Синдром Рихтера

                Друг мой, здоровы и нормальны только заурядные,   
                стадные люди.               
                А.П. Чехов.

               
    Без кавычек это очень серьезный медицинский термин, не дай нам бог с ним познакомиться. А с  кавычками …. Впрочем, все по порядку.
 
    Главный администратор Белгородской  областной  филармонии  Иван Казинец  был срочно  вызван  в кабинет нового директора.
- Иван Федорович, у нас новость - в конце августа принимаем Рихтера. Мне сказали, что вы с ним знакомы. Это так?
     - Знаком, он  был у нас три года назад. Очень приятный человек, мы даже  на «ты» с ним сразу перешли.
     - Отлично! Вам и карты в руки.
 
               
     Иван Федорович Казинец, коренной белгородец 1915 года рождения, после окончания школы поработал год на заводе учеником токаря, в 34-м был призван в армию на Дальний Восток,  где «японские милитаристы  создавали  очаг новой мировой войны».
     В 37-м Иван  вернулся возмужавшим высоким широкоплечим красавцем с волевым абрисом рта и тяжелыми рабочими руками. Пошел на свой завод мастером участка, а в 40-м военком Белгорода  направил его в  Смоленское артиллерийское училище, оттуда на фронт лейтенантом, командиром артиллерийского подразделения.  Позже в звании майора он командовал батальоном. 
     В конце 44-го третье ранение, госпиталь в Кишиневе. В огромной палате то тут, то
там мелькала стройная  фигурка в белом  халате. Ивану казалось, что сестричка  по имени Клава  подходит к нему  чаще, чем к другим и задерживается дольше. Большими зелеными глазами с задорными искорками она  внимательно  рассматривала  его.  По заострившимся скулам и кончику аккуратного носика  разбегались смешные  детские веснушки.  Как-то вечером  он  неожиданно для себя спросил её:
     - Пойдешь за меня?
     Она удивленно посмотрела на него и тихо спросила:
     - А можно?
     Он притянул ее за руку, она села на краешек кровати. Иван нежно погладил пушистые каштановые волосы, выбившиеся из-под косынки…

     После войны майора Казинца  направили в Сибирский военный округ. Клава поступила в Красноярский  медицинский институт,  в 51-м родилась дочь - зеленоглазая Танюша. Только в 67-м они вернулись в Белгород. Полковнику  Казинцу  предложили  должность начальника  военной  кафедры  Технологического института стройматериалов. Офтальмолога Клавдию Васильевну с радостью приняли в районной поликлинике.


     На одном из совещаний в обкоме партии Иван встретил бывшего однополчанина - батальонного комиссара Петра Спиридонова, который подошел улыбаясь, обнял, завел в свой кабинет завотделом культуры и сразу перешел к делу:
     - Ваня, выручай, срочно нужен главный администратор в нашу филармонию.
     - Да я же к музыке никакого отношения не имею, мне  медведь на ухо наступил.
     - Вань, я ведь не за рояль тебя сажаю. Подумай, с какими людьми ты будешь общаться! Мне директор филармонии  Киселенко рассказал о своих планах. А планы, я тебе доложу, грандиозные. Он собирается пригласить всех наших звезд. И  Рихтера, и Ростроповича с Вишневской, и Ойстраха. А еще есть у него контакт с Володей Высоцким!
      - Да, комиссар,  убеждать ты мастер. Если честно, скучновато мне на своей кафедре.
      - Ну, дорогой мой, в филармонии ты точно не соскучишься. Значит, по рукам!  Но я так просто тебя не отпущу.  Махнем по рюмашке за встречу и  твое назначение.
Достал из шкафа бутылку коньяка, наполнил две хрустальные рюмки, порезал лимон, разложил тонкие дольки на блюдце.
      - За успехи на новом поприще!  В воскресенье жду у себя на  даче.
      -  О, да ты буржуй.
      - Ну, дача не совсем моя, служебная. Отказов не принимаю, так и знай. Машину пришлю. Тоже служебная…

      В 74-м Иван овдовел. Клава сгорела за полгода от лимфолейкоза.20 августа 75-го он в полном одиночестве отмечал годовщину её ухода. Два часа провел на кладбище, разговаривал с  фотографией на надгробии, вспоминал каждый год из тридцати лет счастья. Дочь Таня уже три года жила в Ленинграде, вместе с мужем работала декоратором-оформителем в БДТ. Приехать не смогла, была на сносях.
       
