.Х. Бенкендорфа, а сочинения отправлять на проверку лично Императору и ждать его милостивого решения

Так Пушкин  влетел из огня да в полымя … Огонь тоски и скуки  заточения в глуши Михайловской губы и общества «несносных дур Тригорского» он сам  сменил на полынью паутины хитростей царя и его царедворцев. Родившаяся еще в Одессе идея бежать за кордон, окрепла у поэта в Михайловском , но напоролась на глухую Берлинскую стену под контролем Третьего Отделения

Так в Пушкине зародилась и укоренилась  болезнь всех «диссидентов»  (лат. dissidens «несогласный») России = Тоска о чужбине.  Для «десидентов»  (fr. decider = решать), определенно понявших, что в России им не сдобровать,  и решивших из нее драпать, эта самая закордонная чужбина была не болезнью и тоской, а той самой «осознанной необходимостью» гегельянцев
 
Пушкинист М. Цявловский так и назвал одну свою статью = Тоска о чужбине. А уехавший из России  Альперович под маской Дружникова Ю. написал аж трилогию «Узник России», где доказывал, что идея бегства и окончательной иммиграции была доминирующей идей жития Пушкина с момента южной командировки. Мо быть…

История пушкинской тоски о чужбине и последнем верстовом столбе его кибитки беглеца такова:

(1) 1822 год. Кишинев =  Узник (показания командировочного на «курортные юга»):
Сижу за решеткой в темнице сырой  …
...взглядом  и  криком  своим
И  вымолвить хочет:  «Давай  улетим!
Мы  вольные  птицы;  пора, брат, пора!
Туда,  где  за  тучей  белеет  гора,
Туда,  где  синеют  морские  края,
Туда,  где  гуляем  лишь  ветер... да  я!..»

(2) 1823, Одесса, октябрь 1823 г. =  L строфа первой главы Хандра романа «Евгения Онегина»:
Придет  ли  час  моей  свободы?
Пора,  пора! — взываю  к  ней;
Брожу  над  морем,  жду  погоды,
Маню  ветрила  кораблей.
Под  ризой  бурь,  с  волнами  споря,
По  вольному  распутью  моря
Когда  ж  начну  я  вольный  бег?
Пора  покинуть скучный  брег
Мне  неприязненной  стихии,
И  средь полуденных  эыбей,
Под  небом  Африки  моей,
Вздыхать о  сумрачной  России,
Где  я  страдал,  где  я  любил,
Где  сердце  я  похоронил...

(3) 1824, январь  = письмо брату о планах бегства за границу: «Ты знаешь, что я дважды просил Ивана Ивановича <т. е. государя.— М. Ц.> о своем отпуске чрез его министров — и два раза воспоследовал всемилостивейший отказ. Осталось одно — писать прямо на его имя — такому-то, в Зимнем дворце, что против Петропавловской крепости, не то взять тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть на Константинополь. Святая Русь мне становится не в терпеж. Ubi bene, ibi patria. А мне bene там, где растет трин-трава, братцы. Были бы деньги, а где мне их взять? что до славы, то ею в России мудрено довольствоваться...»

(4) 1824, Одесса, июль = «К морю», обращении к «свободной стихии» поэт опять говорит об этом заветном умысле «бежать» из России :
Не удалось навек оставить
Мне скучный, неподвижный брег,
Тебя восторгами поздравить
И по хребтам твоим направить
Мой поэтической побег!

и тут же объясняет, почему ему не удалось его выполнить: - любовь …и главное – безденежье

(5) 1825 = черновое послание:
Презрев  и  голос <?> укоризны,
И  зовы сладос‹тных› надежд,
Иду  в чужбине прах отчизны
С  дорожных отряхнуть одежд.
У[молкни]  сердца шопот сонный,
Привычки  давной  слабый <?> глас,
Прости, предел  неблагосклонный,
Где  свет узрел  я  в  первый  раз!
Простите, сумрачные  сени,
Где  дни  мои <текли> <?> в  тиши,
Исполнены  страстей и лени
И  снов  задумчивых  души.—
Мой  брат, в  опасный  день разлуки
Все  думы  сердца — о  тебе.
В  последний <раз> сожмем  же  руки
И  покоримся мы судьбе.

