Суперпушка. Глава 5

Они проснулись от оглушительного взрыва и воя самолётов. Стены блиндажа сотряслись, и с потолка посыпалась земля вперемежку со снегом.

— А где наши героические соколы?! — Паша заметался по блиндажу, прикрыв голову руками.

— Не мельтеши! — Федька ткнул Лёшку в бок и схватился за ружьё. — Давай, помогай! Паша, ящики прихвати!

Ребята выскочили из блиндажа и их тут же «окатило» землёй от взрыва.

— Бежать-то кудыть?! — Паша отряхнулся и огляделся. — Всё! Нам пипец!

В полузасыпанном землёй окопе лежали истерзанные осколками красноармейцы — бомба попала точно в ячейку для станкового пулемёта.

— А чего они бомбами? Снаряды что-ли закончились? — Лёшка тряс головой, пытаясь стряхнуть залетевшую в уши землю.

— Да не знаю, — Федька крутил головой, что-то соображая. — Паша, тащи вон то бревно, — наконец, придумал он, — пуганем этих стервятников…

Занимался рассвет и в утреннем небе отчётливо была видна эскадрилья «Лапотников», заходящих на круг для очередного бомбометания.

— Клади бревно на бруствер поперек окопа, — скомандовал Федька Паше.

Паша поднатужился, и тяжёлое бревно плотно легло в снег.

— Теперь поднимаем ружье колесами на бревно.

Паша взялся за ручку у ствола.

— Иыыы!

Ружье скользнуло вниз, но Паша вовремя придержал его за станины.

— Лёшка, найди подпору! Быстрей!

Фокин, пошатываясь, притащил два пустых ящика из-под гранат, оказавшихся впору.

— Сейчас мы им врежем! — оскалился Федька, наблюдая как «Юнкерсы» разворачиваются для атаки. — Паша, Лёша, держите станины. Будете поворачивать ружьё.

Осколочный патрон лег в казённик.

— Не добьём — далеко, — засомневался Лёшка.

Пилоты бомбардировщиков будто услышали его и, сделав «горку», стали валиться в пике почти над позицией бронебойщиков.

— Выше ствол задирай! — стал целиться Федька.

Моторы «Юнкерсов» взревели. Ружьё дернулось, выплевывая снаряд — мимо. Клацнул затвор, принимая новый патрон. Выстрел — снова мимо. От ведущего отделилась бомба и, противно визжа, устремилась вниз. Грохнул взрыв.

Горячей тугой волной Лёшку оторвало от станины и бросило на дно окопа. Федька покачнулся, выронив патрон, и только Паша остался стоять, широко расставив ноги.

Еще бомба, завизжав, разорвалась дальше, взметнув комья замерзшей земли.

— Лёха, вставай! — крикнул Федька, заряжая ружьё.

Тем временем «Юнкерсы», отбомбившись, заходили в атаку на небольшой высоте.

— Сейчас из пулемётов грохнут, — Фокин вцепился в станину.

В подтверждение его слов послышался треск пулемётов и пули расчертили дорожки фонтанчиками снега.

— Врежь им, Фёдор! — крикнул Паша, но следующая дорожка уперлась ему в грудь.

Тяжелая пуля пробила Пашу насквозь. Из открытого рта этого большого и сильного человека вылетел сгусток крови, измазав станину. Хлопнул выстрел ружья. Следующий за ведущим «Юнкерс» выпустил из-под капота сгусток черного дыма, пролетел над позицией бронебойщиков и ткнулся в землю. Остальные бомбардировщики резко прервали атаку, и ушли в сторону немецких позиций.

Тут же раздался рокот двигателей и звонкие хлопки танковых пушек. Снова взметнулась земля перед бруствером и Лёшка с Федькой не удержали ружьё. Оружие упало на станину рядом с мертвым Пашей.

— Что делать будем, Федь?

Ребята сидели на земле, прислонившись спинами к обваленным стенкам окопа.