      О приезде Рихтера  директор филармонии сообщил на следующий день.   
 
 
     «Я себе не нравлюсь».
     В октябре 60-го триумфальный концерт в Нью-Йорке,  Карнеги - Холл бешено  аплодирует  стоя. Он возвращается в отель в подавленном состоянии  и пишет в дневнике: «играл ужасно, ни одной чистой ноты».
     Самокопание, самоуничижение, самобичевание. Комплексы. В чем причина?
     Предположим, но ни в коем случае не утверждаем - причины две. Первая - национальность. 
     Немец - «немой, неспособный говорить на понятном языке». Чужестранец. Чужак.   
     Первая мировая война, антигерманские настроения в России  обостряются чаще и острее, чем прежде. В год его рождения,  летом 1915-го,  волна немецких погромов в  Москве, разгромлены 475 торговых предприятий, 207 квартир и домов. Фабриканта по фамилии Шрёдер разъяренная толпа выволакивает из конторы, раздевает донага и сбрасывает в канаву, где он тонет. Пострадавшими  признаны 113 германских и австрийских подданных и  489 русских людей  с немецкими фамилиями. Август 17-го, Ленин официально  объявлен немецким шпионом.  Март 18-го, патриарх Тихон о Брестском  мире:  «Обессиленная Россия лежит у ног кайзера Вильгельма.  От нас  отторгаются целые области, населённые православным народом».  1935 - 1936, более двухсот тысяч немцев  выселены  из приграничной зоны Украины  в Казахстан.  25 июля 1937 по приказу наркома внутренних дел СССР № 00439  начинается «немецкая операция» - все немцы, работающие на оборонных  предприятиях должны быть арестованы. Август 41-го, ликвидация Автономной  республики немцев Поволжья, тотальная депортация  в отдалённые районы Сибири, Казахстана и Средней Азии. В Одессе за десять дней до начала немецкой оккупации по  приговору «тройки» расстрелян отец Святослава Теофил  Данилович Рихтер…


     И вторая причина комплексов - он « самоучка»,  стандартного курса  фортепиано не проходил.
     Генрих Нейгауз: «Студенты попросили прослушать молодого человека из Одессы, который хотел бы поступить в мой класс. «Он уже окончил музыкальную школу?», – спросил я. «Нет, он нигде не учился». Признаюсь, ответ этот несколько озадачивал. Человек, не получивший музыкального образования, собирается  в консерваторию!  И вот он пришел. Высокий, худощавый юноша, светловолосый, синеглазый, с живым, удивительно привлекательным лицом. Он сел за рояль, положил на клавиши большие, мягкие, нервные руки и заиграл.  Очень сдержанно, подчеркнуто просто и строго. Его исполнение сразу захватило меня каким-то удивительным проникновением в музыку. Я шепнул своей ученице: «По-моему, он гениальный музыкант». С этого дня Святослав Рихтер стал моим учеником».


     Он сосредоточен только на музыке, во всем остальном странный, рассеянный, чудаковатый. Абсолютно не дружит с цифрами, не может запомнить ни номера дома, ни номера квартиры. Вступительные экзамены в консерваторию сдать не смог, зачислен только благодаря Нейгаузу. На экзамене по научному коммунизму ему для проформы задают элементарный вопрос: «Кем был Карл Маркс?» На его лице недоумение: - Карл Маркс?… Он был … социалистом - утопистом.


     О нем ходят анекдоты, два из них связаны с министром культуры  Екатериной Фурцевой: - Святослав Теофилович! Враг советской власти  Солженицын живет на даче ваших друзей Ростроповича и Вишневской! Поговорите с ними, образумьте их. Ну, куда это годится, посудите сами! Как-то неудобно.
Рихтер, немного подумав:
     - Ну,  если Саше неудобно, пусть поживет у меня.
     Другой анекдот уже про саму Фурцеву.
     - Святослав Теофилович, у нас ЧП. Заболел Ойстрах!
     - Додик заболел? Что с ним?
     - Понятия не имею, да это и не важно. На послезавтра назначен его концерт в Токио. Японцы ставят условие - или равноценная замена, или неустойка в валюте. Назвали три фамилии - Коган, Гилельс и вы. Коган в Нью-Йорке, Гилельс в Мадриде. Вся надежда на вас, выручайте!
     - Екатерина Алексеевна, помилуйте,  меня привезли к вам прямо из Шереметьева,  были очень тяжелые гастроли по всей Канаде.
     - Товарищ Рихтер, никаких возражений! Это распоряжение, а не просьба. Я - министр, вы - подчиненный. Быстро. Скрипку в руки и в Токио!
     Его странности, комплексы, самоедство близкие друзья называют «Синдромом Рихтера».

