Часть девятая. Строится дом
В ширпотребе постоянно менялось начальство среднего звена. Каждый новый рукамиводитель (иначе их просто не назовёшь, порой создаётся впечатление, что руководителей производства специально готовят и засылают «враги советской власти»!) приносил в цех свои, не оговоренные никаким КЗОТом правила. Это приводило к большим колебаниям зарплаты рабочих, к неразберихе в организации производства, к перебоям в снабжении материалами, и соответственно, сказывалось на всей работе с её микроклиматом. Многие хорошие специалисты, работавшие со дня основания цеха, вносившие свой посильный вклад в его становление, уволились. На их место часто приходили люди, которым были чужды традиции коллектива, и вообще все, что связано с производством. Они выжимали из оборудования все, что можно - до полного развала, не восстанавливая его. Лишь бы побольше заработать сегодня, сейчас. Под ногами таких «передовиков» горела не только земля, но и оборудование, и будущее всей системы.
Коррупция, карьеризм, рвачество, очковтирательство, показуха – стали неотъемлемой нормой поведения в цехе. А может - и на заводе, а может, и во всей стране. Рабочий ничего не может взять. Но рабочий может не дать. И как результат, в течение двух лет, у меня на виду, коллектива как такового, не стало!
У меня была ставка 205 рублей. Её уменьшили на 5(!) рублей. Разумеется, дело не в пяти рублях, а в прецеденте. Я подал жалобу в комиссию по трудовым спорам. На заседании комиссии меня пытались убедить в том, что моя ставка слесаря составляет 200 рублей. 5 рублей мне доплачивали за проектирование. Более «умного» аргумента у них не нашлось. Я предложил им передать мои пять рублей цеховым конструкторам и пусть в дальнейшем проектируют они. Мою ставку 205(!) рублей оставили.
Как-то по работе Клара зашла к Мтырскому, по вопросу учёта механического оборудования. Мтырский знал Клару. Но только сейчас обратил внимание на то, что её фамилия изменилась на Фельдман. Он спросил, не имеет ли она какого-то отношения к Фельдману, который работает у него в цехе слесарем-инструментальщиком. Как же он был удивлён, узнав, что Клара - моя жена. Он знал её – интеллигентную, тихую и хрупкую женщину, и вдруг рядом с ней этот грубиян. Выразив ей своё сочувствие, он сказал: «У него, конечно, светлая голова и золотые руки, но как можно с ним жить?..» Клара ответила, что мы очень хорошо живём.
Это были последние рабочие дни нач.цеха Мтырского. Он уходил на пенсию, так и не выполнив своего обещания. Я не стал интересоваться, что сталось с квартирой которую зам. директора Комбината Лиморенко обещал дать для меня. Нач. цеха Мтырский , последние дни избегал меня. А что собственно можно было взять с этого последнего существа, если даже говорить о нем, как о руководителе цеха, уже не говоря как о человеке- неприятно...
Цех принял Матский Петр Михайлович. Как и при Мтырском, я твёрдо стоял на своём – третий автомат не будет, пока я не получу квартиру. Матский начал с тех же обещаний, на что я ему ответил, что меня можно обмануть только один раз. И занялся разработкой «фантастических» проектов, понимая, что никто их внедрять не будет, во всяком случае, при социализме.
Я разработал автоматизированную линию для плетения калинированой сетки. Линию по проекту обслуживали два человека. В неё входили пять плетельных станков с гильотинными ножницами, бунтоукладчики, распускатели, калинирующие станки. Один человек находился на зарядке линии, второй на автопогрузчике отвозил готовые пакеты сеток. Оборудование было сконструировано по модульной системе - блоками и модулями. Замена любого модуля длится не более 20 минут.
В цехе плели вручную. Этот тяжелейший труд выполняли женщины. На то время на участке работало 23 человека. Линия за рабочую смену продолжительностью пять часов, выдавала бы годовую(!) норму. Вскоре я оставил крупные работы, которые давали удовлетворение душе, но, во-первых, не внедрялись и, во-вторых, совсем не кормили. Я переквалифицировался на мелкие работы, которые оформлял как рацпредложения. За один месяц у меня набиралось по сорок таких работ. У меня прибавились примерно ещё две зарплаты. В бухгалтерии подняли тревогу – надо что-то делать!
С нового года мы начали готовиться к защите. В этом 1978 году защищалась Клара – самый дорогой для меня человек. Семья, ребёнок, проблемы – всё это отвлекало и, конечно, Клара волновалась. Но моё спокойствие в какой-то мере успокаивало и её. Я не сомневался, что она защитится. Клара – умная, училась прилежней меня – чего бояться! Для защиты она выбрала штрипсовый стан, вертикальную клеть чистовой группы. Мы вместе её изучили, помню, даже что-то предложили по усовершенствованию, и когда Клара принесла свои чертежи руководителю проекта – Ильченко Владимиру Ивановичу, он сказал – «Уверенные чертежи».
В Управлении главного механика Клара занималась ведением паспорта ремонтного хозяйства завода. Вела учёт и техническую документацию ремонта оборудования. В её обязанности входило ведение статистики травматизма в цехах УГМ. Техническое бюро, в котором работала Клара, входило в отдел эксплуатации и ремонта, которым руководил Балабанов. Жизнь его оборвалась трагически.