— А что нам остаётся? Драться будем, Лёха…

Мокин покрутил головой, высматривая удобную позицию.

— Чего-то наши молчат. А, Федь?

— Фрицы далеко ещё. Наверное, ближе подпускаем.

— А может, и нет никого кроме нас?

— Да нет, есть. Вон шевелятся.

Федька как-то недоверчиво посмотрел на Лёшку.

— Не узнаю тебя, друг. Что за упадническое настроение? Ну-ка, соберись!

Фокин тряхнул головой, схватил горсть снега и протёр лицо.

— Я готов.

Они подхватили ружьё, отряхнули от земли и снега. Лёшка медленно провел рукавом по станине, где оставалась Пашина кровь.

Раздавшийся в небе шум заставил ребят поднять головы.

— Что это? — Федька удивленно таращил глаза.

— Не пойму, — Лёшка приподнялся и выглянул за бруствер.

Земля содрогнулась. Могучие столбы земли и дыма поднялись там, где шли немецкие танки, а за ними пехота.

— Наши лупят крупным калибром, — улыбнулся Фокин, наблюдая за взлетевшей башней «панцера». — Всё нам меньше достанется.

Но гитлеровские танкисты, видимо были опытными вояками. Шесть «Тигров» шустро выползли из-под огня нашей артиллерии и двинулись в обход позиции красноармейцев.

— А ведь уйдут, — вылезший на бруствер Федька зло сплюнул в снег. — Давай, Лёшка, хватай ружьё.

Прихватив ящик с патронами, ребята двинулись по окопу, поглядывая на ползущие «Тигры».

— Быстрей, Лёха! — торопил Федька, перепрыгивая через мертвых солдат. Фокин не отставал, благо окоп был широкий. Встречались и живые еще солдаты, склонившиеся с винтовками в ячейках. Они удивленно посматривали на странную парочку, тащившую диковинное ружьё.

— Куда?! Стоять!

Раздалась властная команда. Федька с Лёшкой наткнулись на того офицера без знаков различия, который был в блиндаже при допросе.

— «Тигры» вон там прорвались, товарищ командир, — ткнул пальцем в редкий лесок Федька и, подтверждая его слова, из редколесья выкатили танки с крестами на башнях. Звонко хлопнули выстрелы, и перед окопом вздыбилась земля.

— А, чёрт! — офицер дернул плечами, стряхивая грязные комья. — Никелин! Давай со своим расчётом на правый фланг!

— Есть.

Мимо прошли бронебойщики, неся противотанковое ружьё Симонова. Федька с Лёшкой скептически проводили их взглядами. Это заметил офицер.

— А вы что встали? Пристраивайте свою бандуру…

Мокин взглянул на атакующие танки и занимающего позицию расчёт Никелина.

— Лёшка, устанавливай ружьё. А вы, товарищ командир, помогайте — оно тяжелое.

Офицер недовольно хмыкнул, но помог. Заняли позицию и замерли, глядя на приближающие танки фрицев. «Тигры» ползли быстро, подминая гусеницами снег.

— Стреляй! — скомандовал офицер.

— Рано ещё, — ответил Федька, наводя ружьё. — Ближе надо подпустить. Лёха, бронебойный!

Расчёт Никелина не вытерпел и начал стрелять, вышибив из борта переднего танка несколько мелких искр. «Тигр» чуть изменил направление своего движения, подставив срез борта под Федькин прицел. Грохнуло ЛПП, проделав в танке аккуратную дыру. «Тигр» встал.

— Не понял, — удивился офицер, разглядывая обездвиженный танк.

— Бронебойный! — Федька повел стволом немного в сторону. Щелкнул затвор. Выстрел. Второй «Тигр», зарываясь передом в снег, ткнулся пушкой вниз.

— Меняем позицию! — крикнул Мокин, подхватывая ствол ружья. Федька и офицер шустро помогли.

