Часть одиннадцатая. Наша надежда

В июне вышел на работу Водовозов – начальник сталеплавильного бюро, и я снова возвратился к механикам. В это же время мы забрали Иринку из интерната. Толку от лечения там не было никакого. К тому же Клара возила её к специалисту, который не усмотрел предрасположенности к сколиозу.

Не успели мы оправиться от последних похорон, как пришла телеграмма с известием о смерти Клариной мамы. Мы едем с ней в Никополь, снова на похороны. Теперь я успокаиваю Клару. Мы остались одни. Наших родителей больше нет. Мы глубже осознаём своё предназначение в этом мире. Наша семья осталась для нас единственным домом, и ближе друг друга у нас нет никого.
Последнюю ночь Клара  захотела переночевать в квартире своих родителей. Славик и Света её долго отговаривали, но Клара решила и настояла на своём. Всю ночь она трогала вещи и предметы, к которым ещё совсем недавно прикасались её мама и папа. О чём они думали в эти последние дни своей жизни? Они знали, что это последние дни? Конечно, нет. Они надеялись ещё жить и жить. Но судьба распорядилась иначе. И вот уже Клара впитывает последние запахи, которые ещё напоминают о них.
Утром мы возвратились к Славику. После похорон Славик и Света (видимо пока мы еще не уехали!) провели инспекцию в квартире, где мы ночевали, и, не обнаружили там сберегательной книжки родителей. Они обратились к нам с вопросом, не мы ли взяли сберкнижку. Я не ожидал появления в головах столь близких родственников мыслей о том, что мы, не то чтобы взять, а вообще могли бы искать её, или смотреть на неё в такую минуту. После этого вопроса, я прекратил с ними общение.

Мы уехали домой. Сберкнижка, конечно, нашлась. Сыновья разделили между собой (собственно, там и делить-то было нечего) барахло. Старшему сыну Травинских, Жена Клариного брата выделила телевизор, себе взяли квартиру, Кларе брат привез четыре оставшихся стакана. Клара была бы не довольна, если бы я выкинул их сразу. После смерти папы, Клара оставила у себя в память, его ложку. Когда подрос наш сын, Клара отдала ложку ему.

По существу, я со старшим, Клары братом, Славкой, порвал отношения после того, когда он не поехал на похороны моей мамы. С тех пор он делал несколько попыток примириться (я, его с женой Светкой, буквально выгнал из квартиры), а  Кларе сказал – только после того, как он отвезет цветы на могилу моей маме.   Они прекрасно знали, что нам от них ничего не надо. Мы не ходим тропами шакалов и не участвуем в дележах на кладбище. Наши ценности находятся в другой плоскости.

С тех пор, как сфера моей деятельности охватила весь комбинат, я, естественно, обращал  внимание на все тонкости технологии производства, и на средства, обеспечивающие её выполнение.
В общем, заводы чёрной металлургии, в разрезе их оборудования, я знал давно. Ещё с тех пор, когда работал  в копровом цехе в Днепродзержинске. Я видел оборудование многих поколений и многих стран мира, и всегда поражался его работоспособности. Я могу только предположить, что в мире очень мало стран, в которых на основных производствах работает до такой степени физически и морально устаревшее оборудование, как у нас. Я всегда задавал себе вопрос – почему?
Общество воспроизводит то, что востребует система. Но коль я уже живу в этой, противной мне, системе, и сам являюсь неотъемлемой частью этого общества - я ищу выход к совершенству. Хотя и знаю – эта система обречена.
Увидев страшное состояние оборудования на заводе, средств автоматизации и механизации, я стал искать возможности облегчить труд людей, не могущих повлиять на ход развития. Начальники цехов, отделов, главные специалисты, главные инженеры, замы и помы директора и он сам – все они прежде всего коммунисты, которые, увы, не спешат изменить к лучшему жизнь рядовых людей.
Я много разговаривал в цехах с рабочими, мастерами, начальниками цехов, и в общем, знал их настроения и атмосферу на каждом уровне. Например, многие начальники цехов считают, что механизация и автоматизация вспомогательных процессов никак не влияет на производительность труда. Они исходят из того, что технологическая линия работает на проектной мощности. И от того, что до и после неё будет, выполняется быстрее или медленнее, вручную или машиной – линия больше проката не даст. Отсюда, зачем и кому нужна механизация? Больше, чем стан прокатает – производительность под- няться не может. У стана можно поставить 100 человек, мало? – 200, ещё мало – столько, сколько нужно, чтобы обеспечить заданную производительность.
-Но при этом какова себестоимость!
Кто собирает клети? В каких условиях и какой оснасткой готовится оборудование? При высокой культуре производства, наличии необходимого и качественного инструмента, точных приборов, гидравлических устройств, где труд рабочего высоко механизирован, а его функции сводятся лишь к управлению машинами и контролю за их выполнением, там, естественно, оборудование будет иметь максимальную надёжность и стой-кость. Это – увеличение межремонтных сроков, уменьшение аварий, бурёжки и других незапланированных простоев. Я уже не касаюсь экономической стороны. Но есть другая, не менее важная сторона вопроса. Вы думаете, что вот так будете работать вечно? Завтра появятся новые технологии. И вы думаете, что люди, которые вчера работали кувалдой, завтра сядут за пульты управления? Вы примете других людей? А откуда эти другие возьмутся? Ведь все думают, как и вы. И куда вы денете эти сотни тысяч рабочих? Они ведь послезавтра, чтобы прокормить семью, встретят вас поздним вечером в подъезде.
Всё это настолько меня возмутило, что я решил пойти на приём к директору. Но к директору в кабинет меня не пустили. В приёмной перехватил меня его помощник – Мезин. Мне пришлось в общих чертах рассказать ему мотивы моего беспокойства. Мезин пообещал, что доложит директору, и сам сообщит мне о времени встречи.
Мезин мне не позвонил. Горите вы огнём – подумал я. Всё это бессмысленно. Всем нужны немедленные результаты и чтоб обязательно без личных усилий. С одной стороны - полное безразличие к производству, с другой -  все крутятся до седь- мого пота, снимая  с должностей и т. д.
В этом заколдованном кругу мне отводится скромная роль – следовать завету…