 
      Как некстати его приезд.
      Раздраженный Иван возвращался домой, в свое глухое одиночество. Ноги сами завернули в гастроном за бутылкой водки.  Клава напрягалась, когда он выпивал - её отец и брат слишком рано ушли по этой причине.
      Хоть упейся, хоть башкой бейся об стену! Нет её больше и не будет ни-ког-да. И что странно, он понял это только вчера на кладбище.  Год назад посадил здесь  куст сирени. Клава любила сирень, он носил ей каждую весну огромные букеты с розово-белыми и сиренево-лиловыми соцветиями.  Она, светясь от радости, опускала лицо в гущу упругих гроздей, вдыхая аромат, и плавно покачивалась.
      Куст разросся, покрылся плотными листочками сердцевидной формы.  Казалось, это его сердце расслоилось на множество пластинок и осталось тут с ней, не желая расставаться, не веря в случившееся.  Весь этот год она была рядом, он слышал её  шаги на кухне, ощущал запах её духов, говорил с ней и она отвечала… Вчера он увидел в гуще листвы маленькое соцветие,  высохшее к концу лета. Сорвал, размял в ладонях, вдохнул горьковатый запах давно отцветшей кисти, и вдруг его пронзило, как острой иглой - её нет...


      Наутро проснулся, голова гудела, ломило плечо, да так, что больно пошевелить рукой. То самое плечо, из-за которого  попал тогда в кишиневский госпиталь. К  врачу идти некогда.


     Как же не вовремя он едет, ну на недельку бы попозже. Самое тяжелое время - конец августа, с билетами в Москву проблема, народ возвращается  к началу учебного года с юга.  По опыту Казинец знал, что в это время достать места в СВ и даже в купейный вагон невозможно, придется обращаться в обком. Уж больно велика фигура – Рихтер, да еще со своим настройщиком. А что с гостиницей? Ведь один номер на двоих  их не устроит. Как некстати его приезд!
 
           
     «Удачно» или  «неудачно» - вот единственный его критерий.
И не имеют никакого значения переполненный зал, восторженные аплодисменты, вызовы на бис, «браво» и «брависсимо». Все это происходит каждый раз  и никак не влияет на собственную оценку. «Удачно» бывает очень редко, максимум дважды в год.
     Удивительно, этот город прямо-таки символ удачи! На этот раз все прошло даже более «удачно», чем три года назад.
     На бис три пьесы Листа. Две первые сверхвиртуозны, к тому же сыграны именно в тех темпах, которые  указаны автором и считаются неисполнимыми никем кроме самого Листа. А третья, совершенно неожиданно, «Грезы любви» в знак благодарности замечательной публике и городу.
     Ошеломленный зал встает. Он подходит к авансцене, жестом просит тишины, извиняется за то, что, к сожалению, вынужден закончить - через час  поезд в Москву.  Затем поднимает руки навстречу залу, как бы обнимая его, и приглашает вместе прогуляться до вокзала.
     От филармонии до вокзала 700 метров.  ГАИ перекрывает движение машин по Вокзальной улице. Огромная толпа провожает своего кумира, скандирует «Рих-тер - ге - ний, Рих - тер - ждем!!!». Он счастлив, на ходу раздает автографы, улыбается.  Евгений Артамонов - уникальный
Мастер, корифей,  гуру настройщиков тоже счастлив, он равноправный соавтор сегодняшнего триумфа.
   

