На пути к мечте 27 И снова роддом

  Вернувшись в роддом, я стала работать в предродовой палате родильного отделения, а попутно наша операционная акушерка Валя Кремашевская в свободные минутки экзаменовала меня, проверяя степень моей готовности заменить её в случае необходимости. Это была маленького роста горбатенькая женщина лет около сорока с красивым лицом, на котором сияли каким-то внутренним светом  большие карие глаза с длинными пушистыми ресницами. Её все уважали как великолепного специалиста своего дела. Она была очень скрупулёзна в соблюдении стерильности и не стеснялась сурово одернуть даже врача, если он хоть чуточку позволял себе отклониться от норм обработки рук или войти в операционную без бахил, даже если операции в данный момент не было. Она вводила меня в курс работы в наших двух операционных: как стерилизовать шовный материал – шёлк  и кетгут, в каком количестве должен быть запас медикаментов, крови, перевязочного материала, как проверить АИД (аппарат искусственного дыхания – сейчас его называют ИВЛ – искусственная вентиляция лёгких). Велела мне запомнить наизусть расположение инструментов и медикаментов в шкафах  и строго проверяла, как я это помню. Ведь во время операции каждая секунда на счету – копаться в поисках необходимого недопустимо!  Но это было как бы между прочим. Основная работа была в предродовой. Принять вновь поступившую роженицу – это  прежде всего с помощью наружного обследования определить на какой стадии родов она поступила, проверить сердцебиение ребенка и  взять кровь на групповую и резус-совместимость и на время свертываемости из вены на тыльной стороне кисти (вены на локтевых сгибах берегли до родов на случай необходимости переливания крови или любой капельницы). После осмотра её врачом – выполнение назначений, наблюдение, прослушивание сердцебиения ребенка каждые полчаса. Рожениц было много, почему-то роды чаще происходили не днем, а ночью. По ночам иногда авралы были такие, что приходилось не только из предродовой и фильтра привлекать акушерок, но и из послеродовых отделений. Обычно к  утру  становилось спокойнее, и мы могли хотя бы по очереди перекусить принесенным ужином. Утром на пятиминутке нужно было доложить о количестве прошедших через предродовую палату рожениц, о выявленных до родов патологиях или необычных случаях.  Однажды я, в очередной раз прослушивая сердцебиение ребенка, не услышала привычного ритма сердцебиения, подняла тревогу, немедленно доложила врачу. Но роды уже начались, её отправили в родовую. А я, когда несла туда историю болезни, вдруг увидела, что я прослушивала у неё сердцебиение не полчаса назад, а целых пятьдесят минут! Роды были стремительные, женщина родила мертвого ребенка. Я пришла в ужас! Это по моей вине погиб ребенок! Я так и заявила заведующей отделением Преображенской Лидии Семеновне. Она же не только не стала меня укорять, но попыталась успокоить, что ребенок родился с несовместимыми с жизнью дефектами – у него отсутствует диафрагма  и,  вероятнее всего, есть и другие ненормальности. Утром после вскрытия станет понятна причина. Я не успокоилась, пока Лидия Семеновна не показала мне результат вскрытия: действительно диафрагма отсутствовала, а кроме того в сердце отсутствовала межпредсердная перегородка, легкие были едва начавшие формироваться. Жить этот ребенок не смог бы. Только прочтя заключение, я успокоилась. Теперь, какой бы аврал ни был, сердцебиение я прослушивала каждые 30-35 минут, а то и чаще, если мне оно казалось более тихим, чем раньше.