9. В свете луны и мандрагоры

Грёза жаждала крови, однако ей не хотелось спускаться в сельскую долину, где паслись стада.

Она лежала, затаившись в испуганно притихших кустах дикой мандрагоры на опушке Дремучего леса, возле просеки у развилки, соединяющей сельскую и лесную дороги, принюхиваясь и время от времени озирая окрестности.
Большой государственный тракт, виднеющийся сквозь античаровые лесополосы, наверняка должен был послать добычу – пейзанский обоз или припозднившихся путников, следующих из Нового Гоблинска.

Вечерело.

По направлению к пресептории и обратно, ещё достаточно часто проезжали кареты и экипажи, в сопровождении вооружённых эскортов.
Также с удручающей периодичностью взад-вперёд курсировали дозорные отряды славных борцов с нечистой силой: представителей Инквизиции, церковников, так называемых  Крестовых братьев, с головы до ног облачённых в чёрное, и слуг короля, доблестных рыцарей Святого Ордена в белом; последних Грёза провожала особенно мрачными и неприязненными взглядами.

На горизонте, угасая, плавился закат.

Едва достаточно стемнело, пустынная холмистая местность пришла в движение – избавленные от действия солнечных лучей повсюду оживали камни, превращаясь в коренных жителей этих суровых земель – толстокожих серых троллей.
Глядя на них, деловито поспешающих по своим надобностям, Грёза только вздыхала и морщилась – к сожалению, тролли были жёсткими, горькими и невкусными.

В длинных, спутанных космах травы-муравы у обочины шумно возилось всякое гномьё, томно мяукая в экстазе – наступало время тепла, разгар брачного сезона.

Грёза недовольно щёлкала хвостом – её раздражала вся эта свадебная суета.

Над фестончатой кромкой Дремучего леса взошла круглая луна, разливая в сумеречной дымке холодный покойный свет.

К лесу по-прежнему никто не сворачивал.

Скучающая Грёза от нечего делать принялась мучить развесистую мандрагору, росшую у неё перед носом, притворяясь, будто хочет вытащить её из земли – ухватив когтистой лапой, тянула, дёргала и теребила толстый волшебный стебель: корень судорожно упирался скрюченными ручками и ножками, пищал, кричал и горько плакал, обливаясь потоками млечных слёз:
 
Смертельно опасное развлечение для обычного человека, но Грёза была оборотнем, и голос мандрагоры не мог её убить.

Мощный корень стойко сопротивлялся, Грёза, вредничая, не оставляла жестокой забавы.
Отчаявшись, корень мандрагоры решился на крайние меры: внезапно перекрутившись,  изо всех  сил цапнул её  острыми зубками.

По-настоящему разозлившись, Грёза зарычала, выдернула мандрагору из земли и швырнула на дорогу. Корень издал предсмертный душераздирающий вопль, с четверть часа бессильно бился об  утрамбованный грунт, и, наконец, начав засыхать, последний раз изогнувшись, замер, медленно издыхая…

Оскалившаяся Грёза мстительно смотрела на разинутый в жуткой агонии ротик корня, откуда вывалился посиневший бородавчатый язык, на быстроиспаряющиеся лужицы горьких слёз…

При виде столь хладнокровного убийства заросли остальной мандрагоры в ужасе трепетали листьями, дрожа от полураскрытых бутонов до самых кончиков корней.

Грёза бросила на перепуганные растения уничтожающий взгляд – те замерли, покрывшись холодным потом млечного сока, серебристо мерцающим в свете полной луны.

«Так-то!..»  –  удовлетворённо подумала Грёза.

Наконец издалека послышался долгожданный стук копыт, свист да гиканье, – Грёза насторожилась: кажется, удача улыбнулась ей.

Вдоль массива Дремучего леса, громыхая по ухабам раздолбанной колеи, быстро приближаясь, катилась телега, запряженная тройкой общипанных пегасов.
(Местные пейзане непременно по весне щипали перья из крыльев своих пегасов, чтобы те не срывались с привязей вслед за косяками диких стай, улетающих в Потусторонье.)

