Часть шестая. 1969-1973. Снова свободен я!
Я стал чаще наведываться к ребятам. Мы уже почти не ходили компаниями, но собирались у кого-нибудь на квартире.
В техникуме ко мне привязался Жора, я его называл рыжим. Тупой до самозабвения, но доброжелательный, бескорыстный, непосредственный. Очень трудно давалась ему учёба, особенно начерталка. Ходил он за мной по пятам, предлагал все услуги и доставал всё, что было необходимо для учёбы. А я всё делал в двух экземплярах, - своё задание и его. Он терпеливо сидел возле меня и ждал, когда я закончу, чтоб он смог переписать в свой конспект. А уж что касалось чертежей и схем, так это я делал себе и ему прямо в чистовик.
Коля Трунов ругал меня и кричал: «Гони ты его, пусть сам работает». Я видел, что он сам не в состоянии всего этого сделать. Это была не лень, это была откровенная бездарность. Но в техникуме было столько дураков – и похлеще рыжего. Нет, Жора был хорошим парнем, и я помогал ему как мог.
Время всегда тянется долго, когда рассматриваешь его в перспективе предстоящих событий. Но когда на течение тех же событий оглядываешься назад, видишь, как быстро оно пролетело. Так быстро прошли и пол года, и я снова иду на суд. Сегодня мне должны дать развод.
Я подхожу к зданию суда, поднимаюсь на невысокие ступеньки, открываю двери и вижу в коридоре Жену и жену её брата. Здороваюсь, прохожу мимо и сажусь на стул ря- дом с дверью комнаты, в которой должно проходить заседание суда. Женщины о чём-то шепчутся, после чего жена его брата выкрикивает: «Прежде всего жена, а потом мать!»
Но вот нас приглашают на суд. Я сажусь на стул слева перед столом, за которым сидит судья, жена садится справа. Судья задаёт мне вопрос:
- Вы настаиваете на разводе?
–Да, - отвечаю я.
- Вы согласны дать ему развод? - обращается судья к жене.
- Нет, я считаю, что мы можем жить вместе.
Не помню, какие ещё несколько вопросов задала судья ей, но после собеседования с народными заседателями:
"- Именем… …суд удовлетворяет требования истца…"
Дальше я уже ничего не слышал. Вдруг уже бывшая жена громко заплакала и начала рассказывать судье, что я уже чуть не вернулся, что во всём виновата моя мать и т. д.
В следующей комнате я взял «Свидетельство о разводе», поставил печать и выскочил на улицу. Не помню тех ощущений, но помню, как я громко запел – «Я вечерами снова с друзьями… …Снова свободен Я!»
Всё улеглось, и я быстро привык к тому, что не женат. Со всех сторон посыпались предложения познакомиться. Но я решил больше ни через кого не знакомиться - сам встречу, - отвечал я. И встретил.
Мама совсем стала слабой, я всё настойчивее требовал, чтобы она ушла на пенсию. И 3 марта 1970 года мама пошла на пенсию. Моя бедная, дорогая мама, наконец она решилась оставить работу. Последнее время у неё участились сердечные приступы, наливались ноги и вообще она сильно постарела. В квартире, без работы, она не находила себе места. Вдруг она меня попросила поехать в Винницу к т. Оле и т. Мане. Я, конечно, понял, что очевидно, они ей написали о какой-то девушке. Но мне и самому захотелось подъехать. В Виннице я никогда ещё не был.
Автобус ехал двенадцать часов. Я проезжал мимо Гайсина, Терлицы – родных мест моей мамы. В Гайсине жил д. Хаим – директор сахарного завода. С моей неимущей мамой он не переписывался. Хотя помню, в моё детство, он как-то один раз приезжал.
В Виннице моему приезду как будто обрадовались. Остановился я у т. Оли. Меня буквально затаскали по гостям. Я гулял по городу, ни о чём не думая. Это был настоящий отдых. А т. Оля, глядя на меня, всё время удивлялась, пожимала плечами и говорила – шкуц! Самый настоящий шкуц! Так называют русских парней. Она поражалась тому, что я не похож на еврея. Говорила, что если б не знала, что я Розы сын, ни за что не поверила бы, что я еврей.
Не упустила т. Оля случая, чтобы меня познакомить с одной девушкой. Мне она не понравилась, и я сделал вид, что ничего не понимаю, оставив этот эпизод без внимания.
Свидетельство о публикации №222050700845