По следам пропавшего самолета. 9. Прыжок в прошлое

       Глава 9. Прыжок в прошлое
               
                1

Рабочий день режиссера Орлова начался с того, что позвонил какой-то не представившийся молодой человек и с обидой в голосе накатил на него.
- Ну, наконец кто-то появился! Я несколько дней звоню по этому телефону, но никто не берет трубку. Такое впечатление, что все вымерли или мне дали «пустышку». Какая же это киностудия, если там никто не бывает!
Виктор хотел остановить обличительную тираду, но тот его не слышал.
- Слава Богу, дозвонился. Вы режиссер Орлов? – выпустив накопившийся пар, спросил он уже другим тоном.

- А вы кто? – едва вклинившись в разговор анонимного абонента и не ответив на его вопрос, спросил Виктор.
- Как кто? Паша Кротов из аэроклуба «Орлан-Авиа», - пояснил он скороговоркой, видно, думая, что, не дослушав, на другом конце провода бросят телефонную трубку. – Вы мне сами дали этот телефон. Я по поводу поисков самолета Леваневского.

От слова «Леваневский», прозвучавшего, как пароль, у Виктора сразу подскочило настроение, и он перехватил инициативу:
- Паша, здравствуй, я рад тебя слышать. Молодец, что позвонил, я тебя помню. Прости, мы два дня снимали на природе, поэтому в киностудии никого не было. Ну, давай говори скорей, что там у тебя?
Паша, которого он в лицо, естественно, не запомнил, потому что в помощники записалось человек двенадцать, с первых слов его ошарашил:

- Я накопытил малоизвестные публикации о Леваневском. Они написаны его друзьями, членами команды по перегону самолетов и журналистами. По ним можно составить правдивую характеристику Сигизмунда Леваневского и узнать его полную биографию. Не ту, которая в энциклопедии, - добавил он. – Самое интересное, везде, где читаешь, практически ничего нет о его родословной. Впечатление такое, как будто никто ее не знает.  Одни только дурацкие фразы «национальность поляк», «родился в Петербурге». Не хватает, чтобы какой-нибудь остолоп еще написал, что он «польский подданный». В моих книгах о Сигизмунде много чего интересного.  Даже названо то самое местечко, где жили его родители до переезда Петербург.
Больше Виктор выдержать не мог и остановил парня.
- Не дразни. Рассказывай, что за книги и откуда?

Для приличия Паша взял секундную паузу, будто бы вспоминал, где  он их нашел.
- У меня есть знакомая библиотекарь, зовут ее Ирина Станиславовна, - начал он спокойно. - Она мне помогала с технической литературой, да и художественную иногда подбрасывала. Да такую, какую не найдешь ни в одном хранилище. Разве что на Лубянке. Я тогда  в политехе учился. Так вот, она мне находила самые крутые учебники, даже изданные до революции. И что интересно, некоторые были даже лучше и доступней современных. У нее дома шикарная библиотека - просто закачаешься! А кругозор и память не в пример многим. Словом, я к ней обратился, а она не задумываясь, как будто всю жизнь этим и занималась, говорит: «Я помню, в тридцать пятом году в журнале «Москва» был напечатан рассказ Макса Зингера «Улица Леваневского». Потом он вошел в его с тем же названием, вышедшую в издательстве «Советский писатель». Предисловие к ней написал сам Леваневскй».  Раз герой подписался, значит, я считаю, книга правдивая. 

- Может быть, может быть, - пробубнил Виктор, не совсем еще «въехавший» в тему.
- А  в начале тридцатых Борис Горбатов издал «Обыкновенную Арктику». В свое время он был корреспондентом «Правды» и по долгу службы, так сказать, встречался с Леваневским. Если мне память не изменяет, было это где-то в верховье Лены. Там почти месяц они просидели в ожидании горючки для заправки самолета Леваневского. За это время Горбатов  хорошо его узнал и  черкнул пару строк о нем, и тот очерк вставил в свою книгу о Северах. Счастливый случай!

- Да-да, я понял, - снова поддакнул Виктор. Этим он хотел сказать, что внимательно его слушает, чтобы тот не положил трубку. - Да, не сомневаюсь, что за месяц можно узнать человека. Особенно, когда сидишь на одном месте. В то время Леваневский еще не был таким известным летчиком. Очень  интересно!
Теперь он полностью вошел в тему и, слушая собеседника, старался не пропустить ни слова.

