Коллекционеры

В девяностые годы мы с мамой жили плохо. Папа погиб на стройке в результате несчастного случая – оборвался страховочный трос, оставив нас почти без гроша в кармане, потому что почти все наши сбережения ушли на похороны, а нечестный работодатель дело замял, так и не выплатив компенсации. 
Хотя в то время почти все жили не ахти, что и говорить. У нас была крыша над головой, на еду хватало, так что грех жаловаться. Да, мне не пришлось стоять на паперти с протянутой рукой, но и того изобилия, которое получают современные дети от своих заботливых родителей, в моём детстве не было. Многие вещи, которыми тогда наполнились прилавки магазинов я видел лишь по телевизору. Особенно это касалось игрушек. Нет, я не стану рассказывать грустную историю о том, что у меня их было всего две и прибитые к полу. Игрушки были, но каждую нужно было ценить на вес золота, ведь мама работала санитаркой в больнице, а по вечерам мыла посуду в ресторане, а за такую работу миллионы, увы, не платят. Поэтому меня всегда учили аккуратно обращаться с одеждой, обувью, не тратить карманные деньги на ерунду, ведь новые порой вещи не на что было купить, да и за ремонт старых пришлось бы отдавать лишнюю копейку, которая, как я уяснил, никогда не бывает лишней.
И я, надо сказать, был довольно умным для маленького ребёнка, понимал, что маме очень трудно, потому что видел, как она приходит с работы вымотанная, с растрёпанными волосами и в бессилии буквально падает на диван и сразу же засыпает, порой не раздеваясь. Поэтому я не капризничал, и никогда особо у неё ничего не просил, только если она сама предлагала.
Когда мне было лет семь, ей дали путёвку в санаторий на Юг. На обратном пути мы должны были пересесть в Москве с одного поезда на другой, и нужно было выждать немного времени на вокзале.  Пока мама смотрела на табло расписание поездов, отыскивая нужный, я жадно рассматривал светящуюся витрину тамошнего магазинчика, где помимо жвачки, шоколадок и всякой мелочёвки, типа брелоков лежали ещё и игрушки. Особо меня привлекла коробка с надписью «Битвы Fantasy. Штурм Каземата». На картинке были изображены пираты, которые с пушкой на перевес штурмовали подобие Средневекового замка.
- Понравилось что-то? – услышал я за спиной мамин голос.
Я кивнул.
- Хочешь куплю?
- Мам, -сразу спросил я по привычке, - а мы себе это можем позволить?
- А ты покажи, а я решу, - ласково сказала она, улыбнувшись.
Я ткнул пальцем в заветную коробку.
Уже через час я ехал в поезде и рассматривал свои трофеи. Внутри оказались пластмассовые фигурки пиратов-солдатиков. Они были необычные, без подставки, таких я раньше не видел, зато выполненные очень живо, натурально, вплоть до мелочей: шрамов, жутких гримас, застывших на пластмассовых лицах, пряжек на ремнях, кинжалов за поясом. Также там прилагался пластмассовый замок-конструктор, две маленькие пушки, из которых можно было реально стрелять маленькими пульками и правила игры в виде кодекса, в котором ещё были напечатаны другие отряды с характеристиками бойцов и описанием их способностей. А также карточки с заклинаниями, что навсегда делало этот мир волшебным и неповторимым.
С тех пор и началось моё увлечение этой игрой. Не стану утомлять рассказами про то, как в неё играть, всё равно непосвящённые не поймут, отмечу только, что сначала я играл исключительно сам с собой.
