Глава IV

На следующий день, с трудом проснувшись под утренние петушиные романсы, Анаис встала и почувствовала, как каждая частичка ее тела разваливается на мелкие кусочки. От боли тошнило, ноги сводило и скручивало в тугой узел, а спина сказала: «Прощайте!». Еле-еле передвигая своими конечностями, она добрела до кладовой, где, обычно, обитала кухарка Любава, мастерица поварского искусства. Было еще очень рано, она только проснулась, и Анька не стала тревожить прислугу по пустякам. Зайдя в кладовую, она посмотрела на уголок, где Любава вместе с Анаис устроили "комнатку" для домового: плотный комок куриного пуха, покрытый сверху небольшой тряпицей, напоминал кроватку, а рядом всегда клали чего-нибудь съестного. Утром на полу были одни крошки, и Аня заботливо положила кусочек хлебушка и почищенное вареное яичко. Горе тому дому, в котором истинный его хозяин – домовой – из-за отсутствия должного к нему уважения превращается в злыдня. Несчастье ждет таких жильцов и всевозможные пакости: от потери необходимых вещей до разрушительных пожаров.
Анаис тоже решила перекусить вареным яичком и хлебушком, запив водицей из кувшина, и позже снова пожалела о содеянном. Дело все в том, что такая сухая пища вставала у нее в горле огромным комом и при беге Анька, опять не сдержав позывов, смачно блеванула еще на втором круге.
Однако это было меньшим из зол: после вчерашних изнурительных упражнений Аня валилась с ног, а не бежала, не говоря уже о том, чтобы скрывать свое недовольство перед наставником. Рогги подгонял ее для вида, однако понимал, сколь трудно и тяжело пройдет для его ученицы именно второй день занятий. По-своему, он восхищался ее упорством. За свои пятнадцать лет Роггвер никогда не встречал таких смелых, физически развитых и бесшабашных девчонок. Видя такую неукротимую силу, он с грустью думал о том, что когда-нибудь блеск в ее глазах, отражающий невероятный азарт и безудержную радость жизни во всех ее проявлениях, потухнет, когда наступит пора замужества. Анаис, считал Рогги, не была для того предназначена. И это его несомненно впечатляло. С молоком матери он усвоил основные законы человеческой жизни, в том числе традиционный семейный уклад. Как и мужики, бабы слеплены из одного теста и созданы для того, чтобы «варить детей и рожать борщи». Но это было точно не про Анаис.
Второй день оказался для нее сущим кошмаром, однако останавливаться она не была намерена.
***
Уразумев фатальную ошибку при выборе пищи перед своими упражнениями, Анаис, превозмогая дикую усталость, упросила Любаву научить ее кухонной фабрике, а именно готовить каши. Кухарка сначала отпиралась, не понимая, зачем госпоже учиться готовить, если за нее всегда будут это делать, потом и вовсе предложила вставать вместе с Анаис и готовить ей каши, но она была непреклонна. Поэтому, окончательно сдавшись, Любава принялась каждый день учить молодую хозяйку готовить от полбы до гречки. Неприученная к домашнему труду Аня в первые разы умудрялась сжигать кашу, отчего Любава хваталась за голову, а Анаис неистово краснела от своей «криворукости». Однако кухарка оказалась настолько хорошей учительницей, что даже такая, казалось бы, невозможная «белоручка» научилась готовить простенькие кашицы.
Вместе с тем Анька продолжала ходить по утрам и на физические занятия, предварительно отведав завтрака собственного производства, а Рогги удивлялся ее стойкости. «Убитая», валящаяся с ног девочка умудрялась бегать с поднятой вверх головой, смотря свысока на всё вокруг себя. Она не была создана для семьи. Она была создана покорять мир и людские сердца.
***
Через пару недель, однако, Анаис спокойно выносила «тяготы десяти кругов вокруг деревни Ольх». Роггвер даже предложил ей пробежать еще один дополнительный круг. Что она и сделала, разумеется.
- Инициатива наказуема, - хитро улыбнувшись, сказал Рогги и с тех пор ввел одиннадцать кругов бега каждый день, тем самым наказав Аньку за ее упрямство.
Однако теперь уже она могла заниматься и другими упражнениями: каждый день, помимо бега, она отжималась, подтягивалась на ветках деревьев, что ей неплохо удавалось несмотря на ее девичье телосложение. Ей помогло в этом умение лазить по деревьям и домам, чему она научилась еще с раннего детства от бабушки Констанции. Теперь у нее болели не ноги, а руки, так как прибавилась нагрузка и на них, но Аньку это уже мало волновало - она привыкла к мышечным болям.
