День домового
Мы обе, как по команде, поворачиваем головы. Мы - это, собственно, я и моя тёзка - фельдшер, которая с начала коронавирусной пандемии работает не совсем по специальности. То есть не работает, как раньше, на скорой, а подрабатывает профессиональной сиделкой.
- Русские мы, а что?
- А что значит, когда птица стучится в окно?
- Это вроде бы... ммм... не очень хорошо, - выдавливаю из себя я. И вопросительно смотрю на тёзку. За те две недели, что мы с ней тесно общаемся, она зарекомендовала себя как знаток обычаев, ритуалов, примет и сновидений.
- В какое окно? Какая птица? Просто сидит на окне, стучится или прямо бьётся? - со знанием дела уточняет Ольга-фельдшер.
Зашедшая к нам соседка из девятой палаты объясняет, что очень волнуется из-за собравшихся на подоконнике голубей. В первой декаде февраля наступила полноценная весна, и голуби со всей округи слетелись на приоткрытое больничное окно.
- Ой, я вас умоляю, - басит тёзка. - Это же не птицА, а птицЫ. Они просто покушать пришли.Просто киньте им крошек, если не жалко.
Удовлетворённая соседка уходит. А мы с Ольгой продолжаем прерванную беседу о домовом. А чем ещё заниматься, когда наши подопечные предаются послеобеденному сну, а нам нежелательно куда-то отлучаться, потому что - мало ли что? Ольгу наняли смотреть за бабушкой, которая вроде бы уже идёт на поправку. Я с разрешения врачей в "красной зоне" выхаживаю маму.
Громогласная, деятельная Ольга - женщина одинокая. Вообще, говорит, ни одного родственника не осталось.И это, считает она, очень хорошо. Ничем она не связана, никому ничем не обязана. Живёт в своё удовольствие в хорошей двухкомнатной квартире в центре города, на "сидельстве" зарабатывает приличные деньги. Регулярно, раз в полгода, на всякий случай делает томографию лёгких - ухаживает-то в основном за больными пневмонией.
- Так что там домовой-то?
- А домовой со мной уже несколько адресов поменял, - рассказывает тёзка.- Сначала мы в посёлке жили, там мне от бабушки домик остался. Потом переехали.
- Откуда ты знаешь, что он с тобой переехал?
Ольга смотрит на меня снисходительно, как на неразумное дитя. Он же, мол, сразу на новом месте себя проявляет. Как же тут не узнать?
- Шумит? - спрашиваю. В моём обывательском представлении домовой - это тот же полтергейст. Шумный дух. Который громыхает посудой, роняет мебель и всё такое прочее.
- Никогда не шумел. Он у меня смирный. Иногда только шепчет что-то. Особенно если я долго сплю и рискую опоздать на работу. Подбирается к уху и шепчет, что, мол, вставать пора. Заботится, значит, обо мне. И одну вот не оставляет. Я же иногда берусь работать с проживанием. Селюсь у больного человека на несколько дней, а то и на месяц. Он обязательно со мной селится. Чтоб, значит, я всё время под присмотром была. Иной раз подскажет что-нибудь полезное, совет какой-нибудь даст.
- Ну, повезло тебе, в общем. А как он выглядит - можешь описать?
- Говорю же: он не показывается. Только шепчет.
Ночью в отделение привезли новую больную. Женщина за пятьдесят, полгода назад перенесшая инфаркт. Давление скачет, сердце барахлит... А тут ещё и коронавирус на неё напал. Привезли Ирину (назову её так) в удручающем состоянии. Никаких признаков жизни. Если только очень присмотреться,заметно, как слегка приподнимается грудная клетка. Стало быть, жива...
Дети у Ирины в России, ухаживать за ней некому. Подруга дочери подступила к Ольге-фельдшеру: присмотрите, дескать, сделайте милость, деньгами не обидим.
Ольга пожимает плечами:
- Она же плохая совсем. А я деньги вперёд беру. А если... А что тогда?..
Решили пару дней выждать. Если Ирине станет полегче (и если к тому времени выпишут "Ольгину" бабушку)- тогда да. А так - категорически нет.
10 февраля, просветила меня тёзка, - День домового. По поверьям, в этот день домашняя нечисть как бы именины празднует. Может на радостях даже человеку показаться... Но ничего хорошего человеку такая встреча не сулит.
- Своего-то, - интересуюсь, - поздравлять будешь?
- Надо бы. Только не до этого сейчас. Я его потом, дома угощу.
Засыпая в эту ночь, я почему-то отчётливо представила себе, что Ольгин домовой сейчас здесь, в нашей палате. Стало слегка не по себе. Дверь в палату пришлось приоткрыть, чтобы спалось спокойнее. Там, по коридору, медсёстры всю ночь бегают. Если что - не дадут в обиду.
А утром Ольга сидела на своей кровати взъерошенная и не на шутку встревоженная.
- Сон видела, - рассказывает, дождавшись, когда наши бабушки выйдут умываться. - Как будто захожу я в какую-то комнату. Тоже вроде бы больничная палата. Койки вот так стоят, буквой "П". Вот здесь лежит мой покойный брат, вот здесь - тётка. Тоже покойная. А вот тут - Ирина. И свет такой - бледно-голубой, непонятно, откуда идёт.
Я будто подхожу к Ирине, беру её за руку... И тут же слышу зловещий шёпот: "Оставь её! Уходи!" Сразу догадалась: это он. Домовой. Но отчего-то в этот раз недобрый.
Паша, брат,говорит: "Тебе и правда лучше уйти". Смотрю на тётку - она кивает, Паше поддакивает.
Разворачиваюсь и иду к двери. А сама думаю: я же всё-таки медик. Как же я тяжёлую Ирину в такой компании оставляю?! Возвращаюсь. Опять подхожу к ней - и опять тот же шёпот: "Убирайся!"...
Слушаю тёзку, ёжусь, а она чуть не плачет. Надо же, дескать, такому случиться, что такой сон - да в День домового! Явно не к добру. Что теперь будет?!
Вместе успокоились. Рассудили, что, может, всё ещё обойдётся. Сон-то ведь она видела уже за полночь, когда праздник домового закончился. И виновник торжества ведь самолично к ней не являлся, только шипел зловеще.
Ольга настроилась и пошла в реанимацию - Ирину проведать. Вернулась ошарашенная: "Представь - она кушать просит! Пришла в себя, даже пытается присесть на кровати!"
Родные-близкие Ирины забегали, засуетились. На радостях припёрли Ольгу к стенке: чего душа просит? Хотя она-то, Ольга, вроде как и ни при чём. Попросила пару конфет. Принесли килограмм "Белочки".
- Ну и куда мне это? - сокрушалась она потом. - Я сладкое вообще не употребляю... Просила же: две. Как им объяснить, что это - не для меня? Про домового рассказать - подумают, что я не в себе. Не разрешат мне за их Ириной ухаживать.
P.S. Та женщина из девятой палаты, которая насчёт птиц у окна волновалась, тоже вскоре выписалась. На прощание получив нагоняй от старшей медсестры: развели тут, дескать, голубятню, а мне убирать...
P.P.S. У Ольги-фельдшера через три недели обнаружилось шестидесятипроцентное поражение лёгких... Но это уже, как говорится, совсем другая история.
Свидетельство о публикации №222051100761