(6) 1825, май-июнь Пушкин пишет П. А. Осиповойо том, что его ждет там – в краю чужом:
Быть может,  уж  недолго  мне
В  изгнаньи  мирном  оставаться,
Вздыхать о  милой  старине
И  сельской  музе  в  тишине
Душой  беспечной  предаваться.
Но  и  вдали, в  краю  чужом,
Я  буду  мыслию  всегдашней
Бродить Тригорского  кругом,
В  лугах, у  речки, над  холмом,
В  саду  под  сенью  лип  домашней.

(7) 1825, июль = Воейкова, альбом которой брат Левт  украшал произведениями Александра Сергеевича, писала Жуковскому, что Плетнев «думает, что Пушкин хочет иметь 15 тысяч, чтобы иметь способы бежать с ними в Америку или Грецию.
(8) 1826, май=  мыслью был уже в Западной Европе. Вяземскому он пишет 27 мая 1826 г.:
 «Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России? Если царь даст мне слободу, то я месяца не останусь. Мы живем в печальном веке, но когда воображаю Лондон, чугунные дороги, паровые корабли, англ‹ийские› журналы или парижские театры и ‹ ------- ›, то мое глухое Михайловское наводит на меня тоску и бешенство. В 4-й песне Онегина я изобразил свою жизнь; когда-нибудь прочтешь его, и спросишь с милою улыбкой: где ж мой поэт? в нем дарование приметно — услышишь, милая, в ответ: он удрал в Париж и никогда в проклятую Русь не воротится — ай да умница!»

(9) 1830…  этой же тоске по чужбине поэт посвятил строки в своем «Путешествии в Арзрум» (глава вторая): «Вот и Арпачай, сказал мне казак. Арпачай! Наша граница! Это стоило Арарата. Я поскакал к реке с чувством неизъяснимым. Никогда еще не видал я чужой земли. Граница имела для меня что-то таинственное; с детских лет путешествия были моею любимою мечтою. Долго вел я потом жизнь кочующую, скитаясь по Югу, то по Северу, и никогда еще не вырывался из пределов необъятной России. Я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег был уже завоеван; я все еще находился в России»

(10) 1836 … ничего с планами непрактичного  поэте на получилось и оставалось лишь философствовать:
                ...Никому
Отчета  не  давать, себе  лишь самому
Служить  и  угождать;  для  власти,  для  ливреи
Не  гнуть ни  совести, ни  помыслов, ни  шеи;
По  прихоти  своей скитаться  здесь и  там,
Дивясь божественным  природы  красотам,
И  пред созданьями  искусств  и  вдохновенья
Трепеща  радостно  в  восторгах  умиленья.
—  Вот   счастье!  вот   права...

***
Ликбез
Прим. Николай = Ника, лай!  Победа лает…  Победившая власть в ходе Смены Династии через Смуту лает всласть о власти самодержавной и беспощадной
КОНЦЕПЦИЯ СВОБОДЫ В ФИЛОСОФИИ Саркарова Н.А. Из обзора генезиса фразы  у https://ganja-jungle.livejournal.com/217198.html:

Для Спинозы-то "ИСТИННАЯ СВОБОДА СОСТОИТ ТОЛЬКО В ТОМ, ЧТО ПЕРВАЯ ПРИЧИНА [ДЕЙСТВИЯ] НЕ ПОБУЖДАЕТСЯ И НЕ ПРИНУЖДАЕТСЯ НИЧЕМ ИНЫМ и только через свое совершенство есть причина всякого совершенства". Такая свобода, по мнению Спинозы, доступна только Богу. Человеческую же свободу он определяет следующим образом: "она есть ПРОЧНОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ, КОТОРОЕ НАШ РАЗУМ ПОЛУЧАЕТ БЛАГОДАРЯ НЕПОСРЕДСТВЕННОМУ СОЕДИНЕНИЮ С БОГОМ, с тем чтобы вызвать в себе идеи, а вне себя действия, согласующиеся с Его природой; причем Его действия не должны быть подчинены никаким внешним причинам, которые могли бы их изменить или преобразовать" ("О Боге, человеке и его счастье", пер. А.И.Рубин).
Иосиф Сталин в своей беседе об учебнике "Политическая экономия" (1941) говорит об этом как о само собой разумеющемся: "Энгельс писал в "Анти-Дюринге" о переходе от необходимости к свободе, писал о свободе как ОСОЗНАННОЙ НЕОБХОДИМОСТИ".
 