     Казинец  раздражен. Только вчера он отделался от пермского балета, а уже завтра вечером прибывает камерный хор Минина. Зачем он вообще согласился на эту работу? Сидел бы спокойненько на военной кафедре - ни забот, ни хлопот. Восемь лет только безумная беготня и сплошные нервы. Поначалу  все казалось интересным, увлекательным, престижным. Хотелось приобщиться к миру прекрасного. И что в итоге? Нервы измотаны, равнодушие к музыке переросло в  неприязнь…. Орут, как сумасшедшие - Рихтер, Рихтер! На последней пьесе половина зала  вытирала  слезы. Понять невозможно ...
    Вокзал вроде рядом, а устал. В  правой руке кофр с  концертным костюмом Рихтера. В левой его чемодан, он легче кофра. Левое плечо постоянно дает о себе знать.Голова гудит, вчера опять выпил.
 
    Поезд Симферополь - Москва стоит в Белгороде 10 минут. За восемь лет встреч и провожаний  Иван научился на глаз определять нужное место на перроне. Пятый вагон останавливается точно напротив Рихтера, Артамонова и Казинца.
    Вокруг них огромная толпа с цветами. Пассажирам, высунувшимся из окон вагонов, с восторгом сообщают  о том, кто с ними поедет.  «Брависсимо!», «Маэстро, мы вас любим!», «Приезжайте ещё!» слышится отовсюду.
    Из вагона выходят четверо прибывших, заходит молодая пара с ребенком и двумя провожающими. Иван показывает проводнику билеты, проходит в вагон. Рихтер  прощается с толпой церемонным поклоном, пропускает вперед Артамонова, входит.  Счастливая улыбка пропадает, лицо недоуменно вытягивается - вагон плацкартный.
    - Иван, это же…
    - Слава, - перебивает его Казинец, -  пойми, тупик,  последние два билета, бронь обкома, ну не обижайся, войди в положение, всего лишь  ночь, утром тебя встретят, я уже звонил…
    - Иван, но… как же… я ведь ... все-таки…ну... Рихтер.
    Он такой нелепый, вот все они такие, корчат из себя черт знает что, витают в облаках, смотреть противно.
    - Слава,  я тебе так скажу.  Вас, РихтерОв, дохера. А я, Казинец, один!
            
    Эта  фраза  становится крылатой в самом буквальном смысле. С  пассажирами  пятого вагона  она летит в Москву скорым поездом.  И стремительно облетает Белгород благодаря тем, кто провожал молодую пару с ребенком.
На следующий день Казинец - главный герой города. Подавляющее большинство в восторге. Узкий круг социально чуждой интеллигенции осуждает, но с улыбкой отмечает остроумие автора. Лишь несколько  непримиримых возмущаются и вибрируют от негодования.

    Вера Коростелева, бывшая одноклассница и первая любовь, ныне директор музыкальной школы N1 Белгорода, влетела,  как разъяренная фурия, в кабинет главного администратора филармонии.
    - Казинец, ты что себе позволяешь? Что за идиотсткие выходки!
    - Вера, что случилось? Закрой дверь хотя бы. Сядь, успокойся.
    - Что случилось!? Это ты мне объясни, что случилось! Наш город посетило счастье, а ты с ним по-хамски!  Гнать тебя надо  отсюда поганой метлой. Ты сам-то понял, что ляпнул?
    Иван по привычке стал оправдываться:
    - Веруня, ну пойми, я сделал все, что мог. Больше, чем мог! Еле вырвал в обкоме эти билеты.
Вспомнил, что любые оправдания только раздражают. Но как всегда вспомнил поздно.
    - Ты что, глухой?! Я не про то, что ты сделал, я про то, что ты сказал! Он же один такой. Он особенный, с ним нельзя так!
    -  Какой «такой»? О чем ты?
    - Объясняю.  Он всегда недоволен собой, вот какой. Играет гениально, при этом постоянно изводит,  грызет себя.  В честь него придумали «синдром Рихтера».
    - Синдром Рихтера?…. Боже мой…  - прошептал  Казинец. Прикрыл глаза, уголки рта опустились. - У Клавы был  синдром Рихтера.  Это лимфолейкоз.
Вера вздрогнула.
    - Ваня... прости, прости... я, я не это имела в виду, - ее голос опустился на шепот. - Он абсолютно здоров, но ужасно ранимый, тонкокожий. Представь себе, главы государств ждут его, как манны небесной. Испанский король  предоставлял ему свой самолет. А ты с ним так….
    - Страшно вспомнить… Синдром... Рихтера… Что же я, дурак, наделал…. Я идиот, ты точно сказала... Как же мне быть теперь?… Знаю как. Поеду в Москву, найду его…. Простит, как думаешь?
    Вера подошла  и погладила его по голове:
    - Ваня,  не сердись на меня, ну пожалуйста. Если ты действительно хочешь поехать, я помогу. На его концерт попасть вообще невозможно, но иногда он обыгрывает свои новые программы в одной музыкальной школе, там  директор - его друг и однокурсник. Пускают только своих преподавателей и строго по директорскому списку. Я знакома с этим директором, Лев Палыч его зовут, он был у меня председателем  жюри на конкурсе.  Позвоню ему, попрошу, он внесет тебя в список.

