Прожигающий. Глава 1

От героев былых времен нам достался спокойный сон

Ведь они не щадя себя, защищали тебя и меня

Как в атаку ходил солдат, матерясь, проклиная ад

И как гнали врагов с земли, чтобы жили и я, и ты

Стук сердец — колокольный звон, и сливаясь в протяжный стон

Вознеся над землей на миг, тот отчаянный крик

И мы вспомним солдат простых, и мы вспомним о тех — живых

Кто бросался на танк один, и тех, кто брал Берлин

 В. Филатов, 2015

 

 

 





Начало июля 1941 года.

 



Командующий Западным фронтом генерал армии Павлов склонился над картой, разложенной на большом столе в комнате оперативного отдела, которая была соединена с его личным кабинетом. Нарисованные черным карандашом стрелы пронзили пространство СССР от границы с Польшей в направлении Смоленска, огибая Брест и Минск. Обстановка просто катастрофическая. Связи с войсками нет никакой, авиация фронта выбита в первые часы боев, не сделав ни одного вылета. Склады с боеприпасами, расположенные в приграничных гарнизонах, достались врагу. Хаос и паника среди гражданского населения. Повсюду огонь и смерть.

На столе командующего в кабинете громко зазвонил телефон с гербом. Генерал вздрогнул и с опаской оглянулся на звонящий аппарат. Павлову не хотелось поднимать трубку. Помедлив немного, все-таки прошел к своему столу.

— Слушаю, товарищ Сталин, — командующий фронтом старался говорить твердо.

— Как у вас обстановка, товарищ Павлов? — судя по заметному акценту, Сталин был раздражен.

— Ничего хорошего, товарищ Сталин, немцы доминируют на всех участках фронта, связь с войсками утрачена, боеприпасов и горючего нет, практически вся техника уничтожена. Через час в штаб прибудут офицеры разведки, посланные по всем направлениям, может что-то прояснится. В зависимости от ситуации будем принимать решение. Пока все, — Павлов с трудом выдавил из себя эту фразу. На том конце провода молчали.

— Через два часа я перезвоню, — минуту спустя со злостью выговорил Сталин и повесил трубку.

На совещании начальник штаба фронта что-то говорил, но командующий его не слушал, он не знал что делать, какие отдавать приказы, и кому отдавать эти приказы. Ему кадровому офицеру еще царской армии было непонятно, как можно было допустить такое, такой развал организации войск, таких огромных потерь людей и техники. Его раздумья прервал адъютант:

— Товарищ командующий, на проводе начальник Генерального штаба.

Павлов стремительно бросился к телефону.

— Слушаю товарищ маршал.

— Голубчик, в Генштабе решили на линии Смоленска организовать эшелонированную оборону армиями из резерва. Для выдвижения соединений на рубеж нужно как минимум семь дней. Вы постарайтесь на этот срок задержать продвижение немцев. И возьмите себя в руки, голубчик, наведите порядок у себя, невозможно же так.

Генерал шумно вздохнул.

— Но товарищ маршал, у меня нет войск, чтобы сдержать немцев.

— Генерал Павлов, вы командующий фронтом или кто? — голос начальника Генштаба зазвенел. — Поставьте под ружье всех, кто может держать оружие. А мы вам поможем чем-нибудь, но немца удержите неделю, иначе вы даже представить себе не можете, чем это грозит России, и… не подведите меня, голубчик.

Последнюю фразу маршал сказал в просительном тоне.

Павлов с удивлением посмотрел на телефонную трубку. Шапошников подобным тоном ни с кем не разговаривал, но слова маршала будто пронзили разум генерала, вернули в действительность, заставили действовать и немедленно принимать решения. Генерал глубоко вздохнул и прошел в комнату оперативного отдела.

— Товарищи, — обратился он к своим офицерам. — В ставке решили на линии Смоленска организовать новый мощный оборонительный рубеж. Мы должны всеми имеющимися у нас силами сдержать наступление противника минимум на семь дней. Какие будут предложения?