Должно быть, Энгельса он не читал, поскольку в упомянутой работе сказано буквально следующее:

"Гегель первый правильно представил соотношение свободы и необходимости. Для него СВОБОДА ЕСТЬ ПОЗНАНИЕ НЕОБХОДИМОСТИ. "Слепа необходимость, лишь поскольку она не понята". Не в воображаемой независимости от законов природы заключается свобода, а в познании этих законов и в основанной на этом знании возможности планомерно заставлять законы природы действовать для определённых целей".
 ("Hegel war der erste, der das Verh;ltnis von Freiheit und Notwendigkeit richtig darstellte. F;r ihn ist die FREIHEIT DIE EINSICHT IN DIE NOTWENDIGKEIT. "Blind ist die Notwendigkeit nur, insofern dieselbe nicht begriffen wird". Nicht in der getr;umten Unabh;ngigkeit von den Naturgesetzen liegt die Freiheit, sondern in der Erkenntnis dieser Gesetze, und in der damit gegebnen M;glichkeit, sie planm;;ig zu bestimmten Zwecken wirken zu lassen".)
 
ГЕГЕЛЬ, однако, ни разу не называл свободу "ПОЗНАНИЕМ НЕОБХОДИМОСТИ". Писал он о том, что "свобода, воплощаясь в действительности некоего мира, принимает форму необходимости" (die Freiheit, zur Wirklichkeit einer Welt gestaltet, erh;lt die Form von Notwendigkeit), и ещё неоднократно называл свободу "die Wahrheit der Notwendigkeit" ("ИСТИНОЙ НЕОБХОДИМОСТИ"), что бы это ни значило. А ещё в его трудах не меньше десятка разных определений свободы - но именно Энгельсовой формулировки там как раз и нету.

Тут, пожалуй, надо бы пояснить, какую "необходимость" Гегель имел в виду….
К чести ЛЕНИНА, следует отметить, что Энгельса переврал не он. Соответствующее место из "Анти-Дюринга" в его работе "Материализм и эмпириокритицизм" переведено вполне корректно:  "В особенности надо отметить взгляд Маркса на отношение свободы к необходимости: "слепа необходимость, пока она не сознана. Свобода есть СОЗНАНИЕ НЕОБХОДИМОСТИ" (Энгельс в «Анти-Дюринге») = признание объективной закономерности природы и диалектического превращения необходимости в свободу (наравне с превращением непознанной, но познаваемой, «вещи в себе» в «вещь для нас», «сущности вещей» в «явления»)".

Einsicht, в принципе, допустимо переводить и как "познание", и как "осознание", и даже как "ознакомление" - вариантов множество. Но есть нюансы. "Сознание" по-русски - это не просто "знакомство с чем-либо", но ещё и "субъективная переживаемость событий внешнего мира". Иными словами, "познавая" необходимость, мы всего лишь получаем о ней информацию; а "сознавая" необходимость - ещё и переживаем её субъективно. ПОЗНАЁМ мы обычно мир, себя и другие интересные вещи, а СОЗНАЁМ свой долг, свою вину и прочий негатив - так уж русское словоупотребление устроено.

несомненно: свободу с необходимостью отождествил не Ленин, не Маркс, не Энгельс и не Гегель, и уж, тем более, не Спиноза. Спиноза, как вы помните, называл свободу "прочным существованием", Гегель - "истиной", Энгельс - "познанием", Ленин - "сознанием". Ну, а Маркс тут вовсе ни при чём.
Гегель: говорит о свободе абсолютного духа. Свобода абсолютного духа реализуется в познании, она ничем не обусловлена.