Лётчик Яга

Для Внучки Ёжки это давно вошло в привычку: после обеда она шла в Чисто Поле, успешно зараставшее бурьяном – давно не съезжались на нём правые русичи и кривые тугаре, не бились во славу, не преломляли копья об чужие хребты – и ложилась навзничь, глядя в небо. В небе стрекотал ероплан. Он был маленький, чёрный, злой. С земли ероплан походил на крупного четырёхкрылого ворона.
Тяжёлая малоповоротливая птица клюнула носом и пошла вниз. Внучка Ёжка торопливо вскочила на ноги, приложила ладонь ко лбу, защищая глаза от солнца. Летучая машина увеличивалась на глазах, видно стало фанерное тело и обтянутые крепкой парусиной крылья. Ероплан плюхнулся на траву всеми колёсами и поскакал по кочкам, будто демонический заяц. Подобрав юбку, Внучка Ёжка поскакала за ним.
Когда девушка поравнялась с еропланом, лётчик уже сидел на нижней паре крыл, весело улыбаясь кривыми клыками, торчащими над нижней губой. Пучки седых волос лётчика выглядывали из-под кожаного шлема. Огромные стрекозоподобные очки восседали на крючковатом бородавчатом носу.
- Всё о бабке своей беспокоишься? – сказала Баба Яга, - голос её скрипел как несмазанная дверь, но в нём была нерастраченная жизненная сила, - Бабушка у тебя, внучка, ещё ничего, не только для холодца сгодится. - Она соскочила с ероплана, хлопнула его по борту. – И «Спиритус Ступус» - пока тоже ничего. Летает покамест. А всё-таки, – глаза Бабы Яги мечтательно затуманились, - Французскую «Конкорду» хочу.  Лепота, а не ероплан! Знаешь, с тех пор, как ступу свою Роллану Гарросу за «Спиритус» - то загнала,  всё мечтаю снова – иэээх! И быстрее голосу полете-еть… А «Конкорда» она как раз такая…
Внучка хотела что-то возразить, но не успела. С громким возмущённым мявом из пилотной кабины вывалился чёрный кот. Его шатало и трясло. «Каждый день – читалось на его морде, - Нет, послушайте, каждый день! Я не подлизывал контракт на такие издевательства! Я что должен делать! Мя-а?! Я должен лежать на печи и пугать всяких там инфернальным мя-уу! А меня, а я… Я высоты боюсь, вот!»
Пантелей страдал. Ему хотелось валерьянки и закусить, желательно сушеной мышкой от «Черномора».
Жёлтая костлявая рука Яги стащила с носа очки, и бабка уставилась на Пантелея болотисто-зелёными глазами.
- Не подлизывал, значит, - проскрипела старушенция, и Пантелей разом присел на задние лапы, у бабки испортилось настроение… Мяу… Да…
Баба Яга проворно раскрыла планшет и вытащила стопку бумаги.
- Так, - сказала она, - Это, значит, лётная карта. Это не то. Вот оно! Хотя нет… Это талон гарантийный на котёл, выкинуть пора. Котёл, разумеется. Прохудился, понимаешь, от простой  мозголомки на волчьих грибах. А купец давно в болоте ква… Ага. Вот и контракт. Нет, не тот. Это с Иваном Дураком. Брачный. Дурак – то дурак… Аферист! Ну вот. Читай! – Баба Яга ткнула мятый документ прямо в усы Пантелею, кот зашипел и попятился. «Валерьянки бы…» - пронеслась в голове тоскливая мысль.
- Читай, читай, – напирала на кота Яга,- «не подлизывал!». Вот шершавым по гладкому, внизу! Под чем, а?! «Обязуюсь!» Тута написано «обязуюсь!» Вот! А ты, теперь!.. Ну что, обязуешься, или из тебя ждёт запеканка!
- Мяу, - прошептал несчастный Пантелей. Но тут его ухватили крепкие ласковые руки:
- Бабушка, - возмущённо сказала Ёжка, крепко прижимая его к груди, - Совсем напугали несчастного котика, как можно! Мало вам полётов в вашем возрасте, так ещё… Близких третируете!
- Что?! Что за выражения, внучка? Али я учила тебя такие слова произносить? На раз и не выговоришь! – Бабка фыркнула, махнула на всех костлявой пятерней, и отвернулась к «Спиритусу Ступусу».
- Один ты бабушку понимаешь, - говорила она, поглаживая гладкий бок ероплана, - на тебя одна надёжа, а эти все… родственнички! Костыли, понимаешь, в старости! Кота мово она защищает, а? Добренькие… Да когда в нашем роду добренькие-то были?
- Бабушка, - задохнулась от возмущения Ёжка, - Сколько можно?! Добрые, злые… Не политкорректно так людей делить! Перед миром все равны! Вспомните, какой век на дворе!
- Какой век! – продолжала скрипеть старуха, по-прежнему отвернувшись от внучки, - Какие сердца! Мне, значится, тхерхировать нельзя, а меня тхерхировать, значится, можно?! Умные пошли… В нашем роду сроду умных не было! По травкам всё больше...
Пантелей гневно посмотрел на растерянную, но непреклонную Ёжку. Злошно зашипел, извернулся, шмякнулся на траву и, урча, стал тереться об ноги Яги.