Попросил слова молодой полковник оперативного отдела фронта.

— Товарищ командующий, по тем данным, что мы сумели собрать — немцы, ускоренным продвижением танковых частей, стремятся выйти на рубеж реки Малиновки и занять две стратегические переправы. Река Малиновка неширока, но имеет чрезвычайно высокие и крутые берега. Если взорвать мосты и организовать оборону правого берега, то можно остановить продвижение немцев минимум суток на пять. Их танки оторвались от пехоты километров на тридцать. Пока подтянется инфантерия, пока наведут мосты для танков — вот эти семь дней. Хорошо бы зенитные части развернуть, чтобы оградить наши войска от налетов немецкой авиации. Мосты расположены друг от друга на расстоянии сорока километров, и противник будет вынужден растягивать свои ударные группы, дабы избежать возможных фронтальных ударов с нашей стороны.

— Хорошо, полковник, — Павлову понравился предложенный план. — Начальник штаба, что мы имеем для обороны?

— В резерве фронта, — начштаба фронта пролистал свой блокнот, — одна стрелковая и одна моторизованная дивизии неполного комплектования, это около шести тысяч бойцов, сорок два танка БТ-7, два дивизиона орудий и одна батарея зенитных пушек. На станции Лужное-товарная обнаружен эшелон с двадцатью разобранными истребителями ЯК-1, на фронтовом полигоне стоят двенадцать новых танков Т-34, и подготовленные для отправки в тыл по приказу наркома вооружения двадцать девять противотанковых пушек 45-ого калибра. На аэродроме Киселево резерв ставки ВВС — полк бомбардировщиков ДБ-3. Боеприпасы и горючее надо найти. И самое неприятное — нет людей, которые могут управлять техникой и обслуживать ее.

— Как это нет? — встрепенулся генерал Павлов. — Товарищ член военного совета, разошлите людей по местным военкоматам, организуйте места сбора выходящих на рубеж Малиновки наших отступающих соединений. Людей, умеющих обслуживать технику — найти. Начальнику тыла — наскрести горючее и боеприпасы, если понадобится, вскрывайте НЗ под мою ответственность. И слушайте приказ.

Офицеры встали. Павлов взял карандаш, стал делать на оперативной карте пометки.

— Мосты на реке Малиновке назовем «Южный» и «Северный» по их расположению. Стрелковой дивизии выдвинуться к «Южному», а моторизованной к «Северному» и занять оборону. Мосты подготовить к взрыву. Сформировать подвижную группу для нанесения контрударов, если противник прорвется через рубеж Малиновки. Связь через начальника штаба фронта, докладывать мне каждый час об обстановке. Организовать пункт сбора для отступающих частей. Все. Вопросы? — пауза. — Вопросов нет. Все свободны.

Офицеры разошлись. Павлов попросил адъютанта сделать чай. Только он вошел в кабинет, раздался звонок. Звонил телефон с гербом. Генерал решительно поднял трубку.

 







— Что такое, Гальдер? — истошно вопил Гитлер. — Почему мои гренадеры застряли? Фон Лееб топчется под Псковом. Фон Бок остановился у Смоленска. Рундштедт встал на подходах к Киеву. Почему мы не двигаемся вперед уже второй день?

Вперед вышел генерал Фридрих Паулюс. Гордо поднял голову.

— Мой фюрер, фронт растянулся подобно презервативу, когда наши войска преодолели Минский рубеж. Такова география, и я предупреждал вас об этом. Мы срочно проводим перегруппировку и усиление наступающих частей.

То, о чем сказал Паулюс, было правдой — вторгшись в СССР по фронту в пятнадцать тысяч километров, вермахт по мере его продвижения получал фронт в полтора раза длиннее.