 
 
    - Иван Федорович, это правда?- директор филармонии Мохов даже не предложил сесть.
    - Правда, - ответил Казинец после долгой паузы.
    - Что будем делать? - неприязненно глядя на него, спросил директор.
    - Уйду на пенсию, мне скоро шестьдесят.
    - Тогда заявление напишите, пусть у меня полежит, дату потом обговорим. Да-а, история пренеприятная, резонанса не миновать. Ну, что ж, работайте пока, там посмотрим.
    - Мне три дня за свой счет понадобятся.
    - Это еще зачем?- тон директора стал явно пренебрежительным.
    - В Москву поеду. Извиняться.
    - Извиняться? Как это?- брови на щекастом лице Мохова поползли вверх.
    - Слава, скажу, дорогой, прости меня, дурака. Брякнул, не подумав. Не держи зла,  давай обнимемся и забудем.
Мохов медленно встал: - «Обнимемся»? С Рихтером?
    - А что тут особенного? Мы же обнялись при встрече.
    - Фантастика! Когда поедете?
    - Да вот на днях зайду в обком к  Спиридонову и…
    - Вас вызывают в обком!? - Директор непонимающе мотнул головой. - Странно, почему вас, а не  меня… Черт возьми, ну и влип я с вами.
    - Да не вызывают вовсе, а приглашают. Он вчера мне  звонил.
    - Кто звонил? Спиридонов?!
    - Ну, конечно. Он звонит иногда, мы же с ним знакомы сто лет, воевали вместе. Я Ваня, он Петя - так у нас повелось.
    -  Петя?! Хозяин области для вас Петя? - Мохов подался вперед  всем своим грузным телом.   
    - А кто ж еще он для меня? Я комбат, он комиссар. Ваня, Петя — как иначе?
Мохов достал платок, вытер со лба появившуюся вдруг испарину.
    - Иван Федорович, ра-ради бога извините, как-то я… что-то... не то сказал. Не надо никакого заявления, утрясется как-нибудь. А на три дня, хотите, командировку вам выпишу. Прямо сейчас могу. Вы же по делам филармонии поедете.