Тройкой правил подвыпивший пейзанин, судя по всему, возвращающийся из города в родное село. Он понимал, что данная местность опасна в тёмное время суток, поэтому погонял без устали: пегасы, громко кудахтая и совсем не поэтично хлопая голыми крыльями, почти летели, едва касаясь земли, распустив по ветру хвосты и гривы.

Одинокий путник явно торопился успеть домой до полуночи, поэтому, вместо длинной, разбитой просёлочной дороги, мудрёно петляющей холмистыми перелесками, кишащими троллями (кои, как известно – не переносили шума, и по ходу следования, наверняка, – не раз бы вставили пейзанской телеге палки в колёса, а то – и чего похуже), самонадеянно свернул, как и предполагала Грёза, конечно же, на новую, благоустроенную лесную, которая  сокращала путь почти втрое.

Дорога принадлежала князю Бреальдьеге.

В отличие от государственных трасс, частные пути сообщения, тем более, поздней ночью, рыцарями Святого Ордена практически не патрулировались.

Пейзанин, испуганно оглядываясь по сторонам, вытащил из-под сиденья телеги большой посеребрённый топор, фляжку со святой водой и положил себе на колени.

Припадая к земле, Грёза бесшумно стелилась в нескольких десятках метров поодаль, невидимая среди деревьев и густого кустарника, ожидая благоприятного момента, когда ездок углубится в лес.

Решив забежать вперёд, Грёза свернула на просеку, – та соединялась с лесной дорогой в очень удобном для нападения месте: дорога огибала овраг и шла под уклон, по обеим сторонам, по пояс в бархатном малиннике, сияя от счастья, влюбленно шептались купы мандрагоры, обвитые липким хмелем и порочным страстоцветом.

При появлении оборотня  они взволнованно смолкли и прижались друг к другу, опасливо пряча и захлопывая бутоны соцветий.

Мельчайшая взвесь брызгов приторного нектара и пряная пудра пыльцы тычинок зыбким туманом реяли в ночном воздухе, перебивая все остальные запахи.
   
Грёза, фыркнув, длинным плавным прыжком преодолела овраг и замерла возле груды прошлогоднего бурелома: телега маячила уже совсем близко.
Пейзанин, наперевес с посеребрённым топором, кропил на все четыре стороны святой водой и беспрерывно бубнил молитвы…

Предвкушая лёгкую добычу, Грёза приготовилась к прыжку, надеясь одним ударом сбить с ног коренного пегаса и перерезать горло пристяжным.
Стремительно рванувшись вперёд, она не заметила ещё одного участника ночной охоты, и эта невнимательность стала роковой:

В толще песчаной обочины дороги, скрытая кудрявыми космами цветущей трын-травы и зыбкой игрой ночной светотени, зияла свежевырытая нора благородного манямбра.

А то, что на первый взгляд казалось прошлогодним буреломом, собственно и был сам манямбр – оригинальная многоликая нежить, существо, не имеющее постоянного внешнего вида, и по складу естества своего склонное к разнообразному и неожиданному перевоплощению: в стог сена, колесо, муравейник, а иногда, по настроению, даже и в кучу вонючего драконьего навоза!

Будучи убеждёнными вегетарианцами, питающимися исключительно прелой листвой и палыми мандрагоровыми яблоками, манямбры охотились вовсе не для того, чтобы прокормиться: по весне вокруг своих нор они плели особые сексуальные паутины для собственных неподатливых самок, при случае – с превеликим удовольствием темпераментно ублажая заодно всех, кто  туда попадался!

Увы, Грёза поняла это слишком поздно,  когда уже влипла по уши.

Сверхпрочные, чарующие, невидимые нити надёжно держали её в подвешенном состоянии. Вырваться было невозможно, сопротивляться – бесполезно. Несокрушимые сети обычно отпускали  жертву только после того, как…

Это было конечно, не смертельно, однако в планы Грёзы вовсе не входило.
Осознав своё унизительное положение, она зарычала в бессильной ярости, так злобно и громогласно, что ближайшие мандрагоры едва не лишились чувств, а пейзанская тройка испуганно прянула в сторону и встала на дыбы: телега, едва не опрокинувшись, вывалила седока в овраг.

