Как я потеряла ребёнка

Двадцать четвёртого июля две тысячи четвёртого года (как сейчас, помню) возвращалась я домой из магазина. Точнее, из двух магазинов. В первом (белой будочке из стекла и пластика, который зимой у нас из окна виден, а летом загорожен листвой и до сих пор существует) я купила рыбные консервы и хлеб. Во втором (который побольше и посолиднее, сейчас на его месте бар в японском стиле с романтичным названием "Сакура") приобрела пачку недорогих пельменей и каспийскую кильку для Соломеи, сиамки нашей. Как и все представители семейства кошачьих, она терпеть не могла красивую, чуть голубоватую, балтийскую кильку. Отдавала предпочтение неказистой и мелкой каспийской рыбёшке. Кто их разберёт этих кошек? У них в голове тараканов побольше, чем у людей.

Над нашими дворами нависла вязкая, как клейстер, жара. Раскалённые девятиэтажки, словно огромные звери, жарко и тяжело дышали в спину. Мне тогда только-только исполнилось тринадцать лет. В том возрасте я очень плохо переносила летний зной. Сейчас-то могу хоть два часа бродить по жаре и хоть бы что. А тогда... И вот присела я на скамейку у соседствующей с нашим домом пятиэтажки. Кильку и мешок с продуктами рядом с собой положила. Прикрыла глаза. И тут услышала, как окликнул меня кто-то. Открыла глаза и увидела: это Татьяна Алексеевна, дальняя знакомая моей бабушки. Та, которая внука, начиная с его двухлетнего возраста, одна растила. Владиславиком звали. Мать мальчика в областном центре работала и приезжала к сыну только раз в неделю.

- Вот смотрю, я на тебя. Девочка ты хорошая, - сказала Татьяна Алексеевна ни с того ни с сего. - Не пьёшь, не куришь. С мальчишками по чердакам не бродишь. Английским дополнительно занимаешься, к репетитору ходишь. Ну просто молодец.

Смотрела я на неё во все глаза и ничего не понимала. С чего это ей меня хвалить вздумалось? Вспомнилось, как месяц назад на похоронах у моего одноклассника Веньки Пухова точно такие же речи говорились. И каким он хорошим мальчиком был. Чай матери заваривал, чтобы она, вернувшись с ночной смены, им подкрепилась. Всегда пробовал защитить её от своего старшего брата, алкаша и буяна. Уборщицам в школе швабры чинил. Ну и так далее... Послушав эти разговоры, посторонний человек решил бы, что Венька вёл наипримернейший образ жизни. И как-то скромно умалчивалось, что умер он от отравления парами ацетона. Совсем, как горемыки из культового фильма конца восьмидесятых "Авария, дочь мента". Ну его-то понятно почему хвалили. Умер Пухов во цвете лет. А я... "Я тут сижу, живая и невредимая. Значит Татьяне что-то от меня нужно. Хочет она о какой-то услуге меня попросить. Но какой?" - думала я. И тут, брякает старушка ни с того, ни с сего.

- Денежек немного заработать хочешь?

- Конечно!

А сама подумала: "Ну рефераты да сочинения за деньги старшеклассникам я уже писала. И не раз. Но у неё-то дочь уже давно работает, а Владиславику всего пять лет. Или уже и в садиках стали сочинения да рефераты задавать? Да ну ерунда!".

- Очень хорошо. Ты можешь каждую пятницу забирать Влада из детского сада, приводить к себе домой и заниматься с ним английским сорок пять минут? Ты же, говорят, хорошо язык знаешь.

Я ответила: "Конечно". А саму гордость переполняла. " Мало того, что я, как взрослая, буду мальчишку из садика забирать. Так ещё и репетитором стану. Совсем, как моя Марта Станиславовна, к которой я два раза в неделю во время учебного года хожу", - думала.

Дома поделилась новостью с родителями, когда они с работы вернулись. Они это дело очень одобрили. Старшая сестра(моя тётя) с папой во дворе гуляла, когда ей четыре года было, а ему два. А он сам с девяти лет с братишкой нянчился. И пелёнки стирал, и с коляской по улицам бродил. А в двенадцать лет повёл его в детскую поликлинику. Вот медсёстры ухахатывались. Называли моего папу самым молодым отцом за всю историю человечества. Мама, будучи единственным ребёнком в семье, тоже проявляла чудеса сознательности и самостоятельности. В четырнадцать лет две недели одна в квартире жила, пока родители в отпуск ездили. Отцу рубашки лет с десяти гладила. А в семь-восемь лет по всему городу без присмотра ходила. А о раннем взрослении(в хорошем смысле) моей бабушки и её ровесников, поколения пятидесятых, вообще легенды ходили. Вот и решили взрослые, что тринадцатилетняя дылда с пятилеткой, шутя, справится.

