Любовь никогда не перестает...

В небольшую белорусскую деревню Липки пришла еще одна послевоенная весна… Она разливалась ручейками по дорогам, барабанила звонкой капелью по подоконникам, стучала пушистой лапкой вербы в окна домов. Уже более семидесяти лет здесь царят тишина и покой, а тогда, летом 1943 года, никто и подумать не мог, что деревня обретет вторую жизнь…

***
- Лиза, Лизонька! Вставай, поднимайся скорее! – Тоня будила дочку и одновременно собирала детские вещи. Минуту назад, проснувшись раньше обычного и открыв окно, она услышала зловещий лай собак, который сливался с трескучим гудением  мотоциклов…
- Мамочка, что случилось? – девочка села на кровати, протирая руками глазки.
- Фашисты идут, родная! Одевайся, бери брата и бегите скорее в лес, к озеру, пока деревню не окружили. На дороги не выходите, бегите по тропкам, в ту сторону, куда за малиной ходили.  Вот, возьми…  хлеб,  картошка… На первое время хватит, а дальше… – голос Тони дрогнул, но женщина быстро взяла себя в руки. Сама она бежать никуда не могла. Два  дня назад, работая в огороде, сильно ушибла ногу, и потому передвигалась с трудом.
Лиза не капризничала - дети военных хорошо понимают, когда не до капризов. Без лишних вопросов девочка быстро оделась и, взяв в одну руку мешочек с едой, а другой удерживая маленького Сашку, заторопилась  к двери. Время шло  на секунды – резкие голоса  эсэсовцев, крики, автоматные очереди были совсем близко…  Но Лиза все же почувствовала, что мама  медлит, словно хочет что-то сказать. Девочка повернулась и шагнула к ней, едва сдерживая слезы.
- Вот, держи…  - торопливо сказала Антонина и  положила   в карман детской кофточки образок Пресвятой Богородицы “Нечаянная радость”… - Все, бегите! С  Богом!
Антонина не успела спрятаться в погребушке. Какое-то время она прислушивалась, стараясь определить, не в той ли  стороне фашисты, куда убежали дети, и вдруг перед нею, словно из-под земли, вырос эсэсовец. Схватив женщину за волосы, он   волоком потащил её к калитке,  за которой стояло десятка два пленников  под охраной полицейских. Похоже, он даже не заметил, что очередная жертва  хромает. Иначе пристрелил бы  сразу. Односельчане подхватили Тоню под руки,  помогая идти…
 
***
Отец Андрий Орлов решил посвятить свою жизнь служению Богу и Отечеству еще  мальчишкой. Окончив духовную семинарию,он,будучи уже женатым, отправился  с любимой супругой Аннушкой в Кострому, что стоит на Волге-Матушке.
Тепло принял молодого священника город. На послушание его определили в только что возведенный храм Рождества Пресвятой Богородицы. И все хорошо было в жизни батюшки: и супруга любимая, верная, и приход благодатный. Только вот детишками Господь отца Андрия и Аннушку пока не благословлял. Супруги  огорчались по этому поводу, но принимали Божью волю смиренно.
- Не печалься, милая! – успокаивал жену батюшка, - Господу  виднее, что и кому дать. У нас есть мы, остальное приложится.
Приближался светлый праздник Благовещения. Под утренний благовест народ спешил  на литургию.
- Может,  тебе лучше дома остаться?—предложил жене отец Андрий, --  Бледная ты сегодня,  и голова, говоришь, кружится.
- В такой праздник – быть дома?  Да и нет  лучшего лекарства, чем во славу  Господа петь, - улыбнулась Анна.
И вот запела она в храме на клиросе “Богородице, Дево радуйся”, но вдруг почувствовала,  что сознание её покидает. Ухватилась матушка за стол и молвила: “Держите меня, родненькие, падаю…”  Подхватили ее певчие, по щекам тихонько хлопают, лицо  прохладной водой отирают… А в декабре разрешилась Анна деточкой, крепенькой, здоровенькой. Нарекли доченьку Антониной при святой молитве. Со слезами на глазах благодарили Господа супруги, радовались, словно вернувшись в юные свои года.
Так и служил в своем храме отец Андрий благополучно десять лет. Служил бы и дальше, да подлый донос недоброжелателя все разрушил. Арестовали батюшку прямо во время Пасхального Богослужения, вывели из храма и увезли в неизвестном направлении. Пытались прихожане образумить конвоиров, но тщетно… “Прости нас, Отец Андрий, не уберегли…” – тихо сказал  кто-то.
Тяжело переживала Аннушка разлуку с любимым мужем. И письма во все инстанции посылала, и искала, и ждала… Не выдержало любящее сердце неизвестности, отошла матушка ко Господу прямо на клиросе во время чтения молитвы. Тонечку одна из певчих, Верочка,  к себе забрала, а потом увезла в Ленинград. Здесь Тоня продолжила учиться в школе, а потом в институт педагогический поступила. Детишек она очень любила, любовь эта ей от матери передалась.
Встретила Тоня и супруга своего. Василий, кадровый офицер Красной Армии, к верующим себя не относил, но случалось, неуверенно просил  любимую:
- На дежурство заступать скоро, помолись за меня, родная…
- Васенька, да я за тебя каждый день молюсь.
Через несколько месяцев после свадьбы получил Василий  назначение в  пограничный Брест. Через год родилась у супругов  доченька Лиза, а перед самой войной - сын Сашенька. “Александр Васильевич, будущий наш Суворов”, - любил шутить отец.
Приближалось лето 1941 года. На границе было неспокойно, и  Василий еще в мае отправил жену с детьми в деревню Липки: там у него домик от родителей остался. Хотя и чувствовала Тоня неладное, но офицерские жены мужьям не прекословят. Собрала детишек и уехала. А через месяц война началась… Слышала Антонина, что почти весь гарнизон крепости погиб в неравном бою, но в то, что мужа больше нет, верить не хотела. Так и осталась она с детьми в деревне в ожидании весточки от мужа, а ее все не было…

