Холод. Часть 4

4.
- Главное, - говорил Санёк, когда мы бодро зашагали по широкой, хорошо утоптанной тропе в редком, смешанном лесочке, что начинался почти сразу за заброшенным кладбищем, - попасть в поезд и продержаться до тех пор, пока состав не тронется и не наберёт хорошую скорость…
А потом, - он махнул рукой так, как будто регулярно проделывал этот фокус и не видел в нём ничего сложного, - никто не станет останавливать целый железнодорожный состав из-за трёх малолетних зайцев.
- Останавливать может и не станут, - отозвался Женька, - но обязательно сообщат куда следует и на следующей же станции нас с распростёртыми объятиями встретят чернопогонники, чтобы с радостью передать на растерзание школьному комитету.
- Да уж, - протянул я, - так и вижу этот испепеляющий взгляд Адольфа и такой притворно-сочувственный, даже ласковый голос Берии на внеочередном заседании комитета: «Ну что ж, похоже свой выбор данные воспитанники сделали заранее, а потому предлагаю не тратя много времени, проголосовать…»
-… за то, чтобы замуровать этих предателей заживо, - вставил Санёк.
-…прямо в стене под учебно-трудовым листком с рубрикой «Молния позора», которую ещё совсем недавно вёл один из них, - закончил Женька под наш общий смех.
Затем мы замолчали, думая каждый о своём и какое-то время шли молча. Я понимал, что на мне лежит дополнительная ответственность, так как пацаны пошли из-за меня и если с ними что-то случится, я совсем не уверен, что хоть когда-нибудь сумею простить себе это. А значит, я просто не имею права пускать всё на самотёк. И у меня каждый раз должен быть, как минимум, один запасной вариант.
- Но до того, в этот самый поезд ещё нужно попасть, - нарушил молчание Женька, - мы ведь так и не договорились толком, как сделаем это.
- Помните, как Петрович рассказывал нам о толчее, которая творится на каждой станции при посадке в Южный состав? - спросил я, останавливаясь и глядя на своих друзей.
Саня неуверенно кивнул, пока не очень понимая к чему я клоню, а Женька с радостным удивлением замер и заморгал глазами. Я вздохнул, догадываясь, что он решил, будто я согласен с его предложением.
- Мы скажем проверяющему, что наши родители сзади, ну или наоборот, они прошли вперёд, а мы отстали, понимаете?
- Что ж, наверное, ты прав, - задумчиво сказал Саня, - это может сработать.
Я слегка даже подпрыгнул на месте.
- Да в такой давке это случается сплошь и рядом, я просто уверен.
- Ну что ж, если ты считаешь, что другого способа попасть внутрь нет, то…- протянул Женька.
- Жека, мы не станем запрыгивать в вагон на ходу, - как можно мягче сказал я, - мы уже обсуждали это… Во-первых, такой способ попросту опасен, во-вторых, - а что если кто-то из нас не успеет, не сможет, что тогда?
Я перевесил рюкзак, который вдруг стал казаться намного тяжелее на другое плечо, и мы снова пошли вперёд.
- Да почему… - начал Жека, - поравнявшись со мной.
- Я согласен с Серым, - перебил его Саня, - не всё то, что круто смотрится в ковбойском фильме, подходит для реальной жизни.
Женька пожал плечами и отвернулся в сторону, всем своим видом показывая, что ему, в общем-то, всё равно.
- Ладно, как знаете, моё дело предложить, - произнёс он, наконец, - но вот только, что если твой план не сработает, и нас не пропустят?
- А вот тогда и наступит самое время для плана Б, - размеренно и важно заметил Саня.
- То есть твоего, Жека! - торжественно заключил я.
Я заметил, как глаза его снова радостно вспыхнули, и почувствовал такое тепло внутри, как будто увидел или услышал что-то очень-очень хорошее.
Мы принялись с энтузиазмом обсуждать, как лучше осуществить это, пока Саня не прервал нас вполне резонным замечанием, что мы так и не решили, каким образом собираемся добраться до пункта назначения.
И какого плана придерживаться, чтобы нас попросту не выкинули из поезда или не передали чернопогонникам.
- Как только окажемся внутри, мы просто спрячемся, - довольно уверенно заявляю я.