— Заткнитесь, Паулюс, — Гитлер отмахнулся. — У Гудериана с Готом было почти две тысячи танков в начале наступления, а теперь Кейтель с Йодлем меня одолевают требованием дать им еще тысячу. Я не пеку танки как пирожки.

Гальдер долго возился с пенсне, протирая их.

— Наши танковые группы, — наконец сказал он, — взяли очень быстрый разбег. Мотопехота отстала. Необходимо немного времени, чтобы она подтянулась. И у русских появились новейшие танки, о которых мы ничего не знали. Они бьют наши «панцеры» из укрытия, как мух на стене. А наши снаряды для них будто хлебный мякиш.

Речь шла о танке Т-34, впервые появившимся на фронте.

— Гальдер, вы с Кейтелем меня утомили! — взорвался фюрер. — Даю вам неделю.

 







— Федька, выходи! — друг Лешка махал кепкой, и на весь двор зычно кричал. — Все наши уже в военкомат потопали. Опоздаем.

— Сейчас! — крикнул Федька в открытое окно, и на ходу надевая ботинок, бросился бегом по лестнице.

Еще вчера они с Лешкой решили пойти записаться в истребительный батальон. Потому, что все мужики на заводе собрались на войну. А они что, хуже?

Федька с Лешкой работали слесарями на электромеханическом заводе. Собирали всякие реле для тракторов и комбайнов. Оба они были из детдома, куда попали еще в годовалом возрасте. Где их родители, вообще никто не знал. Имя с фамилией они получили от нянечки детского дома, пожилой и доброй женщины, которая и подобрала их во дворе старого разбитого дома. Так и нарекли — Федька Мокин и Лешка Фокин. После детдома вместе учились в ремесленном училище, потом их взяли на завод и дали по койке в заводском общежитии.

Лешка еще с младенчества был очень шустрым. Быстро бегал, прыгал и, как говорила тетя Маша, их воспитательница в детдоме, родился с шилом в попе. От его проказ стонали и воспитанники и воспитатели. И еще он был очень сообразительным, с невероятной зрительной памятью.

Федька более обстоятельный, что ли. Прежде чем взяться за дело несколько раз обдумает, взвесит все, а потом может предложить совершенно противоположное. И еще, очень любил читать. Причем все, без разбору. Будь то классический роман, или инструкция по пожарной безопасности. А когда их заселили в общежитие, Федька на чердаке нашел большой сундук, напиханный различными книгами и журналами. В них он обнаружил полуистлевший талмуд какого то путешественника с описанием приемов борьбы под странным названием «Джиу-джитсу». Будучи довольно пропорционального телосложения и от природы гибким, Федька увлекся изучением этого диковинного вида единоборств, и часами после работы пропадал на чердаке, тренируясь.

На заводе их встретили радушно, но принимать в ряды комсомольской организации не спешили. Присматривались. Ведь никто не знал их происхождения. Хотя, если бы они были из буржуйской или поповской среды, их бы не бросили зимой во дворе. Но, про это никто не вспоминал.

Да и сами ребята не напрашивались. У них были немного другие интересы, чем работа на субботниках, и скучные собрания на политинформации, где парторг завода нудно вещал об идеях марксизма-ленинизма.

Лешка постоянно мастерил. То табуретки на общую кухню, то запаивал дырки на кастрюлях и чайниках, новоиспеченным заводским молодоженам делал широкие деревянные койки, и прочую мебель.

А Федька, если не пропадал на чердаке, то носился как угорелый по стадиону, болтался на брусьях или десятки раз отжимался на руках. И еще он хорошо стрелял, сдав норматив на значок «Ворошиловский стрелок».

О начале войны они узнали вместе со всеми горожанами, когда утром стояли на площади и слушали речь Молотова. Женщины заохали и запричитали, мужики в возрасте стискивали зубы. И только молодежь воодушевилась. Настал час показать себя героями, и прогнать врага с советской земли.