«Надо же, как мне повезло с этим Пашей! - проскочило в голове. – На ловца и зверь бежит. А чего удивляться! С аэроклубовскими ребятами я провел настоящую работу. Кроме выступления с трибуны, поговорил с ними за жизнь и чистосердечно признался, что из-за того, что  не хватает оригинальных материалов, работа над сценарием практически остановилась. Многих эта тема зацепила, а кто-то захотел помочь. Первым оказался этот Паша…»

- Еще есть несколько книги, относящихся к тому времени. Одну из них также написал Макс Зингер. Это известный писатель-путешественник. Будучи корреспондентом «Правды» и «Известий» он четыре раза прошел Северным морским путем, ходил на «Сибирякове», «Красине», «Малыгине», «Литке», «Белухе» и других судах. Кроме того, летал на первых самолетах полярной авиации, неоднократно проходил Енисей, Лену, Колыму от верховьев до Ледовитого океана. Зингер летал и плавал с Виктором Левченко, был  лично знаком с Леваневским и, кроме «Улицы Леваневского» написаел большую книгу «Сигизмунд Леваневский». К тому изданию так же приложил руку  сам герой: в нем дано его предисловие.

- Круто, ничего не скажешь!
- Я нашел еще одну книгу, изданную относительно недавно, - продолжал Павел, - она принадлежит перу известного в то время журналиста Семена Гершберга, который с Леваневским долго путешествовал по Волге, Каспию и Черному морю. Это случилось после неудачного полета тридцать пятого года. Тогда Леваневскому надо было прийти в себя от полученного стресса, и Ворошилов отправил его отдохнуть. Жена Леваневского была занята семьей, поэтому вместе с ним, так сказать, за компанию, поехал журналист. Этот Гершберг, по-видимому, был подсадной уткой, следившим за Леваневским. Он много с ним путешествовал, был соседом по каюте и даже попадал 

в самые разные переделки. Короче, изучил человека и узнал о нем буквально все, а книгу почему-то выпустил спустя тридцать  с  лишним лет после гибели Леваневского. Не в то время, когда известный летчик был на гребне славы, а когда о нем стали уже забывать. Зачем ее выпустил, мне  совершенно непонятно? Может, хотел отчитаться перед кем-то или очистить свою совесть перед погибшим Леваневским? В его оправдание кто-то скажет, что у него не было времени. Мол, постоянно был занят заданиями редакции и прочее. Но я никому не поверю,  что журналисту некогда было сесть за письменный стол для создания книги с «горячим» материалом, благодаря которой он мог поднять свой имидж.

- А что ты удивляешься? – остановил его Виктор, ждавший «конкретики», а не Пашиных домыслов, решившего показать свою эрудицию. -  Большинство состоявшихся в этой жизни людей, практически на смертном одре берутся за мемуары.   Человек выходит на пенсию и начинает подводить итоги своей жизни. Так сказать, до него  доходит, что надо оставить о себе память потомкам и заодно рассказать о себе. Нередко случается так, что человек прожил с тобой бок о бок или как-то соприкасался,  а ты о нем ничего не знаешь. Кроме того, что это мой дедушка или бабушка или какой-то дальний родственник, которого ты даже в глаза не видел. Ну да, например, известно, что родственник был на фронте, воевал, даже был ранен  и у него есть боевые награды. Вот вроде и все. Работа не в счет: все где-то работали. 

В  телефонной трубке воцарилось секундное молчание. Краем глаза Виктор увидел, что Денис перешел в эту комнату и, сев рядом, внимательно слушает их разговор.
- Да нет, по-моему, в данном случае все не  так. У меня сложилось впечатление, будто кто-то не разрешал ему печатать. А потом власть сменилась, пришли новые хозяева – вот он и выдал все, что писал в доносах. А может уже по памяти: отчеты с доносами сдал, вторые экземпляры побоялся оставлять.
- Ладно, давай не будет рассуждать по телефону на такие темы. Подъезжай лучше ко мне, и мы обо всем поговорим. Ты когда свободен?
- Да хоть сейчас