- Где, интересно? - спрашивает Саня, - Это будет совсем непросто в переполненном составе.
- Ну, в тамбуре, например, - отвечаю, - или ещё где-нибудь… А может просто будем переходить из вагона в вагон, пока не найдём подходящего закутка…
Пацаны задумываются над тем, что я сказал. Особого восторга, мой план у них не вызывает, это чувствуется даже в напряжённом молчании, но за неимением лучшего, мы пока останавливаемся на нём.
Я заметил, как слезятся глаза у Женьки от холода, как втянул голову в плечи Санёк, грея свои руки подмышками и какими густыми облачками вырывается пар изо рта, стоит только что-нибудь сказать или просто выдохнуть.
- Нужно идти быстрее, - сказал я, - это единственный способ не замёрзнуть.
Мы ещё какое-то время обсуждали разные варианты предстоящей поездки, пока я не остановился в некоторой растерянности, надеясь, что внешне этого заметно не было.
Было всего около четырёх (старые дедовские часы, с потрескавшимся, кожаным ремешком, которые, впрочем, отлично шли, я не только самовольно присвоил, но и завёл перед тем, как выйти из дома), а казалось, что уже спускаются сумерки.
Это стало заметно ещё некоторое время назад, но я списал данное обстоятельство на то, что из-за деревьев и отсутствия электричества в лесу темнота заметнее.
Но теперь было понятно, что дело не только в этом. Лесной массив стал гуще и уже совсем не напоминал обычную в наших краях неширокую и редкую, пригородную лесополосу. К тому же стало гораздо холоднее. Я натянул шапку глубже на уши и огляделся. Словно почувствовав мою растерянность, Жека спросил, растирая красные руки:
- Слушайте, пацаны, а где же станция? Ну, или посёлок?
- Действительно, - вставил Саня, - сколько мы уже идём?
Я ответил, как можно бодрее, в надежде на то, что если не факты, то хотя бы тон моего голоса придаст нам всем уверенность.
- Спокойно, парни, возможно, мы просто ещё не дошли. Темнота в лесу, туман ещё этот… Да и идём мы всего чуть больше трёх с половиной часов.
- Мы ведь не могли заблудиться? Как и планировали, мы всё время шли хоть и лесополосой, но вдоль железнодорожного полотна, верно? - с плохо скрытой тревогой спросил Сашка и посмотрел туда, где по нашим расчётам должны были, как и прежде отсвечивать тусклым, гладким светом, влажные от постоянной сырости рельсы.
- Что-то я давно даже обычного товарняка не слышал, - задумчиво произнёс Женька.
- Да вы что! - с деланной улыбкой засмеялся я, - Здесь даже семилетний шкет не заблудится, иди себе вдоль железнодорожной насыпи, да посвистывай.
- Так вот её как раз и нет, - как-то странно улыбнулся Женька.
- Да есть всё, просто может мы чуть в сторону взяли… А то, что поездов не слышно, так у нас составы раз в пятилетку ездят, будто сами не знаете…
Чем увереннее звучал мой голос, тем меньше сам я верил в то, что говорил.
Потом мы довольно долго пытались обнаружить железную дорогу, но поиски оказались безуспешны. И вообще, через какое-то время мы уже не были уверены, на ту тропу мы вернулись или нет. Сашка доказывал, что наша была гораздо шире, а Женька говорил о том, что раз мы не можем найти железнодорожный путь, значит, то была вовсе не наша тропа. А раз так, то вывод напрашивается только один: мы сбились с курса и теперь не имеет большого значения на какой мы тропе.
Я не участвовал в дискуссии. Во-первых, потому что мне было уже понятно, что мы заблудились. Во-вторых, нужно было принимать какое-то решение, поскольку если мы в ближайшее время не выйдем к станции, мы рискуем опоздать на поезд. А тогда… О том, что делать в таком случае я старался не думать, потому что было страшно.
Ну а в-третьих, я собирался с духом, чтобы объявить пацанам о том, что нам придётся заночевать в лесу, потому что идти наугад было попросту опасно.
Не то, чтобы у нас до этого был большой выбор мест для ночлега, но всё-таки, когда понимаешь, что прибыл на место, то ожидание и прочие трудности, перенести гораздо легче.
