Суперпушка. Глава 1

В январе 1942 года армия генерала Рокоссовского вела тяжелые наступательные бои в направлении города Вязьма. Константин Константинович нервничал, недовольный слабым продвижением войск. Да еще Жуков раз за разом по телефону упрекал генерал-лейтенанта в отставании от соседей справа.

— Что у вас там творится? — вопрошал командующий фронтом. — Почему темп наступления низкий?

— Я разберусь и доложу, — отвечал Рокоссовский.

— Да не надо докладывать. Разберитесь и форсируйте действия! В полосу вашей армии до наступления было отправлено сто танков. Что, трудно было собрать их в один ударный кулак?!

Рокоссовский молчал.

— Черт знает что! — Жуков повесил трубку.

Константин Константинович скрипнул зубами и со злостью скомандовал начальнику штаба армии:

— Соедините меня с Катуковым.

Полковник Катуков был командиром 1-ой гвардейской танковой бригады — единственным ударным соединением армии, которой и было поручено прорвать оборону немецких войск. Но немцы грамотно отходили с рубежей, и бригада вновь и вновь упиралась в жесткую оборону противника. Пехота буксовала в глубоком снегу, попадая под сильный пулеметный огонь.

Командира бригады в штабе не оказалось, и вместо него с командующим армии разговаривал начальник штаба.

— Полчаса назад мы прорвали оборону немцев, и комбриг срочно отбыл на передовую. А минуту назад я получил от него приказ позвонить в штаб армии и передать вам, товарищ генерал, что при прорыве было захвачено странное орудие немцев. Такого мы еще не видели.

 



Рокоссовский лично приехал на место недавних боев, захватив начальника артиллерии армии и взвод охраны. Когда генерал вышел из машины адъютант услужливо подал ему бинокль.

Еще не рассеялся дым от сгоревших танков, а сильный ветер заставлял пригибать голову и прятать лицо за воротником полушубка. Бинокль не понадобился. К деревне, что располагалась на возвышении, простиралось поле между двух пригорков, обросших густым лесом. За правым пригорком раскинулось болото, вонь от которого чувствовалась даже в такой морозный вечер. За левым пригорком виднелась узкая дорога, ведущая к деревне под приличным углом возвышения.

На поле выстроились подводы похоронной команды, на которые грузили тела убитых в атаке красноармейцев, и генерал насчитал четырнадцать подбитых «тридцатьчетверок».

— Какой дурак выбрал это направление атаки? — Рокоссовский со злостью сплюнул в снег под ногами.

— Я…

Из группы окружавших командарма офицеров вышел пехотный майор с перевязанной головой.

— Исполняющий обязанности командира 553-ого стрелкового полка майор Егоров.

— А где?..

Генерал запнулся на полуслове, но майор понял суть вопроса.

— Командир в госпитале — тяжело ранен.

— Докладывайте, — Рокоссовский понимающе кивнул и унял раздражение.

— Полк был передан танковой бригаде в целях поддержки, — Егоров явно не был профессиональным военным, но старался. — На подходе к деревне батальоны были встречены плотным пулеметным огнем с этих двух высоток, что по краям поля. Командир вызвал огонь артиллерии и выслал разведку в обход деревни. Разведка слева уперлась в минные заграждения немцев и встречена огнем из хорошо замаскированного дзота. Взвод, посланный в обход справа, не вернулся до сих пор. После артподготовки были предприняты две попытки атаковать деревню по полю, но захлебнулись с большими потерями…

— Я вижу, — перебил генерал майора. — Почему не дождались подхода танков?

— Приказ командира дивизии — не дожидаться танков и провести разведку боем. Командир полка оборудовал НП на переднем крае и лично корректировал огонь нашей артиллерии. Когда танки подошли немцы предприняли ответный артиллерийский налет. Командир полка был ранен и я взял на себя командование. Выхода не было, и я отдал приказ атаковать в третий раз — танками и пехотой. Тем более артналет немцев прекратился. Наша атака успешно развивалась — огневые точки противника танкисты подавляли на ходу. Но тут из-за правого холма по танкам начали стрелять. Танкисты стали откатываться назад, потеряв десять машин. Тогда я отдал приказ нанести по скрытой позиции немцев минометный удар, а танкам в атаке прижиматься к холму слева. И с четвертой атаки деревня была взята.

— А на той скрытой позиции было захвачено неизвестное орудие немцев?

— Так точно.

— Ладно, — генерал махнул рукой. — Пойдем, посмотрим на это орудие.

Бойцы взвода охраны уже оцепили бывшую позицию немцев, и Рокоссовский в сопровождении офицеров пошел за правый холм по утоптанному снегу, стараясь не наступать на бурые пятна.