***
Лиза шла по лесу, ведя за собой брата, уже почти целый день.  Знакомый малинник давно остался позади,  девочка брела уже наугад, отдыхая лишь изредка. Когда  видела, что братик устал, искала удобное местечко, садилась, брала его на колени,  и малыш засыпал, положив голову на плечо сестренки. Удивительно, но он почти не доставлял девочке хлопот: не кричал, не плакал. И трогательно пил из ладошки сестры воду из светлого ручейка, вдоль которого они шли, и не просил дать еще хлеба… День клонился к вечеру, жара постепенно спадала, но идти становилось все труднее. У Лизы кружилась голова, ножки заплетались…Но она знала, что делать. Ведь в кармане  ее кофточки лежала  особенная иконка. Мама рассказывала ей о том, что за несколько дней до того,  как ее отца увели из храма недобрые люди, он вручил своей жене этот образок…
"Если совсем тяжко станет, помолись Богородице своими словами, как умеешь, и она не оставит  в испытаниях”, - вспомнила Лиза мамины слова. Мама часто рассказывала о своих родителях, доставая из шкатулки их фотографии…
Девочка осторожно опустила сонного  братика  на траву, достала образок Богоматери и зашептала: “Матушка, миленькая, помоги нам  в лесу не погибнуть, пришли немного еды. Никак нельзя, чтобы с братиком что-то случилось плохое, я же за него отвечаю…    пусть найдет нас кто-нибудь добрый. И мамочке помоги, Пресвятая Богородица, одна она осталась…” А голова у девочки становилась все тяжелее и тяжелее, глазки слипались, слова путались. Прилегла она рядом с братиком, укрыла его своей кофточкой, и накрыли ее сладкие видения.

***
- Товарищ командир, разрешите,.. - Степан неуверенно заглянул в темную землянку.
- В чем дело? – строго спросил командир, - я же отправил   вас лес патрулировать.
- Виноват… тут просто…  вот…
- Что просто вот?
Степан раскрыл дверь пошире, и двое бойцов внесли в землянку спящих детей, завернутых в плащ-палатки. Потеплел командир, приказал еды в землянку принести и фельдшера срочно позвать.
- Благодарю Вас, товарищи бойцы,  - сказал командир, - но приказ о патрулировании леса никто не отменял!
- Есть! – отрапортовали партизаны и отправились на задание.
***
- Это кто там в кустах прячется? Выходи, а то стрелять буду! – Степан щелкнул затвором автомата.
- Дяденька Степан, не стреляйте…, - умоляюще пролепетал детский голос, - это я, Прошка, Авдотьин сын.
- Авдотья…  Так это же связная наша, -- шепнул один из бойцов.
- А ну иди сюда, постреленок! – Степан направился к шевелящимся кустам и помог мальчишке выбраться, - что же ты здесь  ночью делаешь, окаянный?
- Каратели в Липках! Утром пришли! Всех жителей собрали и затолкали в сарай. А меня мамка успела через задние дворы выпустить, сказала, чтоб к вам бежал… А я  в лес сразу не побежал, а навострился незаметно проследить, что будет. Немцы довели людей до сарая, рыжий переводчик сказал, что два дня на раздумья дают: отпустят да еще и наградят тех, кто укажет, как  найти партизан. Или назовет их родственников  и тех, кто может быть с ними связан. Которые откажутся говорить, их сожгут заживо. Я как это услыхал, тут же к вам рванул.
Гнев и ярость овладели Степаном. Помнил он, как фашисты его родное село сожгли.
- Дядька Панас, бери Прошку и спешите в отряд, доложите всё командиру!—распорядился мужчина, - возможно, что  дети, которых мы в лесу обнаружили, тоже из Липок будут! А мы патрулирование закончим и тоже прибудем!

