Часть десятая. Снова по спирали

В сентябре всей семьёй мы поехали отдыхать в Новомосковск. Дом отдыха стоял в лесу на берегу реки Самара. Очень живописное место. К нам «причалил» один парень моего возраста - Юра, с сыном Володей. Он отдыхал без жены, и мы с удовольствием приняли его в нашу компанию. Мы вместе устраивали пикники, жгли костры, ловили рыбу, бродили по лесу, собирали грибы. Иринка впервые узнала что такое «отдых» - куда все так стремятся. Ей понравилась река, ещё больше - лес, где под листьями она находила грибы. В конце сентября 1980 года мы приехали домой.

Закончился этот год почти анекдотичным случаем на работе. После Мишина, начальником техотдела поставили…  Не знаю, откуда она пришла и чья родственница, но, несмотря на свой преклонный возраст, она была – чистый лист. Я как-то пошутил, что американцам не надо тратить средства на вооружение. Пусть ознакомятся с нашими производственными руководящими кадрами и они поймут, что в скором времени мы сами, если не вымрем, то развалимся точно.

Так вот, захожу я как-то в техотдел за справочником, и вдруг эта Светлана Юрьевна, без всякой причины, подняла на меня крик, как на базаре. Для меня это было настолько неожиданно, что я моментально взорвался и сказал ей:
"- Почему ты, такая дура, здесь работаешь? Какой прок от тебя? Тебе же думать – вредно!"   
Разумеется, было это и грубо и нагло, но я  не могу говорить иначе с агрессивными... Подала она на меня в товарищеский суд. И собрался этот суд в Красном уголке, и стали выжидать, каково будет его справедливое решение. Поначалу всякого рода прихлебатели поднимались, обвинительные речи в мой адрес докладывали. А один из них –Свиcтицкий, ранее уже знакомый, обращаясь ко мне, молвил: «Гражданин Фельдман…». Тут уж не выдержал весь зал и грохнул смехом, от которого запал язык в горле Типлицкого, да так, что дальше ничего молвить он уже не мог, так и сел на место, ничего не добавив.
Поднялся я, и с места, без выхода к трибуне, начал говорить о том тяжелейшем положении, в котором находится цех, о том страшном техническом состоянии, в котором находится оборудование, о той глухой некомпетентности наших руководителей, о технических службах цехов которые подбираются не для решения технических задач, а для устройства родственников и знакомых, которые все скопом довели цехи, а то и весь комбинат, до такого состояния. И закончил словами: «Если вы хотите и дальше расширять техническое невежество, так для этого в цехе достаточно своих дураков, не обязательно их брать со стороны. Я не дипломат и привык вещи называть своими именами».
Меня просили, чтобы я хотя бы извинился. Но я отказался наотрез. Так ни с чем и разошлись – не поднимать же скандал на уровень дирекции.
Дома, узнав о моём скандале, Клара огорчилась и я дал ей слово, что  буду стараться сдерживаться.

Нельзя сказать, чтобы я не понимал, что призывами ничего нельзя сдвинуть. Понимал. Но, видимо, так устроен человек, что он надеется когда-то быть услышанным. С таких позиций я и написал статью в нашу заводскую газету.
   Через газету мне ответил начальник ОНОТ. Он сказал, что мои мысли совпадают с планами дирекции завода, и что в ближайшее время будет создана центральная Технологическая лаборатория, в составе которой будет и лаборатория кузнечно - прессового производства.
Я понял, что мы говорим на разных языках. Я говорил о новой технологии (хотя новой она является только для нашего завода), о концентрации технических средств, о едином управлении ими. В ответе мне говорили о перегруппировке кадров,
чтобы узаконить по существу устаревшие технологии, и сохранить накопившуюся за долгие годы устаревшую оснастку, которую все знают и к которой привыкли.