- Прямо сейчас не получится, а вот после трех я освобожусь, тогда и увидимся.
Виктор продиктовал ему адрес и договорился о времени встречи. До Пашиного прихода он прибрался в киностудии. По углам растолкал разный реквизит, пылившийся  с прошлого года, поставил две камеры по стойке «смирно», помыл пол и вынес на помойку мешок с пустыми бутылками.
- Что, у нас какая-то  незапланированная встреча? -  глядя на его старания по уборке давно не прибиравшегося помещения, съязвил Денис.
- Все в штатном режиме. Просто ко мне придет один парень – пилот местного аэроклуба. Хочу с ним потолковать  о жизни. А то увидит, как мы здесь живем, пропадет  охота беседовать. Подумает, что это шарашкина контора, а не киностудия.

- Наверно уважаемый человек? – сделал вывод Денис. – Ты так не убирался, даже когда мы снимали клип про Нику. А не мешало бы! Она все-таки женщина, и притом красавица писаная. Какие же мы с тобой лохи! Не смогли как следует студию подготовить!
В его словах прозвучало откровенное сожаление.
«К  чему бы это?» - подумал про себя Виктор. - Следом все прояснилось.

- Ты знаешь, благодаря нашему клипу, Ника взлетела на олимп популярности? Теперь этот клип крутят по всем телевизионным каналам, а ее песни каждый день звучат на радио.  Видишь, не ошибся в ней Вадим, не зря такие бабки вбухал в этот клип. Вот будет стыдно, если она когда-нибудь расскажет журналистам, в каких условиях снимался тот ролик. Время от времени я слушаю ее интервью, кстати, интересно рассказывает. Надо сказать, держится она молодцом, а однажды даже похвалила нас, но почему-то отметила только тебя.

- Да ну, брось!
- Ей Богу! Я же говорил, что она к тебе не равнодушна. А ты ее только ругал: говорил, что ты это делаешь неправильно, а то вообще надо сделать по-другому или даже отказаться. Да еще постоянно мне говорил, что она слабая певица. Оказывается, Вадим был прав.
- Значит, мои нравоучения пошли ей на пользу, - усмехнулся Виктор.

2

Как договаривались, Паша пришел ровно в четыре. Ждал ли он под дверью или так уж был устроен, что чувствовал время, но как по радио только прозвучали сигналы точного времени, открылась дверь киностудии.
Был он невысокого роста  русоволосый и с такой же русой бородкой, торчавшей клинышком. Худощавое лицо с бородой делали его похожим на известного героя Сервантеса. По-видимому, он специально добивался такого сходства, раз бороду подбривал именно таким образом.

- Здравствуйте, - с порога бросил Павел и протянул Виктору руку. – Вот я пришел, - сказал он так, как будто хотел засвидетельствовать свое почтение. - Как договаривались, я принес вам книги.
По тому, как перекладывал он сверток из руки в руку, было видно,  что чувствует он себя напряженно.
- А, Паша, привет! – поздоровавшись, по-дружески похлопал его по плечу Виктор. – Рад тебя видеть в полном здравии. У нас тут рабочая обстановка, так что ты не обращай внимания на беспорядок.
Павел огляделся по сторонам и даже загрустил. Было видно, что он разочарован.
- Я представлял  киностудию вроде какой-то фабрики или цеха с горой реквизита, кучей включенных прожекторов, бегающими актерами и кричащим в мегафон режиссером. А у вас…

- А у нас немного проще - тут же тебе не Голливуд. Нашу студию можно назвать офисом, как так сложные съемки проходят в специализированных студиях, много мы снимаем на природе. Поэтому у нас никто тут не бегает и тем более не кричит. Кричать не на кого: мы сейчас тут вдвоем с директором. Вот, познакомься, директор киностудии «Радуга» Денис Романович Смага.   
Тот кивнул головой и, не подав руку, отошел в сторону.
- Дениса Романовича лучше сейчас не отвлекать – он, так сказать, занят творческим процессом: вынашивает идею нового фильма, - заступился за него Виктор.