По существу, отдел эксплуатации и ремонта – единственный, занимающийся непосредственно функциональными обязанностями УГМ. У главного механика было семь заместителей, которые фактически занимались второстепенными вопросами. Когда стал вопрос о замене одного из заместителей, талантливый и трудолюбивый Балабанов вполне справедливо рассчитывал на повышение – его отдел нёс основную нагрузку. Этого не случилось. Плюс в семье уже давно было неблагополучно. Он покончил с собой – бросился с пешеходной площадки в нагревательный колодец. Весь отдел был в страшном шоке. Балабанова, как начальника и как человека – уважали.
В день защиты 21.06. я взял на работе отгул, чтобы быть рядом с моей любимой девочкой в этот волнительный для неё день. Она волновалась, нервничала, повторяла заученную наизусть речь доклада. Когда её пригласили, я помог ей развесить чертежи, взбодрил её и вышел из комнаты. Конечно, я задумался, но только в пределах – «отлично» или «хорошо».
Клара защитилась на «хорошо». Она была первый инженер в нашей семье, а в роду – первой из женщин. Вечером, вместе с её группой, мы отметили это событие в ресторане.
Вместе с Кларой периодически мы возвращались к вопросу – нужен ли второй ребёнок. Нам обоим очень хотелось сына – мальчика.
«Нет» - говорил я, когда предлагала Клара. Когда я уже соглашался, возражала Клара. Мы мирились с нашей необеспеченностью, но обрекать детей…
Мы взяли путёвку в Одессу, на турбазу «Черноморский дельфин». И в этот раз собирались ехать вместе с Иринкой. Но, буквально в день отъезда, у неё появились тошнота и рвота. За час до отправления поезда пришла к нам Кларина мама и забрала дочу к себе.
В Одессе мы поселились в деревянном домике. В каждом домике было по две, изолированные друг от друга, квартиры. Наша была под номером 234.
Облюбовав место для ловли рыбы, я по утрам или вечерам брал удочку и ловил бычков. Потом мы их солили и даже привезли тестю к пиву. Большую часть времени мы проводили на море. Много фотографировали. Ходили в оперный театр, в летний театр на оперетту, бродили по городу, по музеям, околачивались на морвокзале, находили пещеры, «дичали» в камышовых зарослях, катались на катере.
Мы увозили из Одессы много впечатлений, и в это же время разыгрывалась шахматная трагедия между Карповым и Корчным. Осторожная игра Карпова мне не импонировала. Но я Карпова невзлюбил после опубликования в «Литературной газете» его дипломной работы, в которой через строчку он ссылался на Леонида Ильича Брежнева. Корчной был диссидентом, и конечно, мои симпатии были на его стороне. К спорту это, конечно, не имело отношения.
На мой день рождения, 13. 09.1978 г. приехала к нам моя мама. Клара сфотографировала нас на диване. Мама любила фотографироваться, особенно со мной, положив на меня руку. И когда Клара уже спрячет фотоаппарат, мама не снимает руку - или гладит меня по шее, или по голове, или берётся за мою руку и тихо тихо, видимо про себя, может быть даже думая, что я не слышу, произносила: «Сынок, мой золотой сынок…»
«Время даже камень крошит…». Я уже знал, что по улице Блюхера строится новый девятиэтажный дом, в котором будет и моя квартира. Всё было решено на самом высоком уровне.
Мацко подгонял меня с пуском третьего автомата, но наученный однажды, я упорно ждал получения квартиры и никакие аргументы на меня не действовали. Я понимал, что надо, что комиссия по товарам народного потребления, что требует дирекция, горком и т. д., но ждал квартиры и сказал, что автомат не заработает ни днём раньше.
Улица Блюхера пересекает проспект Гагарина, где мы уже снимали две квартиры. Сейчас здесь был ещё пустырь. Я, Клара и Иринка подошли, чтобы посмотреть на «наш» дом. Левая сторона от дороги уже была отстроена до девятого этажа, центральная часть дома – до восьмого этажа. Мы ещё не знали, что именно в этой части на шестом этаже будет наша
квартира. Мы с Иринкой стали на фоне строящегося дома, и Клара сфотографировала нас. Потом зашли в один из подъездов и рассмотрели комнаты, кухни - такие же, как и везде. И всё же внутренняя радость охватывала нас. Мы осмотрели дворы. Место нам понравилось. Рядом школа, аптека, больница, не счесть число продуктовых магазинов, большой хозяйственный магазин, спортивная площадка, клуб юного авиастроителя. Напротив дома через автодорогу, по всей длине Блюхера протянулась роща. Её можно преобразовать в хороший парк. Совсем недалеко трамвайная остановка, несколько дальше автовокзал, институты и большой кинотеатр «Современник». Дальше рестораны. Транспортная развязка. Одним словом, район прекрасный!
Собственно, мы с Кларой уже жили в этом районе на Гагарина и хорошо его знали. Ещё раз осмотрев квартиры и дом, мы прошлись по району. Потом пошли по мебельным магазинам, чтобы посмотреть, что сейчас продаётся, какие цены, чтобы определить, сколько нам понадобиться денег для оборудования квартиры.
В следующем году исполнялось пятьдесят лет совместной жизни тёщи и тестя – их Золотая Свадьба. К этому юбилейному событию, конечно заранее, ещё в ноябре, они попросили всех своих детей сфотографироваться одной общей семьёй.
Свидетельство о публикации №222050800496