16. Во сне и наяву

Грёзе снился сон:

Как будто она и Альстед самозабвенно кружились в сказочном танце без конца и начала, затерявшись в тёмно-голубом бескрайнем пространстве нереально-огромного зала, полного многозначительной тишины, где они были одни, только вдвоём, всецело поглощённые друг другом…

Вместо потолка в том волшебном зале – были высоко мерцающие льдистые звёзды, вместо стен – упоительно дальние дали, где скрывалось будущее – в зыбкой дымке неясных радостных предчувствий, волнующих загадок и манящих тайн, будущее, в котором сбывались самые заветные мечты!

Синие глаза Альстеда, его лицо, казавшееся таким невероятно прекрасным, тепло его рук – Грёза чувствовала себя словно в раю, счастливой, как никогда прежде, даже, несмотря на то, что откуда-то совершенно точно знала – всё это просто сон, а чудесный сказочный танец называется: «Вальс влюблённых, разлучённых навеки»…

… А потом Грёзу разбудил, конечно же – певчий тролль.

Голенький и розовый, с жирными складочками на толстом животике, близоруко щуря невинные голубые глазки, сонный, смешной и нелепый, он старательно карабкался через Грёзино тело, щекотно перебирая маленькими ручками, широко растопыривая наманикюренные пальчики, и нетерпеливо попискивая, ибо спящая Грёза преграждала ему путь к родному певчетролльскому гнезду – крайне сложному, непонятному для средних умов, очень стильному сооружению, похожему сразу на огромный термитник, китайскую пагоду и филиал музыкальной школы: томное мяуканье, кричанье, визг и прочие мелодические пассажи, доносящиеся из недр сего невообразимого архитектурного шедевра, жизнеутверждающим и дико какофоничным хором приветствовало утреннюю зарю!

Грёза поморщилась: она была так счастлива в своём сне и вот опять эта грубая реальность!

Поймав нарушителя  покоя за шиворот, она принялась мстительно теребить его, пощипывая за жирные складочки, подбрасывая, играясь, как кошка с мышью, отпуская и тут же неумолимо ловя, снова и снова…

В ответ певчий тролль, попискивая, весело кривлялся, широко улыбаясь и кокетливо строя глазки в обычной манере, свойственной породе этих сладкоголосых демонов, потом – защебетал какой-то невозможный бред, покраснел, пожелтел, пошёл чёрно-розовыми полосами, издал ряд полифонических звуков запредельно-низкого тембра, и вдруг – совершенно неожиданно метнул икру, похожую скорее на ртуть.

В свободном полёте та, с жутким сернокислым шипением прожгла стебли и листья окружающей растительности, пала на землю и мгновенно ушла на неизмеримую глубину, с целью, до сих пор неизвестной официальной науке. (Однако если верить последним смелым гипотезам некоторых фанатичных зоодемонологов – никак иначе, чтобы тайно зреть там до срока, наливаясь магическими ядами, токами, соками, и прочими нереальными флюидами, постепенно преобразуясь в нечто доселе неизведанное, непредсказуемое и категорически несовместимое с обычной жизнью.)

Несколько икринок угодили Грёзе прямо в нос, она фыркнула, отплёвываясь как от серебряной дроби, коварный же певчий тролль, воспользовавшись её замешательством, вырвался и радостно сбежал, заметая следы толстым пушистым хвостиком с кисточкой на конце.

Певчие тролли в своём гнезде победоносно взвыли на новый лад, а Грёза – со всех ног кинулась к старому сакральному озеру у подножия зиккурата:

Согласно распространённым суевериям, икра певчего тролля являла собой афродизиак непреодолимой убойной силы, а в некоторых особо тяжёлых случаях – способствовала развитию пожизненной возвышенной и романтической влюблённости.

Хорошо знакомая с народным фольклором Грёза торопилась как можно скорее свершить избавительное омовение ритуальными водами.

Стремительно преодолев камни, руины, обломки статуй, жертвенников, оракулов, некогда предсказывающих будущее, и тому подобный храмовый мусор, Грёза с разбегу окунулась в тихую заводь, казавшуюся насыщенно тёмно-зелёной, благодаря кронам деревьев, склонившихся над ней, и обомшелым глыбам пирамиды святилища, отражавшегося в зеркальной глади озера с пугающей ясностью.

Хотя отправления языческих культов давным-давно канули в прошлое, земли в окрестностях старого озера были плотно заселены природными духами и самой разнообразной нежитью.