Сейчас, когда с той поры минуло уже тринадцать лет, я думаю, что ни за что бы не доверила своего ребёнка даже шестнадцатилетней девице. Хотя детей и тем более внуков у меня пока нет. Кто бы что ни говорил о том, что в войну восьмилетки у станков заводских стояли, а в семидесятые годы первоклассница в состоянии была приготовить обед на всю семью, каждое новое поколение инфантильнее предыдущего. Особенно, это касается хилых да болезненных городских детишек, большую часть времени проводящих в четырёх стенах. К какововым я в те годы и относилась. Я бы наняла какую-нибудь соседку-пенсионерку, у которых свободного времени вагон, и они просто изнывают от скуки.

Но не судите, да не судимы будете. Бедная Татьяна Алексеевна шесть дней в неделю находилась одна с хулиганистым дошколёнком. Всё на ней было: и стирка(ручная или на "Малютке", машины-автоматы тогда являлись роскошью, недоступной большинству), и детские болезни Владиславика. И книжку ему почитай, и поиграй с ним и на вопросы детские ответь! По воскресениям дочь Татьяне Алексеевне с ребёнком совершенно не помогала. Нет бы повести его куда-то. На карусели или в детское кафе. Так нет же, Вероника Ивановна, мама Владиславика, считала, что в единственный выходной ей полагается законный отдых. И весь этот день она или пересматривала один и тот же фильм("Красотку" с Джулией Робертс") или же просто сидела в кресле и смотрела в одну точку. Усталая и довольно больная уже бабушка(и давление у неё скакало, и печень барахлила, и инфаркт пережила) шла гулять с Владиславиком сама после бесконечных просьб, обращённых, нет-нет, не к стене, а к родной своей дочери. Больными, ревматичными руками стаскивала с пятого этажа зимой не такие уж лёгкие санки, а летом тяжеленный велосипед.

И никаких-то у неё радостей в жизни не было. Только рутина, домашние дела и бесконечная возня с непоседливым внучонком. От такой жизни и двадцатипятилетняя цветущая девушка волком бы завыла. Что уж говорить о шестидесятилетней Татьяне Алексеевне? И вот решила она каждую пятницу ходить в гости к бывшей своей однокласснице, вспоминать вместе с ней далёкие школьные годы, делиться сплетнями да мнением по политическим вопросам, да старые фотографии на сотый раз пересматривать. "Но как быть с Владиславиком? - вероятно, думала она. - Брать его с собой? Ну нет, он Вальке всю квартиру разнесёт и бесконечно будет нас донимать просьбами. То конфету ему десятую дай, то воды, то мультики включи. Одного оставить? Ну нет! Ещё из окна выпадет или утюг включит и током ударится. А то вдруг пожар в нашем доме случится?". Так что стала подыскивать она кандидатуру бебби-ситтера.

Проблема заключалась в том, что Вероника давала на содержание Владиславика просто смешную сумму. А мальчишка и в полноценном питании нуждался, и одежда на нём просто горела. А тут ещё один непредвиденный расход: нянька! Пенсионерке всё равно надо было платить довольно внушительную сумму. И тут выбор Татьяны Алексеевны пал на меня. "Подросток из небогатой семьи. Да она и копейкам будет рада", - вероятнее всего, рассудила пожилая женщина и меня наняла.

Первые два раза всё прошло на ура. Воспитательница без лишних разговоров "выдала" мне Владиславика. Мальчишка шёл со мной с охотой и радостью. Всю дорогу болтая об инопланетянах, роботах и прочей лабуде, интересующей всех без исключения пятилетних мальчишек. Его карие глаза при этом блестели от восторга.

Теперь, когда я изредка вспоминаю Владиславика, мне становится его ужасно жалко. Вечно усталая и замотанная бабушка, конечно же, по-своему любила малыша, но, вероятно, отмахивалась от его вопросов, рождённых детским любопытством, и рассказов, казавшихся мальчику такими увлекательными.

Матери Владиславик вообще не был нужен. Она с ним практически и не разговаривала. Приезжала к сыну раз в неделю исключительно из чувства долга. Отца своего мальчик никогда не видел.