Воодушевление прошло после первой бомбежки двадцать девятого июня. Федька с Лешкой полтора часа просидели в подвале, где укрылись почти все обитатели общежития. Гул и грохот разрывов проникал даже через двухметровые перекрытия старого дома. С потолка постоянно сыпалась мелкая щебенка, землю трясло от близких взрывов.

Когда они вышли из подвала город не узнали. Из цветущего и празднично-летнего он превратился в горящие руины с множеством глубоких воронок на земле. Их общежитие, правда, уцелело. Потом еще были налеты, но они не были такими страшными, как первый.

Третьего июля Сталин обратился к народу. Заводчане сгрудились возле управления и слушали обращение великого вождя всех времен. А еще прошел слух, что немцы уже в ста километрах от города. И ребята решили идти в военкомат записываться в ополчение. Ведь им по девятнадцать лет уже. Не маленькие.

— Дядя Паша, — обратился Лешка к мастеру цеха. — А что наши не гонят немцев обратно?

Мастер сдвинул свою кепку на затылок.

— Силенок видимо не хватает Леха, — протянул он задумчиво. — Чую, надолго вся эта канитель. Уж слишком беззаботно мы жили. А немчура вон, прет вовсю.

Мужчина смачно плюнул себе под ноги.

— А мы, ети их мать, все за рекордами гнались. Эх, не обойдется без меня Россия, пойду завтра на фронт проситься.

— Дядя Паша, и мы с тобой, можно? — спросил Федька.

Мастер только рукой махнул.

— Да пойдем. Говорят, мобилизацию объявили. Сами не придем, так повесткой вызовут.

 





Федька с Лешкой топали к военкомату. Город потихоньку пустел. Половина предприятий не работало, население разрозненными группами выходило за город, и двигалось в направлении Москвы. Разрушенные дома глядели на опаленные улицы выжженными глазницами окон. В некоторых местах женщины строили баррикады, а солдаты в свежих гимнастерках устанавливали ограждения из железнодорожных рельсов, сваренных между собой наподобие ежа. Проезжали мимо полуторки, груженные зелеными ящиками.

Около военкомата уже образовались небольшие очереди, состоящие в основном из молодых людей. Ребята пристроились в одну.

Записывал добровольцев немолодой военный с двумя шпалами в петлицах. Он сидел за столом, спрашивал у подошедшего человека документы, коротко беседовал. Затем что-то писал на листе бумаги, и доброволец отходил в сторону или заходил в здание военкомата.

Дошла очередь и до Лешки с Федькой. Майор серьезно изучил их документы.

— Вам, ребята, еще нет двадцати, — сказал он. — Впрочем, ладно. Вы где работаете? И родители ваши знают о том, что вы в военкомате?

— Мы детдомовские, — ответил Лешка. — Работаем на элекромеханическом.

— Евграфыч, это мои, — раздался голос дяди Паши. — В цехе у меня работают. Запиши их ко мне.

Майор обернулся в сторону мастера.

— Павел Артемич, ты же знаешь, у меня инструкция. В батальон беру только взрослых.

— Дяденька, запишите нас, — попросил Федька. — Мы не подведем. Нам по двадцать уже осенью исполнится.

— Евграфыч, записывай, — вмешался решительно мастер. — Все ребята при деле будут.

Майор вздохнул.

— Ладно. Только под твою ответственность, Павел Артемич.

Он написал на листке озаглавленном « первая рота истребительного батальона» их фамилии.

— Идите с Павлом Артемичем, он вам все расскажет и покажет.

Петляя по коридорам военкомата, они вместе с мастером вышли во двор. На внушительном пространстве вовсю кипела деятельность. Около двух десятков полуторок сгрудились кучей. К четырем из них прикрепляли небольшие пушки, в кузова складывали ящики. На одной машине в кузове взгромоздилась странная конструкция из четырех пулеметов «Максим», соединенных между собой.