Танки замедлили ход и дружно выстрелили по окопу в то место, откуда стрелял Федька. Лёшка злорадно захихикал, устанавливая ружьё. Тут ещё и расчёт Никелина проснулся, пытаясь сбить гусеницу одного из танков. «Тигры» закрутили башнями.

— Бронебойный! — прицелился Федька. Щелчок затвора — выстрел. Щелчок. Выстрел.

— Не зевай, товарищ командир! — Федька, меняя позицию, показал рукой на танкиста, вылезавшего из подбитого танка. Офицер поднял автомат и танкист, содрогаясь от попаданий пуль, сполз обратно в башню.

— Лёха, не спи, заряжай! — орал в боевом угаре Мокин, дырявя четвертый «Тигр». Оставшиеся, неуклюже пятясь, попытались скрыться в лесочке. Федька расстрелял их методично, причем, шестой танк выдержал несколько попаданий, но Мокин, стиснув зубы до скрежета, палил, пока из «Тигра» не повалил редкий дымок.

 

 



— Товарищ Архангельский! Я прошу вас выйти! Вы мешаете!

Капитан госбезопасности кричал на офицера без знаков отличия. Федька с Лёшкой сидели перед капитаном и писали отчёты о прошедших испытаниях нового противотанкового ружья.

— Что будет с ребятами? — вопрошал Архангельский, чувствуя, что отчётами они не отделаются.

— Не ваше дело, товарищ подполковник!

Капитан поднялся со стула.

— Кстати, не уходите далеко. Ваши объяснения мне тоже понадобятся.

— Объяснения?! Вы о чём?!

— А где планшет капитана артиллерии, который Мокин передал вам. Это из показаний Мокина…

— Планшет взял ваш коллега — старший лейтенант госбезопасности Яцков. Он же взял фотографии подбитых новых немецких танков. Моя группа разведки специально ходила в тыл к немцам, чтобы их сделать…

— Вот и напишите об этом подробно.

 

 

 



Сталин, сидя за столом, рассматривал чертежи противотанкового ружья ЛПП-25, попыхивая трубкой. Сверху чертежей лежали фотографии, на которых были запечатлены подбитые немецкие «Тигры» и «Пантеры». Верховный понимал, что ситуация на фронте колеблется, как чаши весов и одно его неверное решение может склонить немецкую чашу к победе.

Страна с трудом налаживала военное производство на эвакуированных предприятиях — не хватало вагонов, паровозов, электрических мощностей, да и квалифицированных рабочих. Инфраструктура еле выдерживала нагрузку военного положения, испытывая огромный дефицит: от дров для отопления до компонентов легирования стали. Помощь союзников была мизерной, пусть и своевременной, но неудачный проход конвоя «PQ-17» в июле 1942 года, затормозил и эти поставки.

Разгром фашистских войск под Сталинградом дал стране победно вздохнуть. Немного, но победно. Однако, вопросов еще было очень много.

Верховный нажал кнопку звонка, вызывая секретаря. Секретарь зашел, застыл около дверей в кабинет.

— Срочно вызовите ко мне генерал-лейтенанта Федоренко, — сказал Сталин, вытряхивая пепел из трубки в пепельницу.

Яков Николаевич Федоренко был на тот момент командующим бронетанковых войск Красной Армии, прекрасным организатором и управленцем. Он лично контролировал переброску всех производственных мощностей для производства танков — начиная от отдельного станка и заканчивая целым заводом. Помимо этого он хорошо разбирался в технологиях и особенностях танковых конструкций, а Сталин очень уважал таких людей, ибо признавал аргументацию ответов на свои вопросы до мельчайших подробностей.

А вопрос был очень важный — получат ли войска новое противотанковое ружье, или будет сделана ставка на переоснащение «Т-34» новой пушкой, способной пробивать броню немецкого «зверинца» с расстояния больше четырехсот метров.

Федоренко прибыл через час. Вошел в кабинет усталый, с красными от простуды глазами.