Времена были такие, что в моём крохотном городе, где закрылось два крупных предприятия, снабжавшие работой больше половины жителей города, оставив взрослых наедине с безденежьем, безнадёгой и бутылкой с белой жидкостью на столе. Пока родители заливали горе, другие мальчишки шарились по свалкам и недостроям, крутили хвосты собакам, пробовали курить, нюхать клей, воровать по мелочи, но не я. Мама, хоть и работала, как проклятая, не опускала руки, и если её увольняли с одного места, сразу же находила другое, чтобы мы не сидели без куска хлеба, не забывая при этом держать меня в ежовых рукавицах. Именно поэтому для меня она навсегда осталась символом стойкости и мужества, и поэтому я не пробовал скорбные радости дворовой жизни вместе со всеми. За то, что я был домашним мальчиком мне, конечно, прилетало от одноклассников, но, учитывая, что сейчас многие из них уже обрели вечный покой, я делаю вывод, что мама всё-таки оказалась права.
Разумеется, друзей у меня было немного. Но в четвёртом классе к нам посадили белокурого тощего мальчугана Мишу, такого же тихого и домашнего, который стал моим сменщиком в плане получения тумаков. Однажды на перемене Мишка рылся в рюкзаке. К тому моменту мы успели немного пообщаться и, можно сказать, стать приятелями, и я, сидя за партой, внимательно наблюдал за ним. Мне было интересно, что же он там ищет. К моей нескончаемой радости Мишка извлёк из недр рюкзака несколько знакомы фигурок…
Вот так и началась моя долгая дружба с Мишкой. Какие баталии мы устраивали, сколько историй придумали, какие миры нам открылись, словами не передать. Мы часами могли сидеть со своими солдатиками и крепостями по очереди дома друг у друга, должно быть, на радость родителям, потому что нас было не видно и не слышно. Разве что мы иногда начинали спорить, но это было так, по-дружески, попал снарядом-не попал, убил в рукопашной-не убил, решалось всё быстро и также быстро забывалось.
У Мишки тоже не было отца. Он никогда не говорил, что с ним стало. Да, я и спросил только один раз. Он весь насупился, почернел, как туча и буркнул одно слово: «Ушёл». После этого тема отцов была навсегда закрыта.
Но жил мишка лучше, чем я. Его мама работала главным бухгалтером на фирме у какого-то барыге, поэтому мне даже порой было неудобно приходить в их отличную квартиру, обставленную куда богаче, чем наша. 
Несмотря на это, я не испытывал особого дискомфорта, находясь у Мишки в гостях. Дело в том, что его мама всегда хорошо меня принимала. Она была очень рада, что у её очень замкнутого и необщительного сына наконец-то появился друг, хотя она была очень властной женщиной и контролировала почти каждый его шаг. Он не мог гулять до десяти вечера, должен был объяснять почему позже пришёл из школы, а когда у него появился сотовый, она звонила ему на дню, наверное, раз по пять. Даже моя щепетильная мама обо мне так не беспокоилась.
Мы с Мишкой росли, и со временем игры стали отходить на второй план. Но мы своё увлечение не забыли. Ну, может, на какой-то момент, когда солдатиков задвинули на второй план рок-музыка, девчонки, Интернет (в седьмом классе Мишке купили компьютер, и мы с удовольствием освоили все прелести виртуального пространства), они были убраны в коробку и спрятаны в чулан, но не выброшены на помойку.
После школы мы продолжили крепко дружить, хотя наши дороги чуть разошлись: я решил учиться на менеджера, а Мишка поступил в физико-математический институт, выбрав ипостась тихого инженера, которая ему, кстати, шла.
Случилось так, что на старших курсах мы встретились как-то раз в кафе, и под холодное пиво вспомнили былое. Тогда-то Мишка и поделился, что недавно его мама разбирала чулан (он так и остался жить с мамой, в то время, как я практически сразу нашёл ночную работу и съехал от матери на арендованную квартиру) и нашла его солдатиков. Именно в тот момент он увлёк меня идеей коллекционирования.
Это хуже алкогольной зависимости, скажу я вам. У Мишки количество отрядов, разумеется, было больше. Поэтому, изначально, мне пришлось быть в роли догоняющего. Благо, у меня появился инструмент, которым я не обладал в детстве – Интернет. Через аукционы и сайты объявлений мне удалось разыскать людей, Которые давно перешли рубеж детства и расстались со своим увлечением, и я начал пополнять свою коллекцию, покупая фигурки, оружие, замки, по сути, за бесценок. Мишка тоже старался не отставать. В итоге у нас началось дружеское соревнование, которое в итоге закончилось плохо.