Друзья-ровесники? Ну какой из пятилетнего пацана слушатель? Он сам, беспардонно перебивая друга, будет гнуть свою линию. А ответы на большинство вопросов ровесники Владиславика и сами не знали. Вот и нашёл он отдушину во мне. Уже не ребёнке, но ещё и не взрослом человеке. Владиславик был одинок. Ужасно одинок. Детство его прошло в холодной и снежной пустыне, если можно так выразиться.

Заниматься английским мальчишке, к моему удивлению, понравилось. Я же на заработанные деньги накупила себе дешёвой и убойной косметики в ближайшей "Роспечати". Ярко-красную помаду и золотистый лак для ногтей...

И вот наступила третья пятница. Я одела своё любимое шерстяное синее платье, перешитое из маминого, капроновые колготки и туфли на невысоких каблуках (соседка эту обувку мне отдала за ненадобностью) и отправилась в садик за ребёнком.

Владиславик встретил меня, как всегда, очень радостно. Стал быстро и восторженно что-то рассказывать. Мы вышли за ворота садика и тут...

Теперь следует рассказать об одной моей неприятной тогдашней особенности. Плеер или мобильный телефон отключаются, если их вовремя не зарядить. Музыка не играет, звонящих ждёт механический женский голос: "Абонент временно недоступен". И такие нужные, полезные предметы превращаются в бесполезную груду пластмассы. Нечто подобное временами творилось и с моим мозгом между двенадцатью и четырнадцатью годами. Он без всяких видимых причин просто отключался на небольшое время от реальной действительности. Усугублялась эта напасть в жаркое время года. Никто так и не смог понять, в чём крылась причина этих моих состояний. Возможно, сказались два года, которые вся наша семья прожила в сплошном стрессе и безграничном ужасе. На всех нас это наложило отпечаток. На каждого свой. Но факт в том, что людям, страдающим подобной склонностью, ни в коем случае нельзя садиться за руль, управлять поездом и... нянчится с чужими детьми.

И вот вышли мы за ворота садика, и мой мозг "разрядился". Когда я пришла в себя, Владиславика рядом уже не было.

- Владиславик! Владиславик! - кричала я, бегая по окрестным дворам. Но никто на мой отчаянный зов не шёл.

"Что же это я... Ребёнка упустила, - по спине у меня потёк холодный пот. - Я тут по жаре бегаю, а с ним в это время злостный, бородатый педофил непонятно что у себя в квартире делает. А, точнее, очень даже понятно что". Почему-то в моём тогдашнем представлении все педофилы носили тёмные очки и обладали угольно-чёрной густой бородой. Вспомнилась мне и одна жуткая история, которую я слышала от бабушки в шестилетнем возрасте. Молодые родители возвращались поздно вечером из гостей. За ними плёлся их трёхлетний сынишка. Они так оживлённо разговаривали, что не заметили, как мальчик провалился в открытый канализационный люк. Последствия оказались для малыша самыми печальными. Он погиб. Родителей, кажется, судили за халатность или причинение смерти по неосторожности. "А что если, пока я была в отключке, Владиславик куда-то побежал и в открытый люк провалился? Как тот, мелкий. И... И что теперь делать?" - от этой мысли мне стало совсем худо.

- Ты чё орёшь, как оглашенная? Ребёнка мне разбудила, - остановил меня грубый, негодующий голос какой-то неопрятной мамашки. Из коляски, которую она катала взад и вперёд, сидя на скамейке, действительно раздался пронзительный писк. Я машинально окинула её взглядом. На голове сальный хвостик неопределённого цвета волос, одета в обтягивающую стокилограммовое тело фиолетовую футболку, на ногах шлёпанцы, в руке сигарете без фильтра. Запах пота и дешёвого курева вместе с набрякшей жарой висел над скамейкой, как купол.

- А вы не видели здесь смуглого, кареглазого мальчика в красной кепочке, футболке с синими и белыми полосками, джинсах и бордовых сандаликах? Ему пять лет, - спросила я, подражая безутешной матери из какого-то американского триллера, у которой во время прогулки по парку похитили сына.

- Не видела я никого! Нарожают, а потом не смотрят, - проворчала мамашка в фиолетовой футболке.

После этой её фразы я пришла к выводу, что "почтенная матрона" глупа, как пробка. Даже при самом разгульном образе жизни родить в восемь лет я при всём желании не могла. А ведь спрашивала-то я "добрую саморитянку" про пятилетнего малыша! В общем, поняла, что толку мне здесь не добиться, и побежала в соседний двор.