К тому же по слухам, чуть ли не за сутки до прихода Южного поезда, на любой станции собирается огромная толпа, в которой легко затеряться, не привлекая внимания. А кроме того, может уютного места для ночёвки там и не нашлось бы, но по крайней мере смерть от переохлаждения нам бы точно не грозила.
К моему облегчению, первым о привале заговорил Женька, и мы с Саньком активно это предложение поддержали. Необходимо было, как можно быстрее развести костёр и подкрепиться, поскольку становилось уже невыносимо холодно.
Мы устроились на небольшой прогалинке, образовавшейся внизу пологого, усыпанного опавшей хвоей оврага и разбрелись за хворостом. Запас спичек у нас был хороший, а Женька даже отыскал у тётки средство для розжига.
Только, когда схваченные морозцем стылые ветки с весёлым потрескиванием, объятые оранжевыми языками пламени заплакали тёплыми уже слезами, я понял, что замёрз так, что не чувствую пальцев на руках и ногах.
Но всё-таки хорошо, что у нас уроки выживания стоят в расписании наряду с основными предметами. Следующие полчаса мы занимались профилактикой обморожения посредством сухого, активного растирания рук и голых ступней с применением специальных, вращательных движений.
Свою обувь мы развесили для просушки на длинных палках возле самого костра. Согревшись, мы жевали бутерброды с окоченевшим сыром, наскоро приготовленные Женькиной тёткой, которые казались нам верхом кулинарного искусства и смотрели друг на друга раскрасневшимися, улыбающимися лицами.
У меня был с собой маленький, походный чайник и целых полпачки китайского чая. А также хвойные шишки, веточки можжевельника, дикой малины и черёмухи, которые я собрал по пути. Но запаса воды было не так много, к тому же сегодня, прошагав столько километров, мы уже израсходовали порядочную её часть.
И всё же посовещавшись, мы решили заварить чай, в надежде на то, что завтра утром при свете хмурого солнца, мы обязательно выйдем на тропу, ведущую к станции, где и сможем пополнить запасы воды.
Мы натаскали побольше хвороста и развели ещё пару костров, чтобы к рассвету, когда холод бывает особенно невыносимым, устроиться в тёплом, остывшем пепелище, а не на промозглой земле.
Окружённые уютно потрескивающими костерками, мы пили душистый чай с сухарями, тихо переговаривались, прикидывая, как давно в учреждении № 17 обнаружили исчезновение трёх воспитанников, делились планами на ближайшее будущее и были почти счастливы.
*********************************************************
- Серёжа, сынок, вставай… - услышал я ласковый, но какой-то очень далёкий голос. Я почувствовал, что кто-то осторожно трясёт меня за плечо, но почему-то ужасно не хотелось не то, что шевелиться, а даже открывать глаза. Я был твёрдо уверен, что если сделаю это, немедленно превращусь в ледяную глыбу.
Но голос был приятный, успокаивающий, его хотелось слушать и ещё крепче уснуть. Мне кажется, я даже улыбался, потому что узнал его. Это был мой дед. Вот точно так он будил меня в детстве, когда был ещё… жив.
Я вздрогнул и открыл глаза. Прямо напротив меня, на примятой куче хвороста сидел пожилой человек с абсолютно белой, округлой бородкой, румяным лицом и весёлыми, голубыми глазами. На нём была сильно выцветшая, лёгкая куртка болотного оттенка, такие же штаны и настолько изношенные ботинки, что определить их первоначальный цвет не было никакой возможности.
Головной убор на нём отсутствовал и предрассветный, утренний ветер играл с его кипенно белыми, длинными волосами. Это, конечно, не был мой дед, да и как могло быть иначе, но появление этого человека здесь, в морозном лесу, с непокрытой головой, в летней куртке было настолько удивительно и странно, что я даже не успел испугаться.
- Давай, давай, милый, поднимайся, и друзей своих буди, не то замёрзнут совсем, - он махнул головой в ту сторону, где спали Санёк и Жека.
Я с трудом сел и, растерев себе лицо окоченевшими руками, пытался собраться с мыслями. Затем я огляделся.
Саню, укрывшегося под ворохом листьев в ложбинке вырытой в золе, я даже не смог толком рассмотреть, а вот Женькино восковое и какое-то скорбное выражение лица мне отчего-то сильно не понравилось.
