Пламя. Повесть-размышление. Глава 60

В это время Галина Ивановна Алексеева находилась одна в помещении на втором этаже. На душе у неё было тревожно. Ещё засветло она периодически посматривала в окно, пытаясь разглядеть лица бунтовщиков. Большинство из них были ей не знакомы, но, то там, то здесь появлялись личности, которые ранее проходили через процесс судопроизводства. Не радовали они своим поведением. Были у них основания затаить обиду за наказания, которые они заслужили и по которым отбыли соответствующие сроки лишения свободы.
Выделялся особой активностью Николай Гринюк, побывавший в местах заключения. Чувствовалось, что наказание его не исправило. Он бегал от одной компании к другой, размахивал руками, суетился, призывал к чему-то. Слова не были слышны, но, без сомнения, они не вдохновляли толпу на что-то хорошее, доброе, светлое…
Тучи надвигающейся беды сгущались. Люди прибывали и задерживались, присоединяясь к толпе. Всеобщее горлопанство получало поддержку свежей подпиткой. Обстановка становилась всё более угрожающей.
Галина Ивановна неоднократно звонила Сытину.
– Анатолий Яковлевич! Нужны решительные действия!
– Я занят! У меня – заседание бюро райкома. Не драматизируйте ситуацию и не создавайте паники. Люди пошумят и разойдутся. Не отвлекайте меня!
– Так я хотела… – остальную часть фразы Галина Ивановна не договорила, услышав короткие гудки телефона.
Такого «отфутболивания» актуальной проблемы она не ожидала. Её оскорбило пренебрежение человека, без команды которого ничего не делалось ни в городе, ни в районе.
Что делать? Оставалось ждать и уповать на то, что кто-то дополнительно подтолкнёт Сытина к решительности…
Галине Ивановне стало не по себе. Она открыла ящик стола, достала картонную упаковку с валокордином, не отсчитывая рекомендованное количество капель, налила в стакан с водой порцию, явно превышающую норму. Ноющая боль в области сердца заставила её присесть за письменный стол, загруженный папками с документами. Нужно было покопаться в них, но мысли уплывали, расползаясь по темам, не связанным с уголовными делами. Ей вспомнилась макушка желтолистого дерева, увиденная ранее через окно, и она опять возвратилась к размышлениям, вызванным сегодняшними событиями, осенней порой, её красотой и неимоверной грустью с нотками тревоги.
Стараясь успокоить себя, она невольно отвлеклась от неприятных событий и начала домысливать осенний ностальгический «этюд», увязывая его с земной реальностью: падал осенний лист… Он ассоциировался с судьбой человека, который гордо смотрит вокруг, и снисходительно – вниз.
Чем выше он находится, тем больнее его падение. Но боль появляется не от удара о землю, она появляется в глубине себя. От осознания того, что ты упадёшь, от твоей опустошающей беспомощности. И чем дольше ты падаешь, тем больше находишься в плену размышлений – изнуряющих, выматывающих, убивающих твою волю.
И вот он ушёл в своё последнее несвободное падение. И теперь лежал в грязной мутной луже. Здесь былые заслуги не учитывались. Жёлтый лист ещё видел кусочек светлого неба, неуверенно пробивающегося через тёмные дождевые облака, но уже слышал чьи-то приближающиеся шаги, хлюпающие по прокисшим осенним лужам.
Вот и всё.
Ботинок случайного прохожего безжалостно втоптал его в мутную грязь. Уничтожил его индивидуальность. И земля уравняла всех.
Галина Ивановна не успела довести свою мысль к перспективе развития. Толпа за окнами проявила себя очередным шумовым взрывом, и она, несмотря на предыдущую отмашку Сытина, сделала очередную попытку дозвониться до него, но телефон отзывался короткими гудками. Она набрала номер председателя горисполкома Кускова. Вызов шёл, но трубку не поднимали.
– Да что же это такое? Почему телефоны то заняты, то молчат? – с недоумением и горечью спросила Галина Ивановна, глядя на портрет Генерального секретаря ЦК КПСС, самодовольно взирающего на доведённую до отчаяния женщину.
Почему руководители города где-то отсиживаются, а не находятся в центре событий? Неужели они не понимают, где должны быть? В городе идёт революция! В городе – бунт! Бунт людей и плохих, и хороших. Выползайте, возведённые на пьедестал «памятники», из своих просторных кабинетов и покажитесь народу. Есть возможность проявить свою мудрость и решимость. Вы же умеете говорить. Поговорите, образумьте людей! Ведь не все в этой орущей, разнузданной толпе – бараны, не понимающие, что творят! Ваше появление перед народом отвлечёт людей от бунтарского безумия! Докажите, что вы чего-то стоите, что не напрасно вам доверили главные должности в городе! Докажите это своей инициативой, заботой о мире и спокойствии в обществе!
Пообещайте, обманите в очередной раз, как вы умеете это делать, обладая красноречием опытных догматиков, с языка которых слетают слова, декларирующие заботу о народе. Докажите делом эту заботу, проявите смелость там, где она сегодня требуется, где разумное, убедительное слово – необходимо! Ведь верят не тому, кто говорит правду, а тому, кто убедительно врёт! Вы, наделённые властью, разукрашенные орденами… Вы, с красными книжечками партбилетов, где написано: «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи». Страшно жить там, где рассуждают о чести и совести и сохраняют подлость.
Почему вы, главные «ярые коммунисты», боитесь своего народа? Вы довели его до этой вспышки гнева, ВЫ! Так разгребите эти противоречия. Наш народ добрый, он поймёт, простит. В тысячной толпе – два, три десятка провокаторов, а остальные граждане – поддавшиеся на провокацию подонков, жаждущих крови…