    Уже пять лет Петр Спиридонов - второй секретарь обкома КПСС, он гораздо весомей  Первого. У того должность представительская, как у английской королевы. Для попавшего в немилость бывшего завотделом ЦК  пост Первого секретаря обкома в Белгороде - «почетная ссылка». Он преимущественно на областном телевидении, в различных президиумах, на съездах и пленумах в Москве.
    Второй -  «хозяин области». Он «решает вопросы». Какие? Да любые! Строительство, транспорт, посевная, животноводство, образование, здравоохранение, культура…. Все на нем, его решение всегда единственно верное.
    Петр Николаевич ездит на черной «Волге», которая подается  к подъезду нового кирпичного дома с лоджиями. Вечером он тяжело опускается на заднее сиденье машины  и отправляется в свою просторную трехкомнатную квартиру. Жена Маша, пухлая блондинка в цветастом платье, встречает радостной улыбкой. В гостиной его ждет ужин: салат из свежих овощей,  выращенных в обкомовском хозяйстве, цыпленок табака или среднепрожаренный стейк, молодой картофель «по-деревенски» в горшочке, соленые белые грузди, фрукты от директора армянского совхоза  и графинчик водки - средство от усталости.
    На ответственной  работе он раздобрел, с подчиненными говорит покровительственным тоном. На прием к нему попасть сложно, секретарь записывает далеко не всех и на дату не ранее, чем через месяц.
Жизнь удалась.  Он собой доволен.
    Ровно в 16.00 Спиридонов вышел в приемную. Секретарь осторожно покосился на «Хозяина» - редчайший случай,  САМ выходит  встречать посетителя.
Дверь открылась, вошел Казинец. Похудевший, с резкими морщинами лица, абсолютно седой.
    - Ваня! - Спиридонов крепко обнял его. – Комбат, дорогой  мой.
    Прошли в кабинет.
    - Ну, ты герой! - басил Петр. - Весь город о тебе говорит! Как ты ловко его на место поставил! Молодец, спускать их надо с облаков, совсем  ног под собой не чуют. Давай, друг, садись, это надо отметить!
    Разлил коньяк по рюмкам, выпили.
    - Ох, скажу я тебе, и порадовал ты меня. Помню, как под Кишиневом все начальство по углам попряталось, а ты рискнул и приказал наступать. Ох, зауважал я тебя тогда! И сейчас ты такой  же! Мужики обкомовские проходу мне не дают, заладили: «Привези да привези Казинца на дачу, уважение хотим ему выразить». Ну, давай по второй... Вань, ты чего  как в воду опущенный?
    - Петя, я в Москву собираюсь. Понимаешь, нехорошо получилось, на душе кошки скребут. Хочу извиниться.
    - За что!? За то, что днями и ночами  стараешься их встретить да разместить получше?  Из кожи вон лезешь – за это извиняться? Не сахарный он, поди, не растаял в дороге.
    - Петь, а ты-то сам  часто в плацкарте  ездишь?
    Спиридонов усмехнулся:
    - Мне по чину не положено... Слушай, Вань. Если шум сверху пойдет, с меня ведь спросят. То да сё, как допустил? Меры принял? А почему не принял до сих пор?..  Я ведь выговор должен  влепить тебе, причем  вовремя. Вот, взгляни, тут все приготовлено…. Ну, извини, командир. Только прошу - без обид, порядок такой, сам понимаешь…. Здесь распишись... Отлично... Дату не ставь.

 
    Как же ему живется со своим «синдромом»? Видимо, непросто…. А вот интересно, он недоволен собой только как музыкант?…Или недоволен в себе всем?.. Боже мой, а ведь Клава была такой же, постоянно беспокоилась о пациентах, не ошиблась ли с диагнозом, лекарством, процедурой…. А меня никогда  ни в чем не винила! За тридцать лет ни одного упрека, максимум «Ванюша, дорогой, пожалуйста». Винила себя, если что-то не так… Точно. Уж если человек в себе копается, то по любому поводу.
    Мнительность. Вспомнилось, как дед рассказывал о своем отце. Тот однажды  дал кому-то денег взаймы и не получил их вовремя, после чего стал избегать встреч с должником. «А вдруг ему покажется, что я специально встретился с ним, чтобы всем своим видом напомнить о долге. Он же может плохо обо мне подумать!»...
 Поиск  вины в себе…. В себе, а не в других!... А вот Петя Спиридонов, он какой?   Абсолютная правота в его облике, самокопание даже представить невозможно...  Мохов? Всего два месяца, как стал  директором, а тон уже повелительно - назидательный...  Начальникам - вот кому бы мнительность не помешала... И не только Пете с Моховым, а  всем начальникам. А высоким особенно! Вот бы им всем сделать прививку. Только не «ОТ», а «ДЛЯ» этого «синдрома». Чтобы себя обвиняли, если что-то не так... Как изменился бы весь мир, не жизнь была б, а сказка!.. Ни войн, ни конфликтов.

    Не спится….  Как он встретит меня?.. Скорее всего, даже разговаривать не станет…. И будет прав…
    Пойду-ка в тамбур, покурю…

    Осень порадовала бабьим летом, Иван любил эту пору. Оранжевые, жёлтые, красные листья превратили тротуар в яркое полотно. И опять вспомнилась Клава. Она восхищалась красками природы при каждой смене сезона, и сейчас была бы рада такому разноцветью. Теплое солнце выглядывает из-за деревьев, пробиваясь тонкими лучиками сквозь еще пушистые кроны, будто желая насмотреться вдоволь на эту красоту перед зимним затишьем.
    От станции метро «Каширская» две остановки, но хочется пройтись пешком, собраться с мыслями.

    Каширское шоссе 42, детская музыкальная школа № 43, на фасаде скульптурное изображение лиры. У дверей актового зала майор милиции со списком. Небольшой зал постепенно заполнялся педагогами. Равнодушный к музыке Казинец сел у прохода, чтобы наблюдать за слушателями, их не более сорока.

