Морг

Одиннадцатого мая 2022 года я прочитал на ленте.ру статью: "Житель Алтайского края обнаружил свалку тел на полу морга больницы в Славгороде" и плюнул в экран ноутбука.

Для справки - я так делаю всегда, когда вижу желтую пропаганду. Почему именно эта статья вызвала во мне такую реакцию? А потому, что описанное в ней является нормальной практикой любого морга постсоветского пространства. Широкие круги населения не в курсе закулисья этих медицинских учреждений и слава богу.

Ниже из личного опыта.

Было это году в восемьдесят седьмом-восьмом, точнее не помню.
Вскоре после присвоении мне очередного воинского звания - капитан, повесили на меня обязанность военного дознавателя воинской части. Отказаться от "почётной нагрузки" я не мог по двум причинам, во-первых - служил я в той части с удовольствием, все это знали и “быковать” мне было не к лицу, а во-вторых, это мой авиамеханик возвращаясь со службы попал под маневровый тепловоз на станции Николаев-сортировочная.

Моё дилетантское расследование не дало ответов на причины трагедии. Алкоголя в крови прапорщика обнаружено не было, как и ссор с сослуживцами или нареканий вышестоящих командиров. Мой разговор с вдовой также не выявил возможных причин суицида. Ни любовницы, ни долгов - ничего.

Оформив отчёт для военного прокурора Николаевского гарнизонного я отправился в городской морг на встречу с патологоанатомом. За входной дверью медицинского учреждения сидела вахтёрша. Женщине было за шестьдесят и вид молодого мужчины в форме офицера авиации военно-морского флота СССР произвёл на неё должное впечатление. На заданный ею вопрос “Вы к кому?” она получила ответ “К патологоанатому”, удовлетворённо кивнула в сторону одной из трёх дверей, и добавила:
- Повнимательнее там.

Морг это не фронтальная грозовая облачность на маршруте полёта, не стая птиц на взлётно-посадочной полосе, не обледенение стабилизатора во время захода на посадку. Я был твёрдо уверен, что усопшим меня не запугать, но всё же вздрогнул, когда открыл дверь и вошёл в следующее помещение.

Треть комнаты, размером четыре-на-четыре метра, была завалена голыми мужскими и женскими телами. В самых немыслимых позах бывшие люди были складированы на кафельном полу и своей белизной напоминали сползающий с потолка ледник. Тогда я подумал, что санитары вряд ли могли выложить из тел усечённую пирамиду. Вероятней всего крепки мужики просто забрасывали уже зашитых усопших друг на друга, предварительно раскачав их держа за руки и за ноги.

Найдя нужного мне специалиста я получил от него папку с заключением о вскрытии тела прапорщика и фотографиями с места происшествия, после чего покинул морг.

От морга до гарнизонной военной прокуратуры было не более двух километров и моя миссия военного дознавателя должна была закончится без приключений через полчаса, но “те, кто боятся смерти не любопытны”, а я не один из них.

Пересекая внутренний двор областной больницы по уютному парку я любовался зеленью деревьев, радовался пению птиц и с умилением разглядывал выздоравливающих. Мужчины  в синих пижамах и женщины в тёмно-коричневых халатах сидели на скамейках с родственниками и трапезничали. Их кормильцы держали на коленях термоса с бульонами и кастрюльки с “пюрешкой”, расспрашивали своих близких о их здоровье, чистоте больничных палат, культуре медсестёр и профессионализме врачей.

На перекрёстке пешеходных дорожек я остановился у бетонной урны, положил на неё атташе кейс, вынул из него папку и приоткрыл её.

Лучше бы я этого не делал.

Документы в папке не были сшиты и криминалистическая часть дела открылось не с первой страницы. Перед моими глазами оказалась цветная глянцевая фотография формата “А четыре” с места происшествия. 

Середину снимка по горизонтали  пересекало изображение железнодорожного рельса. Над рельсом среди шпал вниз лицом лежала верхняя часть туловища мужчины в воинской форме, а на гравийном склоне железнодорожной насыпи лежала его нижняя половина. Внутренние органы погибшего протянулись на несколько десятков сантиметров в направлении движения сортировочного тяни-толкая.   

Одного взгляда на фотографию хватило моему мозгу для нарушения функции вестибулярного аппарата. Голова резко закружилась, я выронил папку из рук и стал заваливаться на траву.  Если бы не растущая рядом акация, я бы рухнул на газон между урной и скамейкой, после чего, как потерявший сознание лётчик, навсегда бы распрощался с лётной работой.

Мне повезло. Я схватился за ствол дерева, устоял на ногах, затем подобрал с земли папку и вскоре сдал документы дознания помощнику военного прокурора.

А почему погиб авиамеханик моего экипажа, хороший человек, порядочный муж и добрый отец своего сына, мне не известно до сих пор.