Солярный Знак

Солярный Знак
«В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что, казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть.»
12 Стульев

Безмолвие. Ум мой спокоен настолько, что нет и этого самого слова «безмолвие». Покой и пустота, тело давно уже позабыто. Оно, кстати, восседало на новеньком коврике для йоги скрестив ноги. Для меня существует лишь сострадание ко всем живым существам, ведь даже в крохотном создании кроется природа Будды. Вдруг в уши бьёт истошный вой сирены:
- Увага! Повітряна тривога!
Зберігайте спокій! — эта фраза звучит на улицах города каждый день. Как и было в ней сказано, я сохраняю спокойствие, вне зависимости от того, что происходит в этом иллюзорном мире. Правда медитировать теперь будет трудно, ведь как ни затыкай окна и двери, этот вопль все равно пробьется дрожью сквозь бетонные стены. В последнее время я экономлю, но есть хочется все больше и больше. Отдираю прилипшие ляжки с коврика и поднимаюсь, чтобы пойти на кухню. Ноги ужасно затекли, сколько же я просидел так? Мышь в холодильнике блюдет аскезу, на обед сегодня, похоже, будет пшенка. Нет, она кончилась, как и овсяная каша. Еды нет, денег нет, работы тоже нет. В довоенное время я перебивался сомнительными заработками, питался на вписках или попросту попрошайничал. Я называю это подаяниями, как монахи. Своего рода бродяга Дхармы. Раньше я жил богемой в Киеве, сейчас приехал перекантоваться в этот захудалый городок на оставленную квартиру тетушки. Она уехала от войны в Европу, дала ключи, чтобы я приглядывал за жилплощадью. Где найти хоть немного денег или еды такому, как я?
— Кажется... был у меня один дружок, предлагавший какую-то непыльную работку, — подумал я и достал мобильный.
Костя работает в похоронке, дело несложное — приехать в морг, забрать жмура и отвести на погост. Делов на 4 часа, платят триста гривен за смену. Я захожу в телеграм, звоню моему старому дружку и назначаю встречу: сегодня в 12, офис у магазина «АТБ». Дресс-код - черный верх и низ, туфли или ботинки. Из черных футболок у меня есть только одна, с черепом, надеюсь пойдёт.
 
Пасмурно. Лучи майского солнца пробиваются сквозь серые тучи и отливаются золотом на куполах храма справа, через дорогу. Я уже близко, вот оно. Похоронный дом «Анубис», маркетолог этого заведения просто бог, наверное, египетский. Назвать похоронку именем властителя царства мертвых — это сильно. Ручка двери сперва не поддаётся, я дергаю посильнее и вхожу.
В помещении, доверху набитом огромными венками и дощатыми гробами, стоят трое мужчин и о чем-то смеются. Все они одеты одинаково, аккуратные черные рубашки, а на левых рукавах красная траурная повязка с черной лентой посередине. Заметив меня, один из них подходит и бодро жмёт мне руку, друган Костик.
— А это у нас, ребята, новенький! — декларирует он остальным.
Я подхожу ближе и жму руку остальным, мужчина постарше спрашивает: «Соли употребляешь?»
— Нет, а у вас принято? — неловко отвечаю я.
— Было, если можно так выразиться. Работал здесь мужик с нами, вроде все нормально, жена и малолетняя дочка, а вот как начался карантин... — хмуро повествовал старый мужичок, — там жмуров было немеряно, копать не перекопать. Тут Павлуша и сломался, а потом как обычно, попал в плохую компанию, и началось. Так через годик сгорел. Сегодня мы хороним нашего товарища и коллегу, — мужчина перекрестился двумя перстами и опустил взгляд.
Стало жарко и я расстегнул свою осеннюю куртку. Рабочие залились громким и резким хохотом, но затем осунулись.
— Ну ты и дурак, ****ь, не мог футболку нормальную взять? — третий сделал мне замечание.
— Да я думал будет в тему...
— Ладно, меня, кстати, Данилой звать, а это Веля, — сказал он и показал на того мужичка постарше.
— Велеслав! — поправил мужик.
Костик был худощавый парень с длинной челкой и выраженными жесткими скулами. Данила смуглый, с длинными черными волосами и кучерявой бородой. Велеслав выглядел старше их вместе взятых, приплюснутый, лысоватый мужчина с яркими зелёными глазами, выглядит совсем не под стать экзотическому славянскому имечку.
Мы погрузились в катафалк и покатились вперед. Я закрыл глаза и старался быть отрешенным от происходящего вокруг, и от того чем я занимаюсь. Скоро придется носить труп, а их я боялся больше всего. Даже когда хоронили близких, было неприятно смотреть в эти неживые глазенки. Погружаясь во мрак, я услышал, как кто-то включил радио. Под ненавязчивую песенку я прикорнул…
— Просыпайся, приехали, — будит меня Веля, громко похлопывая по плечу.
— А куда приехали-то? — спрашиваю я спросонья, даже не поминая, где нахожусь.
— Как куда... в морг.