    На сцену вышел Рихтер в сопровождении директора школы. Оба лысые, высокие, подтянутые, похожие на братьев. На директоре очки в тонкой золотой оправе, усы и чеховская  бородка клинышком.
    - Дорогие коллеги, наш друг Святослав Теофилович предлагает вашему вниманию фрагмент своей программы предстоящих гастролей в Италии. Прозвучат четыре пьесы Клода Дебюсси: "Лунный свет", "Ветер на равнине", "Вереск", "Ундина" и Фантастическое рондо Ференца Листа «Эль Контрабандиста». В 16.00 жду вас в своем кабинете, а вечером я передам Святославу Теофиловичу наши впечатления и пожелания.

    Директор спустился в зал. Рихтер сел за рояль, но играть не начал. Он всегда пользовался  приемом  Нейгауза, который считал, что публику необходимо подготовить в течение тридцати секунд. И ни секундой меньше! Однажды в Риме Рихтер сократил эту паузу всего на три секунды. В результате – полное фиаско. Он сразу почувствовал эту ненастроенность по шуршанию билетов, шепоту, ерзанью в креслах, щелканью замков сумок. Не музыка, а посторонние звуки в первые минуты  владели залом, хотя в итоге публика неистовствовала и срывала голоса бисируя...
И только после мысленного завершения счета полилась нежная убаюкивающая мелодия.

    Иван прикрыл глаза и вдруг увидел круглолицую луну, с любопытством ребенка взирающую на все происходящее далеко внизу. «Лунный свет» высветил улыбающуюся Клаву в белом крепдешиновом платье, вспомнились их вечерние прогулки по набережной реки Везелки, концерты  классической музыки в шатре, раскинутом на веранде, откуда можно было любоваться блистающей лунной дорожкой на темной тихо плещущейся воде. Клава  любила классическую музыку. А он  удивлялся, что она в ней находит?

    «Ветер на равнине» принес ему картины раннего детства - игры с дворовыми ребятами в окрестностях Белгорода, карканье беспокойных ворон, слетающих черными стаями с неприкрытых листвой гнезд в осеннем перелеске, порывы прохладного ветра, от которого разбегались мурашки по всему телу. Он увидел скачущего по желто-зеленому лугу молодого коня с развевающейся гривой, деревянный дом из соснового бруса с резными ставнями, построенный еще прадедом, учуял непонятно откуда взявшийся аромат пшенной каши с грибами и луком, ощутил прикосновение ласковых полных рук мамы, поглаживающих его по голове.
    Иван удивился тому, что каждая мелодия пробуждает новые и новые ассоциации. Как странно, никогда такого с ним не было. Может, это и значит «понимать музыку»?

    Очнувшись, он заметил, что публика в зале совсем не та, что в его филармонии. Кто-то внимательно следил за летающими по клавишам руками Рихтера, другие делали пометки в блокнотах, третьи сосредоточенно слушали, прикрыв глаза. Было ощущение, что люди пришли вовсе не отдыхать, и той белгородской праздности ни у кого из них не было.
 
    Третья мелодия  навеяла воспоминания о сосновых лесах в Красноярском крае с зарослями пахнущего медом разноцветного вереска, они собирали его с Клавой, сушили на кухне, заваривали лечебный чай...

    Зазвучали аккорды следующей  пьесы. «Ундина»...  Маленькая сухонькая бабушка в синем ситцевом платочке, положив на колени морщинистые руки, тихим голосом рассказывала внуку - подростку о населяющих лесные водоемы прекрасных девушках с рыбьими хвостами - ундинах.  Плавно двигаясь в танце, воздевая бледные тонкие руки к звездному небу и покачивая стройными бедрами, они заманивают путников в водные глубины своими чарующими голосами. Внук с широко распахнутыми глазами, подавшись к бабушке  дрожащим от возбуждения телом, ловил каждое слово. Эта необычная история занимала его, пугала и манила одновременно... А сейчас, наполненная музыкой, оказалась еще привлекательнее.

