Проза Серебряного века

Сегодня на кукле Лене надето что-то из кусочков тюля, кружев, плюша и шёлка. Настолько манящее, что даже снимать жалко. Но тут она ставит меня вопросом в тупик. Спросив следующее:
— Стрекот аэропланов! Беги автомобилей! Вертопросвист экспрессов! Крылолёт буэров! — в своё время эксцентрично восклицал Игорь Северянин. Интересно, а чтобы он сказал о езде на оленей упряжке? Как думаешь, христопродавец?
— Этот вопрос сразу возвращает мне душевной равновесие. В результате я отдаю своей возлюбленной следящую команду:
— Ты еще в трусиках, кукла Лена? Чтобы я этого больше не видел! Быстро раздевайся.
— Ну всё, понеслось. Берл Лазар наносит ответный удар. Бю-устгальте-ер, милый мой бюстгальте-ер. Не лезь, сама расстегну.
А вообще, чагой-то это я должна раздеваться по первому твоему требованию? Потому что ты мне переводишь деньги на карточку «Мир» за то, что я с тобой сплю? В присутствии тебя я как раз вижу себя в кружевных трусиках.
— И поэтому тоже. Но, главное, оттого, кукла Лена, что ты обладаешь пикантными формами. Что, в моих глазах, делает тебя прелестной. Скажу больше, этим ты мне напоминаешь некую пышную оперную диву с многообещающей фамилией Непотребко. Которая самозабвенно исполняет арию колоратурным сопрано. Высоко вздымая пышный бюст при взятии высоких нот.
— Ну всё, полетели в меня тапочки с помпончиками. И вновь его тягостные эротические раздумья беспокоят, надо же! Опять он полон сил и свеж как ездовая собака. Хочешь, чтобы я рвала и метала, и кидала тебе в голову посудой? Это я тебе как любителю пышных форм говорю, причем от всего сердца.
Ты что, на работе уже не устаешь совсем? Вы же вроде на буровую (см. картинку над текстом) смотаться собирались по зимнику? Прошлый то раз тебя там так растрясло — вечером еле на ногах стоял.
— У нас, в Новом Уренгое, проживает востребованный портретист, водящий дружбу с негоциантами из Газпрома и получающий от них дорогие заказы на парадные портреты своих возлюбленных. Его зовут Нибелунг Аванесян, и он народный художник республики Саха. Вот я и подумал — а не заказать ли мне у него твой портрет, кукла Лена? В соответствующем интерьере, в окружении роз и магнолий.
— Я знаю жену этого Аванесяна, Наташу. Как говорят у нас в дерене под Рузой: «О её дурном вкусе шептались графини, имевшие на то право». Так что я лучше без натюрмортов ее мужа обойдусь. С меня вполне хватает батальных сцен, которые ты мне периодически устраиваешь в постели и вокруг нее. Такой, блин, танец с саблями иной раз … Хотя сам то вроде и не Аванесян.
— Содержанка — это дорогое, но длительное удовольствие, кукла Лена. А я статусу счастливого обладателя красавицы-содержанки должен соответствовать. Иначе я уроню свой авторитет в среде буровиков.
— Какой смышленый и продвинутый еврей на жизненном пути мне попался. И, всё-таки, веди себя естественно и просто. Без всего твоего истового поклонения архаике. Ты сейчас ляжешь в постель со своей содержанкой. А до этого я подам тебе ужин. А живописи заполярных художников мне и даром не надо, надоел ты мне с этим. И с Игорем Северянином я пошутила. Неудачно. Больше не буду.
— Значит всё осталась в прошлом, кукла Лена? Как засушенный цветок ириса меж страниц фолианта? И вот уже коллективизация снова занимает воспалённые умы?
— Ну всё, понеслось у него: «Ржится рожь, овес овсится, психбольница психбольгится». Сам ты цветок засушенный прижатый фолиантом.
И вообще, не мешай мне читать роман Пьера Лоти «Госпожа Хризантема». Нехристь ты царя небесного. Здесь повествуется о любви француза и японки. А тут ты лезешь со своими местечковыми признаниями в любви ...
— Ладно, кукла Лена, не буду с тобой спорить и резко меняю фатальные русские вопросы: «Что делать?» и «Кто виноват?» на фатальный украинский вопрос: «А нас за шо?». Короче — а что у нас сегодня на ужин?