- А-а, я понимаю.
Виктор думал, что Денис уйдет, как было всегда в конце рабочего дня, но тот остался. Телефонный разговор Виктора его заинтересовал, и он решил узнать, что же замышляет за его спиной подчиненный. О своих задумках тот всегда ему рассказывал и даже посвящал в тонкости съемочного процесса. А в этот раз Виктор промолчал. С чем это было связано, Денис мог только догадываться. Но первая мысль, которая мелькнула в его голове, касалась денег, которые тот хотел заработать без его участия  и даже без согласия.

«Ах ты козел! - подумал он про себя. – На моей аппаратуре, в моей киностудии и все себе. Нет, у меня этот номер не пройдет. Завтра же я покажу ему на дверь. Пусть теперь покувыркается. А то привык на всем готовом…»   
Однако их разговор его обескуражил и в то же время успокоил.
- Паша, ты просто вундеркинд, - расхваливал парня Виктор. – Как говорят, не прошло и года, а ты уже нашел нужную литературу. Да к тому же не доступную для простого обывателя. Ну, давай показывай, что там у тебя? А вообще, на каких условиях ты ее принес? – уточнил Виктор. – Дашь мне почитать на один вечер или только посмотреть в твоих руках?

- Виктор Петрович, ну что за разговор! За кого вы меня принимаете?! – сделал он обиженное лицо. – Конечно, я вам оставлю на столько, на сколько потребуется. – Я же стараюсь для общего дела. Надо же, в конце - концов, чтобы о Леваневском узнали все. И ваш фильм должен подтолкнуть к нему интерес. Вы тогда правильно сказали на юбилейной встрече, что одному человеку такое дело не потянуть. Когда люди объединяются по интересам, тогда все получается. Это мой скромный вклад в ваше кино. Но я не собираюсь оставаться в стороне: готов вам помогать во всем, что потребуется.

- Давай не будем на «Вы», а просто Виктор. А то такое обращение усложняет работу. Ты, кстати,  не намного младше меня. Лады?  И кино не мое, а наше общее.
- Договорились.
Виктор встал из-за стола и подошел к окну. Тяжелые шторы касались его ног. Он прижался лицом к окну, будто пытаясь разглядеть, что делается на улице. Кроме движущихся машин и редких пешеходов ничего не увидел. Постояв с минуту, повернулся  к Павлу.
- Ты, как я понял, инженер?

- Ну да. Я закончил факультет радиоэлектроники в политехническом, работал на телевизорном. А после закрытия завода подрабатываю мелким ремонтом. В основном специализируюсь по строительству, - добавил он, опустив голову. – Ну, иногда по старой памяти приглашают ремонтировать телевизионную технику. Благо в свое время запасся кое-какими запчастями, которых сейчас днем с огнем не найдешь. Правда, работы все меньше и меньше: народ теперь  приобретает современную импортную аппаратуру. А с ней нет проблем, если не китайская – практически не ломается.
- Значит, ты скоро останешься без работы.

После приватизации тысячи людей оказались на улице, и кто как мог приспосабливался к новой жизни. Слабаки не выдерживали: спивались, принимали наркотики, занимались бандитизмом. Многие умирали от болезней и свалившихся на них стрессов,  тем самым портили статистику по численности населения страны.
- Приходится крутиться. Сейчас усиленно занимаюсь изучением компьютера. Без него скоро никуда, поэтому надо успеть запрыгнуть не в последний вагон. У самого, правда, такое старье, что можно сказать – каменный век. А чтобы купить новый, нужны мани. Потихоньку коплю, осталось уже немного.
- А что у тебя с аэроклубом? Ты летаешь?

- С полетами, наверно, придется навсегда завязать.
- Не понял? Ты такой активный и молодой, а хочешь бросить небо.  Как-то не вяжется с твоей нерастраченной энергией.
Паша тяжело вздохнул и опустил глаза. Было видно, что он переживает и чего-то не договаривает. Подергав свою бороду, он посмотрел на Виктора и сказал:
- Я бы рад навсегда остаться в авиации, мне нравится. Но обстоятельства, сложившиеся в нашей стране, не позволяет этого сделать. Ты же слышал, что говорил начальник аэроклуба?
- Слышал, конечно. Ну и что?