***
Люди сидели в сарае уже вторые сутки. Через небольшие дыры в потолке пробивались лучи света.
- А я все хотел залатать их, - прорезал тишину мужской голос, - чтобы дождем солому не замочило, да все руки не доходили… А теперь вот думаю, хорошо что не закрыл, хоть солнечного света напоследок глотнем…
Кто-то тяжело кивнул в ответ, и опять наступило молчание. Периодически тишину нарушали и немцы. Каждые три часа открывали двери  и спрашивали: не надумал ли кто послужить великой Германии, но каждый раз в ответ следовало молчание. А люди, которые могли что-то знать о партизанах, среди них были, были и родственники,  но никто из  пленников их не сдал.
Антонина сидела у стены. От ударов приклада сильно болело плечо, покалеченная нога тоже давала о себе знать. Но больше всего ее тревожили мысли о том, где ее дети… Из последних сил, закусывая губу, она старалась не выдавать своего состояния. А когда получалось задремать, виделась ей довоенная жизнь: детство, учеба, встреча с Василием в Доме Красной Армии, куда она попала по счастливой случайности – надо было подменить уехавшую подругу в хоре…
- Родименькие мои, - запричитала  вдруг старушка, сидевшая в самом углу, - что это такое… мы-то ладно, уже отжили свое, преставимся не сегодня-завтра. А деткам  еще жить и жить… - кивнула она в сторону ребятишек, сгрудившихся напротив, и вытерла слезы платочком.
- Все будет хорошо! – Тоня воспрянула, забыв о ноющей боли, - не фрицы нам жизнь дали, не им ее и забирать! Если наше время не пришло, им нас не убить!

***
Оберштурмфюрер Хальц фон Бок стоял у раскрытого окна, смотрел на сарай, набитый  людьми,  и курил. Что происходит, он не понимал…И думал о том, что Европу получилось  захватить  всего за несколько недель. И за эти же несколько недель непобедимая армия смогла всего лишь  перейти с одной улицы Сталинграда на другую. Москву в бинокли видели,  и казалось, что до триумфа недалеко, но все равно ничего не получилось. Брест рассчитывали взять за считанные часы, а барахтались там месяц… И сейчас, разбитые и потрепанные, откатываемся назад…
- Господин оберштурмфюрер, время истекло… - прервал его размышления вошедший адъютант.
Немецкий офицер еще несколько секунд помолчал и спросил:
- Никто не заговорил?
- Никак нет!
- Ну что ж… они сами сделали свой выбор. Вы знаете, что нужно делать, начинайте!
В один миг полыхнула вся деревня. Словно зажженные факелы горели дома и постройки. Адские языки пламени быстро ползли по стенам, и к небу поднимались черные клубы дыма. Как свеча запылал сарай. Люди в ужасе метались, пытались увернуться от падающего огня, закрывали собой детей. Казалось, страшный исход неизбежен…
Но тут на опушке леса появились партизаны и все, словно воинство Архистратига Михаила, с Божьей помощью ринулись на неприятеля. Фашисты поливали их градом пуль, но похоже, сама Божья Матерь накрыла отряд свои покровом – пули пролетали мимо. Не давали захватчики приблизиться партизанам к горящему сараю, но тут сама природа взялась помогать освободителям: пошел проливной дождь,  да такой силы, что по дорогам потекли настоящие реки, и огонь тут же потух.
Большинство эсэсовцев погибло в перестрелках и в рукопашном бою. Лишь немногим удалось бежать, но партизаны их не преследовали, понимали, что дни фашизма сочтены. Да и к тому же  в руки им попала папка важных документов, оставленная в машине оберштурмфюрера, погибшего от партизанской пули.
У Антонины были обожжены  руки и лицо, она почти не дышала. Женщину вынесли на воздух, и прохлада вернула ей сознание.
- Живая! – закричала женщина-фельдшер, - Андрей Павлович, носилки, срочно!
- Папа! Папочка! – вдруг жарко зашептала Тоня.
- Тише, тише! Все хорошо! Вас к машине несут, чтобы в госпиталь отвести!
- Папочка, родной… Это я, Тоня…
Вгляделся в лицо женщины Андрей Павлович, да чуть носилки из рук не выронил. Узнал он в ней свою доченьку, с которой разлучен был много лет назад. Как он ждал, как надеялся на встречу! И вот, наконец, дождался! Всю дорогу до госпиталя  он осторожно поддерживал ее обожженную руку, и очень боялся, что она не выживет.