Иногда мужчин захватывает азарт, такие уж мы, не дать не взять. Существовал такой отряд «Гуроны», довольно редкий и достаточно дорогой, ни у Мишки, ни у меня ещё его не было. В один из дней на «Авито» я увидел, что его наконец выложил один парень, причём, из нашего города. Я тут же с ним списался, и на радостях, позвонил мишке, чтобы поделиться хорошей новостью. На следующий день я позвонил продавцу, чтобы назначить место и время встречи, а он сказал, извиняющимся голосом:
- Простите, но я их уже продал.
- В смысле? – взбеленился я. – Мы же с вами вчера договорились.
- Да, я понимаю. Просто на меня вышел парень, который предложил цену в два раза больше. Я не смог устоять …
Я в расстройстве едва не бросил трубку, но сдержался и спросил:
- Он был такой белокурый, тощий, небольшого роста?
- Да.
Больше мне было не надо. Я знал, что это Мишка. Друг, называется. Увел давнюю мечту из под носа! Я жутко обиделся. Нет, конечно, в душе я понимал, что ссора из-за солдатиков, когда тебе уже двадцать пять, это как-то совсем уж глупо и по-детски, но тут дело было не в них, а в принципе. Меня бесил тот факт, что Мишке и так всю жизнь всё легко доставалось, благодаря его матери, а я у него был, как некрасивая подруга или бедный родственник.
После этого я прекратил с ним общение. Мишка, конечно, быстро смекнул в чём дело, осознал вину, пытался извиниться, писал, звонил мне почти каждый день, и я в душе его уже почти простил, потому что слишком многое нас связывало, но как только рука тянулась взять трубку, обида острыми шипами вонзалась в моё сердце, выпуская из него чёрный яд, который разливался по телу и заставлял игнорировать Мишку дальше.
Так мы потеряли связь почти на пять лет. За это время я успел устроиться на хорошую работу в офис, жениться. У меня родился замечательный сын. В обыденной суете, среди трудовых будней, неразберихи, пелёнок, распашонок, капризов жены, солдатики вместе со всем своим скарбом были убраны со стенки, где занимали почётное место на полке, аккурат по центру, сложены в коробку и убраны на антресоли, до лучших времён, пока ребёнок не подрастёт.
Но вот однажды вечером произошло следующее. Я засиделся на работе, писал какой-то очередной отчёт, как вдруг мне позвонили на мобильный с незнакомого номера.
- Алло, - я в таких случаях редко беру трубку, подозревая, что это очередные рекламщики или мошенники, но иногда могли ведь позвонить и по работе, поэтому пришлось ответить.
- Привет, - раздался в трубке тихий, сначала, как мне показалось совершенно незнакомый голос.
- Кто это?
- Слава, ты меня не узнаёшь? Это я, Миша.
Меня в тот момент, как током передёрнуло. С чего это ему приспичило мне позвонить, если столько лет не общались? Голос у него сильно изменился, стал каким-то совсем что ли истончившимся, дребезжащим, как стекло, совсем не Мишкиным что ли.
- Слушаю тебя, - ответил я.
- Слав, тут такое дело, не знаю, как сказать…В общем, купи у меня «Гуронов», - с ходу огорошил Мишка.
- Что? В смысле? Зачем?
Удивил, так удивил, нечего сказать.
- Очень нужно. Дай, сколько можешь. Только очень срочно, пожалуйста. Могу любой другой отряд тебе продать, у меня ещё осталось немного, не всё купили. «Гуронов» я для тебя держал просто, не хотел никому другому отдавать. Ты же их очень хотел заполучить.
- Слушай, Миш, - мне вдруг показалось, что с ним совсем что-то не так, в его голосе слышалось какое-то безудержное отчаяние, - я этим уже не увлекаюсь.