— Дядя Паша, это зенитка что ли? — спросил сообразительный Лешка.

— Да, Лексей, — ответил мастер. — Не знаю, что они собрались сбивать этим комбайном. Только мух в поле разгонять.

— Павел! — раздался крик. Из-за машин к ним подошел дядечка, держа в руках винтовку. — Открыли ящики с оружием, а у половины винтовок затвор не ходит. Что делать то?

— Дядя Паша, можно я посмотрю? — спросил Лешка.

Мастер кивнул.

Алексей взял винтовку, сноровисто вынул затвор, осмотрел. Затем протер деталь своей кепкой, заглянул внутрь винтовки, и платком, нацепленным на короткую хворостину, поколдовал во внутренностях оружия. Вставил затвор обратно. Он вошел, как по маслу.

— Плохо хранились. Ржавчина внутри, — сказал Лешка деловито.

— Сень, — сказал мастер дядечке, — забирай с собой парня.

Обрадованный Лешка поспешил вместе с Семеном за машины.

— А ты, Федор, видишь вон там? — он показал на дальний угол двора. — Девчушки разливают бутылки с горючей смесью. Иди, помоги им. Посмотри, чтоб все фитили были смочены, как следует.

Федька кивнул.

— Хорошо, дядя Паша.

Девчонки, что возились с бутылками, захихикали, когда Федор к ним подошел.

— Смотрите, мужчину в помощь прислали, — сказала одна из них, русоволосая красавица в светлом платье. — Как нам называть вас?

— Федор, — представился парень.

— Настя, — улыбнулась красавица, и показала рукой на подруг. — А это Евдокия и Мария.

— Здрасте, — поздоровались девушки, одергивая подола платьев.

Федька осмотрелся. Девчонки разливали по бутылкам жидкость, черпая ее из большого бидона ковшом. Рядом стояли ящики, куда ставилась закупоренная тара. Работы было много.

— Девушки, вы разливайте, а я буду фитили вставлять.

— Хорошо, — сказала Настя. — А то до вечера не управимся.

Работа заспорилась. Несколько раз подходил Павел Артемович. Оказывается, он назначен командиром роты, куда попали Лешка с Федькой. Сейчас она формируется и вечером уходит на позицию в район реки Малиновки. Там собирается и весь батальон.

— Все, — облегченно сказала Настя. — Бидон пустой. Девчата, давайте поможем мужчине фитили насаживать.

В очередной раз подошел мастер.

— Вот, что, — сказал он. — Вы, девушки, марш переодеваться. Федор, когда закончишь, подойдешь в комнату номер семь. Там соберешь себе вещмешок, а потом получишь оружие вон у того грузовика. И поторапливайся.

— Есть, — отчеканил Федька. — А Лешку не видели?

— У Алексея и получишь винтовку. Давай, тебе помогу с бутылками.

Вдвоем они закончили, и Федька поспешил за вещмешком. В нем оказались две банки тушенки, пакет сухарей, пара новых портянок, саперная лопатка, фляга и ложка. Зачем портянки, Федор не понял. Сапоги носил только их командир, все остальные были в ботинках.

Лешка его ждал у машины. В кузове сидел мужчина, и что-то записывал на листе бумаги.

— Мокин Федор Иванович, — сказал Лешка, протягивая винтовку и коробку с патронами.

— Распишитесь в получении оружия, — мужчина протянул листок, на котором Федька поставил подпись напротив своей фамилии.

Мимо пробежали девчонки, одетые в мешковатые галифе и санитарными сумками через плечо.

— Федя, а вы стрелять умеете? — съехидничала Настя на бегу, и девушки дружно засмеялись.

— О, брат, ты времени не теряешь! — восхитился Лешка. — Пойдем, наш взвод первый. Скоро уходим.

И будто в подтверждении его слов раздалась зычная команда.

— Рота, становись!