***
Стоит упомянуть, что на каждое занятие Рогги приносил с охоты какую-нибудь дичь и то тушил ее с овощами, то делал супчики, то жарил на вертеле… И за все это время так и не поделился ни кусочком с Анаис, хотя стоило бы и поощрять ее за усердие. Проверка ли на устойчивость, эгоизм ли, Зрящий его знает…
Однако однажды во время очередной тренировки Роггвер неспешно ощипывал фазана (либо Анька так быстро бегала), а к моменту окончания занятий он даже костер не развел…
- Я все! – еле переводя дыхание, выпалила Анаис.
- Нет, не все, - не поднимая глаз с птицы, которую старательно дочищал, сказал Рогги. – Присядь.
Аня села на пенек напротив него, приосанившись. А осанка у нее была поистине благородная! Дощипав фазана, Роггвер закинул его в котел и залил водой с бадьи, затем, достав кремень, принялся разжигать костер. Анаис сидела, не зная, что от нее хотят, в неловком молчании; Рогги же вел себя так, будто совсем позабыл, что пригласил ее присесть рядышком. Со скуки Анька поднесла правую руку, которая меньше всего ныла после тренировки, и стала про себя «молиться», чтобы хворост побыстрее разгорелся, и ей не пришлось сидеть долго в неловкой тишине. Вдруг ее поразила резкая боль в руке, которую она поднесла; ощущение было, будто она горела пламенем. Из нее будто бы вылетела искра и костер резко загорелся так, что Рогги резко отошел в сторону и окликнул Анаис. Все это происходило буквально доли секунды, поэтому она лишь ахнула от неожиданной боли и протерла глаза от удивления. Хорошо, что огонь очень быстро ослабился, и Ане не прилетело из-за ее нерасторопности.
- Анаис, надо не спать, а убегать, когда я кричу! – вспыхнул Рогги и тут же отошел. – Ты как? Не обожглась?
- Ннет, - испуганно пролепетала Анька, почувствовав себя на мгновенье абсолютно беззащитной девочкой в суровом мире. – Моя рука… - она глянула на нее, однако рука была девственно чистой без единого следа от ожогов. Наверное, ей все-таки причудилось.
- Точно? – озабоченно глянул на нее Рогги, но увидев, что все в порядке, сел на место, взял картошку и протянул Ане вместе с ножичком. – Почисти.
Она неуверенно посмотрела на нее, покраснела в лице, осознав, что не знает, что делать с корнеплодом:
- Ээээ… Как бы это сказать… Я не умею.
Рогги пристально посмотрел на нее так, что Анаис покраснела еще больше и вовсе отвернулась. Роггвер закрыл глаза, будто бы боясь сказать что-нибудь лишнее, затем взял другую картошку и принялся ее чистить:
- Вот, смотри, как это делается. Бери давай тоже нож… Нет, только не срезай так много кожуры! Если бы мы все так чистили картошку, то умерли бы с голоду… Вот! Так правильно.
Выучив новый урок жизни, Анька продолжила чистить картошку. Рогги тем временем посматривал за бульоном, снимая пену черпаком, и параллельно чистил морковь. Молчать, однако, он был вовсе не намерен:
- Ну, расскажите о себе что ли, Анаис Констанция Рафаэль.
- Не думала, что хоть кто-то в этой деревне способен запомнить мое имя полностью, - смущенно улыбнулась Анаис. В этот день она сама на себя была не похожа: неуверенная, стеснительная и нерасторопная.
- Грамоте обучен, - воодушевленно ответил Роггвер. Сегодня он тоже не был похож сам на себя: пропала угрюмость, и он стал неожиданно многословен. – Знаю, что у тебя погибли родители…
- Пожар, - сухо дополнила Аня. – Я хотела их спасти. Не вышло.
- Понимаю, - кивнул Рогги. – У меня так же с отцом. Все время думал, что будь я посмелее и пошел бы в свои двенадцать вместе с ним на войну, то его бы не убили.
- Думал? – закономерно переспросила Анаис.
- Да. Думал. Чувство вины сменилось желанием отомстить. Теперь я ищу повод и любой случай встретиться с врагом, - весьма сдержанно ответил Роггвер и сжал морковь с силой так, что она, отломившись посередине, разлетелась в разные стороны. Анаис отвела взгляд, чтобы нечаянно не попасть под горячую руку.
- Междоусобица?
- Тенгри.
Аня не стала спрашивать, кто это или что.
- Петька мне сказал, что надо перестать думать об этом, вот и все, - заканчивая чистить картошку, осторожно проговорила Анаис.
- Петька… Понял, о ком ты. Его отец был вместе с нами в дружине. Хм… Я всегда был с отцом, он был строг, очень строг, но справедлив. Наказывал розгами за любую провинность. Он научил меня многому. Мы были не разлей вода. Он был для меня главным примером, я всегда стремился быть похожим на него… Сложно не думать об этом, сложно не чувствовать вины за его смерть, когда мы все время были вместе, - разгорячился Рогги.