***
Разрешили Андрею Павловичу побыть с дочерью в госпитале. Ожоги лица оказались не очень  сильными, больше пострадали левая рука и плечо. Но самое главное, она уже знала: ее дети живы и находятся в партизанском отряде. Ей сразу рассказал об этом вездесущий Прошка еще до того, как подошел отец. А теперь ей не терпелось знать, как сложилась судьба отца после ареста.
- Отправили меня далеко от Костромы, в Беломоро-Балтийский лагерь. Пробыл я там семь лет, а когда  война началась, приходит к нам начальник и говорит: “Кто хочет загладить вину перед Родиной, записывайтесь в штрафные батальоны!” Сомнений у меня не было никаких.  Помолился тихонько Богородице и стал солдатом. Забросили нас под Могилев, там  и погиб почти весь наш штрафной батальон... А меня сильно  контузило. Немцы мимо проходили, за мертвого приняли. В себя пришел уже в партизанском отряде, в землянке. Расспросили меня ребята: кто такой, откуда…Я лукавить не стал, рассказал все как было. Сначала косо смотрели – штрафник все-таки, а потом ничего, приняли. Так я в отряде и остался… А как ты жила все это время?
- Мы с мамой все время тебя ждали… По ночам она молилась и тихо плакала… Думала, что я не услышу. Потом стала худенькая, бледная. А когда умирала, то велела хранить светлый образок Пресвятой Богородицы “Нечаянная Радость”, который дал ей ты… Потом меня приютила добрая женщина, и когда она уезжала в Ленинград, взяла с собой и меня… Я закончила школу, поступила в институт. Замуж вышла…
Горько было слышать Андрею Павловичу о том, что супруги незабвенной уже нет на этом свете… Очень он надеялся найти после войны и ее, и дочь. Но он нашел в себе силы возблагодарить Бога  за то, что Тонечка жива… А вдруг  еще и внуков получится понянчить на старости лет. Словно прочитав его мысли,  Тоня спросила: “А с внуками своими, папа, ты виделся в отряде?”
Радость охватила Андрея Павловича. Значит, неслучайно затрепетало его сердце, когда увидел он найденных в лесу детей. И не напрасно показалось, что девочка очень похожа на его дочку… И черты  мальчика, пусть и едва уловимо, напомнили  черты его покойного  отца…А когда разговорился с детьми, то девочка Лиза рассказала, что их спасла иконочка, которую дала им мама…Привела к ним Богородица добрых людей. Образок был точно таким же, как тот, который он, предчувствуя разлуку, вручил жене… Разволновавшись, он все-таки  не решился предположить, что это – его внуки. Слишком далеко встретились они от его родного дома.  Но детей полюбил с первого взгляда и знал, что сделает все, чтобы найти их родственников. А в сердце все-таки жила робкая надежда: может, это все-таки его внуки?
Андрей Павлович вдруг почувствовал, что по щекам его потекли слезы… Раньше он даже не понимал,  как это --  плакать от счастья…
Тоня смотрела на отца так чудно. Ее глаза излучали любовь. Но он уловил в них  и печаль.
- Отец детей  на фронте? – спросил Андрей Павлович, не сумев скрыть своего опасения, потому что боялся ответа: он погиб…
- О нем ничего неизвестно, -- тихо ответила Тоня.  Но я чувствую, что он жив...