Выкарабкавшись из машины, я вижу белые стены одесского областного морга. Водитель Веля открывает багажник и все мы достаем длинный и тяжелый гроб. Наша бригада едва просовывается с этим громоздким изделием в двери и оставляем его на полу внутри. Мы идем по узким коридорам этой конторы. Навстречу выходит местный патологоанатом, заспанный небритый мужчина лет сорока. В халате, скорее грязно-белого цвета. На руках его рваные перчатки, а ладони все испачканы какой-то слизью. Он курит, совсем близко к губам поднося свои вымаранные трупным ядом пальцы.
— Здравы будьте, слуги Анубиса! — радостно нас приветствует врач. Он проводит рабочих до стола и показывает того самого Павлика, нашего сегодняшнего клиента. Бледный, тощий жмур с короткими черными волосами.
— Причина смерти - передозировка дизайнерскими наркотиками, — констатирует доктор, — точно вещества мне не узнать, да это уже и неважно.
Сегодня я новенький, поэтому руками касаться трупа меня не заставят. Я лишь достал четки и начал буддийскую молитву из тибетской книги мёртвых. Данила с Костей взяли Павлика по рукам и ногам, ухнули и понесли на выход вперед ступнями. Они закинули его в гроб, а затем уже взялись за работы все вчетвером. Проходя ступеньки, я поскользнулся и упал, пацаны уронили гроб, крышка раскрылась и Павлик покатился вниз. Я в свою очередь скользил на копчике вслед за ним. Еще один нечаянный кувырок, и мы встретились лицом к лицу со жмуром. Глаза открыты, меня пожирает этот холодный и отстраненный взгляд. Со мной случился паралич и, в сущности, прямо сейчас нас с Павликом ничего не отличает. Ребята подбегают сзади и оттаскивают меня от тела, я лежу враскорячку на ступеньках. Мне холодно и страшно. Мимо проходит бабка, она крестится и ускоряет шаг, чтобы не видеть этой мерзости. Не видеть, как молодые пацаны пытаются поднять голый труп своего друга с мокрой поломанной плитки. Им помогает Веля, и они снова грузят гроб и закрывают его поплотней.
— Эй, ты в порядке? — растерянно спрашивает меня Данила, шлепая по щекам.
Я встаю и отряхиваюсь, мы дотаскиваем груз до автомобиля. Просовываем в багажник и едем дальше. Костик достаёт термос и наливает мне кружку чая с коньяком. Я делаю пару глотков и постепенно прихожу в себя.
Следующая остановка — погостная церковь. Через главные врата мы вносим двухсотого к алтарю. Здесь уже собрались все, родня, мамочка с дочкой и родители Павлика. Начинается панихида.
— Слышь, пойдём покурим, — шепотом говорит мне Веля.
Мы выходим во дворик. Здесь чисто и спокойно. Я вообще не курю, но и к православию тоже мало отношусь.
— Не переношу я попов этих, да и запах там стоит... — начинает Веля, — вонища! Я вообще, по родноверию больше. Ну знаешь там, славяне — Перун и Велес. Даже имя взял Велеслав, крестили-то Вениамином, так и Веню я сменил на Велю. Потом еще делал обряд раскрещивания, чтобы со всей этой жидвой порвать.
В это время он вытряхивал до половины табак из сигареты на ладонь. Потом передал табачок мне, а сам достал какой-то пакетик с маленькими кристаллами, достал парочку и засыпал в цигарку, взял у меня табака и присыпал, потом подкрутил на конце.
— Ща мы с тобой раскуримся реально по-православному, - дрожащим голосом сказал Веля. Его зеленые глаза блестели каким-то загадочным светом. Он поджёг сигарету, сделал первую затяжку и протянул мне. От одного раза ничего не будет, хотя... так же думал и Павлик. Какое это кощунство, потреблять наркотики на похоронах наркомана. Ладно, была ни была. Я взял косяк и тоже сделал затяжку. Дым быстро прошел внутрь, обжигая мои лёгкие. Вещество из дыма всосалось стенками двух моих ветряных мешочков, и глаза слиплись сами собой. Я почувствовал, что из моей груди наверх разливается теплая волна эйфории. Она охватывает голову и уходит под черепную коробку. Мозг переклинило, и я ощущаю, будто бы уже вот-вот, что через секунду наступит то долгожданное счастье, просветление, к которому я так долго иду своими духовными практиками. Веля уже давно докурил, а я пошёл обратно в церковь. Мне интересен эффект этого вещества, поэтому я буду разглядывать окружающий мир, вдруг попадутся неожиданные детали. Пристроившись сзади моих коллег, я прислушиваюсь к заупокойному молебну. На меня обращает внимание Данила. Этот высокий длинноволосый и смуглый парень... он смотрит на меня карими глазами, смотрит с укором, свысока. Как Христос, чья икона стоит у него позади, за левым плечом. Я отворачиваюсь и вижу справа от священнослужителя икону. Это изображение Святого Христофора, он кинокефал, человек с собачьей мордой. Я как-то давно читал об этом, родом он был из племени язычников со звериными ликами. Переведя взгляд на попа, я заметил, что у него как-то странно выглядело лицо. Он был похож на шакала, лицо чёрное и мохнатое, вытянутая морда и длинный нос. Оказалось, что, найдя себе подработку я вступил в орден служителей Смерти. Мы — Культ Анубиса, помогаем Ему проводить души умерших в загробное царство. Коронавирус, эпидемия соли и война — все это великая жатва нашего Чёрного Бога.