Я был поражён тем, что Мишка, оказывается, способен продать всю свою коллекцию, зная, как он этих солдатиков любил, как всегда держал их аккуратно серванте под стеклом, красил акриловыми красками, чтобы они казались живыми, даже писал истории, типа фан-арта.  Короче говоря, он был на этом повёрнут сильно, а теперь так легко со всем этим готов был расстаться.
- У тебя что-то случилось? - решил я задать вопрос в лоб, но Мишка словно меня уже не слышал.
- То есть, ты не купишь? – голос звучал уже не только обречённо, но и как-то совсем уж отстранённо. Видимо, Мишка испытал глубочайшее разочарование.
- Ты мне лучше скажи, как твои дела, где работаешь? … - теперь он меня ещё больше напугал. Мне вдруг представилось, что человек в таком отчаянии может разговаривать, только стоя на табуретке с петлёй на шее.
- Ладно, извини, пока.
В трубке щёлкнуло. Я пару раз пытался позвонить на этот номер, но трубку Мишка больше не взял. Нет, он всегда был немного странным, замкнутый, весь в себе, на своей волне, но сейчас мне показалось, что он в большой опасности.
На следующий день я поехал к Мишке домой. Вся моя многолетняя обида мгновенно прошла. Люди склонны долго хранить обиду, но ничто не объединяет их лучше, чем беда. Я долго звонил и стучал в дверь, в надежде, что мне откроет хотя бы его мама (да, он вроде бы до сих пор жил с ней), но потом от соседей узнал, что они уже год, как переехали, а куда и почему, они, как на зло, не знали.
 Я пробовал ещё раз позвонить, искал Мишку через знакомых, пробивал по базе данных, мониторил соцсети, где он, как оказалось, удалил все свои аккаунты, но всё тщетно. Он как в воду канул. В итоге, поиски пришлось оставить. Я успокоил себя тем, что он мальчик взрослый, а у меня есть своя семья и полно своих проблем. Не берёт трубку – значит, я ему не сильно нужен.
Прошло пару месяцев. В тот день, как иногда это бывало, я заехал пообедать к маме, потому что она жила ближе к моему офису, чем я сам.
Я сидел на нашей маленькой кухне и ел свою любимый наваристый борщ, а мама пошла в комнату взять свои лекарства. За окном накрапывал мелкий сентябрьский дождик, было пасмурно, небо затягивали серые тучи, и с каждой минутой на улице становилось всё сумрачнее. Я смотрел, как в доме напротив в окнах зажигается свет, как жмутся голуби прячась от дождя под ржавым карнизом крыши, и асфальт становится тёмным от падающей на него влаги. Правда меня больше волновала в этом тоскливом пейзаже машина, которую я не очень удачно припарковал двумя колёсами на газон, что могло вызвать неодобрение местных жильцов, поэтому приходилось следить, чтобы никто ненароком не обидел мой «Шевроле».
- Тебе добавки или наложить второго? – мама вернулась на кухню и тут же стала суетиться, чтобы я, не дай Бог, по её мнению не ушёл обратно на работу голодным.
– Давай второго, - махнул я рукой и принялся старательно доедать свой суп.
- Я котлет тебе нажарила, - щебетала мама, а я смотрел на её сморщенные дряблые, состаренные раньше времени тяжёлой работой руки, как она осторожно накладывает мне гарнир – картофельное пюре, и по телу у меня разливалось тепло и желание покрепче обнять этого замечательного человека.
- Ты садись, тоже поешь.
- Успею, - отмахнулась мама, поставила передо мной тарелку и положила рядом вилку с ножом.
Я отодвинул тарелку из-под борща и принялся за второе.
- Ну, сядь хотя бы рядом, не люблю, когда надо мной стоят, пока я ем.
Мама послушно села и с нежностью стала глядеть, как я с жадностью уплетаю сочную свиную котлету.
- Кстати, - вдруг воскликнула она, легонько ударив себя по лбу, -забыла совсем тебе рассказать, дура старая. У Мишки Савельева мама умерла. Слышал?
