м алигер. наш народ расстрелян и сожжен

я не автор 






 Знаменитое стихотворение Маргариты Алигер, отрывок из поэмы «Твоя победа».

Это стихотворение передавалось из рук в руки, переписывалось,

перечитывалось, заучивалось наизусть, о нем знали все,

кто имел отношение к еврейству,

ибо оно очень точно выразило мысли и чувства подавляющего большинства евреев,

и оно было проявлением еврейского самосознания в исторический момент его безжалостного попрания.

...Разжигая печь и руки грея,
наскоро устраиваясь жить,
мать моя сказала: «Мы евреи.
Как ты смела это позабыть?» [

Да, я смела, - понимаешь? – смела.
Было так безоблачно вокруг.
Я об этом вспомнить не успела, -
с детства было как-то недосуг.

Родины себе не выбирают.
Начиная видеть и дышать,
родину на свете получают
непреложно, как отца и мать.

Было трудно, может быть, труднее,
только мне на всё достанет сил.
Разве может быть земля роднее
той земли, что верил и любил,

той земли, которая взрастила,
стать большой и гордой помогла?
Это правда, мама, я забыла,
я совсем представить не могла,
что глядеть на небо голубое
можно только исподволь, тайком,
потому что это нас с тобою
гонят на Треблинку босиком,
душат газом, в душегубках губят,
жгут, стреляют, вешают и рубят,
смешивают с грязью и песком.

«Мы – народ, во прахе распростёртый,
мы – народ, повергнутый врагом»...
Почему? За что? Какого чёрта?
Мой народ, я знаю о другом.

Знаю я поэтов и учёных
разных стран, наречий и веков,
по-ребячьи жизнью увлечённых,
благодарных, грустных шутников.

Лорелея, девушка на Рейне,
старых струй зелёный полутон.
В чём мы провинились, Генрих Гейне
Чем не угодили, Мендельсон

Я спрошу и Маркса и Эйнштайна,
что великой мудростью полны, -
может, им открылась эта тайна
нашей перед вечностью вины?

Милые полотна Левитана –
доброе свечение берёз,
Чарли Чаплин с бледного экрана, -
вы ответьте мне на мой вопрос:

разве всё, чем были мы богаты,
мы не роздали без лишних слов?
Чем же мы пред миром виноваты,
Эренбург, Багрицкий и Светлов?

Жили щедро, не тая талантов,
не жалея лучших сил души.
Я спрошу врачей и музыкантов,
тружеников малых и больших.

Я спрошу потомков Маккавеев,
кровных сыновей своих отцов,
тысячи воюющих евреев –
русских командиров и бойцов.

Отвечайте мне во имя чести
племени, гонимого в веках,
мальчики, пропавшие без вести,
мальчики, погибшие в боях.

Вековечный запах униженья,
причитанья матерей и жён.
В смертных лагерях уничтоженья
мой народ расстрелян и сожжён.

Танками раздавленные дети,
этикетка «Jud» и кличка «жид».
Нас уже почти что нет на свете,
но мы знаем, время воскресит.

Мы – евреи. Сколько в этом слове
горечи и беспокойных лет.
Я не знаю, есть ли голос крови,
только знаю: есть у крови цвет.

Этим цветом землю обагрила
сволочь, заклеймённая в веках,
и людская кровь заговорила
в смертный час на многих языках.

Вот теперь я слышу голос крови,
смертный стон народа моего.
Всё слышней, всё ближе, всё суровей
истовый подземный зов его.

Голос крови. Тесно слита вместе
наша несмываемая кровь,
и одна у нас дорога мести,
и едины ярость и любовь...