- Значит, самого главного не понял. Он сказал, что наш ОРЛАН-АВИА приватизирован. Дальше он не стал распространяться, чтобы не пугать людей деталями этой хитрой приватизации. А смысл заключается в том, что теперь аэроклуб стал частным. И за все, как ты знаешь, надо будет платить. Государство от его содержания и всего, что с ним связано, открестилось. Летчики-любители нам не нужны. Сейчас военная авиация разваливается, самолеты заправлять нечем. Да и вообще у нас идет разоружение, а тут какой-то аэроклуб.  На его содержание требуются  немалые расходы. А  где взять деньги? Вот нашлись добрые дяди с толстыми кошельками, которые нас прибрали к своим рукам. Теперь на нашем аэроклубе они будут зарабатывать деньги. А мы им не нужны. Каждый час полета будет стоить около ста баксов. Ты представляешь, какие это деньги? Где их взять? Вот ответ на твой вопрос. 

Виктор закачал головой. А Аня ничего ему об этом не сказала. Даже словом не обмолвилась на эту тему.
«Странно, очень странно, может, не хотела меня расстраивать. Или, скорее всего, нашла какой-то выход, чтобы летать. Однажды она говорила, что с ее налетом часов она может работать пилотом-инструктором. Вот куда, по-видимому, она навострила лыжи, - подумал Виктор. – Надо срочно все выяснить. И спросить, почему она даже не намекнула об этом? Вот так новость! Дикий капитализм пришел и к нам…»
- Ладно, с твоим аэроклубом вроде выяснили. Меня интересует главное – книги о Леваневском.

- Ну да. Вот они. – Он развернул пакет, выложил пять книг разной толщины в разных обложках. – По телефону я не назвал еще книгу Залужского «Штурман ледового перелета». Эта книга о Викторе Левченко, самом близком   Леваневскому человеке – его талантливом ученике по Севастопольской школе морских летчиков. – Он показал на небольшую книжку в тонком переплете. – Она вышла в 1976 году в Ростове. Тираж, если не ошибусь, триста экземпляров. Это очень мало. Видно, автор как-то ее протолкнул, потому что такими тиражами приличные издательства не занимаются. Раз они издавали, значит, мы ее найдем. Вот на нее у меня выписаны все данные. Если у Ирины Станиславовны не получится, закажем в Ленинке по МБА. Она сказала, что поможет.

- Класс! До того, как начинать снимать фильм, надо досконально изучить биографию Леваневского. Хотелось бы узнать о его родных и близких людях, кто его поддерживал и помогал ему, были ли у него враги и завистники. Если были, то на что они были способны. Таким людям обычно все завидуют, а кто-то и ненавидит… 
- Я еще  не закончил с литературой, - остановил его Павел. – Полярный радист Кренкель тоже отличился.  Эрнст Теодорович издал мемуары «RAEM – мой позывной». Леваневский, оказывается, был его друг, и Кренкель рассказал о нем, как о самом лучшем своем товарище. Судьба их свела во время челюскинской трагедии. А потом Леваневский хотел взять его в свой экипаж радистом. Но не судьба – тот уже дал согласие Папанину идти на полярную станцию, поэтому ему отказал.   
Пролистав книги, Виктор понял, что этих материалов уже достаточно, чтобы сценарий резко продвинулся вперед. Об их существовании он даже не подозревал.
 
- Ирина Станиславовна нашла еще пару старых публикаций о Леваневском. Говорит, их видно, мало, кто в руках держал, потому что все они напечатаны в каких-то незнакомых древних сборниках, вышедших до войны или в годы войны. Но а самая известная книга, в которой немного написано о Леваневском, я думаю у тебя есть?
- «Чкалов» что ли Георгия Байдукова?
- Она самая.

- Одно время она у меня  была настольной, но сейчас благодаря твоей литературе я здорово продвинусь вперед. Ну ты, Паша, настоящий исследователь! Это в политехническом тебе дали такие знания? - пошутил Виктор.
- Да, нет, конечно. Больно вы меня тогда заинтересовали поисками самолета Леваневского. Вот я и увлекся. Считаю, что долг любого человека помочь раскрыть тайну пропавшего самолета. Надо обязательно установить место гибели самолета и предать земле прах всех членов экипажа. А Леваневскому надо воздвигнуть памятник. К сожалению, до сих пор такого памятника нет. Насколько я осведомлен, материалы по сооружению памятника долго лежали в отделе культурного наследия.