Я на секунду замер, перестав жевать.
- Нет, не слышал.
- Да? Вы так в детстве дружили, вот я и решила тебе сказать…
- Хорошо, что ты мне сказала. А откуда узнала?
- Да, Мишку самого встретила. Убитый совсем. Несчастный парень. Она ведь всем для него была. Он тут, кстати, оказывается совсем недалеко живёт, в четырёх домах от нас.
- А как умерла?
- Болела тяжело. Он не стал уточнять, сказал только, что врачи сразу заявили, что это неизлечимо, что она скоро умрёт. Он всё перепробовал, до последнего не сдавался и нашёл какое-то экспериментальное лечение, но очень дорогое. Квартиру продал, вещи продал, кредитов набрал в долги залез, на трёх работах вкалывал, чтобы её спасти, но ничего так сделать и не смог. Ты бы его видел, уже месяца три прошло, а на нём до сих пор лица нет. Я с почты шла, смотрю, сидит на лавочке вроде Мишка твой, а в роде и не Мишка. Он сначала и не признал меня, потом только разговорились, но говорит, знаешь, тихо так, каждое слово выдавливает. Не человек-тень. Тощий стал, какой-то весь мятый, неухоженный. Не знаю, как он будет теперь, за ним же самим уход нужен…
Я сидел словно в прострации и кивал. Аппетит у меня пропал моментально. Всё встало на свои места. Вот почему он мне тогда звонил. Ему, по совести, ведь больше и звонить-то было некому. Почему же он не сказал, помощи не попросил? Гордость?  Нет, Мишка не такой. Скорее скромность. Он не хотел меня беспокоить, грузить своими проблемами, он всегда такой был.
Через несколько дней я поехал по адресу, который мне дала мама. И мне сразу же повезло. На скамейки около распахнутого настежь подъезда на облупленной грязной лавочке восседал Мишка. Он действительно стал тощий, как шпала.  Весь растрёпанный – его светлые волосы клоками торчали во все стороны, небритый, он грелся на угасающем осеннем солнышке, глядя на клумбу, в которой разлилась россыпь разноцветных цветов, напротив этой самой лавочки. На нём был жутко мятый серый костюм, засаленная рубашка и ботинки, которые явно были ему велики, потому что они были огроменные, а я прекрасно знал, что нога у Мишки отродясь была крохотная. 
Я припарковался, вышел из машины и нерешительно пошёл навстречу другу – мне было не по себе, ведь я толком не понимал, как с ним выстроить разговор. Чёрт, да на важных переговорах с крупными шишками мне гораздо проще!
Я сделал глубокий вдох, поравнялся с лавочкой и плюхнулся рядом с ним. Он даже и не посмотрел в мою сторону.
- Здравствуй, Миша, - тихо поприветствовал его я.
- Привет, Слава, - ответил он, даже не повернувшись в мою сторону, продолжая глядеть на цветы.
Я машинально хотел спросить «Как дела?», но моментально прикусил язык, потому что невооружённым взглядом было видно, что дела у Мишки паршиво. А что ещё спрашивать я не знал.
Благо, он меня выручил, заговорив первым:
- Красивые цветы, правда?
Я кивнул.
- Это мама посадила. Цветы выросли, а она уже этого не увидела.
Он всхлипнул.
- Миша, - неуверенно начал я, - ты меня это, ты прости меня…
- Мне на работу бы надо устроиться. Я ведь в последний год отовсюду уволился, - продолжал бормотать Мишка, не обращая на мои слова ровным счётом никакого внимания, - долги платить надо, а я не могу, не могу работать. На кладбище у неё с похорон ещё не разу не был, тоже не могу. Боюсь, убью себя, прямо на её могиле. Мне иногда мамина сестра еду приносит, стирает, убирается, но мне кажется, что ей скоро надоест.
Он говорил, а глаза у него были пустыми, безжизненными, почти что стеклянными. Он глядел в одну точку, на самый яркий цветок, красневшийся у края клумбы, а я смотрел только на него, и меня пробирал холод.