Весенний манямбр, напротив, был столь любвеобилен, что его нисколько не смутил донельзя рассерженный опасный монстр, случайно угодивший в ловушку.

Недавний гнилой валежник исчез, обратился в членистоногое непонятное нечто – манямбра как такового. Издавая победные клики, он возбуждённо засуетился вокруг Грёзы, безнадёжно увязнувшей в липких тенётах, ловко опутывая её всё больше и больше.

Со своей стороны, Грёза не собиралась сдаваться так просто – извиваясь всем телом, пихалась, рявкала, угрожающе махала лапами и щёлкала зубами, пытаясь укусить, или хотя бы достать манямбра когтями, но тот, изрядно поднаторевший в своём деле, оказывался проворнее, а когда Грёзе удалось-таки его хорошенько пнуть, – манямбр, обиженно взвыв, смачно плюнул в оборотня обездвиживающим ядом.

Грёза мрачно почувствовала, что больше не может пошевелиться.


Конечно, на суровых просторах земель Троллических случались любители острых ощущений, специально попадавшиеся в сексуальную паутину, хотя это было подчас довольно рискованным развлечением, ибо манямбры, особенно по весне, проявляли на редкость богатую эротическую фантазию.
Впрочем, они вовсе не напрасно назывались благородными, в любом случае – неизменно любезно приобретая облик того, кого их жертва хотела больше всего!

Обескураженная Грёза не успела ещё ничего себе толком представить, как манямбр, изнывая от пылких желаний, навалился на неё бесформенным нечто.

С превеликим сожалением Грёза заставила себя пока не думать о том, как после всего – жестоко разорвёт манямбра на мелкие кусочки. Оставив планы мести на будущее, она попыталась сосредоточиться:

Недвусмысленно прильнувшая к ней аморфная масса тотчас послушно превратилась в полупрозрачного красавца в саване, похожего скорее на тень, чем на призрак. Его ангельски-прекрасный лик поражал чистотой и невинностью, однако – взор больших синих глаз был пугающе-тёмным и всезнающим, а губы – алыми от выпитой крови…

Предвкушающе облизнувшись, он набросился на оборотня с пламенными поцелуями.

- Носферату… – пробормотал пейзанин и на всякий случай тщательно перекрестился – выбравшись из оврага, он увлечённо наблюдал происходящее.

Грёза злобно косилась на него, по её мнению тому давным-давно полагалось убраться восвояси, но пейзанин, не обращал внимания на отчаянно кудахчущих пегасов, и не торопился – порочный интерес на его физиономии сменился откровенной алчностью.

Грёза моментально почувствовала сугубую опасность, ибо корыстные соображения пейзанина касались непосредственно её особы, более того, они заставили его забыть всякую осторожность – держа посеребрённый топор наизготовку, пейзанин начал угрожающе подкрадываться, явно намереваясь избавиться от манямбра и заполучить оборотня в качестве трофея – за подобных монстров власти неукоснительно выплачивали двойное вознаграждение. Но, не будучи окончательно уверенным, хочет ли он взять данного оборотня живым, или лучше – всё-таки мёртвым… размышления значительно замедлили его движение – привести свой замысел в исполнение пейзанин так и не успел.

Послышался топот приближающегося конного отряда – среди деревьев мелькнули белые плащи, блистающая броня и оружие. Вскоре сплочённым строем показались всадники: то были доблестные рыцари Святого Ордена, регулярный королевский ночной дозор, в сопровождении отряда ландскнехтов.

Опоздав совсем немного, следом подоспели представители соперничающего ведомства – люди в чёрном, Крестовые братья-инквизиторы, принадлежащие к тайной полиционерии брата короля, лорда Авраама Альфийского – ещё одни профессиональные борцы с нечистой силой, также привлечённые в этот участок леса недавним подозрительным шумом, многократно усиленным эхом: громовым рычанием оборотня, воплями манямбра и переполошенным кудахтаньем пегасов.

Крестовые братья и рыцари Святого Ордена, остановились, обмениваясь неприязненными взглядами, дисциплинированно ожидая распоряжений своих командиров, которые, напротив – старательно делали вид, что не замечают друг друга.