Вместо того чтоб устроиться на ночь на пепелище, предварительно выстлав дно нагретым у костра хворостом, как мы и договаривались, он спал сидя, привалившись к промёрзшему, стылому дереву.
И тут я вспомнил, что когда мы с Саньком устраивались, Женька оставался у костра, уверяя нас, что совсем не хочет спать. И к тому же, - добавил он, - кому-то ведь нужно оставаться на страже. Мы договорились, что через пару часов он меня разбудит, чтобы я сменил его и вот…
Я хотел немедленно броситься к Женьке, но вместо этого едва-едва смог встать на ноги. Самодельная лежанка моя совсем остыла и к тому же была влажной. Только сделав несколько шагов я понял, насколько замёрз.
Женька просыпаться никак не хотел, только слабо мотал головой и произносил что-то неразборчивое. Я и тряс, и растирал его и пытался поставить на ноги, и говорил то, что подсказывал мне белобородый человек. Только через несколько бесконечных минут, мне удалось привести Женю в чувство. Ох, и напугал он меня тогда! Никогда не думал, что сон может быть так похож на потерю сознания… Или ещё на что-то похуже.
Видя, что и Саня, к счастью, поднимается, я бросился разводить костёр, чтобы согреть на нём остатки чая и подкрепиться перед дальней дорогой. Женька сидел скрючившись, почти вплотную у занимающегося костерка, и не переставая стучал зубами. Но он хотя бы уже не напоминал восковую копию самого себя.
- Спасибо вам, что разбудили меня! - обернулся я к белобородому человеку, - Без вас бы мы, наверное, совсем пропали.
- Какие пустяки, - ответил он, кивая мне с доброй улыбкой, - в лесу и в горах, взаимовыручка - первое дело.
У него были удивительно добрые глаза и располагающая улыбка. Мы с ним немного поговорили, и он рассказал, что работает лесником уже много лет, а до этого лесником был его отец, а до отца - дед, и что раньше лес был совсем другим. И когда я спросил, каким именно, он мне ответил, что не таким хлипким и больше раза в четыре, а самое главное, он был… живым.
И вот честное слово, когда я услышал это, у меня не было уверенности в том, что он говорит о лесе. Я растерянно улыбнулся и заметил, как испуганно смотрят на меня Санёк и Женька. Наверное, их тоже удивили слова лесника.
Я поинтересовался, не холодно ли ему в такой лёгкой одежде, а он медленно покачал головой и ответил, что гораздо страшнее холод, который внутри, а не снаружи. Одним словом, это был странный, но очень интересный старик.
Помню, мне хотелось расспросить его о многом, и что-то особенно сильно беспокоило меня, но я всё никак не мог собраться с мыслями и понять, чем вызвана моя тревога, к тому же нужно было спешить, ведь неизвестно сколько времени могли занять поиски дороги на станцию.
И тут меня осенило, - я даже успел подумать, как это сразу не пришло мне в голову, - спросить дорогу у нашего таинственного гостя.
Когда я это сделал, он странно посмотрел на меня, тяжело вздохнул и ничего не ответил. Может быть, не знает? - подумал я и начал говорить для чего нам это нужно. Говорю же, было в его лице и главное во взгляде, что-то очень доброе и располагающее к такому доверию.
- Я знаю для чего вам на станцию нужно, - остановил он меня, - и, конечно, мне не трудно указать вам дорогу, - он приподнялся, и я тогда только увидел в его сморщенных, потемневших руках сучковатую палку, которой он указывал справа от того места, где я стоял.
- Видишь, эту чуть заметную, петляющую тропинку? - спросил он, - Если смотреть внимательно, то её довольно хорошо видно среди валежника и палой листвы… - Раньше тут была отличная тропа, - добавил он мечтательно, когда я кивнул.
- Так вот, если идти по ней не сворачивая, через полтора-два часа выйдете к молодому ельнику, это вам будет верная примета, что идёте правильно, а немного погодя слева заметите Вдовий холм. Ступайте прямо к нему, оттуда и увидите Разъезжую. Это станция, которая вам нужна.
- Как Разъезжая? - уставился на него я, - Да мы же к Кузнечному шли, на ту станцию…
- Эх, милый, да от той станции вы, почитай, вёрст семь, а то и восемь как отмахали.
