Знаток белорусской словесности

“Знаток” белорусской словесности

Провозглашение государственного суверенитета Беларуси после распада Советского Союза потребовало создания национальной системы образования. На основании Закона БССР “Аб мовах у Беларускай ССР (1990 год), была принята Государственная программа развития белорусского языка и других национальных языков в республике.
 
Упоминание в Законе других национальных языков не случайно: Беларусь –  многонациональная страна. В ней проживает почти восемьдесят пять процентов белорусов, семь с половиной – русских, три процента поляков, чуть более полутора процентов – украинцев; численность евреев, татар, азербайджанцев, цыган, армян, литовцев и туркменов, составляет одну десятую процента.

Государственная программа предусматривала перевод до 2000 года всех учреждений системы образования и, в первую очередь, школ, на белорусский и другие национальные языки. На протяжении четырёх лет после принятия Закона, начальная школа была, в основном, переведена на белорусский язык обучения.

Начало обучения в школе моего младшего сына Павла пришлось на время перемен. Дети легко обучаемы: первоклассник Паша быстро перешёл на белорусский язык и начал дома разговаривать на родном языке.

Я поддерживала желание Паши разговоривать на белорусском языке и старалась не оплошать, подбирая в беседе нужные слова. То ли у меня, на самом деле, получалось достойно общаться на родном языке, то ли сын ещё плохо его знал, то ли авторитет родительницы был высок, но Паша уверовал, что лучше меня, белорусский язык не знает никто.

Во втором классе школьникам поручили небольшое домашнее самостоятельное задание. До моего прихода с работы, Паша на черновике  подготовил коротенький письменный труд, состоявший из четырёх-пяти простых предложений, примерно такого содержания: “Солнце светит. Травка зеленеет.”

Вдохновлённый своим первым “писательским” опытом, он попросил меня проверить “сочинение-изложение”, что я и сделала.

Исправив “ошибки”, увидела разочарованное лицо сына; он ожидал похвалы, а не такого грубого “надругательства” над его творением. Я попыталась исправить ситуацию, неуклюже одобрив труд Паши.
 
На следующий день дома меня ждал сюрприз. Против обыкновения, сын похвастался своими “успехами” в учёбе:

– А у меня по белорусскому языку – двойка!

– Как двойка?! Я же вчера проверяла твою работу! – возмутилась я.

– Я так и сказал Галине Станиславовне, когда она хотела мне кола поставить! – ответил сын.

– И что учительница? – осторожно уточнила я.

– А она ответила, что если мама проверяла, то поставит двойку, одну на двоих! – съехидничал Паша.

– Не может этого быть! А ты сохранил черновик? – с надеждой на обеливание моей запятнанной репутации филолога, уточнила я.

– Да, мама, сохранил, я даже Галине Станиславовне его показывал! – ответил сын с невинным выражением лица.

Я сверила чистовую тетрадь и Пашин черновичок: до моих исправлений в нём не было ни одной орфографической ошибки!

Сын выжидательно смотрел на меня, мол, что ты, мама, сейчас скажешь?!

– Извини, сынок, в наше время были несколько иные правила! – неубедительно соврала я.

Отрицательный результат – тоже результат: с того времени я никогда не проверяла уроки у детей-школьников, приучив, таким образом, сыновей к самостоятельности. Пользуясь благоприятным моментом, переложила на плечи мужа почётную обязанность посещения родительских собраний сначала младшего сына (как же я пойду в школу, засмеют ведь “грамотейку”!); потом – и старшего.

В конце 2021 года я начала писать миниатюры на белорусском языке. Обратилась к сыновьям с просьбой привезти из Барановичей все русско-беларусские и белорусско-русские словари. По рекомендации сестры, Татьяны Цыркуновой, автора белорусскоязычного поэтического сборника “Нататкі сэрца і душы” (“Заметки сердца и души”, бел.), попросила старшего сына Дениса приобрести современный “Большой русско-белорусский словарь” авторов Купрись Полины Дмитриевны и Яндальцева Дмитрия Михайловича, который включает более пятидесяти тысяч лексических единиц.

Сыновья привезли все затребованные словари, в том числе, два – автора Грабчикова Степана Митрофановича.

Этими тремя словарями я и пользовалась, разыскивая в них слова, в точном переводе которых на белорусский язык, не была уверена.

В процессе работы я иногда обращалась к небольшому белорусско-русскому словарю в тонком переплёте, предназначеному для учащихся начальных классов. В книге объёмом сто семьдесят пять страниц, я изредка находила слова, отсутствовавшие в названных выше словарях.

После очередной находки нужного слова, я принялась изучать справочное издание в красном тонком переплёте – учебное пособие для начальных классов.

Так, данные составителей и научного редактора, доктора филологических наук П.П.Шуба, Минское издательство “Народное просвещение”, 1994-й год издания.

В левом верхнем углу оборота титульного листа – дарственная надпись, выведенная каллиграфическим детским почерком: “Дорогой маме от сына Павлика”.

Услужливая память воспроизвела события почти тридцатилетней давности: проверка выполнения домашнего задания у сына-второклассника; “высокая” оценка нашей совместной работы школьным учителем; поздравление виновницы торжества мужем и сыновьями в Международный женский день; цветы, поделки, сделанные руками мальчишек и внешне невзрачная книга, с лукавой улыбкой подаренная младшим сыном.

Откровенно говоря, я тогда не придала значения Пашиному подарку; в нашей семье книга всегда была желанным даром.
 
А сейчас, отложив издание в сторонку, в очередной раз порадовалась за прекрасное чувство юмора младшего сына: почти тридцать лет тому назад, он преподнёс мне “свеженький”, только что изданный белорусско-русский словарь для начальных классов!

Мол, дорогая мама –  “знаток” белорусской словесности, начинай изучение родного языка с азов!

P.S. В 1995 году был проведен республиканский референдум, который подтвердил необходимость обеспечения права выбора языка обучения, гарантированного Конституцией.