В конце апреля 1981 года Клара вместе с Иринкой поехали отдыхать в Одессу дикарём. Там они сняли квартиру, а питаться пристроились в каком-то санатории. Использовав своё одиночество, я занялся изготовлением аквариумов.
Клара видела, что мне всё труднее становится работать. Видела мою неудовлетворённость и уже давно предложила мне заняться аквариумными рыбками. По её мнению, и я с ней согласен, наблюдение за ними снимает напряжение, усталость, успокаивает. Я сделал на работе два сто литровых аквариума, купил рыбок, растения и когда Клара приехала, в аквариумах уже среди зелёных водорослей плавали гуппи, скалярии, гурами, цыхлозома.
Клара рассказала, как они отдохнули, а доча показала подарки, которые подарил ей один дядя.  «И кто же этот дядя?» - спросил я у Клары. Она рассказала, что когда выходила из поезда в Одессе на вокзале, какой-то приличный мужчина встречал свою жену, но она не приехала и цветы, предназначавшиеся ей, он подарил Кларе. Так они познакомились совсем случайно. Они вместе проводили время и всегда в присутствии Иринки. Иринка всегда и везде была с ними. Когда они расставались, он попросил её поцеловать хоть на прощание. Но Клара ему этого не позволила. Вот такая «трогательная» история. У меня нет ни малейших оснований не доверять Кларе. Я хорошо её знаю – она не может лгать. Да и понимает она, что бы для меня это значило, и чем бы закончилось. И всё-таки её аргументами я остался неудовлетворён, и сама эта история мне не понравилась…

Рыбки меня увлекли. Но положение наблюдателя меня не устроило, и я покупаю ещё два 25-ти и два 15-ти литровых аквариума, а также цельностеклянные пяти и восьми литровые. Покупаю микроскоп УШМ-1(какой был в продаже). Сам делаю пипетки с проходным отверстием наконечника в несколько микрон, и вплотную занимаюсь искусственным осеменением. Не было соответствующего инструмента и условий, потому в качестве помощника я привлёк Клару.
Влажной ваткой я брал самца. Поглаживая его по брюшку, пипеткой собирал его сперму. Проверял её жизнеспособность под микроскопом. Клара влажной ваткой удерживала самку. Наблюдая через семикратную лупу, пипеткой с утончённым и удлинённым концом я впрыскивал содержимое в анальное отверстие самки. Первое время шли неудачи. Самки погибали через две – четыре недели. Клара отказалась мне помогать в «убийстве» рыбок – как она выразилась. Но я продолжал проводить эксперименты, и кое-что мне удалось. Главным образом я работал с живородящими рыбками. Я получил красно-золотистых и зелёных гуппи. Чёрно-зелёных меченосцев. Они были очень уязвимы и требовали большего внимания в содержании и кормлении.
Я усложнил свою задачу и приступил к работе с икромечущими. Мне удалось оплодотворить икринки барбуса и даже получить мальков. Но эксперимент не был основательно подготовлен и все мальки погибли от голода. Зато в другом эксперименте у меня выжил всего один малёк калиурума (кажется, так называется). Он уже был длиной пять сантиметров. Я пустил его в общий аквариум, в котором жила львиноголовка – не намного больше малька. Тем не менее она его слопала.
В дальнейшем я переключился на австралийских лягушек, тритонов.

Артура  ждал я в гости ещё к маю. Он почти всегда приезжал к нам на праздники. В этот раз он не приехал. Муся сообщила, что Артур задержан милицией и ему грозит срок. Муся думает, что вину он взял на себя. В августе суд  вынес ему приговор – семь лет лишения свободы.
 
В садике у Иринки обнаружили предрасположенность к сколиозу. Мы здорово напугались, и с первого сентября 1981 года отдали её в специальную школу-интернат, в которой лечили таких детей. Почти каждый день кто-то из нас ездил её навещать. Учиться она начала хорошо. Ещё до школы, самостоятельно, она научилась читать, писать хуже. С лечением в школе дела обстояли неважно. То не работает бассейн, то чего-то не достаёт, то врач откровенно намекал на индюшку или хотя бы курицу - что вызывало у меня большие сомнения по поводу лечения вообще.
Примерно в то же время Кларины родители обменяли свою квартиру на Никополь. Там жили их сыновья. Валера, приехав из Воркуты, женился на никопольчанке Люсе, переехал жить к ней и недавно купил  «Москвич». Тесть с тёщей давно мечтали выехать из Кривого Рога. Никополь их устраивал. Славкина жена давно предлагала им переехать  и обменять две квартиры на одну большую. Но родители  отнеслись настороженно к такому предложению.
Валера приехал своей машиной и прихватил с собой гру зовик. Погрузили все вещи и экипаж тронулся.
Не проводя никакой аналогии, я почему-то вспомнил, как отъезжал мой дед из Днепродзержинска. Иринка стояла вместе с нами и смотрела вслед машинам. Там, среди многих наспех уложенных вещей остались её игрушки, которыми она будет играть, приезжая к бабушке в гости. Машины скрылись за поворотом.

