13. В дебрях Дремучего леса

Минуло более месяца с тех пор, как Грёза покинула замок Сказочная Твердыня, однако она вовсе не торопилась возвращаться обратно.

Конечно же, Бреальдьеге сам по себе ничем не заслужил её ненависти. Вместе с тем,  было похоже на то, что все её чувства к нему, кажется, вовсе исчезли.

С окончательной безнадёжностью Грёза осознавала, что её непонятное тёмное сердце по-настоящему принадлежит всё-таки Альстеду, всецело только ему одному. Погибшему, прекрасному единственному носферату… 

Грёза вновь обосновалась в дебрях Дремучего леса, в своём излюбленном месте, возле заброшенного троллического капища, о котором ходили самые невероятные легенды и слухи – ведь пирамидальный зиккурат служил местом упокоения седьмого и последнего древнейшего короля, великого шамана и могущественного жреца тайного культа, считавшегося покровителем этого края.

С течением времени строение не разрушилось, но – вросло в землю, Дремучий лес поглотил его, накрыл, словно зелёной шкурой – кустарником, мхами, волшебными травами.
Сквозь редкие трещины практически вечной каменной кладки прорастали тысячелетние деревья.

До Потусторонья отсюда было рукой подать, само-собой разумеется, весь этот труднодоступный участок леса на побережье Пограничной реки изобиловал представителями как обычной, так и самой нереальной демонической фауны.

Здесь встречались даже сладкоголосые певчие тролли – реликтовый вид человекоподобных демонов, практически истреблённый на всей территории континента, по причине своей необыкновенной красоты, простоты и доверчивости.

Однако в окрестностях самого зиккурата неизменно царила атмосфера возвышенной отрешённости и тишины, что очень нравилось Грёзе – ведь сюда не рисковали забредать ни зверь, ни человек, лишь василиски-падальщики да мертворожденные гомункулы безнаказанно плодились в щелях древнего культового сооружения.

Пирамида была окружена руинами стен и храмов, откуда начиналась, спускаясь вниз, к сакральному озеру у подножия Священной горы, и дальше, к излучине Пограничной реки – заброшенная насыпная дорога.

Безусловно, это место обладало мощной магической силой, способствующей частому явлению разнообразных духов, в том числе, и особенно – духов носферату.

Живя здесь, в лесной глуши, в полном уединении, теперь Грёза могла видеться с Альстедом каждую ночь….

…Две фигурки, залитые лунным светом, сидели на краю большого каменного алтаря, некогда служившего для жертвоприношений, середина которого была искусно выдолблена в виде глубокой чаши.

Грёза находила её весьма удобной.

Со ступенек алтаря громоздко свешивалась белесая туша пегаса с разорванным горлом.
Этот вечер был удачен – в двенадцать часов ночи жертвенная чаша была полна до краёв!

…По глубокому звёздному небу величественно плыла круглая луна – взирая на её мёртвенно-бледный, идеальный диск, Грёза беседовала с тенью Альстеда.

- Общаясь с князем Эли, я поняла, что любовь, милосердие, терпение и сострадание, доброта – это всё не пустые слова и какие-то абстрактные понятия, а реально существующие вещи… Меня это так поразило, Альстед!

- Тебе повезло… – отвечал носферату сдержанно.
 
Белеющий в ночи  ангельски-прекрасный лик Альстеда – казался чудесным видением, снисходительно явленным небесами грешной земле.

- Любовь действительно существует, и это – страшная сила! – добавила Грёза, любуясь его совершенной, нетленной красотой. – Представляешь, она может остановить даже мою ненависть.

- Да, любовь есть… Так, что же, ты хочешь вернуться к Бреальдьеге? – спросил Альстед с деланным хладнокровием.

- Нет, –  ответила Грёза,  не раздумывая.  – Я не вернусь, хотя остаюсь глубоко благодарна князю за всё, что он для меня сделал, но… кроме этого я не испытываю к нему более ничего… Зачем обманывать и притворяться? Всё кончено – ты же знаешь.

Альстед кивнул – он знал Грёзу, как самого себя.

- Вот почему я люблю тебя так долго? – спросила Грёза требовательно. – Разве это не странно?

Лицо Альстеда озарила благодарная улыбка – он склонился над жертвенником и жадно припал к содержимому чаши.

- Не знаю… –  наконец задумчиво ответил он, облизывая свои красивые губы. – Иногда я думаю, что когда-нибудь, однажды, это пройдёт…

- Не проходит, – возразила Грёза. – Ты словно моё второе «Я», я не могу без тебя…

Грёза взяла Альстеда за руку, капли крови на его губах напоминали росу на лепестках розы.
По-неземному прекрасное лицо носферату словно светилось изнутри – он заворожено смотрел в ночное небо…

Жертвоприношение целительно действовало на его неприкаянную душу – Альстед выглядел сейчас гораздо более реально, чем просто тень, казалось, он чудесным образом обретал плоть и кровь.

Вопреки обыкновению, Грёза могла ощущать даже тепло и тяжесть его руки…
Его обычно печальное настроение тоже изменилось в лучшую сторону – носферату был умиротворён, тих и спокоен.

Так же спокойно было всё вокруг…

- Бреальдьеге будет искать тебя, – заметил Альстед как бы, между прочим. – Зачем ты вообще согласилась на этот брак?