Панихида близилась к концу, и мы все подошли снова ко гробу, и потащили его во двор, а затем через кладбище к свежевырытой могилке. Вокруг собрались родственники, среди них и брат Павлика со своей девушкой. Он обнимал ее, а она уткнулась в его грудь, чтобы не смотреть на происходящее. Правильно, ведь кто-то умирает от передозировки или на фронте, но ведь кто-то же должен остаться и дать Родине новых сыновей. Вот и эта парочка после похорон пойдет домой, в тихой и уютной обстановке заниматься любовью, делать детей, не смотря на все тягости и лишения жизни. Это неумолимый ход колеса перерождений, а мы лишь позаботимся о погребении тех, кто завтра родится вновь.
Родители Павла поскупились на хороший гроб, поэтому ребятам придётся забивать крышку гвоздями.
— Ща начнётся, — цинично заметил Костик, — затыкай уши.
Я бью два раза: один — по ноздре, другой - по крышке гроба. Когда Данила начал вбивать первый гвоздь, мать заревела во все горло. Начался ужасный вопль и плач, народ было уже не остановить. Видимо, момент заколачивания гроба с родным сыном является самым драматичным на похоронах. Он закончил и мы, подхватив футляр с человеком, погрузили его под землю. Каждый из родственников кинул горсть земли на Павлика, а мне было велено с пятилитровой баклажкой отмывать грязные руки скорбящих от кладбищенского чернозёма. От почвы, нас всех вскормившей, той, которая нас всех к себе и возьмет. Это было словно омовение, я чувствовал себя в этот момент богоподобным. Когда я омыл кисти двенадцати родственников усопшего, работа была окончена. Пришли могильщики, они будут копать. Мы лишь носильщики, поэтому делать нам здесь больше нечего. Сели в машину и поехали в офис, где Веля раздал каждому долгожданную получку в размере трехсот гривенников.
— Ну что, мужики, по пивку? — потирая ладошки сказал Данила.
Все согласились, и мы пошли в соседнее «АТБ» за пивом. Скинулись. Данила пошёл в магазин, а Костя ушел поссать за угол. Мы с Велей остались у стены магазина, охранять товарища от взора незнакомцев. Я разглядывал бескрайнее украинское поле, а Веля тем временем забивал новую цигарку: «Будешь? — поинтересовался он.»
Я в свою очередь обнаружил, что эффект прошлого покура заканчивается, его сменяет сильная тоска. Необъяснимый импульс заставил меня снова взяться за этот тлеющий кусок пергамента и вдохнуть синтетического дыма. Попустило, стало даже немного легче и лучше. Тут вышел Данила, а потом и Костя вернулся.
— Ты что это новенького скуриваешь, пидорас! — закричали они оба и накинулись на Велю с кулаками. Пока я находился в солевом блаженстве двое моих коллег насмерть забили третьего. Веля находился в том же состоянии, что и я, поэтому ничего не почувствовал перед смертью.
— Тебе что, Павлика мало, гнида ****ая!
Ребята с пивными банками в руках, одетые в красивые черные рубашечки с красными повязками на рукавах, пинали третьего, такого же носильщика. И тут меня поразила живописность происходящего. Это чернорубашечники, молодые фашисты, а то, что сейчас происходит есть самый настоящий Пивной Путч! Если абстрагироваться от пивных банок у них в руках и взглянуть еще и с другой стороны, мальчики назвали Велеслава пидорасом, а Ромм, убитый нацистами в Ночи Длинных Ножей тоже был гомосексуалом. Все сходится, я в кино, прямо сейчас я созерцаю картину Лукино Висконти «Гибель Богов».
— Ах, как же это красиво, какие чувства и эстетика, такого в наше время уже не снимут... — подумал я. Подняв зеленую пивную банку с пола я обернулся и ушёл в поле. Надо мной поднималось небесное светило, это Ра едет в своей барке с Востока. В поле никого не видать, я здесь совсем один, а в руках зеленая банка пива с причудливым символом. Павлик погиб от передозировки, а его доченька осталась здесь жить. Велеслава насмерть забили коллеги ногами у магазина, а брат Павлика сейчас зачинает новую жизнь со своей девушкой. Жизнь – это одинокое странствие под палящим солнцем. Дорога, по которой мы идем, ведет в никуда. И неизвестно, где встретит нас смерть. Когда вспоминаешь об этом, все в мире кажется пустым и ничтожным. И тогда наступает прозрение. Туборг. Подумай о главном!