Я даже выпустил из рук охапку хвороста, пытаясь осмыслить то, что услышал. Женька и Санёк что-то говорили мне, да я не воспринимал ничего, стоял, будто оглушённый.
После нескольких уточнений, стало понятно, что мы вчера действительно прошагали без малого два десятка километров, даже особенно не заметив этого. Как такое возможно вообще? И почему мы пропустили нашу станцию? Наверное, я что-то произнёс вслух, хотя и совершенно не помню этого, но лесник, явно намереваясь уходить, ответил так, будто вопросы эти я задал ему лично.
- Знаешь, Сергей, лес и не на такое способен… Он не только великий мистификатор, лес - повелитель истины!
Если бы я не был так ошарашен происходящим, я бы наверное рассмеялся, от того, с какой важностью он это произнёс.
- А может и сама истинная правда, - продолжал мой загадочный собеседник, - он очищает горизонт, срывает маски и даёт возможность увидеть каждого в его настоящем свете. Здесь невозможно притворяться кем-то другим... И хоть в лесу тысяча дорог, невидимых глазу троп, скрытых путей, борозд и стёжек, но только одна из них твоя. Ох, не просто её отыскать, милый… Лес путает, манит, кружит, проверяет человека: устоит? выдюжит? не прогнётся ли? Зато и награда царская, коли справишься: ни много ни мало, жизнь сможешь постигнуть и своё место в ней найдёшь непременно…
Я нетерпеливо оглянулся на подошедшего Сашку, который говорил что-то, продолжая глядеть с тревогой на меня во все глаза.
- Дедушка, - позвал я, - и Сашка зачем-то вдруг схватил меня за плечо, но я почти не обратил на это внимание, - вы уходите? А может, чаю бы выпили, согрелись?
Хорошо помню, что я отчаянно хотел его задержать, потому что мне казалось, что ему известно, что-то очень важное, и нужно не упустить возможности вовремя задать правильный вопрос. Скорее всего, вид при этом у меня был тот ещё, поскольку Жека, прихрамывая, тоже направлялся ко мне, а Саня всё теребил меня и спрашивал, что со мной.
Отвлёкшись на пацанов, я вдруг потерял старика из виду и озадаченно оглядывался по сторонам, думая, что он уже ушёл.
- Дедушка, вот это наша дорога? - спросил я громко, вдруг испугавшись, что не смогу найти тропинку, которую раньше мне показал лесник.
Он мелькнул слабой тенью среди деревьев и до меня донёсся его голос:
- Да… Но только ваша ли она, вот в чём вопрос.
Остановившись в растерянности, я снова попытался проникнуть в смысл его слов, но тут меня резко окликнул Саня и спросил каким-то осипшим голосом, с кем я разговариваю.
Я очень удивился, странный вопрос, разве он не видит невысокого, плотного человека с белой бородой, в защитной куртке и с палкой в руках, чья верхняя часть отполирована человеческой ладонью, как зеркало.
Никогда не забуду пристальный, какой-то ищущий взгляд Санька и плотно стиснутые губы подошедшего Женьки.
Но всё это были цветочки, по сравнению с тем, что я услышал.
- Здесь никого нет, кроме нас, - тихо произнёс Саня. Его слова прозвучали уверенно и как-то… обречённо, что ли.
Надо ли говорить, что сколько я не оглядывался, больше лесника не было видно и в помине.
Знаете, я совсем не трус, кто угодно вам это подтвердит, но в тот момент мне стало страшно по-настоящему.
Я перевёл взгляд на Женьку, и тот всё так же, не разжимая губ молча кивнул. Повисла тяжёлая пауза.
- Должно же быть какое-то объяснение, - пробормотал я, чтобы хоть как-то прервать это тягостное молчание, - я так отчётливо видел его… такой белобородый дед… так интересно говорил… Тогда что это было?
Саня положил мне руку на плечо.
- Не всё всегда можно объяснить, Серый, - произнёс он, глядя мне в глаза,- а иногда этого и вовсе не нужно делать… Пойдём лучше попробуем, какой Жека чай заварил.
- Кто бы или что бы это ни было, но оно нас спасло… - произнёс я, усаживаясь поближе к огню.
- Меня, во всяком случае, точно, но я знаю, кого благодарить за это, - улыбнулся мне Женька.