На лавочке пила пиво компания парней лет пятнадцати-семнадцати. К ним я соваться не стала. Во-первых, для меня подобная беседа могла закончиться самыми плачевными последствиями где-нибудь в ближайших кустах. Во-вторых, подростки так были увлечены горячим спором о "тёлках, которые не дают", что на мальчишку в красной кепочке не обратили бы никакого внимания. Детишки, игравшие поодаль, и бабки, щебетавшие на лавочках, никакой информации по пропавшему Владиславику дать не смогли.

И вот потная, облепленная репьями, поплелась я во Владиславиков садик. Мне было так страшно, что даже заплакать не могла. Я не представляла, как буду смотреть в глаза своим родителям, бабушке, воспитательнице и, конечно же, Татьяне Алексеевне. И до мучительной боли в груди было жаль мне жизнерадостного, наивного и ни в чём не повинного Владиславика, который лежал мёртвый в канализационном коллекторе или ехал в машине педофила в чёрных очках. Спросите, зачем я в садик-то решила вернуться? Да попросить Наталью Ивановну, воспитательницу, вызвать милицию, людей с собаками и кого там ещё вызывают, когда пропадают дети!

И, когда подходила к воротам садика, из кустов с дикими криками: "Сдавайся! Руки вверх!" - выскочило двое малолетних бандитов. Владиславик и его лучший друг Федька. Струи их водяных пистолетов намочили мои волосы и многострадальное платье. Федька, без преувеличения, гулял один во дворе лет с двух. Его мать, занятая любовными историями, за мальчиком не следила. До сих пор удивляюсь демократизму Татьяны Алексеевны, которая эту дружбу поощряла. Ведь матерился Федька, как сапожник. И непристойных анекдотов откуда-то знал массу. Так вот, пока я была в отключке, Владиславик встретил "другана". и вдвоём они решили меня разыграть. Спрятаться в кустах возле садика.

Всю дорогу до своего дома я ругала Владиславика на чём свет стоит. Он понуро плёлся рядом и всё пытался ко мне подлизаться.

- Обожаю синий цвет, - заискивающе заглядывая мне в глаза, сказал Владиславик. Это он моё платье решил похвалить.

- О синем цвете потом, - гремела я. - Ты понимаешь, что тебя мог затолкать в машину злой дядька и увезти куда-нибудь... в тёмный лес?

- Так Федька бы ему не дал, - выдал Владиславик.

- Испугался бы он твоего Федьки! - фыркнула я. - Вот, скажи, ты бабушку свою так же разыгрываешь?

- Нет, - немного подумав, серьёзно ответил мальчик.

- А почему?

- Потому что бабушка будет ругаться, - сказал Владиславик, опять-таки немного поразмыслив.

- А я, думал, ругаться не стану?

Владиславик ничего не ответил и опустил голову.

- Тебе не стыдно?

- Стыдно, - еле слышно пробубнил малыш.

- Больше так не будешь поступать?

- Не буду.

- Строгая у тебя сеструха, - вклинился в наш разговор мужичок, вместе с товарищем сидевший на лавочке у нашего подъезда. Они пили какую-то мутно-жёлтую жидкость с отвратительным кислым запахом.

- А не балуй! - заключил его товарищ.

- Она мне не сестра, - сказал Владиславик, но мужички вернулись к своей неторопливой беседе и реплику мальчишки не услышали.

Английским мы в тот день позанимались из рук вон плохо. Я не отошла от пережитого шока, а Владиславик был расстроен и обижен моей "выволочкой".

Надо отдать должное пацану, он меня "не сдал". Об этом случае никто так никогда и не узнал. И я продолжала каждую пятницу забирать мальчика из садика и заниматься с ним английским ещё целый год. Больше никаких неприятных эксцессов не происходило. Владиславик, наученный горьким опытом, во время моих отключек никуда не убегал и не прятался.

А потом Вероника неожиданно расщедрилась и наняла мою маму в качестве репетитора по подготовке к школе. Она учила его читать, писать и считать. В итоге оказался Владиславик гораздо подготовленннее своих одноклассников, многие из которых даже букв не знали. Но вот что самое интересное. По английскому Владиславику всегда ставили "пятёрки". Интересно, чья это заслуга? Моя или "любителя прятаться в кустах"?