Берсерк ч. xxxvii эпилог

Голова. Немного кружилась, пока сознание выкарабкивалось из забытья. Опять в шкуре зверя, будь она неладна? Надо бы глаза открыть, да не хотелось. Не хотелось вновь ощутить себя в обличье зверя. Услышать поглощающий рассудок гул в голове. Стоп. Гула-то нет. Слабость есть. Головокружение, к которому уже и попривыкнуть успел – тоже. Но гула и дурацкой мешанины мыслей нет. И еще вот что-то глиняное коснулось разбитых губ. Защипало. Горьковатый вкус горячего – почти кипятка – отвара. Корчмарь такой готовил. Отпаивал  во время хворей. 
Следом коснулся поросшей бородой щеки шершавый язык. Белого волка, а шеи… Шея ощутила прикосновение ладони. Нежное. Хэсбир-таки открыл глаза, боясь ошибиться. Не ошибся.  Линн. Расстегивала  ворот его  куртки. Оно и понятно: дрова в очаге пылали вовсю. Жарко. Она и сама была в одной льняной, зеленого цвета, рубахе. Сидела на шкуре черного медведя,  поджав под себя ноги, в одной ладони держала глиняную чашку с отваром, палец другой коснулся губ: мол, молчи и пей. Произнесла, улыбаясь, шепотом:
– Постарайся пока не разговаривать какое-то время.
Время… Снова усмешка Хроноса или? Губы Линн не позволили задаться вопросом,  аккуратно коснулись разбитых губ Хэсбира. Ее лоб со спадающими на него прядями волос коснулся его лба. Голова берсерка опять пошла кругом, но уже от прикосновения Линн, от вида едва скрываемых рубахой ее коленей. Она легонько опрокинула его на спину, аккурат на мягкую медвежью шкуру. 
Белый волк деликатно отвернулся и лег подле очага, догадавшись: утром берсерк будет абсолютно здоров. И утром же наконец наступит весна. Ее запах уже чувствуется в лесу.
… Она скинула черный балахон. «Ведьмин»  – как бы назвал его Хэсбир. И бросила прям на берцы, на небрежно скомканные черные протертые джинсы, с разрезом на коленях, и кожаную, в заклепках, куртку. С наслаждение вдохнула раскаленный воздух пустыни. Подняла руки, словно обнимая воды родного для нее Тигра. И, щурясь на солнце, произнесла:
– А что, сестренка, у тебя почти получилось овладеть мною. Во всяком случае тебе будет о чем вспомнить в Иркалле. Хотя…  Я буду скучать по тебе, Вэл.
– Я тоже. Это было, госпожа, одно из лучших Ваших воплощений.
Аннунак сидел поодаль, обхватив колени руками, и также смотрел на реку. Тоже, видать, соскучился. Хотя свой серый плащ и с полями мятую шляпу не спешил снимать. Привык.
– Ну, Изгиль – Инанна усмехнулась, – тут с тобой не поспоришь. Так ко мне мужики еще не липли как в том городе средь негреющих огней.
– И, да, госпожа, мне там удалось посмотреть, это, как у них там называется – кино. Вы не могли бы воплотить меня в следующий раз в образе…–  Изгиль замялся и наморщил лоб, пытаясь вспомнить имя.
– Арн… Арн Шварц, – ох, ну и имена у них.
Инанна снисходительно улыбнулась:
– Ты хорошо потрудился в этот раз. Особенно в образе психиатра. Твои услуги небось сейчас бы пригодились моей дражайшей сестренке. Не хочешь навестить ее? С Нети пообщаешься, а то он небось обскучался там, на страже-то.
При этих словах Изгиль изменился в лице. Но Инанна только снисходительно махнула рукой, поднимаясь и намереваясь искупаться.
– Будет тебе образ Арни в следующий раз. Обещаю.
Изгиль взглянул на хозяйку и пробормотал: «Какая красота-то», скинул, наконец, плащ, оставив только полюбившуюся шляпу – и пускай только Нети при встрече попробует высмеять его – и  улегся на песок, подставляя лицо солнцу и представляя себя в новом образе.
… Опершийся на секиру Айварс-корчмарь стоял на берегу казавшегося неподвижным Стикса теплым вечером – летним? весенним? или осенним? А, путаник Хронос его разбери. Айварс смотрел на другой берег. Далекий. Рядом с ним, подле причаленной к берегу лодки стоял немного согбенный старик в черном балахоне.
–  Спасибо тебе, Харон, что позволял возвращаться. Знаю, что это было вопреки закону.
Харон промолчал. Да и сам вечер, особенно нынче тихий, располагал больше к созерцанию, нежели разговорам.
… Ратмир стоял на самом краю одного из отрогов северных гор. Его взгляд был устремлен в сторону ледяного озера. Нет, он его не видел – слишком далеко. Но ясно представлял разыгравшееся там сражение. Запах наступавшей весны возвестил о его результате.
Воин  встал на лыжи, поправил заплечный мешок с нехитрыми пожитками, целебными травами и вяленой зайчатиной, и еще лук за спиной, и отправился в путь.
… – А все-таки, Кэрол, в той подземке, как ду…, – прошептал Тэд.
– Ты же обещал: никаких подземок.
– Да я про…
– Убью, ес…
Тэд не дал ей договорить, заключив объятия на скомканной простыне и подставив лысину для поцелуя Кэрол.
… Мэррок уже битый час коротал ночь на балконе с бокалом бренди и неторопливо курил. Не спалось. Хорошо, хоть дурацкая морось прекратилась. Ночь вообще была на удивление теплой и звездной. Усмехнулся и пробормотал себе под нос: «Вы еще меня не знаете, я докопаюсь до сути и раскрою это дело. Завтра же снова навещу этого чертова психиатра и пускай мне зубы не заговаривает».
 С этими словами, Мэррок залпом осушил бокал, бросил на тротуар до фильтра выкуренную сигарету и наконец  отправился спать в самом боевом расположении духа. 
… В деревне уже какую неделю раздавался стук топоров и визг пил. Ладились новые срубы, бани, сараи. Выжившие приземистые  мужики да бабы старались забыть о прошлом, схоронив убитых, и не смотреть в сторону леса, по-прежнему избегали ходить в него.  Кроме сына покойного старосты, собственно старостой и ставшего, хотя усы да борода только-только начали пробиваться на его лице. В числе прочего он разрешил открыть корчму. Не сразу решились переступить ее пыльный порог. Но жизнь взяла свое: где ж еще коротать долгие осенние и зимние вечера как не в ней?
 …Там где еще вчера средь полярной ночи возвышался замок, не отмеченный ни на одной карте, простиралась только гладь освещенного огромной  луной безбрежного моря.
… Чья-то, наконец-то освободившаяся душа, скинувшая представлявшийся оковами дорогой и идеально выглаженный костюм, то ли летела, то ли шла меж звезд, наконец-то обретя свободу. Где-то над ней простирались воды Стикса. Харон готов ее подождать. После стольких лет заточения-то.
… Почему на пути героев сложилось все так, а не иначе? Все ли развилки и внезапные встречи имели смысл? Почему не всегда можно понять происходившее с ними? Сам не знаю. Но разве в нашей жизни – все иначе?

3 – 7 мая 2022 года. Чкаловский