Я отмахнулся, мол, какие пустяки, хотя было вообще-то приятно. Но потом я вдруг вспомнил, что меня так беспокоило при разговоре с лесником: он называл меня по имени, а ещё разговаривал дедушкиным голосом.
Об этом я не рассказал пацанам. Подумал, что ни к чему это делать. Ведь поводов для волнения у нас и так хватает.
Спустя полчаса, мы уже шагали по указанной странным лесником тропинке. Почему-то никому из нас и в голову не пришло, что тот путь окажется таким же воображаемым, как и он сам. Доказательством этому послужило то, что уже через пару часов мы вышли к небольшой опушке, усаженной нежно-салатовыми ёлочками, - тому самому молодому ельнику, о котором говорил наш загадочный гость, - и никого из нас это обстоятельство не удивило.
Мы решили сделать небольшой привал, потому что Женька начал отставать и задыхаться. Глядя на его покрасневшее лицо, я вспомнил, что он всё утро молчал, и сейчас шёл, низко опустив голову и тяжело переводя дыхание.
В ответ на наши вопросы, он слабо улыбнулся и сказал, что пустяки, просто слегка перемёрз, наверное. Немного погодя он, глядя куда-то в сторону, сказал:
- Только вот... Серый с лесником несуществующим беседовал, - он замолчал, как будто раздумывая, стоит продолжать дальше или нет, - а я сон видел… Даже не сон, это было как будто наяву, ну как видение или что-то в этом роде… Короче, вижу я - поезд стоит, страшный, чёрный и бесконечно длинный, а мы втроём на перроне и людей полно… Все кричат, толкаются, дети орут, свистит оглушительно кто-то… - он закашлялся и спустя почти минуту, продолжил:
- И так, знаете, реально всё, я запах даже слышал солярки или мазута, кислой капусты, чего-то ещё… А мы, как раз первые стоим, ну то есть вначале, а сзади народ напирает, и надо подниматься в вагон, а я вдруг понимаю, что не нужно, ну ни в коем случае нельзя входить туда, представляете? Он судорожно, со свистом вздохнул:
- Ну вот бывает у вас так, что понимаете - нельзя, ни в коем случае, иначе случится непоправимое, страшное что-то произойдёт.
Он ещё раз перевёл дыхание, и я вдруг заметил, что на реснице у него что-то блестит…
- Жека, друг, да ты чего? Это ведь просто сон, ты устал и вот… - попытался я его успокоить, но он не слушал и не дал мне закончить, был, видимо весь во власти своего ночного переживания.
- Это был не просто сон, поймите, я знаю, я чувствую… В том поезде было что-то… - он сделал движение пальцами, пытаясь подобрать слово, - настолько страшное, что его даже нельзя назвать или хоть как-нибудь обозначить… Оно больше, сильнее и … ужаснее всего того, что известно, - он помотал головой, будто пытаясь избавиться от наваждения и замолчал.
- И что? - спросил Саня, и Женька непонимающе поднял на него глаза, - Что потом? Мы сели в поезд или нет?
- Не знаю, - прошептал Женька, голос его был еле слышным, почти обессиленным, - меня Серый разбудил…
Мы с Саней одновременно выдохнули с облегчением.
- Ну, вот видишь, ничего плохого не случилось, значит, всё будет хорошо…
Продолжая говорить что-то ободряющее, мы двинулись в путь.
Пройдя ещё с полчаса, мы увидели довольно высокую, потрескавшуюся и покрытую рыжим лишайником, песчано-каменистую возвышенность.
- Вдовий холм! - выдохнул я.
Для того чтобы взобраться на него, нам потребовалось совсем немного времени.
Сначала мы увидели только лес, но ближе к тускло-серому, холодному горизонту можно было рассмотреть узкую, извивающуюся тёмной змеёй полоску движущегося поезда, а справа от него, несколько маленьких, похожих отсюда на игрушечные, домиков с разноцветными крышами, из которых кое-где струился слабый дымок.
И это простая, какая-то удивительно мирная картина, словно из далёкого и дорогого прошлого, нас, порядком уставших, так обрадовала, что какое-то время мы ничего не говорили, а только стояли, смотрели и улыбались.
- Мы пришли, - сказал Женька, всё ещё тяжело переводя дыхание после подъёма, - почти…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...