***
Ожоги заживают долго…  Но как только Тоня  почувствовала себя здоровой, на фронт запросилась. Детей было с кем оставить: отец после освобождения Белоруссии был демобилизован и остался в многострадальной республике восстанавливать Липки и помогать вдовам – трудно жить в деревне без мужика… Был он на все руки мастер: и калитку мог починить,  и печь подправить.
Тоню  взяли  медсестрой в санитарный батальон. Медицинского образования у женщины не было, но навыки, полученные в гарнизоне, не утратились: и бинтовать Тоня умела, и укол поставить могла, даже на операции несколько раз ассистировала. Умела в противогазе по-пластунски передвигаться через поле, гранаты метать, белье солдатское чинить. Прощаться было нелегко.  Но они верили, что Господь им поможет, что  не оставит своей милостью Пресвятая Матушка Богородица. Тоня увозила с собой заветный образок, благословение отца и память о словах Лизы, которая была уверена, что отец жив: “Мы будем ждать тебя и папу…Очень-очень!”
Маленький  Сашка обнял маму и подарил ей еловую шишку…
Антонина Андреевна, обняв отца и детей,  пошла вперед на пункт сбора. Андрей Павлович благословил ее крестным знамением.

***
Елизавета Васильевна сидела за столом и перебирала фотографии.
Вот ее дедушка – Андрей Павлович – партизан, с медалью на груди. А на другой –  уже в облачении. На месте сарая, в котором чуть не сгорели  жители деревни, была возведена  церковь во имя иконы Божией Матери “Нечаянная радость”. До конца дней своих служил здесь Отец Андрий, здесь и к Богу отошел. Читал  батюшка в алтаре молитвы, да вдруг пошатнулся. Помогли ему до лавочки дойти, усадили. Отдышался он немного, и тихо сказал: “Аннушку свою увидел. Ждет она меня…”  И улыбнулся. Так и лежал в гробу, излучая умиротворение и радость, а прихожане шептались о том, что батюшка святым был человеком, и о том, что хорошо будет им с матушкой  в Раю.
А вот любимые родители – Василий Александрович и Антонина Андреевна.
В январе 1945 года войска Первого Белорусского фронта под командованием Маршала Советского Союза Г.К. Жукова начали освобождение Польши. Здесь-то и встретились муж и жена после долгой разлуки. Оказалось, что не было Василия во время осады в Брестской  крепости: за день до войны его неожиданно отправили  в Москву доложить командованию об обстановке на границе. По дороге разбомбили их поезд вражеские самолеты, в живых мало кто остался. Собрались оставшиеся и решили вместе к своим пробиваться…
И снова  капитан Василий Черемин был на передовой… На его запросы о семье ответ был только один: сведений  не имеется…  Василий не стал делать вид, что не заметил  шрамы на лице и руках жены - он бережно их целовал и гладил…   Для него Антонина всегда была красавицей - и будет. Война их разлучить не смогла, а уж следы от ожогов - тем более! Так и воевали муж и жена вместе, он командовал батальоном, она с поля боя раненых выносила. Вместе дошли до Берлина! А после того, как вышли на пенсию, счастливо жили в Липках, отпраздновали 50 лет со дня свадьбы.  Каждый год на День Победы ездили в Минск на торжественный парад Победы, пели фронтовые песни, вспоминали фронтовые дороги.
А это – фотография партизанской  связной Авдотьи.  Эта - Верочки, клиросной певчей, той, что заменила Антонине мать. Обе не дожили до конца войны. Авдотья  девочку маленькую собой закрыла, когда в полыхающем сарае на нее падала горящая доска, а Верочка, воспитательница детского сада, детей по Ладоге из Ленинграда на Большую Землю вывозила. Страшно бомбила дорогу жизни вражеская авиация. От фашистского снаряда перевернулась подвода, дети стали тонуть в ледяной воде. Верочка, будто орлица, бросилась их  спасать. Всех из воды вытащила. А через неделю умерла от воспаления легких.
Задумавшись, Елизавета Васильевна не сразу услышала шаги мужа. Он вошел со словами: “Собирайся, моя хорошая! Все готово, можно ехать в Минск! Александр с супругой уже два раза звонили, спрашивали,   выехали мы или нет”. И Прохор Савельевич  обнял жену за плечи. Сейчас это был статный полковник в отставке, но Елизавета Васильевны не забыла повадки того простодушного Прошки, который тогда, летом 1943 года предупредил партизан о карательной операции, а через семь лет смастерил для нее очень красивое обручальное кольцо из медной монеты.
- Я уже готова, - с улыбкой посмотрела на мужа Елизавета Васильевна.
 Аккуратно сложив фотографии в альбом, женщина взяла в руки небольшую сумочку и вышла вместе с мужем из комнаты: он предупредительно открыл перед нею дверь. В машине их уже ждали  дочь, зять и двое внуков. Садясь в машину, она вдруг спохватилась: "Подождите, родные мои, я сейчас..."
Женщина поспешила обратно в дом и взяла со стола светлый образок Богоматери “Нечаянная радость”, тот самый, который хранил их семью во время войны. И сейчас хранит!