- Согласна! – воодушевилась Анька, испытав облегчение. Идея о мести истинным убийцам ее семьи показалась ей весьма притягательной. Знать бы еще, кто действительно в этом виноват…
- Прости за эмоции, - вздохнул Роггвер и принялся резать морковь кубиками и кидать в бульон. Анаис, украдкой посматривая, как он режет овощи, тоже стала разделывать картошку. – Мы говорили о тебе, прежде всего. А кто тебя научил так искусно карабкаться по деревьям и крышам?
- Бабушка Констанция. Второе мое имя было взято в честь нее. Я была к ней привязана очень сильно в детстве, ну то есть в более раннем детстве, кхм… У нее такая забавная история была. Ее родители приготовили ей в мужья очень выгодную партию: одного из каких-то рабааских князей, не помню. А она очень была своенравная, вот и сбежала из дома, прибившись на большой дороге к группе циркачей: акробатов, скоморохов и фокусников. Там ее научили ремеслу акробатов и впоследствии она ездила с труппой выступать в деревнях и развлекалась с цыганами, которые частенько любили селиться кибитками около приезжавших циркачей. Она там даже полюбила какого-то конокрада, но его вроде повесили, либо он сбежал, не помню. В целом, ей очень нравилось то, чем она там занималась, и хотела остаться. Однако люди родителей моей бабушки нашли ее; это было нетрудно, так как с ее популярностью стали клеить афиши с портретом. У нее был даже псевдоним «Змея-искусительница». Бабушку вернули домой и выдали быстренько замуж за какого-то бедствующего дворянина. Мама говорила мне, что родители моей бабушки пошли на такой скорый мезальянс, потому что она на тот момент ждала дитя. Ой, кажется, это не очень веселая история…
- Да уж, не очень веселая, - Роггвер подкинул хвороста в костер и принялся чистить луковицу. – Расскажи о семье. Откуда ты вообще?
- Ну, - Анаис поморщилась от резкого лукового запаха, прослезилась, но продолжила рассказ. – Тятька был ээээ… дипломан… дипломатном… дипломатом при княгине Кармэль в Прегрании. А еще он был капитаном бригады специального назначения и ходил в военные походы…
- Ха, - усмехнулся Рогги, закинув лук и помешав бульон. – Прости, что перебил, но дипломат и воин. Ха-ха! Иронично.
- А что не так? – с наивной детской непосредственностью удивилась Анаис.
- Ну, - Роггвер почесал голову, затем, наливая в блюдца готовый суп, попытался объяснить свою реакцию. – Это все равно что… хм… когда ты подружился с кем-то, делите с ним кров, а потом идете с ним драться, грабить его, как ни в чем не бывало. Как-то так.
Анька неуверенно посмеялась. Скорее всего, она ничего так и не поняла. Однако она вмиг по-настоящему повеселела, когда Рогги передал ей миску с супчиком из фазана, и принялась его жадно хлебать после тренировки.
- Спасибо! А я уж думала, когда ты соизволишь меня угостить своими кулинарными изысками, - с легкой укоризной произнесла Анька.
- Хотелось поговорить, - задумчиво ответил Роггвер. – Собратья по оружию, товарищи детства – это, конечно, хорошо, но поговорить с ними без шуток просто невозможно. Так, я тебя перебил…
- Да-да-да! – воодушевилась Анька и хлебнула бульона. – Тятька мой частенько возил со своих дипломатических поездок разные гостинцы. У меня такое платье было, васильковое, чудесное. Подходило под цвет моих глаз. Оно, наверняка, сгорело тоже, жалко. Еще он меня учил языкам. Я очень была способная ученица. Правда, я уже мало что помню. Takaneby as ward. Это на сарматском. Чтоб я еще помнила, как это переводится… А! «Опасность впереди». Я очень грустила, когда он уходил на свои дурацкие дипломатические встречи. Сейчас грущу, что он ушел не на свои дурацкие дипломатические встречи… - Анаис слегка поморщилась и принялась жевать кусок фазана. – Моя младшая сестренка, Эва, была настоящим шилом в зад… ну ты понял. Будь моя матушка здесь, она бы с ума сошла от того, как я выражаюсь. Мы частенько гуляли с Эвой, играли в догонялки, прятки, я поддавалась, разумеется. Плели венки из левкоев. Это такие цветы, - пояснила Анька, увидев недоуменный взгляд Рогги. – Метелки красные. А как пахли! У нас была своя пасека, мед делался часто из их нектаров. Наше поместье даже называлось так: «Дар левкоев». Красивое название… Когда мои предки пришли на эту землю, они там уже росли. На территории поместья также была винодельня. Моя матушка хорошо разбиралась в вине; это было делом ее семьи, ведь поместье она и наследовала. Она была очень мудрой. И спокойной. Терпела мои шалости, хи-хи. Гуляла со мной по полю, учила различать сухое вино от полусухого, - Анаис принялась за добавку и продолжила. – У нее был красивый мелодичный голос. Я бы тоже такой хотела. У меня он не такой мягкий. А под такой всегда засыпаешь. Не понимаю, как Эва умудрялась беситься по ночам. Еще у меня была гиена, это такая странная псина, но очень задорная! Она постоянно смешно, как бы это странно ни звучало, хихикала. Ни один пес так не умел, как моя гиена. Его звали Азазель. Не знаю, кто дал ему такое имя; когда он у нас появился, то мать сразу объявила, что он Азазель, и была непреклонна. Мой тятька не любил его. Он был очень набожным, а потому не приемлел животное с таким именем. Величал его всякими дурацкими именами. Ради меня оставил его. Где он теперь, не знаю. Я хотела забрать; мой дядюшка, когда приехал увезти меня с собой после пожара, отправлял своих людей на его поиски, но Азазеля так и не нашли.