- Так… захотелось… Это теперь мне уже всё равно. В последнее время – стало скучно с ним. Ведь он, всё же, просто человек. Всего-навсего…

Туманный ответ Грёзы не удовлетворил Альстеда:

- Ты его любила, я знаю, – отрешённо проговорил он, однако фраза прозвучала как упрёк.

- Любила – разлюбила, – равнодушно констатировала Грёза. – Всего-то два месяца пылкой страсти. Ерунда.

Альстед усмехнулся, пожав плечами:

- Я бы на твоём месте, всё-таки встретился с ним и выяснил отношения,– посоветовал он.

Грёзе стало грустно. Действительно, её нежные чувства к такому прекрасному человеку, как князь Эли, длились недолго, и безвозвратно остались в прошлом – она это осознавала с полной очевидностью.

Грёза задумчиво перебирала в памяти свои увлечения, случавшиеся после гибели Альстеда – это всё были такие же короткие романы!

Только любовь, испытываемая ей к Альстеду, длилась и длилась – такое постоянное, глубокое и ровное чувство!
Чувство, делающее её счастливой.

Грёза вдруг с необыкновенной остротой ощутила всю глубину своей потери, ведь рядом с ней сидела всего лишь бесплотная тень.

Закрыв лицо руками, Грёза не смогла сдержать слёз. Альстед сочувственно взглянул на неё, и обнял, отрешённо, понимающе…

Прикосновение носферату, вкусившего животворящей крови, ощущалось, как вполне реальное – Грёза чувствовала тепло его рук и тела. Однако Альстед – не дышал, и сердце его не билось.

Его присутствие было обманчивым, ненастоящим, не приносящим никакого удовлетворения, даже, несмотря на то, что Грёза целовала сейчас его красивые губы, давным-давно мёртвые, и всё же, исполненные такой безупречно невинной и юной прелести, от всей души желая, чтобы эта ночь никогда не кончалась!

Тихое небо из тёмного превращалось в голубое – неотвратимо приближалось утро.

Повсюду вокруг, и гуще всего – у подножия зиккурата росли дикие беладоннорозы, окружали жертвенный алтарь, свешивали в чашу крупные белые цветки и полураскрытые бутоны.

Прохладный воздух уходящей ночи смешивал в себе волнующий коктейль из аромата лепестков и запаха свежей крови.

Томно вздыхала сонные мандрагоры.

Из каменной расселины в фундаменте капища высунулась жабья морда василиска-падальщика:
Любопытно фосфоресцируя всем телом, он сделал было несколько шагов по направлению к алтарю, но, заметив присутствие духа носферату, в диком ужасе пискнул, погас, и – провалился сквозь землю.

Альстед только издевательски расхохотался, блестя глазами.

Василиски-падальщики были самыми наглыми, тупыми и самоуверенными представителями местной демонической фауны, но даже они трепетали перед носферату.

Смех Альстеда был жуток и далеко разнёсся по Дремучему лесу. Эхо не вернуло его обратно, оно не могло отразить звук голоса носферату, так же, как зеркала не могли отразить его тени…

Пытаясь справиться с подступающей грустью, Грёза принялась обрывать огромный пышно цветущий  куст, склонившийся над ними, и вскоре почти целиком засыпала благоухающими лепестками опустошённую жертвенную чашу, на краю которой по-прежнему сидели она и Альстед.

Мёртвой душе Альстеда понравилась эта затея.
Грёза осыпала его лепестками беладоннорозы с головы до ног:

- Ты такой же красивый, как эти розы, – сказала она. – Бесконечно красивый, вечно юный и вечно прекрасный!

Нежные цветочные лепестки чудесной короной венчали его великолепные, длинные, тёмные волосы, которые не портили даже отчётливые серебристые пряди, покрывали плечи и грудь – словно первый снег, невиданным роскошным нарядом, своей белизной необычайно резко контрастируя с неестественно-алыми губами прекрасного носферату.

Горизонт неотвратимо светлел – летние ночи были коротки.

Альстед, предчувствуя скорое появление первых лучей солнца, несовместимых с его пребыванием на этом свете, нахмурился, отвернулся, и, сорвав с белладоннорозового куста полураскрытый бутон, закусил губами, ощутив уколы острых шипов и горькую радость от того, что может ещё что-то чувствовать, быть в этом мире, а не скитаться, рея, затерянным где-то в нереальности, вне всяких сфер, неудовлетворённым, вечножаждущим и несчастным…

Ещё несколько мгновений Альстед сидел рядом с Грёзой, мрачно опустив глаза, не смея взглянуть на розовеющий восток…

Грёза едва успела коснуться его руки – в следующий миг беспощадный солнечный свет обратил ненаглядный призрак в ничто.

Цветок беладоннорозы обречённо упал на край алтаря, и скатился оттуда по ступенькам на землю, надломленный и нелепый…

Грёза тупо смотрела на бриллиантовую пыль росы в том месте, где пропала тень её возлюбленного, ненавидя солнце, ненавидя дневной свет, ненавидя целый мир за своё катастрофическое одиночество, ненавидя, даже, кажется, самоё себя, и чувствуя абсолютное бессилие что-либо изменить…