— Присядьте, Яков Николаевич, — предложил Верховный и приказал секретарю. — Принесите нам чаю с лимоном.

Федоренко присел, сильно обеспокоенный ночным вызовом. Сталин протянул ему чертежи и отчеты испытаний ЛПП-25.

— Что вы на это скажете, Яков Николаевич? Нужно ли нам сейчас это оружие? И если нужно, то выдержим ли серийный запуск без ущерба для производства бронетехники?

Федоренко посмотрел на чертежи, минут пять читал отчет.

— Ружьё очень интересное, — наконец, сказал он. — И нашей пехоте пригодится, несомненно, но…

Сталин, набивавший трубку, замер.

— Серийное производство ствола конической формы, — продолжил Федоренко, — на данный момент технически невозможно. Для этого требуется разработка новых станков с принципиально новым оснащением. Это займет много времени и отвлечения специалистов. К тому же вольфрамовый сердечник бронебойного патрона делает боеприпас весьма дорогостоящим для такого вида оружия.

Верховный отложил трубку так и не набив её табаком.

— Ко всему прочему, — Яков Николаевич встал, — нужно выделить на производство ружья отдельные мощности или строить новые. И я считаю, что легче и дешевле, а главное — быстрее, будет провести работу по установке на наши танки орудий более крупного калибра. Тем более что такая работа уже проводится и уже есть результат. А вольфрам пустить на сердечники для снарядов к пушкам ЗИС-2. Да они тяжелее и менее маневренны, но их серийное производство уже отлажено, и они поступают в войска. Повторю, товарищ Сталин, главная проблема — это производство для ружья ствола конической формы.

Зашел секретарь Сталина с подносом, поставил стаканы, чайник и блюдце с лимоном.

— Пейте чай, товарищ Федоренко, а я выйду на минуту, — сказал Сталин.

 





Сталин отсутствовал в кабинете полчаса. Федоренко пил чай и нещадно потел — то ли от простуды, то ли от страха. Иосиф Виссарионович вернулся в кабинет, когда генерал-лейтенант допивал остатки чая.

— Мы решили, — сказал Верховный, — что вы, товарищ Федоренко, на правильном пути. Партия ждет от вас решительных успехов по оснащению наших танков новыми пушками. Идите, работайте, Яков Николаевич.

 



Вскоре, Яков Николаевич Федоренко получил звание генерал-полковника бронетанковых войск, а в газете «Правда» было опубликовано открытое письмо Лауреата Сталинской премии, депутата Верховного Совета РСФСР Сергея Симонова —

«В своем письме с фронта бронебойщик товарищ Никелин сообщал мне, что вместе со своим расчетом он вывел несколько «тигров» из строя. Мое противотанковое ружье пробило хваленые немецкие «тигры». Заслуга бронебойщика Никелина заключается в том, что он нашел уязвимое место в «тигре» и положил начало истреблению «тигров» огнем из противотанкового ружья.

При сборке ствола с коробкой надо убедиться в том, что клин надежно закрыт и удерживается штифтом. В случае, если при разборке клин выходит с затруднением и штифт не выпускается или не запирается, ружье применять нельзя. В этом случае немедленно следует доложить командиру и передать ружье для проверки и исправления».

 



— Лёшка, это как же так?! — Федька отложил газету в сторону. В его глазах сверкали слёзы обиды. — Скажи мне, друг, и как после этого?..

— Тихо ты, — прервал Фокин, оглядываясь по сторонам. — Война, друг, это не только истребление противника, но и большая политика.

— А тебе не кажется, что мы уже второй раз вертимся внутри этой политики? — Федька махнул рукой в сторону бараков лагеря, где за колючкой прогуливался сержант Цапля. — Ты еще скажи, что мы на очередном задании.

Лёшка помолчал немного.

— Нет, не скажу, Федь. Но мы ещё живы, и не в бараке для заключённых. Думаю, у нас ещё будет время… Война-то когда-нибудь закончится…