- Что здесь происходит? – резонно вопросил главный рыцарь Святого Ордена в доспехах червонного серебра, с неподдельным удивлением взирая на необыкновенную картину в свете луны и мандрагоры: страховидного оборотня, весьма угрюмо и явно не по собственной воле терпящего настойчивые домогательства прекрасного эфемерного юноши.

- Манямбр поймал оборотня и превратился в носферату, – охотно пояснил пейзанин.

- Забавно, – согласился главный. – Чувствуется, слюны манямбр не пожалел! – удовлетворённо заметил он.

- Да уж, плюнул, так плюнул! – подтвердил пейзанин. – Усмирил зверюгу!

- Ну а вы что здесь делаете в неурочное время? – сурово осведомился начальник орденцев вслед за этим.

Пейзанин не успел ответить.

- Браконьерствуем? – в свою очередь вкрадчиво предположил глава черноризцев. – За это можно и в тюрьму!

Разумеется, стражи правопорядка не намеревались делиться с пейзанином такой роскошной добычей, как оборотень, тем более, пойманный живьём.

Смекнув это, пейзанин тотчас принялся отнекиваться:

- Что вы, командир! Я тут мимо проезжал, домой торопился…

- А что ж  лесом-то? – подозрительно перебил церковник. – Опасно ведь…

- Ездить просёлком – дома не ночевать, – мудро ответствовал находчивый пейзанин. – Тролли под колёса прут!

- Кстати – да, – заметил рыцарь Святого Ордена, глянув на церковника как на пустое место. – Совсем страх потеряли.

- …А тут – такое!.. Просто посмотреть хотел. А так… ни-ни! Всё – ваше, всё – ваше! – понятливо продолжал пейзанин. – Просто посмотреть…

Представители Инквизиции расслабились.

- Действительно, а может, пусть он её – того… – цинично предложил один из ландскнехтов. – А мы посмотрим. Хотя бы развлечёмся… А то от скуки умереть… – он не договорил – вмешался всё тот же рыцарь Святого Ордена в доспехах червонного серебра:

- Один дурак сказал – другой повторил! – надменно попенял он подчинённому. – Не подобает благородным господам лицезреть непристойности. А ежели вам так служба скучна… По возвращении в расположение получите взыскание! – рыцарь поразмыслил и вынес окончательный вердикт. – На кухню, на презренные виды работ! – отчеканил он.

Со стороны черноризцев послышались смешки.

Ландскнехт сник.

      Рыцарь в серебряных  доспехах сделал короткий повелительный жест:
Разгорячённый манямбр в образе прекрасного носферату, всецело поглощённый своей жертвой, совершенно потерял связь с реальностью, и слишком поздно заметил, как на него обрушилась прочная, двойная, посеребрённая стальная наволочная сеть – основное орудие охотников на оборотней.

Крайне недовольный тем, что его отвлекли, манямбр взвизгнул, оглянулся, и снова превратившись во что-то невнятное, омерзительно-паукообразное, изготовился было оделить окружающих его рыцарей Святого Ордена сногсшибательной порцией яду, однако те оказались проворнее – хорошо осведомлённые о повадках манямбров, они немедленно открыли прицельную стрельбу из фузей – добрая дюжина серебряных пуль, выпущенных почти в упор,  прекратили его существование.

Бешено вертясь вокруг своей оси, манямбр завонял сероводородом, лопнул и – сдох…

Беспрерывно меняя конфигурацию, его останки ещё некоторое время отвратительно скреблись в последних конвульсиях, как будто он пытался бежать во все стороны сразу…

Несколько пуль угодило и в Грёзу, неглубоко застряв в её толстой шкуре, кроме того, впрочем, не причинив оборотню никакого особенного вреда.

Действуя согласно предписанию Королевской Инквизиции, рыцари Святого Ордена откупорили фляжки со святой водой и принялись тщательно кропить место происшествия.

Едва святая вода брызнула на тело мёртвого манямбра, – тот мгновенно почернел и съёжился, как паук, опалённый огнём, совершенно разоблачив тем самым свою демоническую сущность.
В противоположность тому на оборотне это мероприятие, опять же, не отразилось никоим образом – и Грёза ещё раз поздравила себя с  иммунитетом на подобные вещи.
   