Русалки со свежими водорослями, обмотанными вокруг шей, и волокнами тины, наброшенными на плечи, словно боа, водившие хороводы вокруг шелестящих серебряными листьями ив, при виде оборотня с визгом бросились врассыпную и попрятались в густой осоке и остролисте.

Корни утопленной мандрагоры, немо разевая отвратительно-бледные рты, и несчастные мертворожденные  гомункулы – плоды греховного общения легкомысленных пейзанок с призраками носферату, жестоко преданные воде, также не стали искушать судьбу, и, сбившись в стайки, уплыли куда подальше.

Зловонные куколки троллеподов покрылись горьким мхом старости, жалобно всхлипнули и притворились мёртвыми.

Личинки вурлускра рефлекторно обратились в песок.

Неповоротливые гоблины, принимающие грязевые ванны на отмели, тревожно загудели, пустили мутные пузыри, и, на всякий случай прикинулись – кто гнилой корягой, кто – бревном…

Рой сильфов суматошно поднялся в воздух и завис на безопасной высоте, трепеща радужными крылышками.

Одинокий линяющий чудесник окутал себя ядовитым прозрачным коконом, и с задумчивой отрешённостью канул на дно, растворившись в иле.

Старый уродливый зловещун, хлопая чёрными крыльями, мрачно предсказал: «быть беде…», уныло повесил жёлтый клюв, дунул, плюнул, и – провалился сквозь землю.

Приняв к сведению этот неблагоприятный прогноз, мерзавки и пакостники временно перестали дышать ядом и застыли, свернувшись в липкие, невкусные трубочки.

Мудряшки – облезли до неузнаваемости.

Нежнейшие эфемеры – в ужасе разбежались в разные стороны.

Невесть откуда взявшиеся гремучие болотные огни, длинной чередой гипнотически мерцающие у самой кромки озёрных вод – со змеиным шипением нервно повзрывались, один за другим…

Никто не хотел общаться с губительным монстром.

Даже постоянный хрономираж времён Второй Мировой Троллической войны, шутки ради зацикленный неупокоенным духом одного из бывших жрецов зиккурата на подробностях кровавых сцен ритуальных пыток тёмных эльфов – и полтора года багровым сгустком висящим над камышами, чуть ли не до смерти пугая местных пейзан, рыбаков, охотников и матросов троллеловецких шхун, проплывающих вниз по реке – при появлении оборотня, вздрогнул, заколебался, и, решительно, кадр за кадром перетранспонировался-таки в другую реальность.

…И только беленькие личики златокудрых добрых фей, живущих в старых дубах – по-прежнему приветливо маячили среди листвы, улыбаясь кротко и немного лукаво.

Распугав жителей мелководья, Грёза обернулась на хлюпающие звуки – по тенистому берегу в образе голого старика с зелёной бородой быстро прошёл сумрачный водяной, оставляя за собой мокрые следы…

Вокруг него, безуспешно пытаясь обратить на себя внимание, отчаянно прыгало не менее дюжины разнообразных призраков, с дико вытаращенными глазами и неестественно длинно высунутыми болтающимися языками, погибшие по различным причинам в водоёмах окрестности – один из них, вдобавок, был насквозь изрешечён серебряными пулями.
Они никак не могли принять свою судьбу – судьбу носферату.

Грёза поморщилась – в нос ударило резким запахом нашатырного спирта и серы, обычным запахом выходцев с того света.

Она отвернулась и поплыла к середине озера…

Её взгляд упал на дно: в толще вод, на самой глубине, куда не достигали лучи рассветного солнца, она вдруг узрела лик неописуемой красоты. Это был Альстед.

- Князь Бреальдьеге ждёт тебя, – молвили его прекрасные губы.

Грёза очарованно нырнула, чтобы приблизиться, но… видение затрепетало от набежавшей волны, пронизанной светом, мучительно улыбнулось, и – пропало…

Грёза вновь осталась одна, и вскоре вернулась на берег, туда, где в серых лопухах громоздились замшелые обломки статуй звероголовых богов, ранее украшавших храмовые фронтоны.

Обернувшись в человека, она со вздохом присела на одну из них, источенную временем до неузнаваемости.

- Будь осторожнее… – снова донеслись откуда-то слова, не отразившись эхом.

К ногам Грёзы грустно склонился кустик плакун-травы.

Грёза задумчиво пожала плечами, и принялась медленно обрывать её ажурные листики, равнодушно наблюдая за тем, как та захлёбывается горючими слезами…