Все мои усилия, направленные на улучшение условий труда, увеличение производительности, тонули в разговорах и газетных обещаниях. Я решил обследовать работу всего оборудования и участков для того, чтобы иметь реальные и конкретные факты и цифры.
На каждом участке я развесил таблицы, в которые штамповщицы, наладчики, станочники, слесари - каждый на своём рабочем месте, должны были в определённых клетках, по окончании работы, записать примерное количество отработанных часов своего оборудования, причину простоя и т. д. Происходил самоконтроль. Штамповщицы следили за тем, чтобы простой не записали на них, если его не было, наладчики, соответственно, отстаивали свои интересы. Таким образом, по моим расчётам, должна была прорисоваться более объективная картина.
Три месяца я снимал показания таблиц и строил графики простоев, работы и производительности, фиксируя реальное положение дел. В ноябре 1981 г. я снял все таблицы и графики и приступил к их изучению и анализу. Результат оказался ошеломляющий. Оборудование, которое должно останавливаться только во время приёма и сдачи смены, помимо запланированных остановок, остановок на ремонты и профилактики, от оставшегося рабочего времени отработало 49,88% ! Простои основного оборудования по вине администрации составили 77%. При этом следует учесть, что за контрольный период все подтянулись в работе, понимая, что могут быть сделаны выводы.
Анализ вскрыл конкретные причины простоев оборудования, низкой производительности труда непосредственно в каждой службе. Я выработал рекомендации и составил таблицу затрат и сроков на осуществление организационных, технологических и технических мероприятий с показателями по производительности, себестоимости продукции, затратами и сроками на техническое переоснащение, заработную плату в зависимости от выхода на план по цеху – 1 млн. рублей в год; 2 млн. и т.д.
Эти выкладки я показал Заму. Он оставил их у себя для более глубокого ознакомления. Я бы сказал – захоронения. Нет, я не был наивным и знал, что Зам скорее заинтересован в уменьшении плана, чем наоборот. Понимал я это, но действовал по принципу – дверь открывают там, куда стучат.
Собственно, мне ведь тоже до лампочки – будет цех работать лучше или хуже. Я всё это делаю не от любви к Советской власти, а потому, что в силу своего характера, не делать этого просто не могу. Делаю, зная заранее, что весь мой труд обречён, но в его процессе – моё удовлетворение. Свои творческие возможности в ширпотребе я исчерпал. Вернее, исчерпал возможности их реализации. Не находя отклика моим предложениям и практического применения моим работам, я решил перейти работать в проектно-конструкторский отдел (ПКО) завода.
Откровенно говоря, в цехе я уже всем надоел своей активностью. Меня терпели, пока я работал сам. Когда же моя деятельность вовлекла в работу всех - от рабочего до началь- ника цеха – это не понравилось всем. Но, пожалуй, Зам не хотел, чтобы я уходил. Он даже предложил мне должность начальника техотдела, от чего конструкторов и технологов отдела чуть не хватил инфаркт. Когда я поднёс ему подписать переводную записку, он сказал: «Я не хочу тебя отпускать, но из уважения к тебе подпишу».

Предварительно я переговорил в ПКО с начальником отдела Журеком  Анатолием Петровичем. Он принимал меня на самых унизительных условиях – инженером на конструкторской работе с окладом 130 рублей. (В ширпотребе, вместе с бригадирскими я получал 260 рублей + рацпредложения). Но мы оговорили, что незамедлительно он повысит меня в должности соответственно моей работе. Я согласился.
27 января 1982 года я перешёл в ПКО, в механическое КБ. Надо отдать должное начальнику проектного отдела. Через два месяца мне присвоили высшую первую категорию инженера-конструктора с максимальным окладом 170 рублей, плюс 30% премия.