Анаис вздохнула, положила пустое блюдце на землю и легла, схватившись за живот. Переела.
- Интересная у тебя семья…кхм, была, - сказал Рогги, доев третью порцию супа.
- Была, - повторила Аня, всматриваясь в небо. Огромные кучевые облака были представлены различными существами: лошадью, собакой, зайцем, пегасом… - А у тебя что за семья? Отец, как я понимаю, погиб на войне. А мать?
- Здесь живет, - ответил Роггвер. – Кроме меня у нее никого не осталось. Всегда трясется за меня, молится Зрящему, - при слове «Зрящий» его передернуло, - чтобы я не закончил, как мой отец.
- Радуйся, что хоть такая есть.
- Я рад, - спокойно ответил Рогги. – Ты не подумай, я ее очень люблю и дорожу ею. У меня тоже кроме нее никого нет.
- А как же я? – кокетливо проворковала Анаис.
- Ну теперь и ты!
- То-то же! А вот как это я тебя никогда здесь не видела? Ведь я часто приезжала к дядюшке в гости, еще когда мои родители были живы…
- Среди Радмира, Велимира и твоего дяди Анатрога была своего рода договоренность обмениваться лучшими из лучших. Я был молод и резв, хотя, скорее всего, Анатрог хотел оставить при себе больше людей старой закалки, так как они были более верны ему. Он отдал меня Радмиру, которому я служил верой и правдой. Однако мой дом, мои товарищи, собратья, мама всегда оставались здесь, в Ольхе. Поэтому я писал Анатрогу и Радимиру прошение вернуться. Ждал я возвращения около года, пока я не показал себя на междоусобице против князя Велимира. Тогда Радмир и Анатрог договорились принять мое прошение и вернуть на Родину. Теперь я служу верой и правдой Анатрогу, как в старые добрые времена. И мать рядом, а то она с моим уходом совсем плоха стала. Хворь у нее не проходит, мне кажется, никогда.
- Это печально!
- Что поделаешь. А я вынужден ходить на братоубийственные войны, пока она хворает.
- Я думала, тебе нравится то, что ты делаешь.
- Что именно мне нравится делать, в твоем понимании?
- Ну… эээ… убивать.
- Нет, - решительно ответил Рогги. – Мне не нравится убивать. Все эти войны… Насилу… кхм, издеваются и убивают деревенских, грабят, мародерствуют, сжигают дома, детей оставляют сиротами. А князья тем временем встречаются друг с дружкой, как ни в чем ни бывало, пьют вместе и обсуждают былые времена, пока их люди гибнут из-за их временных разногласий. Это определенно не то, что мне нравится.
- Почему же ты тогда этим занимаешься? – наивно спросила Анаис и понюхала засохшую ромашку.
- Да мне, впрочем, другого и не дано, - пожал плечами Роггвер. – Это единственное, чему я научен, и что я хорошо умею делать.
- А как же охота, например?
- Есть и лучше охотники, - Рогги встал и начал собирать вещи. – Я только затеряюсь среди них, потому что они занимаются этим постоянно, а я - тогда, когда необходимо. Я думаю, пора домой идти, засиделись мы. Вкусный был суп. Спасибо тебе за помощь и за разговор, Анаис!
- И тебе спасибо за все! – улыбнулась Анька и помогла собрать кухонные принадлежности. – Я думала, ты зануда, честно признаюсь. Нет, ты, конечно, зануда, но интересный зануда.
- Ха-ха! Слышали бы тебя мои товарищи… Сказали бы, что ты плохо меня знаешь. На самом деле это они меня плохо знают, - Роггвер подмигнул. – До завтра, Анаис!
- До завтра, Рогги!
Разговор затронул в Ане тонкие струны души. Она с теплотой вспоминала этот долгий диалог со своим учителем весь оставшийся день. И всю оставшуюся жизнь тоже.