Я знал, что должен был ему помочь, только не как не мог понять, как. Мишка продолжал бормотать что-то почти бессвязное, и было непонятно со мной он говорит или сам с собой, как вдруг меня осенило.
- Мишка, Миш, ты посиди здесь, никуда не уходи, ладно?
Он не отреагировал. 
- Ладно?
Я тронул его за плечо и аккуратно повернул к себе.
-Никуда не уйдёшь, обещаешь?
Мишка пристально посмотрел на меня и кивнул.
Признаюсь, жена была очень удивлена, когда я влетел в квартиру и сразу бросился на кухню за стулом, а затем полез на антресоли, чтобы достать большую пыльную коробку.
- Ты чего так шумишь, - недовольно прошипела она, - я только что Ванечку уложила.
- Извини, - шепнул я в ответ и пулей вылетел из квартиры.
Через десять минут я был снова у Мишки. Он слово сдержал, продолжал сидеть на этой проклятой скамейке, как приклеенный.
-  Пойдём! – приказал я, дёргая его за руку.
Мишка сначала удивлённо посмотрел на меня, потом на коробку, которую одной рукой я прижимал к себе, но послушно поднялся без лишних вопросов.
- На каком этаже живёшь?
- Здесь, на первом, вот моё окно, над клумбой.
- Пошли!
Мы поднялись по лестнице полутёмного подъезда, Мишка отпер дверь, и мы оказались в его крохотной квартирке. Я быстро окинул всё хмурым взглядом – Мишка не соврал, тётка у него дома и правда убиралась.
Разувшись и скинув куртку из маленького коридора я сразу прошёл в комнату. Мишка бесшумно вплыл за мной, часто моргая, и пытаясь понять, что я делаю.
А я сразу приметил большой стол, стоявший посреди этой самой комнаты. Он был накрыт скатертью в цветочек, на которой красовалась тарелка с тремя большими красными яблоками, а рядом с ней лежала записка: «Миша, обязательно поешь!».
- Убирай всё со стола! - скомандовал я Мишке. – И двигай стол к дивану.
Тот послушно всё выполнил. Я поставил коробку на пол, раскрыл её и вытащил ещё несколько небольших коробок.
- Доставай всё, - скомандовал я, по очереди открывая мелкие коробки.
Глаза у Мишки заблестели. Он увидел знакомые очертания фигурок, пушек и замков.
- Расставляй!
Мишка, который в этот момент смотрел в одну из коробок поднял голову и открыл рот, чтобы что-то мне сказать, но я не позволили ему этого сделать:
-Долго я буду тебя ждать? Или ты расставляешь или я заберу себе сейчас все лучшие орудия и отряды…
…Через час мы заканчивали вторую партию. Глаза у Мишки горели. Мы смеялись, кричали, спорили, целясь или беря очередную карточку магии, двигали фигурки и листали кодексы правил, если что-то по прошествии лет точно не могли вспомнить. Нам как будто было словно по двенадцать лет. Казалось, что с кухни вот-вот должна появиться Мишкина мама и принести нам тарелку с плюшками и по стакану молока. Я буквально чувствовал этот порядком подзабытый запах. Мишка вновь готовился кидать кубик, по давней привычке долго тряся его в руке, а я смотрел на стол, уставленный фигурками и старался думать только о том, как мне лучше сходить. А за окном светило увядающее солнце, которое своими остывающими лучами освещало золото-багряное великолепие ранней осени, трепыхавшееся на деревьях рядом с домом. И казалось, что время замерло, и не было тех долгих лет разлуки, и вообще не было тех лет, когда мы успели вырасти, обветшать, постареть, приобрести, потерять, отдать, отпустить, предать, забыть, полюбить, обжечься, заплыть в тихую гавань…. На полу сидело двое наивных мальчишек, полных сумасбродных наивных фантазий, и так хотелось верить, что у них ещё всё впереди...