Думали, вот-вот его поставят. Но не судьба: у нас, как всегда, только власть меняется, начинаем жить по-новому. Говорят, Хрущев отменил. Я не удивлюсь, если это так и было. А вот в Горьком после гибели Валерия Чкалова поставили ему памятник.  В одном из красивейших мест города – на высоком берегу Волги, прямо возле Кремля. На открытие приезжал его экипаж и жена Ольга Эразмовна с сыном. Открытие памятника превратилось в праздник, посвященный любимому герою.

3
Под впечатлением воспоминаний авторов, близко знавших Леваневского и написавших о нем в своих книгах, перед Виктором предстала его жизнь. Он увидел  молодую семью Леваневских, жившую в польском поселении Сокулки. Главным кормильцем был Александр – выходец из обедневшей  польской шляхты - привилегированного сословия, соответствовавшего дворянству, которое  существовало почти тысячу лет до начало 20 века, когда были упразднены все привилегии. Александр  зарабатывал на хлеб кузнечным делом. Жена Теофила  занималась домашним хозяйством и воспитывала сыновей Владика и Юзю. Родители весь день работали не покладая рук, и все равно, как и многие другие, еле-еле сводили концы с концами. Прослышал

Александр, что в столице Российской империи живется легче и загорелся туда переехать. Не откладывая на потом, поехал он в Гродно разузнать, как попасть в Петербург. В губернской канцелярии его приходу не обрадовались. Выслушав, с чем тот пожаловал, сказали, что никто его там не ждет, а тут все-таки у него хозяйство, хоть какое никакое, но свое, да еще есть работа. Тем не менее, по требованию Александра, оформили  ему документы. Справки выписали и на всю его семью. 

Провожать Леваневских пришла вся Сокулка. Мужики и бабы меж собой осуждали Александра, увозившего свою семью с насиженного места, а кто-то говорил ему прямо в глаза, что не дело покидать родительский дом. На дорогу пожелали удачи и сказали, чтобы не забывал своих земляков. А напарник по кузнице попросил разузнать, может и для него найдется там какая-нибудь выгодная работа.
В огромном Петербурге найти работу оказалось несложно. Подсобники требовались на фабрики и стройки, грузчики - в морской порт, кузницы – на Путиловский завод, на корабельные верфи, в небольшие мастерские. Но даже опытному кузнецу нигде не давали  жилье для семьи из четырех человек.  На Путиловском предложили ночлежку: две койки в общем бараке на 20 человек. Посмотрев, как мыкаются там люди, Александр отказался, а снимать жилье было дорого. Побегал он по городу, и кто-то подсказал, что надо искать работу дворника. Дворникам хозяева давали квартиру в доме, который те обслуживали. При этом в дворники брали здоровых работящих мужчин, чтобы они могли не только двор мести метлой, но и смотреть за домом, а, если надо, то  и постоять за жильцов.

Александру повезло: взяли его дворником на Васильевском острове и сразу дали двухкомнатную квартиру. Человеку, приехавшему с  задворок империи, о лучшем трудно было даже мечтать. Через два года в стольном граде родился Сигизмунд. Случилось это второго мая тысяча девятьсот второго года. Спустя пять лет после него там же появилась на свет девочка – Софья. Недолго прожила вся семья: пришло несчастье в их дом: умер отец.  Мать осталась с четырьмя детьми. Старшему Владику исполнилось всего двенадцать, а Юзеку и Сигизмунду десять и восемь. Без главного кормильца нужно было как-то жить, и  Теофила взвалила всю ношу на свои женские плечи. Целыми днями она шила белье и обмундирование для армии. Дети подрастали, а расценки за ту же работу, которую она делала год назад, урезали.

Через несколько месяцев стали снова платить меньше. Денег не хватало. Пришлось всем потесниться: вторую комнату Теофила сдала квартирантам. Отгородив перегородкой свою комнату, в освободившуюся пустили жильцов. Но и этих денег оказалось мало, и,  чтобы прокормиться, летом увозила она свою семью в родные Сокулки, где все трудились на своем  огороде и подрабатывали у других. Так всем миром и выживали. Пожив в городе и посмотрев на других, мать поняла, что детей надо учить. «Без ученья пропадете» – постоянно говорила она детям. Старшие Владислав и Юзеф пошли в уездное училище начальной ступени образования. Вслед за старшими братьями туда же поступил Сигизмунд.  Однако учился он недолго, окончив три класса, из-за нужды бросил училище.