 



— А грамотная позиция, — не сдержался от похвалы в адрес немцев генерал, осматривая подбитые танки и маленькую пушку на игрушечных колесах и длинным стволом конического типа. — Что скажете, полковник?

— Да, позиция удачная, — начальник артиллерии армии почесал затылок. — Наши танки бортами, как на ладони. Первого подбили, а дальше остальных, которые выползали из-за него. Видимость и маневр очень ограничены, вот и подставлялись.

— Какой калибр интересный, — генерал присел около немецкой пушки, поддел рукой большой кожаный ранец, стоящий у колеса. Звякнули латунью боеприпасы. Рокоссовский достал один: — Грамм двести будет. Маловато для бронебойного… А каково расстояние до танков?

— Метров сто пятьдесят, а то и больше, — задумчиво ответил полковник. — А борт ближней «тридцатьчетверки» пробит аж в двух местах.

Генерал встал, задумчиво потер подбородок:

— Немецкие противотанковые пушки калибра 37 миллиметров не могут под таким углом пробивать борта наших танков. Тут калибр гораздо меньше… Ну-ка, полковник, попробуйте выстрелить из этой штуковины в борт ближнего танка.

Начальник артиллерии нехотя присел и стал внимательно рассматривать устройство зарядки необычного орудия немцев. Потом взял снаряд из сумки, заворчав:

— Тут пороха на полкило, — и засунул в казенник. Затвор автоматически щелкнул. — Готово…

— А ну, разойдись! — крикнул генерал.

Пушка коротко ухнула, и невидимый мелкий снаряд сделал в борту подбитой «тридцатьчетверки» аккуратную дыру.

— Черт, — генерал сдвинул папаху на лоб. — Надо эту пушечку в Москву срочно доставить. Там её спецы из артиллерийской академии рассмотрят внимательней…

Рокоссовский не знал, что ученый состав академии еще в ноябре 1941 года эвакуировали в Самарканд.

 



Ноябрь 1942 года. Бергхоф. Резиденция Гитлера.

 

— Я не желаю всё это слушать, Фердинанд! — Гитлер картинно заламывал руки. — Вопрос о новых танках для Восточного фронта решен. Ведь так, Шпеер?!

Министр вооружения Германии энергично закивал головой. Спорить с фюрером, когда тот находился в состоянии возбуждения, не стоило — бесполезно. Но Фердинанд Порше, видимо, был иного мнения.

— Мой фюрер, танк еще не готов и требует основательной доработки. Вспомните, как взвод новых «Тигров» даже не дошел до места боевых действий под Ленинградом.

Гитлер нервно дернул головой и посмотрел на Альберта Шпеера. Министр выдержал взгляд и поднялся с кресла.

— На фирме «Хеншель» думают иначе. Танк готов к боевым испытаниям. К тому же, вариант «Хеншель» гораздо дешевле и проще в сравнении с вариантом от «Порше». Нам негде взять столько молибдена и никеля… Лобовые листы усилены до ста пяти миллиметров, и как показали испытания на полигоне, орудия серийных русских танков с ней не справляются. Я уж не говорю о русских «сорокопятках» и поступивших на вооружение противотанковых ЗИС-2. А про всякие противотанковые ружья Симонова и Дегтярёва я вообще молчу — из них не пробить даже решетку охлаждения. Нет у русских сейчас оружия против «Тигров».

— Слышите, Фердинанд! — выкрикнул Гитлер. — Я не хочу слушать ваши возражения!

Порше закусил губы, а Шпеер тихо добавил:

— Мой фюрер, есть идея поставить на наши «Т-4» дополнительные лобовые листы и увеличить броню до восьмидесяти миллиметров.

— Да, да, да, — радостно закивал Гитлер, — сделайте. И отправьте новые машины Манштейну — они ему очень пригодятся.

 



Ноябрь 1942 года. Москва. Кабинет Сталина.

 

— … таким образом, у Ставки есть основания полагать, что Манштейн предпримет попытку деблокирования окруженной под Сталинградом группировки Паулюса.

Маршал Шапошников закончил доклад и уже хотел положить указку, которой он водил по большой карте на стене, как Сталин поднялся и, пыхнув трубкой, произнес:

— А что вы скажете о появлении на фронте новых немецких танков?

— Да, товарищ Сталин, есть сведения, что немцы в полосе Донского фронта использовали в контрударах новые танки. Боестолкновения с ними сейчас анализируют.

— Хм… анализируют, — Сталин подошел к своему столу, достал из папки исписанные листы бумаги и протянул их Шапошникову. — Читайте…

Маршал положил указку, надел очки и стал читать. После прочтения второго листа Шапошников снял очки, и устало потер переносицу.

— На какой фразе остановились? — вкрадчиво спросил Сталин.

— У наших солдат развивается танкобоязнь, — медленно ответил маршал.