 Я понимаю, когда бюджет государства верстается нефтяными и газовыми прибылями --действительно, какая разница чем занимаются все остальные производства страны? Производства страны работают на личные бюджеты чиновников, политической, культурной и всех других элит. Не до рядового человека...

Мне снова надоело смотреть на эти гнусные рожи руководителей. Но куда от них уйдёшь. Они повсюду, куда ни глянь. И всё-таки мне думалось, что если бы я занялся исследовательской работой - не замечал бы всего этого.
Я пошёл в Механобрчермет. Институт находился рядом с автовокзалом, недалеко от нашего дома. Вышел на отдел, который только сформировался, и встретился с его начальником. Мы с ним долго беседовали. Договорились встретиться ещё раз, и я прихвачу с собой работы, связанные с анализатором. В следующую встречу мы беседовали предметно. Он мог ознакомиться с технологией, конструкцией моих разработок, и мне, имея что предъявить, было свободнее с ним разговаривать. Тема ему понравилась – обширная, глубокая и, главное – по профилю. Назначил он мне следующую встречу в кабинете главного инженера института. Мы встретились. Беседуем втроём одновременно, договорились и заключили условия - я подаю заявление в институт о приёме на работу на должность руководителя группы. Разворачиваю тему и, в зависимости от её успеха, продвигаюсь дальше. В случае, если тема будет освоена, как мы договорились, меня переводят на должность глав-ного конструктора направления (отдела).
К этому времени вышел дурацкий указ об увольнении с предприятия, согласно которому необходимо было отработать два месяца со дня подачи заявления.
Заявление о приёме мне уже подписали. На работе заявление об увольнении я подал, и надо было ждать два месяца. Периодически я звонил в институт. Меня ждали. Уже подходил срок заявления, в очередной раз я позвонил в институт, и вдруг руководитель попросил меня подойти. Я пришёл, и он заявил мне, что нет места и не может меня принять на работу. Главный инженер начал меня успокаивать и предложил другие отделы. Теперь принципиально отказался я.  Не знаю, что произошло. Мне это было уже не интересно.

В начале ноября 1984г. я взял путёвку в Одессу, санаторий «Аркадия». Дорога была тяжёлой. Билет вовремя не достал и ехать пришлось в общем вагоне. Здесь же, на полке, пили алкаши, матюгались, шатались по вагону. Нельзя было ни поспать, ни толком посидеть.
В санатории начало было тоже неудачным. Меня поселили в многоместную комнату с алкоголиками, я чуть не уехал обратно. Но после моего посещения заведующей санатория, мне предоставили комнату на одного человека, в которой я и провёл свой отпуск.
После утраты мамы я всё время чувствовал какую-то слабость. В Одессе также я чувствовал себя не совсем здоровым. Вечерами после ужина я набирал с собой куски хлеба и шёл на море кормить чаек. Я подбрасывал небольшие кусочки, а они, облетев круг, ловили их на лету, уходя на следующий.
Много ходил по городу. Купил Кларе фен «Горянка». Потом в одном из магазинов набрёл на альбом для фото. На его, отделанной деревом, обложке была вырезана большая, расписанная маслом и покрытая лаком красная роза.
Я подумал - этот альбом как раз для мамы, и купил его. Прямо из магазина я пошёл в гравёрную и попросил их сделать на задней обложке надпись: «Роза Гидальевна Фельдман. 1915 -1984.  Помним тебя, пока питает нас твоя живая кровь».
03.12.1984г. я приехал домой, на два дня раньше срока.
18 декабря, по моей просьбе, Муся передала мне мамины волосы, которые когда-то мама обрезала, и они хранились в днепродзержинской квартире. Теперь они останутся в альбоме вместе с фотографиями и документами.

Наступил новый 1985 год. Первый год без мамы. К этому времени я завершил работу над маминым альбомом. Через одну,  две страницы, рядом с фотографиями я поместил чешские открытки с большими розами – все разных сортов. И на обратной стороне последней, жёлтого цвета, розы Landora, написал: «До свидания мама! Тебе эти не подаренные розы…».
Мы положили этот альбом на стол. Поставили фотографии наших родителей, и всей «большой» семьёй из трёх человек встретили Новый Год. Мы пожелали, чтобы все несчастья, которые нам пришлось пережить в ушедшем году, ушли вместе с ним безвозвратно. Наступил новый год, с ним новые надежды на наше будущее, надежды на ещё совсем микроскопического человечка, который уже зародился и начался отсчёт его биолологического времени в организме Клары.