В двенадцать лет  мальчик устроился чернорабочим на завод акционерного общества «Рессора». Там Сигизмунд познал жизнь рабочего человека. Целыми днями  приходилось таскать тяжелые катушки с проволокой на четвертый этаж, вниз – разные пружины и другую продукцмю. Зарплата небольшая, но он помогал своей семье. На столе появилось мясо и которые они давно не ели. Добавилось и хлеба.
После работы Сигизмунда тянуло на митинги, слушал он выступления разных людей. Больше всего ему нравились ораторы, отстаивающие сторону большевиков. Те говорили о тяжелой жизни рабочего человека и объясняли, что надо делать, чтобы сменить эту ненавистную им власть. Их идеи захватывали мальчишку и заставляли размышлять о будущем. А вскоре наступил октябрь семнадцатого года.

Но вместо ожидаемого улучшения жизни в стране наступил хаос и беспредел. Из-за отсутствия сырья и топлива закрывались заводы и фабрики, в магазинах исчезали продукты. Пятнадцатилетний Сигизмунд оказался на улице. Наступала зима, а вместе с ней в город приходил голод. Была введена карточная система на хлеб и всеобщая трудовая повинность. Леваневский вступил в Красногвардейский отряд, боровшийся с саботажниками и спекулянтами, разыскивал спрятанные продукты и изымал их в доход государства. А вскоре Сигизмунд со старшим Юзеком поехал в Вятскую губернию,

чтобы заработать хлеб для семьи. Это была единственная возможность прокормить семью. За работу продотрядовцы заводского комитета питерских рабочих получали по два пуда реквизированного хлеба. Из Вятки питерцев отправили в Уржум, где Сигизмунда поставили весовщиком. Заработав хлеб, Юзеф собрался домой, а Сигизмунд решил остаться. И сколько тот его не уговаривал вернуться в Петроград, чтобы с семьей уехать на родину в Польшу, он отказался.
- Моя Родина здесь, поэтому никуда я не поеду, - с достоинством ответил он брату.

Вскоре Сигизмунду, как бойцу продотряда Рабоче-крестьянской Красной Армии, куда он вступил, выдали военную форму и оружие. Задача отряда осталась прежней – раскулачивание зажиточных крестьян и отправка хлеба в Петроград и в Москву.
В это время к Уржуму подступала армия Колчака, и Леваневский настоял на том, чтобы его отправили на фронт. Из продотряда его отпустили. Командир полка, к которому он прибыл, прочитав характеристику, выданную комиссаром, и оценив его выправку, назначил Леваневского командиром роты, основу которой составляли дезертиры.  Так для него началась Гражданская война. Командовать солдатами, бросившими оружие и сбежавшими  с поля боя, было непросто, но молодой командир навел в роте дисциплину и сумел завоевать авторитет у красноармейцев. На этом военная карьера Леваневского не закончилась: его назначили командиром батальона, а через год - начальником штаба и затем - командиром стрелкового полка.  Война покатилась через Урал в Сибирь. Во время наступления Красной Армии на Восточном

фронте Леваневского контузило, и его отправили в госпиталь. Там у него поднялась высокая температура. Он бредил, кричал, метался по постели и даже пытался вскакивать. Доктор определил, что у него тиф. Санитары сразу перенесли больного в сыпнотифозный барак. Живым оттуда почти никто не выходил. Положение Сигизмунда было критическим: человек находился между жизнью и смертью. Не приходя в себя,  он мог умереть в любую минуту, но сильный организм победил болезнь. Леваневский остался жив. После выздоровления молодого красного командира выписали из госпиталя. Опираясь на палочку, он тихо шел навстречу  новой жизни, богатой суровыми испытаниями.
«Это было только начало тяжелого пути Сигизмунда Леваневского, - отложив очередную книгу, думал Виктор, - а потом началось его стремительное восхождение  на вершину славы, но впереди еще было столько трудностей!»