    Но тут тема сменилась, и совершенно другой ритм, жесткий и настойчивый, заставил Ивана ощутить спиной холодную шершавую стенку окопа. Тревожное ожидание боя, выстоят ли, выживут ли, короткий отдых после непродолжительной перестрелки, горьковатый вкус протянутой кем-то папиросы, опять выстрелы, сначала одиночные, потом без передыху, быстро притушить бычки, дружно ответить пулеметными очередями... Снова тишина. Котелок с чуть теплой кашей, стук алюминиевых скрюченных ложек, вытащенных из голенищ сапог. Взрыв, откинуло навзничь, обожгло, разворотило тут же окаменевшее плечо, на глазах плотно задернулись черные шторки...

    Иван был потрясен. Неужели все это происходит с ним, не понимающим музыку, считающим притворством все эти слезы, охи и вздохи на концертах? Эти звуки вытащили из памяти, то, о чем, казалось, давно забыл.
Он очнулся от громких аплодисментов.

    Рихтер встал из-за рояля, поклонился залу и улыбаясь помахал рукой публике.
    - Итак, - директор школы поднялся на сцену. - Напоминаю. Маэстро ждет от нас не восторгов, а профессиональных оценок.
Педагоги потянулись выходу, благодарили Рихтера, останавливаясь у сцены. Их лица сияли. Иван переводил взгляд с одного лица на другое и думал: «Жаль, что я не вижу сейчас себя, наверняка  и у меня то же самое». Пара молодых людей с горящими от восторга глазами протянула Рихтеру огромный букет сиреневых и белых хризантем.
Все постепенно разошлись. В зале остались трое, двое на сцене и Иван. Рихтер увидел его и радостно заулыбался:
    - Иван? Как я рад тебя видеть, если б ты только знал! Лева, познакомься, это Иван Федорович Казинец, директор белгородской филармонии.
    Иван, удивленный теплым приемом, поднялся на сцену и, пожимая руку директору, сказал смущенно:
    - Я всего лишь главный администратор.
    - Тоже неплохо. Помню, помню, Вера звонила.
    - Лева, ну как тебе, скажи что-нибудь? - спросил Рихтер.
    - Дружище, я же знаю о твоем «синдроме», но верю в тебя! Как вы думаете, Иван Федорович, научится наш друг играть в конце концов? Думаю, научится со временем. Все, ребята, бегу, опаздываю. Слава, Нине Львовне поклон, вечером позвоню, все расскажу. А вас, товарищ Казинец, надеюсь еще увидеть в этих стенах. Всего доброго! – легко сбежал со сцены и скрылся за дверью.
    - Ты какими судьбами? В командировке? – спросил Рихтер.
    - Извиняться приехал. Нехорошо мы  расстались, на душе тяжесть, виноват я перед тобой. Сам не понимаю, зачем тебе нахамил …. Простишь ли?
    - Да что ты, Ваня, это ты меня прости. Как у меня язык повернулся такое ляпнуть? С чего вдруг? Прямо черт попутал.  Подумаешь, Рихтер. Тоже мне фигура!
    - А как ты доехал? Наверно, не спал всю ночь?
    - Отлично доехал! Думаешь, я комфортом изнежен? Нет, брат, ошибаешься.У Нейгауза спал под роялем  года полтора. А в дороге весь вагон нас с Женей кормил разносолами. И молодая пара попросилась на концерт, были сегодня. Это я хочу перед тобой извиниться!
     -  Ну, тогда мир, делить-то нам нечего.Послушай,я ведь тоже знаю о твоем «синдроме». Откуда он у тебя?
     - Да это Славка Ростропович, шут гороховый, придумал «синдром Рихтера» лет тридцать назад, когда я ему пожаловался, что играю плохо, выразительности не хватает.
     -  Выразительности не хватает?! Да ты сегодня меня наизнанку вывернул, я давно не был так счастлив.
     Рихтер смущенно заулыбался.
     - А «синдром» твой не оставляет меня в покое, думаю о нем постоянно. Он и моим теперь стал.По-другому на мир смотрю, выводы делаю.О себе и не только. Вот бы всем по такому «синдрому»!.. Еще приедешь к нам?
     - Обязательно! Теперь Белгород - мой талисман удачи. Ваня, извини, я еще на полчасика задержусь. Поработать надо, недоволен я финалом  рондо, как-то невнятно   он сегодня прозвучал.
     - Ну, тогда до встречи. Спасибо тебе, Слава. За Дебюсси спасибо. А  за «синдром» особенно.