Иосиф Виссарионович положил трубку в пепельницу и неторопливо вытряхнул пепел.

— Я, думаю, что вам необходимо этот вопрос обсудить с Устиновым, — с легким акцентом произнес Сталин.

 



Конец ноября 1942 года. Москва. Кремль.

 

В большом кабинете Бориса Михайловича Шапошникова кроме хозяина кабинета собрались: Нарком вооружения СССР Дмитрий Федорович Устинов и Начальник артуправления Красной Армии Воронов Николай Николаевич. Ждали Берию. На его участии в совещании настаивал Сталин, и никто не посмел возразить, хотя присутствие Лаврентия Павловича Шапошникову казалось вовсе не обязательным.

— Что? Доигрались? — резко вошел в кабинет Берия. — И как можно было допустить такое?

— Вы о чем, Лаврентий Павлович? — деловито и спокойно спросил Шапошников.

Генеральный комиссар госбезопасности сверкнул очками в свете настольной лампы.

— Вы знаете о чем, товарищ Шапошников, — резко ответил Берия. — Вы же читали у Хозяина донесение с фронта.

Маршал зачем-то стал переставлять на своём столе чернильницу.

— Я не совсем верю этому донесению, — наконец сказал Шапошников.

— Прошу прощения, товарищ комиссар госбезопасности, — поднялся со стула Устинов, — почему вы засекретили изучение кумулятивного боеприпаса немцев? Мне, как наркому вооружения, хотелось бы знать на какой стадии проходят исследования.

— Когда надо будет, тогда и узнаете, — зло ответил Берия.

Дмитрий Федорович развел руками.

— Тогда что вы от нас хотите? Прошло уже больше года…

Воронов неторопливо раскурил папиросу.

— Скажите спасибо маршалу Кулику, — глухо проговорил он. — Это с его подачи были свернуты все разработки противотанковой артиллерии малого калибра. Стрелять по танкам из гаубиц, конечно, можно… но руками таскать по полю эти гаубицы сложно.

— Товарищи, хватит! — громко сказал Шапошников. — Давайте думать конструктивно.

Берия порывисто сел на стул, забарабанил пальцами по столешнице. Воронов же поднялся, выпустил большой клуб дыма.

— В начале этого года в полосе наступления армии Рокоссовского было захвачено интересное оружие немцев, — начал Николай Николаевич и улыбнулся, увидев, как напрягся Берия. — Мы его тут же отправили для изучения в артиллерийскую академию. На счастье, ученый состав академии отправили в эвакуацию в Самарканд. Необычным оружием оказалось тяжелое противотанковое ружье, я бы сказал, с отличной бронепробиваемостью.

— И за счет чего? — заинтересовался Устинов.

— За счет конического ствола и боеприпаса с вольфрамовым сердечником. В академии улучшили характеристики ружья и разработали свой боеприпас, существенно облегчив его за счет уменьшения калибра. Мало того, на полукустарном заводе номер семьсот два были собраны два опытных образца…

— Уже были испытания? — не удержался Шапошников. Ему в унисон вторил Берия.

— Да, — Воронов заулыбался. — В качестве объекта для испытаний были взяты лобовые бронеплиты немецкого танка «Т-4». Наше ружье пробивает их … с полкилометра.

— Ух ты! — не удержался Устинов. — И какой калибр ружья?

— Двадцать пять миллиметров на конце ствола.

— Вы хотите сказать, что ствол конической формы? — удивился Шапошников.

— Да. И благодаря этому увеличена начальная скорость снаряда до тысячи семьсот метров в секунду! Две бронеплиты пробиваются с двухсот метров! А это… размер лобовой брони нового «Тигра».

— Ух, — выдохнул Шапошников, — не оскудела русская земля умельцами. Предлагаю провести боевые испытания нового противотанкового ружья и в случае подтверждения характеристик запустить его в серию.

 



Конец ноября 1942 года. Москва. Кабинет Сталина.

 

— Ах, какой Воронов молодец! — Иосиф Виссарионович радостно вышагивал около стола. — А ты, Лаврентий, дурак.

— Это почему? — обиделся Берия.

— Потому что проморгал…

Комиссар вытянулся в струнку.

— Проморгал. Мы вкладываем огромные средства в Симонова и Дегтярева, а теперь что получается?

— Что? — зачем-то переспросил Берия.

— А то, что Лауреат Сталинской премии, депутат Верховного Совета РСФСР Симонов занимается херней, вместо того, чтобы заниматься улучшением своего противотанкового ружья, да и Дегтярев то же, — злился Сталин.

— И что делать, Коба?! Подскажи, — растерялся Берия.

— Сам выпутывайся, но…

Сталин вплотную подошел к комиссару:

— Испытания проведи...