Тем не менее, она по-прежнему валялась у обочины лесной дороги, надёжно обездвиженная ядом манямбра, рядом с его останками, опутанная вдобавок, ещё и стальной сетью, не в силах сопротивляться ничему и никому.

Рыцари Святого Ордена, прекрасно зная о том, что манямбровый яд обладает выраженным длительным действием, соответственно чему оборотень, оплёванный им, вряд ли сможет пошевелиться ранее, чем через трое суток, а потому, до тех пор абсолютно безопасен, посовещавшись меж собой, решили отвезти поверженного монстра в департамент Королевской  Инквизиции, чтобы сдать тамошним властям, рассчитывая на щедрое вознаграждение и повышение по службе.

Крестовые братья тут же любезно предложили рыцарям Святого Ордена освободить их от излишних хлопот и вызвались сделать это сами. Рыцари Святого Ордена вежливо, но твёрдо отклонили предложение. Между людьми-в-чёрном и людьми-в-белом повисла звенящая напряжённость…
 
Пейзанин почёл за лучшее не привлекать к себе излишнего внимания, забрался в телегу, стегнул пегасов и, осенившись крестным знамением, скрылся из виду.

И вот тут-то из ночного сумрака, верхом на белом пегасе, как нельзя более кстати – появился владелец провинции, его светлость князь Эли Бреальдьеге, хладнокровный и решительный!

Грёза сразу узнала этого человека по характерной ауре, полной бесстрашия и внутреннего величия, пронизывающих всё его существо.

Князю явно было небезразлично происходящее – по его ауре пробегали гневные алые вспышки (Грёза это видела, люди, конечно же – нет), однако, внешне он ничем не выдавал своих чувств. Вмешательство князя разрешило ситуацию.

Как всякая грубая реальность, сцена спасения оборотня не отличалась полётом фантазии – она оказалась на редкость скучной и донельзя меркантильной.

Конечно, на стороне князя Бреальдьеге были все права владельца данной местности – сложность заключалась в том, что полномочия королевских отрядов особого назначения, занимающихся борьбой с нечистой силой и курирующихся непосредственно Королевской Инквизицией, в данном случае – немного превышали его права.

Отлично понимая это, Бреальдьеге, не вдаваясь в подробности, договорился со стражами порядка до банальности быстро и просто – всего-навсего предложив им крупную сумму денег, вдвое больше той, которую они могли рассчитывать получить в департаменте, причём – сразу и безо всяких административных проволочек.

Утратив к пойманному монстру всяческий интерес, рыцари Святого Ордена двинулись в сторону государственного тракта. Крестовые братья исчезли в противоположном направлении.

Освобождённая из сети Грёза не шевельнулась.

Князь Бреальдьеге со вздохом взглянул на оборотня – Грёза, безусловно, нуждалась в том, чтобы о ней позаботились.

Недолго думая, князь отпихнул с дороги отвратительные останки манямбра и, подняв беспомощного зверя на руки, осторожно водрузил на своего пегаса, тревожно раскудахтавшегося от близости опасного демонического хищника.

Грёза только мрачно уставилась на князя – она не могла взять в толк, зачем ему всё это надо.

- Мы едем в мой замок, – спокойно сказал Бреальдьеге. – Там ты будешь в безопасности.

Глаза Грёзы – то суживались, чернея и поблёскивая как антрациты, то расширялись, наливаясь карбункульно-алым.

Ей было странно сознавать, что этот утончённый аристократ с восхитительно красивыми белоснежными руками, в первую очередь – добрый человек, спасший ей жизнь.
До сих пор – все люди были только её врагами или жертвами. Она привыкла – или нападать, убивая, или – убегать, спасаясь. Необыкновенный счастливый случай, произошедший с ней, не укладывался у неё в голове…

Но Грёзе пришлось принять это как факт – когда она оказалась в стенах замка Сказочная Твердыня, когда князь Бреальдьеге оказал ей помощь и окружил теплом и заботой в последующие дни…